Файл: Райх В. - Анализ характера.pdf

Язык  слов  выражает  цель  влечения  и  функцию  отдавания  так:  когда  в  организме

возникает  оргастический  рефлекс, влечение  к «удовлетворению» заставляет  его
недвусмысленно проявиться. Цель ясна: половой акт. В половом акте человек «отдается»
ощущению удовольствия; он «отдается» партнеру.

Слова  вроде  бы  недвусмысленно  описывают  этот  естественный  феномен, но  это

только

видимость.

Поскольку  вербальный  язык  представляет  собой  лишь  перевод

выразительного языка живого, мы не знаем, выражают ли на самом деле слова «половой
акт» и «удовлетворение» функцию  оргастического  рефлекса. Кроме  того, экспрессию
оргастических

конвульсий

невозможно  перевести  на  язык  слов. Давайте  еще  раз

усомнимся  в  том,  что  язык  слов  пригоден  для

непосредственного

понимания

естественного феномена, и  после  некоторых рассуждений мы  убедимся, что слова  часто
затуманивают, а не объясняют процессы. И тогда перед нами встанет следующий вопрос.

В  чем  же  причина  огромной  значимости  генитального  влечения?

Никто  не

сомневается  в  его  стихийной  силе, никто  не  может  его  избежать. Ему  подвержен  весь
живой  мир. Копуляция  и  связанное  с  ней  биологическое  функционирование  формируют
основу  функционирования  живого, гарантирующее  продолжение  его  существования.
Копуляция  является  базовой  функцией «зародышевой  плазмы», по  бессмертному — в
полном смысле этого слова — выражению Вайссмана. Человеческий род только отрицает
эту  мощную  природную  силу, но  отнюдь  не  упраздняет. Нам  известны  страшные
трагедии, произошедшие по этой причине.

Живое  обязано  своим  существованием

наложению

двух  оргонотических  систем

разного  пола.  Необходимо  усвоить,  что  у  нас  нет  ответа  на  самые  простые  вопросы:

каково  происхождение  этого  наложения  двух  влекомых  друг  к  другу  организмов
противоположного  пола? каково  значение  и «смысл» этого  наложения? почему
продолжение  существования  живой  природы  принимает  такую  форму  движения, а  не
какие-то другие?

Самая распространенная форма движения сексуального наложения представлена на

рис.

10.

Рис.

10

Сексуальное  наложение  сопровождается  оргонотическим  свечением (lumination)

клеток тела, проникновением и слиянием двух орго-нотических энергетических систем в
одно  функциональное  целое. На  пике  возбуждения (=свечения) две  оргонные  системы,
ставшие

единым

целым, разряжают  свою  энергию  в  клонических  конвульсиях. В  этом

процессе высоко заряженная субстанция (клетки спермы) разряжается, что в свою очередь
продолжает функцию наложения, проникновения и слияния.

Процесс  сексуального  наложения  нельзя  объяснить  словами. Он  возникает  из

организмических  ощущений, которые  вызывают  наложение  и  сопровождают  его.
«Влечение», «желание», «копуляция», «удовлетворение» и  т.д. — это  только  описания
естественного  процесса. Для  того  чтобы  его  понять, необходимо  найти  первичные
естественные  процессы, которые  имеют  гораздо  большее  значение, чем  сексуальное
наложение  организмов; они  намного  глубже  органических  ощущений, для  которых
подобраны соответствующие понятия вербального языка.

Оргастический  рефлекс  безусловно  следует  естественным  законам, он  неизменно

возникает  в  каждом  случае  успешного  излечения, когда  сдерживающие  панцирные

сегменты  окончательно  разрушены. Сексуальное  наложение  также  происходит  по
естественным  законам, оно  имеет  место  всегда, когда  свободно  проявляется
оргастический рефлекс и если нет никаких социальных препятствий.

Прежде  чем  мы поймем  выразительный язык живого в  оргастическом  рефлексе и

при  наложении, нам  необходимо  накопить  достаточное  количество  фактов,
свидетельствующих о естественных проявлениях. Непригодность словесного языка в этом
случае  свидетельствует  о  том, что  естественное  функционирование  выходит

за  пределы

сферы живого. Здесь имеется в виду не мистика, а функциональная связь между живой и
неживой природой.

Мы должны усвоить, что язык слов способен описать только те проявления жизни,

которые  можно  выразить  в  терминах  органических  ощущений  и  соответствующей
экспрессии: «гнев», «удовольствие», «тревога», «досада», «горе», «самоотдача» и  т.д.
Органические  ощущения  и  выразительные  движения, однако, ни  в  коем  случае  не
первичны. В  определенный  момент  естественный  закон  неживой  субстанции  неизбежно
должен  проникнуть  в  живое  и  проявиться  в  нем.  Иначе  не  может  быть,  ведь  живое
возникает  из  неживого  и  возвращается  в  него. Ощущения  организма, соответствующие
только  живому, можно  перевести  на  язык  слов, но  выразительные  движения  живого, а
именно те, которые имеют отношение к сфере неживого,

словами выразить нельзя.

Итак,

поскольку живое возникло из неживого, а неживая материя — из космической энергии, то
можно  предположить, что

в  живом  функционирует  космическая  энергия.

И  тогда

непереводимые  выразительные  движения  оргастического  рефлекса  в  сексуальном
наложении могут представлять собой космическое оргонное функционирование.

Я  знаю, насколько  невероятна  такая  рабочая  гипотеза, но  тем  не  менее  это  так.

Оргастическое  влечение, то  есть  влечение  к  наложению, всегда  идет  рука  об  руку  с
космическим  стремлением  и  космическими  ощущениями, и  представляет  собой
клинический факт. Мистические представления очень многих религий, вера в загробную
жизнь  и  переселение  душ  возникли  из  космического  стремления  и  функционально
зафиксированы в выразительных движениях оргастического рефлекса.

В момент оргазма

живое является Не чем иным, как частицей пульсирующей природы.

В конце концов, идея

о  том, что  человек  как  животное  является «частицей  природы», достаточно  широко
распространена  и  общеизвестна. Но  легче  использовать  фразу, чем  понять  с  научной
точки  зрения: в  чем

конкретно

состоит  функциональная  идентичность  живого  и

природного составов. Нельзя просто заявить, что устройство локомотива в своей основе
идентично  устройству  примитивной  телеги; необходимо  показать, как  на  протяжении
тысячелетий телега превращалась в локомотив.

Мы обнаружили, что проблема выразительного языка живого поднимает сложные

вопросы. Теперь 

пришло 

время 

выделить 

общие 

черты, связывающие

высокоорганизованные формы жизни с низкоорганизованными.

Техника  оргонной  терапии  показала, что

функционирование  животного  или

человека  имеет  много  общего  с  функционированием  червя;

на  это  ясно  указывает

сегментарная  структура  панцирных  колец. Разрушение  этих  сегментов  высвобождает
выразительные  движения  и  плазматические  потоки, которые  не  зависят  от  анатомии
мускулов и нервов. Они гораздо ближе к движениям перистальтики кишечника, червя или
простейших. До  сих  пор  существует  мнение, что  человек, несмотря  на  свое  развитие  из
филогенетически более ранних форм, представляет собой живое существо нового вида, не
связанное  с  теми  формами,  от  которых  он  произошел.  В  сегментах  позвоночника  и  в
ганглии  угадывается  сегментарный  характер  и  ясно  выраженная  червеобразная
биологическая  система. Однако, эта  система  является  сегментарной  не  только
морфологически,  то  есть  в  своей  жесткой  форме.  Оргонное  функционирование  и
панцирные  кольца  тоже  представляют  собой

функциональные

сегменты, но  при  этом

нельзя  сказать, что это последние «пережитки» мертвого прошлого в  живом  настоящем.
Скорее  всего  они  представляют  собой  наиболее  активный  и  функционально  важный

аппарат, ядро всякого биологического функционирования как животного, так и человека.
Из  сегментарного  функционирования  рождаются  биологически  важные  органические
ощущения  и  эмоции: удовольствие, тревога  и  гнев. Расширение  и  сокращение  как
функции  удовольствия  и  тревоги  представлены  от  амебы  до  человека. Мы  задираем
голову  от

УДОВОЛЬСТВИЯ

и  опускаем  ее  вниз,  испытывая  тревогу  так  же,  как  это  делает

червь. Если  амеба  и  червь  продолжают  жить  в  человеке  как  базовый  аспект
эмоционального  функционирования, то  было  бы  справедливо  связать  базовый
биологический  рефлекс  оргастического  наложения  с  простейшей  плазматической
функцией для того, чтобы его понять.

Мы  уже говорили, что конечности — это лишь продолжение грудного и тазового

сегментов. Наиболее  важный  и  самый  большой  ганглионарный  аппарат  локализован  в
середине торса, ближе к спине.

Каждый из нас видел кошку, которую берут на руки. Когда ее поднимают, тело у

нее  перегибается, голова  сближается  с  тазом, передние  и  задние  лапы  вяло  обвисают,
приблизительно как на

рис. 11:

Рис. 11.

Можно  вспомнить  множество  других  животных  в  такой  позе,  человек  тоже  не

составляет исключения. Во всех случаях, когда тело занимает определенную позу, налицо
экспрессия. Нелегко сразу понять, что выражает выбранная нами поза. После небольшого
расследования мы наткнулись на образ медузы со щупальцами.

Биофизикам необходимо научиться отличать

формы движения от телесных форм

и экспрессию от формы движения.

Несколько позже я подробнее рассмотрю этот вопрос,

сейчас  же  сравнения  с  медузой  будет  достаточно, так  как, взяв  на  вооружение  такую
аналогию, можно двигаться дальше. Центральный нервный аппарат медузы локализован в
области  поясницы, как  солнечное  сплетение  позвоночных. Когда  медуза  передвигается,
концы ее тела ритмично сближаются и удаляются друг от друга. Это наталкивает нас на
следующее 

заключение:

выразительные 

движения 

оргастического 

рефлекса

функционально  идентичны  живой, плывущей  медузе.

Окончания  тела, то  есть  торса,

движутся  навстречу  друг  другу, будто  в  стремлении  соприкоснуться. Их  сближение
демонстрирует сокращение, а максимальное расхождение — расширение или ралаксацию
оргонотической  системы. Это — самая  примитивная  форма

биологической  пульсации.

Если  эта  пульсация  становится  интенсивней, то  принимает

клоническую

форму, и  перед

нами предстает выразительное движение оргастической конвульсии

(см. рис. 12).

Рис. 12.

Изгнание  икры  у  рыб  и  семени  у  высших  животных  происходит  при

плазматической  конвульсии  всего  тела. Оргастические  конвульсии  сопровождаются
высоким возбуждением, которое мы переживаем как «пик» удовольствия. Выразительное
движение  оргастического  рефлекса  представляет  собой, таким  образом, мобилизацию
наиболее  важной  на  сегодняшний  день  биологической  формы  движения, которая  берет

начало  от  медузы. Следующий  рисунок  показывает  колоколообразную  или
медузоподобную форму движения.

При более близком рассмотрении функциональная идентичность движения медузы

и  оргастической  конвульсии  уже  не  кажется  столь  странной. Если  мы  признаем, что
сегментарная  структура  панцирных  колец  и  функциональное  возбуждение  напоминают
нам  червя  в  человеке, то  неудивительно, что  через  конвульсию  всего  тела  выражается
функционирование  медузы. Нам  необходимо  понять, что  это  не  мертвые, архаичные
«пережитки» филогенетического  прошлого, а

современная,

биоэнергетически  значимая

функция  высокоразвитых  организмов. Самые  примитивные  и  самые  высокоразвитые
плазматические функции аналогичны. Развитие  усложняет  жизнедеятельность организма
«высшими» функциями, как мы их называем, не изменяя сущности или функции «медузы
в человеке». Именно эта «медуза в человеке» представляет собой его единство с низшим
животным  миром. Подобно  тому, как  дарвиновская  теория  определяет  происхождение
человека  от  низших  позвоночных, так  и  оргонная  физика  редуцирует

эмоциональные

функции человека еще дальше, к формам движения моллюсков и простейших.

То, что  мы  называем «природой  человека», таким  образом, можно  изъять  из

области  мистики  и  поэтических  фантазий  и  перевести  на  конкретный  естественно-
научный  язык. Мы  имеем  дело  не  с  метафорами  и  аналогиями, не  с  чувственным
восприятием, а с конкретным, видимым и ощутимым процессом живого.

ГЛАВА XVI

ШИЗОФРЕНИЧЕСКОЕ РАСЩЕПЛЕНИЕ

*

«ДЬЯВОЛ» В ПРОЦЕССЕ ШИЗОФРЕНИИ

Идея

«дьявола» —

истинное  проявление

искажения

человеческой  природы. Нет

другого  такого  человеческого  переживания, которое  позволило  бы  так  хорошо  изучить

«дьявола»,

как

шизофрения.

Мир  шизофреника  в  чистом  виде  представляет  собой  смесь

мистицизма и человеческого эмоционального ада, проницательного и все же искаженного
видения,  Бога  и  Дьявола,  это  извращенный  секс  и  исковерканная  мораль,  рассудок  в
высшей  степени  гениальный  и  глубочайшее  сумасшествие, сведенные  воедино  в
ужасающих  переживаниях. Я  рассуждаю  здесь  о  заболевании, которое  в  классической
психиатрии  называется «dementia paranoides» или «ргаесох», а  не  о  так  называемом
«кататоническом  ступоре» или «процессе  гебефрении»

**

. Если  ддя  кататонии  типичен

тотальный  уход  от  реальности  и  тотальный  мышечный  панцирь, а  гебефренический
процесс 

в 

основном 

состоит 

в 

вялотекущем 

ухудшении 

биофизического

функционирования, то  начальная  фаза  параноидной  шизофрении, особенно  в  пубертате,
характеризуется  странными  идеями, мистическими  переживаниями, мыслями  о
преследовании и галлюцинациями, утратой силы рационального ассоциирования, потерей
фактического  смысла  слов  и  медленным  разрушением  организма, то  есть  целостного
функционирования.

Я  ограничусь  теми  происходящими  при  шизофрении  процессами, которые имеют

отношение  к  главной  линии  нашего  исследования: «Дьяволу» как  символу  извращения
человеческой  природы. Это  область  вторичных, извращенных  и  антисоциальных
влечений, которые  редко  проявляются  у  надежно  закованных  в  панцирь  невротиков;
область  первичных  биофизических  ощущений, потоков  протоплазмы  и  переживаний,
возникающих  при  столкновении  с  космическим  функционированием, переживаний,
которые  почти  полностью  блокированы  у  так  называемого  нормального  человеческого
существа; и, наконец, это  идеи  преследования  как  переживание, хотя  и  наиболее
сензитивной, но больной биосистемы.

В  мире  шизофреника  смешиваются  воедино  все  переживания, которые  у homo

normalis тщательно  отделены. «Хорошо  приспособленный» нормальный  человек
переживает  то  же  самое, что  и  шизофреник. Глубинная  психиатрия  не  оставляет  в  этом
сомнений. Homo normalis отличается  от  шизофреника  только  тем, что  дифференцирует
одно  от  другого. Днем  он  хорошо  приспособленный, социально  ориентированный
торговец  или  клерк; внешне  с  ним  все  в  порядке. Вечером  им  движет  вторичное
извращенное влечение, и он выходит из дома или офиса, чтобы нанести визит в какой-то
отдаленный  городской  район  и  посетить  подходящую  садистскую  или  сексуальную
оргию. Это — «второй  пласт» его  существования, четко  отделенный  от  внешнего,
показного. Он  верит  в  существование  божественной  сверхъестественной  силы  и  ее
противоположности -дьявола  и  ада, представляющих  содержание  третьего  пласта,
который опять же четко отделен от первых двух. Три основные группы не смешиваются
друг с другом. Нормальный человек забывает о Боге, когда ведет нечестный бизнес. Это
истолковывалось бы священником на воскресной проповеди как «грех». Homo normalis не
признает дьявола, занимаясь наукой; он не имеет никаких извращений, когда выступает в
роли  кормильца  своей  семьи, но  напрочь  забывает  свою  жену  и  детей, когда  позволяет
дьяволу увлечь себя в публичный дом.

*

 3адумана в 1940—1948 гг. Написана автором на английском языке в августе-сентябре 1948 г.

**

 Dementia paranoides — форма приобретенного слабоумия; dementia ргаесох — раннее слабоумие. Развитие

этих  понятий  привело  к  созданию  концепции  шизофрении. Кататонический  ступор — состояние  полной
неподвижности, наблюдающееся при шизофрении, инфекциях и интоксикациях, длится от нескольких часов
до нескольких месяцев. Гебефрения — форма раннего слабоумия, для  которой характерна преувеличенная
дурашливость, гиперболизация детских черт, склонность к чудачеству. —

Прим. ред.