ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 2655
Скачиваний: 8
161
«nec plus ultra» — дальше нельзя, дальше демоны, дальше вход
в ад. Нет, давай в ад, вперед. Кстати, поразительно, что статуя
свободы перед Нью-Йорком напоминает одну древнегреческую
богиню. Обратите внимание на специфику ее головного убора
с шипами. Так изображалась в Греции только одна богиня —
Геката, богиня ада. Поэтому она с факелом в руках, ведь зачем
факел днем? Это богиня ночи и богиня ада. Богиня, которая
живет по ту стороны столпов Геракла. Поразительно, что ее
хотели поставить французские архитекторы во Франции, но
поместили туда, где ей самое место, за пределы столпов Геракла,
в цивилизацию, которая стерла «nec» с эгиды у столпов. Таким
образом, сквозь такие огромные исторические циклы на
уровне многократного, конечно, иронического, творческого,
интеллектуального подразумевания, мы сталкиваемся с чередами
символов, понятий, концептов, которые отражают современные
стратегические модели, которыми оперируют современные
холодные эксперты, совершенно лишенные чувства юмора и
может даже философской подготовки, и философы древности,
которые осмысляли эти соответствия в более мифологических
терминах, но пытались высказать нечто очень похожее на то, с
чем оперируют современные геополитики.
Сакральная география школы ишрак
Итак, следующая тема — это сакральная география. В
качестве развития понимания особенности качественного
пространства можно привести противостояние между Востоком
и Западом в философии иранского платоника Шихабуддина
Яхъя Сухраварди, основавшего мистическую географию,
которую можно назвать предшественницей геополитики, где
фигурирует Запад и Восток вещей, причем это тоже качественное
понятие, как Суша и Море. Запад для Сухраварди это изгнание,
практически, как и для Прокла, в сторону атлантизма, в сторону
материи, в сторону менее лучшего мира, то есть, по сути дела,
совсем не лучшего мира. И Восток вещей — Восток сакральной
географии, где является мир истоков, мир озарения. Так вот
Дугин А. Г.
Взгляд на мир с позиции моря
162
Часть II. Евроцентризм
человеческая жизнь и судьба индивидуума с точки зрения
Сухраварди имеет свою цель: уйти из западного изгнания
и пробудиться, найти свой путь в страну Востока и уйти из
цивилизации моря, из талассократии, перейти в цивилизацию
суши. А посредине этого Запада и Востока, в центре мира,
согласно Сухраварди, стоит Пурпурный Архангел. Одно крыло
его белое, это восточное крыло, а другое затенено худшим из
миров, оно красно-черное. Вот этот Пурпурный Архангел с
двумя крыльями находится между, это как столпы Геракла в
картине Прокла. Точка перехода от мира моря в мир суши, от
мира титанов или демонов в мир богов и ангелов. Там стоит
страж порога, который является фигурой фундаментально
уравновешивающей эти два мира или границы между одним и
другим. Вот путешествие с Запада на Восток, из талассократии
в теллурократию, с точки зрения Сухраварди является
экзистенциальной, духовной, религиозной, мистической
задачей человека.
рим и Карфаген
Теперь переходим к Риму и Карфагену. Рим и Карфаген —
это второе воплощение теллурократии (Рим) и талассократии
(Карфаген). Здесь я позволю прочитать фрагмент текста Гил-
берта Честертона, которого знают как автора детективов, хотя
одновременно он был очень интересным философом, мыслите-
лем. Он описывал в духе качественной геополитики Карфаген
и Рим. Карфаген, с его точки зрения, был воплощением талас-
сократии. Итак, мы сегодня говорим о позиции Моря. Карфаген
означал выражение принципа «sea power» — морского могуще-
ства. Вот что пишет Честертон : «Я назову этот конфликт —
схваткой богов и бесов. На другом берегу Средиземного моря
стоял город, называющийся новым, он был старше, намного
сильнее и намного богаче Рима, но был в нем дух, оправды-
вающий такое название. Он назывался новым, потому что был
колонией, как Нью-Йорк или Новая Зеландия. Своей жизнью он
был обязан энергией экспансии Тира и Дидона — крупнейших
163
коммерческих городов, и как во всех колониальных центрах в
нем царил дух коммерческой наглости. Карфагеняне любили
хвастаться, и похвала их была звонкой как монеты; например,
они утверждали, что никто не может вымыть руки в море без их
разрешения. Это было повторено потом Британской Империей.
Они зависели практически полностью от могучего флота, как те
два порта, из которых они пришли, из Тира и Дидона. Карфаген
вынес из Тира и Дидона исключительную торговую прыть, опыт
мореплавания и многое другое. В новом городе, который рим-
ляне называли Карфагеном, как и в других городах финикий-
цев, главное божество называлось Молохом. Римляне не знали,
что с ним делать. Пришлось обратиться к самым примитивным
античным мифам, чтобы отыскать его слабое подобие Сатурна
пожирающего. Но почитателей Молоха никак нельзя назвать
примитивными, они жили в развитом и зрелом обществе и не
отказывали себе ни в роскоши, ни в изысканности. Вероятно,
они были намного цивилизованнее римлян» (подчеркнуто у Че-
стертона). « И Молох не был мифом, по крайней мере, питал-
ся он вполне реально. Эти цивилизованные люди задабривали
темные силы, бросая сотни детей в пылающую печь. Чтобы
это понять, попытайтесь себе представить, как Манчестерские
дельцы при бакенбардах и цилиндрах отправляются по воскре-
сеньям полюбоваться поджариванием младенца. Почему прак-
тичные люди убеждены, что зло всегда побеждает? Что умен
тот, кто жесток и даже дурак лучше умного, если он достаточ-
но подл? Почему им кажется, что честь это чувствительность,
а чувствительность это слабость? Потому что они, как и все
люди, руководствуются своей верой. Для них, как и для всех,
в основе основ лежит их собственное представление о природе
вещей, о природе мира, в котором они живут. Они считают, что
миром движет страх и поэтому сердце мира — зло. Они верят,
что смерть сильнее жизни, и поэтому мертвое сильнее живо-
го. Вас удивит, если я скажу, что люди, которых мы встречаем
на приемах и за чайным столом, тайные почитатели Молоха и
Дугин А. Г.
Взгляд на мир с позиции моря
164
Часть II. Евроцентризм
Ваала. Но именно эти умные, практичные люди видят мир так,
каким его видел Карфаген, в них есть та самая осязаемая грубая
простота, из-за которой Карфаген пал. Он пал потому, что дель-
цы до безумия безразличны к истинному гению. Они не верят в
душу, и потому, в конце концов, перестают верить в разум. Они
слишком практичны, чтобы быть хорошими, более того они
так глупы, чтобы верить в какой-то там дух и отрицают то, что
каждый солдат назовет духом армии. Одним словом, как могли
понять человека они, так долго поклонявшиеся слепым вещам,
деньгам, насилию и богам, жестоким как звери? И вот новости
обрушились на них, на жителей Карфагена. Зола повсюду раз-
горелась в пламя, Ганнибал, предводитель Карфагенской армии
разгромлен. Ганнибал свергнут. Сципион — римский полково-
дец, перенес войну в Испанию, он перенес ее в Африку. Под
самыми воротами «золотого города» Ганнибал дал последний
бой, проиграл его, и Карфаген пал, как никто еще не падал со
времен Сатаны. От нового города осталось только имя, правда
для этого понадобилась еще одна война и те, кто раскопал ту
землю через много веков, нашли крохотные скелеты, целые сот-
ни, священные остатки худшей из религий. Карфаген пал, по-
тому что был верен своей философии и довел ее до логического
конца, утверждая свое восприятие мира. Молох сожрал своих
детей. Боги ожили снова, бесы были разбиты, их победили по-
бежденные. Можно сказать, что их победили мертвые. Мы не
поймем славы Рима, ее естественности, ее силы, если забудем
то, что в ужасе и унижении он сохранил нравственное здоровье,
душу Европы. Он стал во главе империи именно потому, что
он стоял один посреди развалин. После победы над Карфаге-
ном все знали или хотя бы чувствовали, что Рим представлял
человечество даже тогда, когда был от него отрезан. Врагу, а
не сопернику отказывались поклоняться римляне и ненавидели
дух ненависти, владевший Карфагеном». И последняя эмоци-
ональная фраза из этой длинной цитаты Честертона: «Смех и
печаль соединяют нас с древними, нам не стыдно вспомнить о
165
них, и с нежностью мы видим сумерки над собинской фермой и
слышим радостный голос домашних богов, когда Катул возвра-
щается домой в Сермион. Карфаген разрушен «Carthago delenda
est». Вот в этом панегирике пуническим войнам Честертон вы-
ражает по-европейски поэтический дух того, что он видит как
сущность талассократии. Поразительно, что если Фукидид ней-
трален в определении талассократии, то Прокл довольно холод-
но и философски описывает, что это атланты и титаны, конечно,
представители бесов, демонов, титанов, но это не так уж плохо,
потому что это не самое лучшее. У платоников не было слова
«зла», зло для них было умалением добра. Был прекрасный гре-
ческий мир и был менее прекрасный, менее греческий талассо-
кратический мир Атлантиды.
Здесь мы имеем дело с предельно жестким дуализмом Рима
и Карфагена. Можно вспомнить сенатора Катона Старшего, ко-
торого часто высмеивали из-за того, что все свои речи в сена-
те он начинал и заканчивал фразой «Carthago delenda est». В
конечном итоге этот человек, над которым потешался римский
плебс, оказался прав. И если понять что такое талассократия
и теллурократия в метафизическом аспекте, то его предупреж-
дение о том, что необходимо разрушить этот город, сровнять
его с землей, оказалось совершенно верным. Во-первых, его по-
слушали, во-вторых, Сципион победил Карфаген и, в-третьих,
судьба мира (дальше об этом Честертон пишет) и судьба Рима,
ставшего территорией, где родился спаситель Христос, (Че-
стертон был христианином), зависела от того, кто одержит эту
фундаментальную победу, не просто одного государства, воюю-
щего с другим, а одной цивилизации, воюющей с другой циви-
лизацией; одного духовного начала, воюющего с другим духов-
ным началом; одной религии, воюющей с другой. Поэтому он
и говорит, что дело в талассократии, в торговой цивилизации,
в специфическом материале ориентации практического, эффек-
тивного мира, лежит в глубине религии. И у Рима был флот, и
сам Ганнибал был предводитель сухопутных армий, дело уже
Дугин А. Г.
Взгляд на мир с позиции моря