ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 2206
Скачиваний: 4
происхождении еврейского носа, который рассматривается как наследственный продукт привычного выражения возмущения; или что у работника ручного труда развиваются большие руки, что в будущем передается последующим поколениям. Одним из самых известных является пример с жирафом, чья длинная шея является наследственной характеристикой, полученной от предков, напрягавших все силы, чтобы достать листья с вершины деревьев в засушливой среде. По сути, такой подход подводит нас к идее, что изменения в социальном поведении и социальной среде могут через преемственность поколений приводить к изменениям в наследственных характеристиках.
Критическая точка зрения состоит в том, что ламаркианизм предполагает, что расовые характеристики не являются устойчивыми и постоянными, поэтому нередко могут изменяться с течением времени. Таким образом, если «рациональные» институты могут быть переданы отсталым расам с помощью цивилизаторской миссии, с течением времени это может привести к прогрессивным изменениям, проявляющимся в способности действовать рационально, что в конечном счете становится неотъемлемой особенностью генофонда расы. Не менее важным является, в какой степени нео-ламаркианизм может применяться для создания самых разнообразных концепций включения в мировую политику.
Империалисты, которые говорили о «бремени белого человека». реформаторы, которые говорили о «подъеме отсталых рас»... Южане, принявшие «закон Джима Кроу» и... те, кто рассматривал прогресс негроидной расы в свете учения Буке-ра Т. Вашингтона (Стокинг 1982: 253).
К этому списку я бы добавил анти-империализм Спенсера, а также жесткий расистский империализм Лестера Уорда и ла-маркианский социал-дарвинизм.
Обращаясь к позиции научного расизма относительно мировой политики я разделю материал на две общие категории— империалистический «наступательный расизм» и анти
империалистический «оборонительный расизм». Тем не менее, важно отметить большое разнообразие позиций, существующих внутрипредставленныхнаправлений.Так,принимаявовнимание оборонительный расизм, во-первых, я считаю, что нечто похожее можно найти у Герберта Спенсера и Уильяма ГрэмаСамнера; этот подход рассматривает империализм как разрушение естественного прогресса, к которому рано или поздно пришли бы все общества. Важно отметить, что империализм был бы шагом назад, препятствующим самопроизвольному развитию черной и желтой расы, одновременно с этим подталкивая «(белую) цивилизацию вновь к стадии варварства».Напротив, релятивистский расизм, к которому принадлежат Джеймс Блэр и Дэвид Старр Джордан, принципиально отрицает за восточной расой какое-либо прогрессивное действие, настаивая на том, что развитие не белой расы невозможно, в результате чего цивилизаторская миссия бесполезна, поскольку не белые расы просто не в состоянии стать цивилизованными. Кроме того, одно из важных положений оборонительного расизма подчеркивает «опасность желтой варварской расы», которая может представлять массивную угрозу господству белой расы, таким образом, наделяя желтую и иногда коричневую расу высоким уровнем действия, хотя и регрессивной/варварской природы (в частности, Чарльз Пирсон и Лотроп Стоддард). В целом самым общим положением оборонительного расизма является вера в то, что белая раса должна избегать контакта с не белой расой, чтобы не допустить расового загрязнения (особенно через расовое кровосмешение). Таким образом, удалось избежать проблемы империализма и вместе с тем установить препятствие для не белых иммигрантов (концепция западной «осажденной крепости»). Белый Запад настолько стремился отстраниться от не европейских рас, что сконструировал различные «расовые апартеиды в представлениях о мировой политике».
В свою очередь, оборонительный расизм отличается от империалистического, или, как я обозначил его, от наступательного расизма. Это нашло свое выражение в трудах расистских мыслителей либеральных и социалистических убеждений, некоторые из которых зашли настолько далеко, что охватили даже экстремистский расистский империализм, как например, Лестер Уорд, Бенджамин Кидд и Карл Пирс. Тема расизма нашла свое выражение также в «расистском реализме» (1889—1945). Примечательно, что расистский реализм не был однородным, он представлял собой микрокосм научного расизма, кроме того, он выражал различные типы расизма и, таким образом, выработал множество концепций империализма. Некоторые озабочены грядущей «желтой угрозой», приписывая желтой расе высокий, хотя и регрессивный/хищнический уровень действия, тем самым утверждая, что она представляет собой прямую угрозу цивилизации и, следовательно, требует империалистического сдерживания (например, ХэлфордМакиндер и Альфред Мэхэн). Точно так же, как я объяснил в главе 7, другие представители наступательного расизма обеспокоены не тем, что «варвары наступают!», а охвачены экстремальным уровнем расового беспокойства, который вытекает из их восприятия, что «варвары уже среди нас!» (например, Адольф Гитлер и Хьюстон Стюарт Чемберлен). В империалистической формулировке Гитлера, конечно, решением стало уничтожить варварскую угрозу, в частности, чужеродных евреев, а также непригодных белых немцев, которые способны загрязнить и тем самым подорвать жизнеспособность арийской расы. Тем не менее, были и те, кто смотрел на подобные угрозы гораздо менее пессимистично (например, Теодор Рузвельт и Генри Кэбот Лодж); наделяя восточные расы очень малой способностью к действию, они с огромной гордостью провозгласили, что белую расу ждет славное будущее, и ее благородная миссия заключается в распространении цивилизации во всем мире.
Чтобы закончить эту дискуссию, я выделю четыре основных варианта ориентализма или «типичного евроцентризма», в которых теория международных отношений была заложена еще до 1945 года, при этом отметив существенные различия внутри каждой из них. Что касается минимальных общих черт данных теорий, то все эти варианты аналитически отделяют Восток от Запада, освобождая последнее понятие от всех «негативных» черт и перенося их на первое10. Таким образом, идея Запада наполнена чисто добродетельными и/или прогрессивными свойствами, которые, в свою очередь, предполагают открытие всего прогрессивного в мировой политике. Напротив, Восток всегда считался менее прогрессивным, чем первопроходческий Запад. Иногда, в худшем случае, Восток считался хранилищем варварского или дикарского регрессивизма, представлявшего угрозу цивилизации и мировому порядку; в лучшем случае, ему суждено подвергнуться уничтожению со стороны действий вышестоящей цивилизованной белой расы или «милосердной» руки природы. Во всех случаях эти варианты вызывают неисторическую концепцию мировой политики и экономического/политического развития, обобщенного тропом «сначала на Западе, а затем где угодно» (Чакрабарти 200: особ. 4-11); или, если внести сюда некоторые поправки: «сначала Запад, а потом все остальные». Здесь можно отметить один нюанс: большое количество представителей научного расизма считали, что дикарь черной или красной расы никогда не достигнет развития даже в случае «исключительной опеки» Западной Империи. Для таких мыслителей троп «сначала Запад, а потом все остальные» трансформируется в «только один раз и только Запад».
Конечно, в то время как многие читатели могу понять немного неправильно понятие «сначала Запад, а потом все остальные», поскольку оно обращено к «наиболее разумному» и «здравомыслящему» обзору (евроцентристской) истории, сле
дует сказать, что я опровергаю егос различных позиций втре-тьей части книги с помощью своей не евроцентристской идиомы «без всех остальных может Запада может и не быть». Под этим я подразумеваю то, что Запад является не ранним, а поздним создателем: он обязан своим прорывом в современности во многом, хотя и не исключительно, Востоку, откуда были заимствованы всевозможные технологии, институты и идеи на протяжении долгого периода развития с 800 по 1800 гг. (см. также Хобсон 2004, 2007, 2011b).
Что касается периода после 1945 года, то научный расизм исчезает из теории МО (даже если и в программе евгеники остались некоторые особенности внутренней политики различных стран, включая США и Скандинавию в течение нескольких десятилетий). Явный евроцентризм принимает латентную форму на протяжении эпохи деколонизации и Холодной Войны. Я различаю «латентный» и «явный» евроцентризм на том основании, что первый воспроизводит многие аспекты последнего, но его евроцентристские свойства скрыты от непосредственного наблюдения11. Так, все явные разговоры об империализме опускаются, вместе с империализмом часто идет термин, который нельзя называть, например, неореалистские обсуждения американской и британской гегемонии (см. главу 8).
Равным образом, явные разговоры о «цивилизации против варварства» в значительной степени опускаются в пользу эквивалентных «продезинфицированных» понятий: «современности против традиции» и «ядра против периферии». Этот дискурс лежит в основе классического реализма и неореализма (см. главу 8), неолиберальногоинституционализма и классической плюралистической английской школы (см. главу 9), как и в большей части нео-марксизма (см. главу 10). Однако после 1989 года латентныйевроцентристскийинституционализм сильно отступает в значительной части критических теорий МО и уходит