Файл: Первая. Общетеоретические вопросы праздника как социальноэстетического феномена.docx

{172} Праздник как восполнение

Наиболее общим эстетико-культурным признаком праздника и праздничного мира (к последнему относятся все представления об идеальной жизни, об идеальных отношениях между людьми и соответствующие таким отношениям действия и поступки) служит то, что в системе этого мира как бы преодолеваются на крайне ограниченный срок реальные противоречия исторической действительности и исторического сознания, пребывающих в ситуации религиозного, политического и любого другого отчуждения.

Праздник со стороны этой основной функции оказывается общечеловеческой концепцией идеального мира во всех его возможных исторических проявлениях, но только потому, что в нем все противоречия реальной действительности уже заранее считаются как бы устраненными, не будучи таковыми на самом деле. В этом качестве праздник выступает как добавление к реальному, будничному миру. Его эстетико-культурное и одновременно функциональное назначение заключается именно в таком добавлении, посредством чего осуществляется баланс или регуляция внутри общественной системы на всех ее уровнях (политика, культура, сознание и психология).

Праздник — это идеальный мир, ставший на время реальностью. Он есть звено действительности еще и потому, что источник его возникновения — сама действительность, те общественные коллизии, которые здесь складываются. По этой причине, говоря об эстетической специфике праздника, о его эстетическом отношении к действительности, следует применять категорию «восполнение», означающую нечто среднее между художественным «отражение» и социологическим «компенсация».

Понятие «восполнение» предполагает существование какого-то более или менее сгармонизированного или завершенного целого, до которого время от времени «достраивается» действительность. Праздник и праздничный мир, им порождаемый, выступают в роли такого целого и, вероятно, будут выступать в такой роли всегда, ибо реальная действительность всегда будет сохранять в себе какие-то изъяны и противоречия, и необходимость {173} их условно-реального преодоления будет являться постоянным стимулом для праздника, порукой его вечного существования в качестве восполнителя, а тем самым и регулятора общественной системы, жизненная необходимость которой — равновесие.

Что может дать для понимания отношения между праздником и искусством такое толкование решающей функции праздника? Содержательный ответ на этот вопрос можно найти в рассуждениях Н. Берковского, высказанных им в связи с проблематикой античного театра, в частности комедийного театра Аристофана.

---

Берковский отлично понимает природу праздника и его исключительное значение в общественной жизни и в истории культуры. Но он не склонен чрезмерно переоценивать эту роль. Кажется, что он согласен с представлением о празднике как идеально-реальном восполнителе. Это подтверждает следующее его высказывание: «Праздник есть исключение, следовательно, все небывалое возможно в праздник, находится под его защитой и покровительством. Именно в атмосфере праздника возможны были все безумства этой комедии (“Птицы” Аристофана. — А. М.), “дурачества”, как называл их Гейне. Любое фантастическое допущение могло сразу же войти в силу, и одна несообразность спорила с другой, которая из них смелее и веселее»¹⁷⁰.

Театральное искусство и на стадии античности, и в средневековье, и позднее органически сплеталось с обрядом, с праздничными формами, сообщая последним особую зрелищность, но одновременно и обретая от контакта с ними отнюдь не условное полнокровие. Это не подлежит никакому сомнению. Но из этого факта не следует делать ошибочных выводов. И сегодня как будто кажется, что театру вовсе не следовало бы уходить от гомерического хохота, блеска и сияния праздничной игры, а навсегда остаться с ней и в ней. Но разрыв между театром и праздником тем не менее совершился, и в этом была своя логика, которую отмечал еще А. Таиров. Этот разрыв случился очень давно. Не только у Еврипида, но и у Аристофана, комедии которого, по словам Берковского, «следуют почину Дионисова празднества»¹⁷¹, {174} совершается отмежевание театра от праздника. В этой связи Берковский указывает на так называемый «мотив возвращения», являвшийся одним из структурных элементов античной драматургии: «Комедия эта (“Птицы” Аристофана. — А. М.) оторвалась от обыкновенных условий жизни, занеслась высоко, но обыкновенная жизнь незамеченным образом и исподволь возвращается». И далее: «В развязке этой комедии… перипетия вернулась к своему исходному пункту — к тому, что было до праздника, к обыденной логике обыденной жизни, к победе массово-типического над исключительностью…»¹⁷²

Отделение театра от праздника следует рассматривать с учетом длительного исторического развития общества и культуры и связывать не только с распадом целостной чувственности, утратой всенародной праздничности и всем тем, что несло с собой классовое расслоение и крепнущая государственность сначала феодального, а затем и буржуазного типа, но и со становлением

---

личности, противопоставлявшей себя стихии наивного коллективизма. Возникновение театра, его самостоятельная история позволяют открыть противоречия праздника как эстетико-культурного феномена, воспринять его как откровение, как катарсис, помогающий лишь противостоять социальным и жизненным неурядицам.

Эстетические возможности праздника и художественная беспредельность искусства театра

Праздник смягчает оппозиции реальной жизни на какое-то ограниченное время, а не устраняет их вообще. Узаконенные уклады будничной жизни терпят в этот момент известное поражение, но неправильно было бы думать, что они на самом деле побеждены праздником: после него будут приняты решительные меры, чтобы все поставить на свое место.

Таковы в конечном итоге социально-эстетические возможности праздника. Их не следует преувеличивать, но не нужно и преуменьшать, ибо, например, искусство, в {175} частности театральное, не способно и на такое условное и временное преодоление противоречий реальной действительности. Значит ли это, что праздник как социально-художественное явление выше искусства? Безусловно, нет. При известном сходстве они отличаются друг от друга и имеют разные обязательства перед обществом и культурой. Если праздник не может длиться бесконечно, то искусство — это своего рода «праздник», который всегда с нами. Оно включает в свою художественно-условную сферу и праздник, и, кроме того, саму будничную повседневность, всю действительность во всем ее объеме. В этой эстетической широте отношения к жизни искусство оказывается в некотором смысле богаче и содержательнее праздника как такового. Искусство никогда не согласится, чтобы его признавали только по праздникам. Оно хочет власти над всем временем человека и общества. И оно этой властью располагает. Включая в себя праздник, его идеальное, искусство очищает праздничный энтузиазм от присущей ему нередко грубой чувственности, от его неспособности к рефлектированию и самоиронии. Все это делает искусство крайне необходимым атрибутом человеческого существования и отчасти даже ставит на целую культурную ступень выше праздника как эстетико-социального феномена. Определенно одно, что искусство значительно вместительнее праздника, ибо в него входит не только праздничность, но и обыденность, не только праздничное ликование, но и послепраздничное протрезвление.

---

Если бы искусство исчерпывалось одними праздниками, оно было бы бессильным перед буднями, исчезало бы по будничным дням, что, вероятно, нанесло бы непомерный урон социальному бытию и культуре.

Итак, сравнительно с праздником искусство универсальнее, беспредельнее в своем эстетическом отношении к действительности. Оно, в отличие от праздника, который поднимает человека (и общество) над буднями и воспевает праздничную свободу, не желает и не может в силу своей особой художественной природы ограничивать себя ничем — ни праздником, ни игрой, ни свободой. Оно располагает универсальным эстетическим противоядием. Праздничность оно смиряет повседневностью, а повседневность — праздничностью. Художественно отражая и Воссоздавая жизнь во всем ее многообразии, искусство {176} предстает той условной эстетической реальностью, где ежечасно осуществляется диалог праздника и будней. Эта всеспособность искусства быть праздником для человека и не быть им, а точнее, совмещать в себе и то и другое делает его постоянным спутником человека и в радости, и в горе. Но заполняя собой праздник и внося в него художественное начало, искусство во всех своих видах и проявлениях тем не менее не способно заменить собой праздник как таковой. И дело не только в том, что праздник есть сама жизнь, а искусство всего лишь ее подобие, отражение, духовное выражение или проявление и т. п., не претендующее на то, чтобы его произведения принимали за действительность. Суть в том, что искусство, как широко его ни определять, а также каким всеспособным оно ни было бы, в силу своей особой природы не в состоянии решить некоторые проблемы праздника, как общесоциальные, так и сугубо эстетические. Не будем повторять здесь всего того, что говорилось выше по поводу проблематики свободного («праздничного») времени, «праздничного» сознания или мироощущения и др. Укажем на одну лишь эстетическую проблему, решаемую праздником и только праздником.

Искусство вообще, театр в частности, удовлетворяют потребность человека в прекрасном, идейно осмысливая те или другие жизненные явления. Но принимает ли каждый человек непосредственное участие в театральном действии? Нет, он здесь лицо пассивное. Конечно, присутствуя в театре, он не может не сопереживать, не заражаться теми чувствами и не следить самым внимательнейшим образом за теми событиями, которые происходят на сцене. Но он отделен от участия в драматическом действии четкой границей рампы и поэтому всего только зритель, хотя, как правило, и заинтересованный в определенном разрешении развертывающихся перед ним коллизий.

---

Театр, равно как и другие искусства, к тому же лишь приобщает человека к миру больших эстетических чувств, но не включает его в самый процесс их формирования, оставляя это право за теми, кто создает художественные произведения. С другой стороны, всевозможные эксперименты, направленные на включение зрителя в процесс создания самого искусства, чаще всего оказываются губительными для него, что подтверждается практикой {177} хэппенинга¹⁷³. Между тем человеку на самом деле присуща потребность не только созерцать и сопереживать то, что сотворено художниками, но и деятельно соучаствовать в том или ином творческом художественном действии. Именно эта потребность приводит к созданию всевозможных самодеятельных ансамблей, драматических, танцевальных, спортивных и прочих кружков. Однако даже самодеятельное, непрофессиональное искусство втягивает далеко не всех, а только тех, кто наделен особыми способностями, талантом, кто к тому же обладает известной смелостью выйти на сцену. Праздник как социально-художественный феномен обладает в этом смысле большими преимуществами: участие в нем «не зазорно» и обязательно для всех. Подлинный праздник — это когда не смотрят, а действуют, играют, радуются и веселятся все, демонстрируя публично свои творческие дарования и возможности.

---