Файл: Первая. Общетеоретические вопросы праздника как социальноэстетического феномена.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 08.11.2023
Просмотров: 648
Скачиваний: 2
СОДЕРЖАНИЕ
{9} Часть перваяОбщетеоретические вопросы праздника как социально-эстетического феномена
I. Постановка проблемы. О понятии праздника
II. Проблема праздника в научной литературе XIX – XX вв.Краткий обзор общих концепций праздника
III. Праздник и общение. К вопросу о социальной сущности праздника
IV. «Праздничное время», «праздничное мироощущение» и «праздничная свобода»
{133} V. Праздник и искусство. К вопросу о специфике праздничного выразительно-игрового поведения
{178} Часть втораяПраздник и революция
I. Празднества Великой Французской революции 1789 – 1793 гг.
II. Праздничность социалистической революции как понятие марксистско-ленинской эстетики
III. Октябрьская революция и зарождение советского массового празднества
IV. Ранний советский массовый праздник. Его праздничность, функции и обрядово-зрелищные формы
V. Эстетические противоречия раннего советского массового праздника
Луначарский о программе советского массового революционного празднества
Взгляды А. В. Луначарского на праздник интересны как пример творческого отношения к марксизму в вопросе о праздничности социалистической революции, а также с точки зрения тех конкретных и практически-организационных выводов, которые ранняя советская праздничная культура сделала для себя, основываясь на теории марксизма-ленинизма.
«Является совершенно бесспорным, — писал Луначарский, — что главным художественным порождением революции… будут народные празднества»213. В свете марксизма-ленинизма такое утверждение действительно было бесспорным, и Луначарский, обосновывая его, ограничился одним лишь аргументом, смысл которого сводился к следующему: революция устремляется сама к празднеству, ибо то, во имя чего она совершается, есть «свободная жизнь масс»214. Далее он весьма подробно {231} охарактеризовал стимул, лежащий в основе потребности масс к празднеству. «Для того чтобы почувствовать себя (свободными, пережить ситуацию свободы. — А. М.), — писал он, — массы должны внешне проявить себя, а это возможно только, когда… они сами являются для себя зрелищем.
Если, — продолжал Луначарский, — организованные массы проходят шествием под музыку, поют хором, исполняют какие-нибудь большие гимнастические маневры или танцы, словом, устраивают своего рода парад, но парад не военный, а насыщенный таким содержанием, которое выражало бы идейную сущность, надежды, проклятия и всякие другие эмоции народа, — то те, остальные, неорганизованные массы, обступающие со всех сторон улицы и площади, где происходит праздник, сливаются с этой, организованной, целиком, и, таким образом, можно сказать: весь народ демонстрирует сам перед собой свою душу»215.
Луначарский настаивал на необходимости идейного и профессионально-художественного руководства массовым празднеством, и все то, что сказано им по этому поводу, есть единственно верное переложение на язык практики идеи праздничности социалистической революции, сформулированной Лениным. «Надобно… предостеречь, — писал он, — от одного увлечения. Многим кажется, что коллективное творчество разумеет некоторое спонтанное, самостоятельное выявление воли масс. Но впредь, до тех пор, когда социальная жизнь не приучит массы к какому-то своеобразному инстинктивному соблюдению высшего порядка и ритма, — никак нельзя {232}
ждать, чтобы толпа сама по себе могла создать что-нибудь, кроме веселого шума и пестрого колебания празднично разодетых людей»216.
Согласно Луначарскому, настоящее празднество должно быть «организовано как все на свете, что имеет тенденцию произвести высоко эстетическое впечатление»217. Это утверждение не следует понимать в духе эстетики классицизма, в духе норм праздничной культуры эпохи французской буржуазной революции, возводящих «организацию» в культ, в некий самодовлеющий фетиш. Здесь имелось в виду нечто другое, а именно исторически необходимое требование, учитывающее тогдашний уровень культуры масс, в частности их неспособность к «инстинктивному соблюдению высшего порядка и ритма». Для Луначарского организация это не то, что подменяет собой самодеятельность, а то, что ее подталкивает, помогает ее становлению, это способ создания тех новых празднично-игровых и обрядово-зрелищных форм, в которые легко и свободно устремляются владеющие массами чувства героики, радости или веселья. Организация к тому же принимается здесь с учетом не только необходимости праздника (как политического и эстетико-культурного мероприятия), но и, что особенно важно, с обязательным учетом реальных возможностей для его проведения. Отсутствие последних исключает и сам вопрос о празднике.
«Для праздника, — утверждал в этой связи Луначарский, — необходимы следующие элементы. Во-первых, действительный подъем масс, действительное желание их откликнуться всем сердцем на событие, которое празднуется, во-вторых, известный минимум праздничного настроения, который вряд ли может найтись во времена слишком голодные и слишком придавленные внешними опасностями, в‑третьих, талантливые организаторы нужны не только в смысле, так сказать, полководцев празднества, размышляющих над общим стратегическим планом, дающих общие директивы, но и в смысле целого штата помощников, способных внедриться в массы и руководить ими, притом руководить не искусственно, не так, чтобы вся разумная организация {233} наклеивалась, как пластырь, на физиономию народа, а так, чтобы естественный порыв масс, с одной стороны, и полный энтузиазма, насквозь искренний замысел руководителей — с другой, сливались между собой»218.
Луначарский не ограничился общими высказываниями о празднестве. Сообразуясь с ленинскими принципами и опираясь на небольшой, но содержательный опыт самых первых советских празднеств, он наметил примерную программу того, как в идеале должен строиться праздник социалистической революции. Приведем некоторые, наиболее интересные места из этой программы.
«Народные празднества, — считал Луначарский, — непременно должны делиться на два существенно различных акта. На массовое выступление в собственном смысле слова, которое предполагает движение масс из пригородов к какому-то единому центру, а если их слишком много — к 2 – 3 центрам, где совершается какое-то центральное действие типа возвышенной символической церемонии. Это может быть спектакль, грандиозный, декоративный, фейерверочный, сатирический или торжественный, это может быть какое-нибудь сожжение враждебных эмблем и т. п., сопровождаемое громовым хоровым пением, согласованной и очень многоголосой музыкой, носящей характер торжества в собственном смысле этого слова.
Во время… шествий не только движущиеся массы должны явиться увлекательным зрелищем для неподвижных масс на тротуарах, на балконах, на окнах, но и обратно. Сады, улицы должны быть разнообразным зрелищем для движущихся масс путем соответственно декорированного устройства арок и т. п. …
Второй акт — это есть празднество более интимного характера либо в закрытых помещениях, ибо всякое помещение должно обратиться в своего рода революционное кабаре, либо в открытых: на платформах, на движущихся грузовиках, просто на столах, бочках и т. п.
Здесь возможна и пламенная революционная речь, и декламирование куплетов, и выступление клоунов с какой-нибудь карикатурой на враждебные силы, и какой-нибудь остродраматический спич, и многое другое.
Но необходимо, чтобы всякая такая импровизированная {234} эстрада во всех номерах своих носила тенденциозный характер. Хорошо, если в это влит будет просто безудержный непосредственный смех и т. п. …
В возможно большей степени непринужденность. Это главное. Правда, подобное непринужденное веселье во все времена предполагало вино, весьма способствующее, как известно, подъему настроения, но зато и чреватое иногда безобразными последствиями. Быть может, без помощи, но и без вреда со стороны Диониса дело пойдет чуточку серее, но зато значительно приличнее»219.
Такова программа празднества социалистической революции, предложенная Луначарским. Она предусматривала массовое торжество, посвященное важному, значительному событию, затрагивающему судьбы многих людей и способному по этой причине не только свести их воедино, но и вызвать у них возвышенное эмоциональное душевное настроение. Примечательно отсутствие какой-либо нормативности в части того, как устраивать и каким должно быть это торжество, ибо программа выдвигала ряд отличающихся друг от друга действ, которые могли выполнить функции торжественной праздничной церемонии (площадной спектакль в жанре трагедии, комедии или сатирического гротеска, фейерверк, сожжение эмблем, хоровое пение, многоголосая музыка и даже процессы труда, сопровождаемые пением и музыкой и направленные на высокие его формы: древонасаждение, закладка памятников и общественных зданий и т. п.). Торжественно-героический акт, концентрирующий вокруг себя огромную толпу и сливающий ее в одно целое, уравновешивался в этой программе актом иного рода, а именно камерным, строившимся на непринужденности, безудержном веселье и тоже объединявшим людей, но уже в другом качестве: это небольшие, распадающиеся и вновь образующиеся кружки и группы. Так, пережив сначала момент приобщения к серьезному, торжественно-героическому, участники праздника могли в дальнейшем насладиться праздничным общением друг с другом, полагаясь на собственную творческую изобретательность.
Программа массового празднества, предложенная Луначарским, как бы замыкает традицию понимания {235} праздничности социалистической революции, начатую Марксом и конкретизированную Лениным. В ней — ключ к живой практике советских революционных празднеств 20‑х годов.
III. Октябрьская революция и зарождение советского массового празднества
Внутренним источником массовых советских празднеств, развернувшихся после Октября 1917 г. на территории России, были события социалистической революции. Благодаря этим событиям в России установилась власть рабочих и крестьян, а тем самым сложились и внешние условия для легализации пролетарского праздника (маевки) в масштабе целого государства, о чем невозможно было даже и мечтать в недавнем прошлом. Но это только одна сторона дела. Другая еще более существенна.
Революционные события подготовили для ранних советских массовых празднеств не только внешние условия, могущие быть названные благоприятными для развития праздничной культуры, но и создали тот эмоционально-психологический потенциал, ту атмосферу небывалого в России подъема, чрезвычайного физического и душевного напряжения, которую эти празднества, как бы вместив в себя целиком, разрядили затем молниями праздничного энтузиазма.
Это произошло, разумеется, не сразу после ноябрьских событий, но довольно скоро, уже в Первомай 1918 г., когда советский массовый праздник впервые заявил о себе. До этого же момента совершалась лишь предваряющая и Первомай 1918 г., и другие советские массовые празднества своего рода трансформация праздничных настроений. Но уже тогда о празднике думала партия, думало рабоче-крестьянское государство, реформируя календарь, который ранее полностью подчинялся интересам церкви.
23 января (5 февраля) 1918 г. на заседании Совета Народных Комиссаров, проходившем под председательством Ленина, Луначарский доложил о новом календаре, а на следующий день Совнарком принял и опубликовал за подписью Ленина декрет «О введении в Российской {236} Республике западноевропейского календаря»220. Этим декретом отменялись те религиозные и старорежимные праздники, которые посвящались царствующим особам в честь их рождения, восшествия на престол, миропомазания и т. д., и вводились новые праздники — памятные дни великих событий революционной борьбы трудящихся России и всего мира. Так было положено начало государственному узаконению празднеств так называемого «Красного календаря», перечень которых, начиная с Первомая и дня «январского расстрела», отмечавшихся пролетариатом еще до революции, сразу же значительно расширился. «Красный календарь» (с учетом его последующего расширения в годы военного коммунизма) включал в себя следующие праздники: 1) «Кровавое воскресенье» (22 января), День памяти Либкнехта и Люксембург (17 января), День Красной Армии (23 февраля), День работницы (8 марта), День в память Парижской коммуны (18 марта), «Приезд Ленина в Петроград» (16 апреля), Первомай, «Июльские дни» (16 июля), Октябрьская годовщина, День в память московского вооруженного восстания (22 декабря) и др.