Файл: Первая. Общетеоретические вопросы праздника как социальноэстетического феномена.docx

Таково представление о праздничности революции пролетариата, выводимое из наблюдений и прогнозов Маркса, ибо формально он о праздничности этого рода и вообще о праздничности не говорит.

Осознав общие принципы социалистической революции, создав ее теоретическую программу, Маркс не стоял, как известно, перед необходимостью непосредственной практической подготовки и осуществления этой революции. Отчасти поэтому его представление о праздничности данной революции и не могло оформиться в собственно понятие эстетической науки. Празднично-культурный опыт Парижской Коммуны 1871 г. — самой ранней пролетарской революции, совершившейся при жизни Маркса, — был слишком ограниченным, чтобы дать ему возможность разработать этот вопрос {217} революционной эстетики. Во всем своем объеме он был поставлен позднее, в период подготовки социалистической революции в России, и формулировать его пришлось Ленину.

Понятие праздничности социалистической революции в ленинской социальной науке

Анализируя содержание революции пролетариата, ее политическую, социально-психологическую и эстетико-культурную природу, Ленин исходил из положений учения Маркса. Вместе с тем новый исторический опыт, в частности опыт русской революции 1905 г. — этой «генеральной репетиции» Октября 1917 г., — позволил Ленину вместе с общей теорией революции развить далее и революционную эстетику. Одним из ее новых понятий стала праздничность. Ленин впервые использовал это понятие в характеристике социальной революции, тем самым положив начало традиции рассматривать социально-политическое освобождение пролетариата как его праздник, а с другой стороны, установив прямое отношение между праздничностью революции и собственно пролетарским празднеством, предсказал успех праздничной культуры в случае победы социалистической революции задолго до самой этой победы.

Сошлемся по началу на некоторые ленинские определения революции, проливающие свет на сущность данного теоретического открытия.

«… Революция, — писал Ленин, имея в виду прежде всего революцию пролетарскую, — означает крутой перелом в жизни громадных масс народа… И как всякий перелом в жизни любого человека многому его учит, заставляет его многое пережить и перечувствовать, так и революция дает всему народу в короткое время самые содержательные и ценные уроки. За время революции миллионы и десятки миллионов людей учатся в каждую неделю большему, чем в год обычной, сонной жизни»

---

²⁰¹. «В истории революций, — отмечал Ленин в другом месте, — всплывают наружу десятилетиями и веками зреющие противоречия. Жизнь становится необыкновенно богата. На политическую сцену активным борцом {218} выступает масса, всегда стоящая в тени и часто поэтому игнорируемая или даже презираемая поверхностными наблюдателями. Эта масса учится на практике, у всех перед глазами делая пробные шаги, ощупывая путь, намечая задачи, проверяя себя и теории всех своих идеологов. Эта масса делает героические усилия подняться на высоту навязанных ей историей гигантских мировых задач, и, как бы велики ни были отдельные поражения… ничто и никогда не сравнится, по своему значению, с этим непосредственным воспитанием масс и классов в ходе самой революционной борьбы»²⁰². «… Объективная революционная ситуация, — говорит Ленин в другой работе, — … неизбежно порождает революционные настроения, закаляет и просвещает всех лучших и наиболее сознательных пролетариев. В настроении масс не только возможна, но становится все более и более вероятной быстрая перемена, подобная той, которая… была в России начала 1905 года… когда из отсталых пролетарских слоев в несколько месяцев, а иногда и недель, выросла миллионная армия, идущая за революционным авангардом пролетариата»²⁰³. «… Признак всякой настоящей революции: быстрое удесятерение или даже увеличение во сто раз количества способных на политическую борьбу представителей трудящейся и угнетенной массы, доселе апатичной…»²⁰⁴ «… Революцию осуществляют, в моменты особого подъема и напряжения всех человеческих способностей, сознание, воля, страсть, фантазия десятков миллионов, подхлестываемых самой острой борьбой классов»²⁰⁵.

Все эти высказывания Ленина касаются того, что в современной науке определяется понятием «общественное настроение», связанным всегда, но особенно в ситуации революции, с проблемой праздника. Характеризуя социалистическую революцию и оценивая ее значение, Ленин никогда не упускал из виду ее празднично-экзистенциальный смысл. Именно отчетливое понимание Лениным того, что руководимая пролетариатом народная революция означает: 1) крутой сдвиг, настоящий {219} перелом — в направлении подлинного обновления — жизни, быта, сознания и психологии масс; 2) переход миллионов простых людей от спячки и апатии, от мрачно-будничного, серого существования к активной политической борьбе, вызывающей действительные перемены во всех областях жизни и в культуре; 3) стремление народной массы практически решать великие исторические задачи, рождающее героизм и воодушевление; 4) провозглашение права на самостоятельное творчество и обретение его в полном объеме; 5) пробуждение

---

веками дремавших народных сил; 6) расцвет всех человеческих способностей — воли, интеллекта, чувственности, фантазии и др.; 7) нормальное состояние, «нормальный порядок» в истории; 8) яркое, максимально открытое проявление социальной жизни, — все это вместе взятое и позволило Ленину еще в 1905 г. прямо поставить вопрос о связи революции и даруемого ею социально-политического освобождения с праздником и прийти к выводу о наличии в самой революции, в действительности, ею творимой, в людях, ей причастных, могучего праздничного импульса.

В работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» мы читаем по этому поводу: «Революции — праздник угнетенных и эксплуатируемых. Никогда масса народа не способна выступать таким активным творцом новых общественных порядков, как во время революции. В такие времена народ способен на чудеса… Мы окажемся изменниками и предателями революции, если мы не используем этой праздничной энергии масс и их революционного энтузиазма для беспощадной и беззаветной борьбы за прямой и решительный путь.

… Кто в настоящий революционный момент сознательно способен предпочесть мирное плавание и путь безопасной “оппозиции”, — тот пусть лучше уйдет на время от социал-демократической работы, пусть дождется конца революции, когда минет праздник, снова начнутся будни, когда его буднично-ограниченная мерка не будет таким отвратительным диссонансом, таким уродливым извращением задач передового класса»²⁰⁶.

{220} Итак, отправным моментом в осознании праздничного характера пролетарской революции была для Ленина постановка вопроса о связи этой революции с праздником. Результат этого своеобразного «испытания» революции праздником, а праздника революцией и представлен в предложенном отрывке из работы «Две тактики социал-демократии в демократической революции».

Здесь сразу же необходимо оговориться: называя (или сравнивая) революцию с праздником, Ленин вовсе не думал отождествлять одно с другим, уравнивать содержание революции, имеющее свои трагические стороны, с содержанием праздника как достаточно локализованного в себе социального явления, всегда пребывающего на грани между действительным и условным, серьезным и игровым, а следовательно, по природе своей всегда противостоящего трагическому в его реальном выражении, более того, активно стремящегося к его преодолению в жизни. С помощью этого сравнения Ленин выражал свое оптимистическое ощущение революционной битвы, а также, на наш взгляд, фиксировал в соответствии с исторической логикой и нравственным законом праздничный аспект в социально-политическом освобождении пролетариата, в его революции, хотя сама эта революция воспринималась им в целом как серьезное трагическое состояние действительности, чреватое кровопролитием и лишениями. И, действительно, в той же работе «Две тактики социал-демократии в демократической революции» сформулирован этот аспект содержания революции. Это то, что Ленин условно называет «праздничной энергией». О сущности ее мы скажем чуть позже. Здесь же сошлемся на суждение Ленина о революции, высказанное в 1918 г. в полемике с теми, кто при виде грозного и трагического лика революции испугался и встал на путь решительного осуждения восстания пролетариата.

---

«Они готовы “теоретически” допустить революцию пролетариата и других угнетенных классов, наши сладенькие писатели “Новой Жизни”, “Впереда” или “Дела Народа”, только чтобы эта революция свалилась с неба, а не родилась и не росла на земле, залитой кровью в четырехлетней империалистической бойне народов, среди миллионов и миллионов людей, измученных, истерзанных, одичавших в этой бойне.

{221} Они слыхали и признавали “теоретически”, что революцию следует сравнивать с актом родов, но, когда дошло до дела, они позорно струсили, и свое хныканье дрянных душонок превратили в перепев злобных выходок буржуазии против восстания пролетариата. Возьмем описание акта родов в литературе, — те описания, когда целью авторов было правдивое восстановление всей тяжести, всех мук, всех ужасов этого акта, например, Эмиля Золя… (“Радость жизни”) или “Записки врача” Вересаева. Рождение человека связано с таким актом, который превращает женщину в измученный, истерзанный, обезумевший от боли, окровавленный, полумертвый кусок мяса. Но согласился ли бы кто-нибудь признать человеком такого “индивида”, который видел бы только это в любви, в ее последствиях, в превращении женщины в мать? Кто на этом основании зарекался бы от любви я от деторождения?»²⁰⁷

Совершенно очевидно, что Ленин отнюдь не идеализировал революцию, он связывал с ней острейший драматизм, мучительную напряженность и болезненность жизненных проявлений. Вместе с тем он видел в ней не только это. Отсюда отношение к революции как к правомерному жизненному акту, оправданному и исторически, и нравственно. Отсюда и не случайное сравнение революции с праздником, имеющее целью охарактеризовать не все содержание восстания пролетариата, а лишь одну его, может быть, самую светлую сторону.

Итак, «праздничная энергия» как словесная формула праздничного аспекта революции, определенно зафиксированного Лениным. Каков ее конкретный смысл?

«Праздничная энергия» есть, по-видимому, не что иное, как творческая субстанция, объединяющая в себе чувственно-практическую и идеально-условную деятельность масс в условиях революции. Она направлена на созидание новых общественных порядков, и обладание ею делает народ способным, как об этом говорит Ленин, на «чудеса» социального творчества, совершенно недоступные пониманию «с точки зрения узкой, мещанской мерки постепеновского прогресса». Последнее понятно, ибо такая позиция, будучи узкой и ограниченной, не позволяет тем, кто ее занимает, объективно осознать и,

---

{222} разумеется, принять то социально-творческое, что осуществляется как скачок, как решительный прорыв сегодняшней необходимости, как выход за пределы такой необходимости к свободе, поначалу чисто субъективной, но в дальнейшем обретающей реальность на основе складывающихся материальных предпосылок нового общества. «Праздничная энергия» имеет свой особый механизм творчества, и, хотя Ленин здесь вроде бы ничего не говорит по этому поводу, нетрудно представить этот механизм в действии.

Очень важным и во многом определяющим свойством «праздничной энергии» как социально-творческой субстанции является воображение. Эта духовная способность полностью раскрепощает себя в ситуации революционного сдвига, чтобы в качестве именно свободного воображения продуктивнее осуществить одну из своих главных функций — создание идеального образа будущего строя. Другим моментом «праздничной энергии» выступают эмоции, чувства и настроения, также ориентированные на то, что должно быть в будущем, чего не достает массам в настоящем. Но это еще не все. Дело в том, что эти и другие моменты, составляющие в совокупности «праздничную энергию», проявляются вовне не «непосредственно» — в виде просто эмоций, чувств, настроений или неких социологических проектов, а «опосредованно» — через формы праздничной культуры. Но почему так?

Масса, как участник, субъект социально-исторического творчества, почти никогда не выступает в роли теоретика. У нее — и это неоднократно подчеркивал Ленин — мысль сплавлена с фантазией и эмоциями, она не замыкается на себя, чтобы оформиться в теорию, а сразу же переходит в действие. Будучи призвана историей не только разрушать прогнивший общественный порядок, но и одновременно созидать новый строй, ставить вопросы о его природе, его формах, а также о методах самого социального строительства, масса решает эти задачи сообразно своим возможностям, а также с помощью тех форм культуры, которые, во-первых, наиболее доступны ей, а во-вторых, ассоциируются в ее сознании со свободой, с возрождением всей жизни на новых, идеальных началах. Именно поэтому праздничная культура оказывается в условиях революции той {223} сферой, через которую опосредуется социальное творчество массы, которая является одним из способов включения массы в строительство новых общественных порядков, открывающееся разрушением старых. Вот почему, с другой стороны, эмоции, чувства и настроения, рождающиеся в эпоху революции, обретают эстетическую, праздничную окраску, а воображение массы, ориентированное на идеальные формы общественности, неизбежно выступает прежде всего как художественное воображение. Это и есть метаморфоза праздника, как бы выходящего из своих берегов, метаморфоза совершенно особой праздничности, стирающей грань между буднями и праздником и пронизывающей собой всю атмосферу революционной эпохи. Это явление замечательно описано Н. К. Крупской:

---