Файл: Рассказов водном томе Серия Полное собрание сочинений (эксмо) Текст предоставлен издательством.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 08.11.2023

Просмотров: 95

Скачиваний: 2

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
(Плач оскудевшего Подай, голубчик,
холодненькой
закусочки… Ну и водочки…»
(Надгробная эпитафия)
Сижу теперь, тоскую и мудрствую.
Во время оно в родовой усадьбе моей были куры, гуси, индейки – птица глупая, нерассудительная,
но весьма и весьма вкусная. Намоем конском заводе плодились и размножались ах, вы, кони мои, кони, мельницы не стояли без дела, копи уголь давали, бабы малину собирали. На десятинах преизбы- точествовали флора и фауна, хочешь – ешь, хочешь зоологией и ботаникой занимайся Можно было ив первом ряду посидеть, ив картишки поиграть, и со- держаночкой похвастать…
Теперь не то, совсем не то!
Год тому назад, на Ильин день, сидел я у себя на террасе и тосковал. Передо мной стоял чайник, засыпанный рублевым чаем На душе кошки скребли, реветь хотелось…
Я тосковали не заметил, как подошел ко мне Ефим
Цуцыков, кабатчик, мой бывший крепостной. Он подошел и почтительно остановился возле стола Вы бы приказали, барин, крышу выкрасить – сказал он, ставя на стол бутылку водки. – Крыша железная, без краски ржавеет. А ржа, известно, ест Дыры будут За какие же деньги я выкрашу, Ефимушка? – говорю я. – Сам знаешь Займите-с! Дыры будут, ежели Да приказали бы еще, барин, сторожа в сад принанять… Деревья воруют Ах, опять-таки нужны деньги Ядам Все одно, отдадите. Не в первый раз бе- рете-то…
Отвалил мне Цуцыков пятьсот целковых, взял вексель и ушел. По уходе его я подпер голову кулаками и задумался о народе и его свойствах Хотел даже в
«Русь» статью писать Благодетельствует мне, великодушничает за что Зато, что я его сек когда-то… Какое отсутствие злопамятности Учитесь, иностранцы!
Через неделю загорелся у меня во дворе сарайчик.
Первым прибежал на пожар Цуцыков. Он собственноручно разнес сарайчики притащил свои брезенты,
чтобы в случае чего укрыть ими мой дом. Он дрожал,
был красен, мокр, точно свое добро отстаивал Теперь новый строить нужно, – сказал он мне после пожара. – У меня лесок есть, пришлю Приказали бы, барин, прудик почистить Вчерась карасей ловили и весь невод о водоросль разорвали Триста рублей стоит Возьмите Не впервой берете-то…
И так далее Почистили пруд, выкрасили все крыши, ремонтировали конюшни – и все это на деньги Цу- цыкова.
Неделю тому назад приходит ко мне Цуцыков, становится у дверей и почтительно кашляет в кулак И не узнаешь теперь вашей усадьбы-то, – говорит он. – Графу аль князю впору жить И пруды вычистили, и озимь посеяли, лошадушек завели А все ты, Ефимушка! – говорю я, чуть не плача от умиления.
Встаю и самым искреннейшим образом обнимаю мужика Бог даст, дела поправятся, все отдам, Ефимуш- ка С процентами. Дай мне еще раз обнять тебя Все починили и благоустроили Помог бог Осталось теперь одно только лисицу отседа выкурить Какую лисицу, Ефимушка?
– Известно какую…
И, помолчав немного, Цуцыков добавляет Судебный пристав там приехал Вы бутылки приберите-то… Неравно пристав увидит Подумает,
что у меня в имении только и дела, что пьянство

Фатеру прикажете вам в деревне нанять аль в город поедете?
Сижу теперь и мудрствую
Дочь Альбиона
К дому помещика Грябова подкатила прекрасная коляска с каучуковыми шинами, толстым кучером и бархатным сиденьем. Из коляски выскочил уездный предводитель дворянства Федор Андреич Отцов. В
передней встретил его сонный лакей Господа дома – спросил предводитель Никак нет-с. Барыня с детями в гости поехали, а барин с мамзелью-гувернанткой рыбу ловят-с. С самого утра-с.
Отцов постоял, подумали пошел к реке искать Гря- бова. Нашел он его версты за две от дома, подойдя к реке. Поглядев вниз с крутого берега и увидев Грябо- ва, Отцов прыснул Грябов, большой, толстый человек сочень большой головой, сидел на песочке, поджав под себя по-турецки ноги, и удил. Шляпа у него была на затылке, галстук сполз набок. Возле него стояла высокая, тонкая англичанка с выпуклыми рачьими глазами и большим птичьим носом, похожим скорей на крючок, чем нанос. Одета она была в белое кисейное платье, сквозь которое сильно просвечивали тощие, желтые плечи. На золотом поясе висели золотые часики. Она тоже удила. Вокруг обоих царила гробовая тишина. Оба были неподвижны, как река, на
которой плавали их поплавки Охота смертная, да участь горькая – засмеялся
Отцов. – Здравствуй, Иван Кузьмич А это ты – спросил Грябов, не отрывая глаз отводы Приехал Как видишь А ты все еще своей ерундой занимаешься Не отвык еще Кой черт Весь день ловлю, сутра Плохо что- то сегодня ловится. Ничего не поймал ни я, ни эта кикимора. Сидим, сидим и хоть бы один черт Просто хоть караул кричи А ты наплюй. Пойдем водку пить Постой Может быть, что-нибудь да поймаем.
Под вечер рыба клюет лучше Сижу, брат, здесь с самого утра Такая скучища, что и выразить тебе не могу. Дернул же меня черт привыкнуть к этой ловле!
Знаю, что чепуха, а сижу Сижу, как подлец какой-ни- будь, как каторжный, и на воду гляжу, как дурак ка- кой-нибудь! На покос надо ехать, а я рыбу ловлю. Вчера в Хапоньеве преосвященный служилая не поехал, здесь просидел вот с этой стерлядью с чертовкой с этой Ноты сума сошел – спросил Отцов, конфузливо косясь на англичанку. – Бранишься при даме…
и ее же Да черт с ней Все одно, ни бельмеса по-русски не
смыслит. Ты ее хоть хвали, хоть брани – ей все равно!
Ты нанос посмотри От одного носа в обморок упадешь Сидим по целым дням вместе, и хоть бы одно слово Стоит, как чучело, и бельмы на воду таращит.
Англичанка зевнула, переменила червячка и закинула удочку Удивляюсь, брат, я немало – продолжал Грябов. Живет дурища в России десять лети хоть бы одно слово по-русски!.. Наш какой-нибудь аристократишка поедет к ними живо по-ихнему брехать научится, а они черт их знает Ты посмотри нанос Нанос ты посмотри Ну, перестань Неловко Что напал на женщину Она не женщина, а девица О женихах, небось,
мечтает, чертова кукла. И пахнет от нее какою-то гнилью Возненавидел, брат, ее Видеть равнодушно не могу Как взглянет на меня своими глазищами, так меня и покоробит всего, словно я локтем о перила ударился. Тоже любит рыбу ловить. Погляди ловит и священнодействует С презрением на все смотрит…
Стоит, каналья, и сознает, что она человек и что, стало быть, она царь природы. А знаешь, как ее зовут?
Уилька Чарльзовна Тфайс! Тьфу. и не выговоришь!
Англичанка, услышав свое имя, медленно повела нос в сторону Грябова и измерила его презрительным
взглядом. С Грябова подняла она глаза на Отцова и его облила презрением. И все это молча, важно и медленно Видал – спросил Грябов, хохоча. – Нате, мол,
вам! Ах ты, кикимора Для детей только и держу этого тритона. Не будь детей, я бы ее и за десять верст к своему имению не подпустил Нос точно у ястреба…
А талия Эта кукла напоминает мне длинный гвоздь.
Так, знаешь, взял бы ив землю вбил. Постой Уме- ня, кажется, клюет…
Грябов вскочили поднял удилище. Леска натянулась Грябов дернул еще разине вытащил крючка Зацепилась – сказал они поморщился. – За камень, должно быть Черт возьми…
На лице у Грябова выразилось страдание. Вздыхая, беспокойно двигаясь и бормоча проклятья, он начал дергать за лесу. Дерганье ник чему не привело.
Грябов побледнел Экая жалость Вводу лезть надо Даты брось Нельзя Под вечер хорошо ловится Ведь этакая комиссия, прости господи! Придется лезть вводу. Придется А если бы ты знал, как мне не хочется раздеваться Англичанку-то турнуть надо При ней неловко раздеваться. Все-таки ведь дама!
Грябов сбросил шляпу и галстук

– Мисс эээ… – обратился он к англичанке. – Мисс
Тфайс! Же ву при Ну, как ей сказать Ну, как тебе сказать, чтобы ты поняла Послушайте туда Туда уходите Слышишь?
Мисс Тфайс облила Грябова презрением и издала носовой звук Что-с? Не понимаете Ступай, тебе говорят, отсюда Мне раздеваться нужно, чертова кукла Туда ступай Туда!
Грябов дернул мисс за рукав, указал ей на кусты и присел ступай, мол, за кусты и спрячься там Англичанка, энергически двигая бровями, быстро проговорила длинную английскую фразу. Помещики прыснули Первый разв жизни ее голос слышу Нечего сказать, голосок Не понимает Ну, что мне делать с ней Плюнь Пойдем водки выпьем Нельзя, теперь ловиться должно Вечер Ну,
что ты прикажешь делать Вот комиссия Придется при ней раздеваться…
Грябов сбросил сюртуки жилет и сел на песок снимать сапоги Послушай, Иван Кузьмич, – сказал предводитель,
хохоча в кулак. – Это уж, друг мой, глумление, издевательство Я прошу вас (от франц – Je vous prie).

– Ее никто не просит не понимать Это наука им,
иностранцам!
Грябов снял сапоги, панталоны, сбросил с себя белье и очутился в костюме Адама. Отцов ухватился за живот. Он покраснели от смеха и от конфуза. Англичанка задвигала бровями и замигала глазами По желтому лицу ее пробежала надменная, презрительная улыбка Надо остынуть, – сказал Грябов, хлопая себя по бедрам. – Скажи на милость, Федор Андреич, отчего это у меня каждое лето сыпь на груди бывает Да полезай скорей вводу или прикройся чем-ни- будь Скотина И хоть бы сконфузилась, подлая – сказал Гря- бов, полезая вводу и крестясь. – Брр… холодная вода Посмотри, как бровями двигает Не уходит Выше толпы стоит Хе-хе-хе… И за людей нас не считает!
Войдя по колена вводу и вытянувшись во весь свой громадный рост, он мигнул глазом и сказал Это, брат, ей не Англия!
Мисс Тфайс хладнокровно переменила червячка,
зевнула и закинула удочку. Отцов отвернулся. Грябов отцепил крючок, окунулся и с сопеньем вылез из воды. Через две минуты он сидел уже на песочке и опять удил рыбу
Краткая анатомия человека
Одного семинариста спросили на экзамене Что такое человек Он отвечал Животное И, подумав немного, прибавил но разумное Просвещенные экзаменаторы согласились только со второй половиной ответа, за первую же влепили единицу.
Человека как анатомическое данное составляют:
Скелет, или, как говорят фельдшера и классные дамы, «шкилет». Имеет вид смерти. Покрытый простынею, «пужает насмерть, без простыни жене на- смерть.
Голова имеется у всякого, ноне всякому нужна. По мнению одних, дана для того, чтобы думать, по мнению других – для того, чтобы носить шляпу. Второе мнение не так рискованно Иногда содержит все- бе мозговое вещество. Один околоточный надзиратель, присутствуя однажды на вскрытии скоропостижно умершего, увидал мозг. Это что такое – спросил он доктора. – Это то, чем думают, – отвечал доктор.
Околоточный презрительно усмехнулся…
Лицо. Зеркало души, но только не у адвокатов.
Имеет множество синонимов морда, физиономия (у духовенства – физиогномия и лице, физия, физио- мордия, рожество, образина, рыло, харя и проч
Лоб Его функции стучать о пол при испрошении благ и биться о стену при неполучении этих благ.
Очень часто дает реакцию на медь.
Глаза – полицеймейстеры головы. Блюдут и на ус мотают. Слепой подобен городу, из которого выехало начальство. В дни печалей плачут. В нынешние, беспечальные, времена плачут только от умиления.
Нос дан для насморков и обоняния. В политику не вмешивается. Изредка участвует в увеличении табачного акциза, чего радии может быть причислен к полезным органам. Бывает красен, ноне от вольнодумства так полагают, по крайней мере, сведущие люди.
Язык. По Цицерону hostis hominum et amicus diaboli feminarumque
34
. С тех пор, как доносы стали писаться на бумаге, остался за штатом. У женщин и змей служит органом приятного времяпрепровождения. Самый лучший язык – вареный.
Затылок нужен одним только мужикам на случай накопления недоимки. Орган для расходившихся рук крайне соблазнительный.
Уши. Любят дверные щели, открытые окна, высокую траву и тонкие заборы.
Руки. Пишут фельетоны, играют на скрипке, ловят, берут, ведут, сажают, бьют У маленьких служат средством пропитания, утех, кто побольше, – для от Враг людей и друг дьявола и женщин лат
личия правой стороны от левой.
Сердце – вместилище патриотических и многих других чувств. У женщин – постоялый двор желудочки заняты военными, предсердия – штатскими, верхушка мужем. Имеет вид червонного туза.
Талия. Ахиллесова пятка читательниц Модного света, натурщиц, швеек и прапорщиков-идеалистов.
Любимое женское место у молодых женихов и у…
продавцов корсетов. Второй наступательный пункт при любовно-объяснительной атаке. Первым считается поцелуй.
Брюшко. Орган не врожденный, а благоприобретенный. Начинает расти с чина надворного советника.
Статский советник без брюшка – недействительный статский советник. (Каламбур Ха, ха) У чинов ниже надворного советника называется брюхом, у купцов нутром, у купчих – утробой.
Микитки. Орган в науке неисследованный. По мнению дворников, находится пониже груди, по мнению фельдфебелей – повыше живота.
Ноги растут из того места, ради которого природа березу придумала. В большом употреблении у почта- лионов, должников, репортеров и посыльных.
Пятки. Местопребывание души у провинившегося мужа, проговорившегося обывателя и воина, бегущего с поля брани
Шведская спичка
(Уголовный рассказ)
I
Утром, 6 октября 1885 г, в канцелярию станового пристава го участка С-го уезда явился прилично одетый молодой человек и заявил, что его хозяин, отставной гвардии корнет Марк Иванович Кляузов, убит.
Заявляя об этом, молодой человек был бледен и крайне взволнован. Руки его дрожали, и глаза были полны ужаса С кем я имею честь говорить – спросил его становой Псеков, управляющий Кляузова. Агроном и меха- ник.
Становой и понятые, прибывшие вместе с Псеко- вым на место происшествия, нашли следующее. Около флигеля, в котором жил Кляузов, толпилась масса народу. Весть о происшествии с быстротою молнии облетела окрестности, и народ, благодаря праздничному дню, стекался к флигелю со всех окрестных деревень. Стоял шуми говор. Кое-где попадались бледные, заплаканные физиономии. Дверь в спальню Кля- узова найдена была запертой. Изнутри торчал ключ Очевидно, злодеи пробрались к нему через окно заметил при осмотре двери Псеков.
Пошли в сад, куда выходило окно из спальни. Окно глядело мрачно, зловеще. Оно было занавешено зеленой полинялой занавеской. Один угол занавески был слегка заворочен, что давало возможность заглянуть в спальню Смотрел ли кто-нибудь из вас в окно – спросил становой Никак нет, ваше высокородие, – сказал садовник
Ефрем, маленький седовласый старичок с лицом отставного унтера. – Не до гляденья тут, коли все поджилки трясутся Эх, Марк Иваныч, Марк Иваныч! – вздохнул становой, глядя на окно. – Говорил я тебе, что ты плохим кончишь Говорил я тебе, сердяге, – не слушался!
Распутство не доводит до добра Спасибо Ефрему, – сказал Псеков, – без него мы и не догадались бы. Ему первому пришло на мысль, что здесь что-то не так. Приходит сегодня ко мне утром и говорит А отчего это наш барин так долго не просыпается Целую неделю из спальни не выходит Как сказал он мне это, меня точно кто обухом Мысль сейчас мелькнула Он не показывался с прошлой
субботы, а ведь сегодня воскресенье Семь дней шутка сказать Да, бедняга – вздохнул еще раз становой. – Умный малый, образованный, добрый такой. В компании, можно сказать, первый человек. Но распутник,
царствие ему небесное Я всего ожидал Степан, – обратился становой к одному из понятых, – съезди сию минуту ко мне и пошли Андрюшку к исправнику, пущай доложит Скажи Марка Иваныча убили Да забеги к уряднику – чего он там прохлаждается Пущай сюда едет Асам ты поезжай, как можно скорее, к следователю Николаю Ермолаичу и скажи ему, чтобы ехал сюда Постой, я ему письмо напишу.
Становой расставил вокруг флигеля сторожей, написал следователю письмо и пошел к управляющему пить чай. Минут через десять он сидел на табурете, осторожно кусал сахар и глотал горячий, как уголь,
чай.
– Вот-с… – говорил он Псекову. – Вот-с… Дворянин, богатый человек любимец богов, можно сказать, как выразился Пушкина что из него вышло Ничего Пьянствовал, распутничали вот-с!.. убили.
Через два часа прикатил следователь. Николай Ермолаевич Чубиков (так зовут следователя, высокий,
плотный старик лет шестидесяти, подвизается на своем поприще уже четверть столетия. Известен всему
уезду как человек честный, умный, энергичный и любящий свое дело. На место происшествия прибыл сними его непременный спутник, помощники письмоводитель Дюковский, высокий молодой человек лет двадцати шести Неужели, господа – заговорил Чубиков, входя в комнату Псекова и наскоро пожимая всем руки. Неужели Марка Иваныча? Убили Нет, это невозможно Невозможно Подите же вот – вздохнул становой Господи ты боже мой Да ведь я же его в прошлую пятницу на ярмарке в Тарабанькове видел Я с ним,
извините, водку пил Подите же вот – вздохнул еще раз становой.
Повздыхали, поужасались, выпили по стакану чаю и пошли к флигелю Расступись – крикнул урядник народу.
Войдя во флигель, следователь занялся прежде всего осмотром двери в спальню. Дверь оказалась сосновою, выкрашенной в желтую краску и неповрежденной. Особых примет, могущих послужить каки- ми-либо указаниями, найдено не было. Приступлено было ко взлому Прошу, господа, лишних удалиться – сказал следователь, когда после долгого стука и треска дверь уступила топору и долоту. – Прошу это в интересах
следствия Урядник, никого не впускать!
Чубиков, его помощники становой открыли дверь и нерешительно, один за другим, вошли в спальню. Их глазам представилось следующее зрелище. У единственного окна стояла большая деревянная кровать с огромной пуховой периной. На измятой перине лежало скомканное измятое одеяло. Подушка в ситцевой наволочке, тоже сильно помятая, валялась на полу.
На столике перед кроватью лежали серебряные часы и серебряная монета двадцатикопеечного достоинства. Тут же лежали и серные спички. Кроме кровати, столика и единственного стула, другой мебели в спальне не было. Заглянув под кровать, становой увидел десятка два пустых бутылок, старую соломенную шляпу и четверть водки. Под столиком валялся один сапог, покрытый пылью. Окинув взглядом комнату, следователь нахмурился и покраснел Мерзавцы – пробормотал он, сжимая кулаки А где же Марк Иваныч? – тихо спросил Дюковский.
– Прошу вас не вмешиваться – грубо сказал ему
Чубиков. – Извольте осмотреть пол Это второй такой случай в моей практике, Евграф Кузьмич, – обратился он к становому, понизив голос. – В 1870 году был у меня тоже такой случай. Да вы, наверное, помните…
Убийство купца Портретова. Там тоже так. Мерзавцы убили и вытащили труп через окно

Чубиков подошел кокну, отдернул в сторону занавеску и осторожно пихнул окно. Окно отворилось Отворяется, значит, не было заперто Гм. Следы на подоконнике. Видите Вот след от колена…
Кто-то лез оттуда Нужно будет как следует осмотреть окно На полу ничего особенного незаметно сказал
Дюковский. – Ни пятен, ни царапин. Нашел одну только обгоревшую шведскую спичку. Вот она Насколько я помню, Марк Иваныч не курил в общежитии же он употреблял серные спички, отнюдь жене шведские.
Эта спичка может служить уликой Ах замолчите, пожалуйста – махнул рукой следователь Лезет со своей спичкой Не терплю горячих голов Чем спички искать, вы бы лучше постель осмотрели!
По осмотре постели Дюковский отрапортовал Ни кровяных, ни каких-либо других пятен Свежих разрывов также нет. На подушке следы зубов.
Одеяло облито жидкостью, имеющею запах пива и вкус его же Общий вид постели дает право думать,
что на ней происходила борьба Без вас знаю, что борьба Вас не о борьбе спрашивают. Чем борьбу-то искать, вы бы лучше Один сапог здесь, другого же нет налицо Ну, так что же

– А то, что его задушили, когда он снимал сапоги.
Не успел он снять другого сапога, как Понес. И почем вызнаете, что его задушили На подушке следы зубов. Сама подушка сильно помята и отброшена от кровати на два с половиной аршина Толкует, пустомеля Пойдемте-ка лучше в сад. Вы бы лучше в саду посмотрели, чем здесь рыться Это я и без вас сделаю.
Придя в сад, следствие прежде всего занялось осмотром травы. Трава под окном была помята. Куст репейника под окном у самой стены оказался тоже помятым. Дюковскому удалось найти на нем несколько поломанных веточек и кусочек ваты. На верхних головках были найдены тонкие волоски темно-синей шерсти Какого цвета был его последний костюм – спросил Дюковский у Псекова.
– Желтый, парусинковый.
– Отлично. Они, значит, были в синем.
Несколько головок репейника было срезано и старательно заворочено в бумагу. В это время приехали исправник Арцыбашев-Свистаковский и доктор Тютю- ев. Исправник поздоровался и тотчас же принялся удовлетворять свое любопытство доктор же, высокий ив высшей степени тощий человек со впалыми глазами, длинным носом и острым подбородком, ни с кем не здороваясь и ни о чем не спрашивая, сел на пень,
вздохнул и проговорил А сербы опять взбудоражились Что им нужно, не понимаю Ах, Австрия, Австрия Твои это дела!
Осмотр окна снаружи не дал решительно ничего;
осмотр же травы и ближайших кокну кустов дал следствию много полезных указаний. Дюковскому удалось, например, проследить на траве длинную темную полосу, состоявшую из пятен и тянувшуюся от окна на несколько сажен вглубь сада. Полоса заканчивалась под одним из сиреневых кустов большим тем- но-коричневым пятном. Под тем же кустом был найден сапог, который оказался парой сапога, найденного в спальне Это давнишняя кровь – сказал Дюковский, осматривая пятна.
Доктор при слове кровь поднялся и лениво, мельком взглянул на пятна Да, кровь, – пробормотал он Значит, не задушен, коли кровь – сказал Чубиков,
язвительно поглядев на Дюковского.
– В спальне его задушили, здесь же, боясь, чтобы он не ожил, его ударили чем-то острым. Пятно под кустом показывает, что он лежал там относительно долгое время, пока они искали способов, как и на чем вынести его из сада Ну, а сапог Этот сапог еще более подтверждает мою мысль,
что его убили, когда он снимал перед сном сапоги.
Один сапог он снял, другой же, то есть этот, он успел снять только наполовину. Наполовину снятый сапог вовремя тряски и падения сам снялся Сообразительность, посмотришь – усмехнулся
Чубиков. – Таки режет, таки режет И когда вы отучитесь лезть со своими рассуждениями Чем рассуждать, вы бы лучше взяли для анализа немного травы с кровью!
По осмотре и снятии плана местности следствие отправилось к управляющему писать протокол и завтракать. За завтраком разговорились Часы, деньги и прочее всецело начал разговор Чубиков. – Как дважды два – четыре, убийство совершено нес корыстными целями Совершено человеком интеллигентным, – вставил Дюковский.
– Из чего же это вы заключаете К моим услугам шведская спичка, употребления которой еще не знают здешние крестьяне. Употребляют этакие спички только помещики, и тоне все. Убивал, кстати сказать, не один, а минимум трое двое держали, а третий душил. Кляузов был силен, и убийцы должны были знать это К чему могла послужить ему его сила, ежели он,
положим, спал Убийцы застали егоза сниманием сапог. Снимал сапоги, значит не спал Нечего выдумывать Ешьте лучше А по моему понятию, ваше высокоблагородие, сказал садовник Ефрем, ставя на стол самовар, – пакость эту самую сделал никто другой, как Николашка.
– Весьма возможно, – сказал Псеков.
– А кто этот Николашка?
– Баринов камердинер, ваше высокоблагородие, отвечал Ефрем. – Кому другому, как не ему Разбойник, ваше высокоблагородие Пьяница и распутник такой, что и не приведи царица небесная Барину он водку завсегда носил, барина он укладывал в постелю Кому же, как не ему А еще тоже, смею предположить вашему высокоблагородию, похвалялся раз,
шельма, в кабаке, что барина убьет. Из-за Акульки все вышло, из-за бабы Была у него солдатка такая…
Барину она пондравилась, они ее к себе приблизили,
ну, а он известно, осерчал На кухне пьяный валяется теперь. Плачет Врет, что барина жалко А действительно, из-за Акульки можно осерчать, сказал Псеков. – Она солдатка, баба, но Недаром
Марк Иваныч прозвал ее Наной. В ней есть что-то, напоминающее Нану… привлекательное Видал Знаю – сказал следователь, сморкаясь в красный платок.
Дюковский покраснели опустил глаза. Становой забарабанил пальцем по блюдечку. Исправник закашлялся и полез зачем-то в портфель. На одного только доктора, по-видимому, не произвело никакого впечатления напоминание об Акульке и Нане. Следователь приказал привести Николашку. Николашка, молодой долговязый парень с длинным рябым носом и впалой грудью, в пиджаке с барского плеча, вошел в комнату
Псекова и поклонился следователю в ноги. Лицо его было сонно и заплакано. Сам он был пьян и еле держался на ногах Где барин – спросил его Чубиков.
– Убили, ваше высокоблагородие.
Сказав это, Николашка замигал глазами и заплакал Знаем, что убили. А где он теперь Тело-то его где Сказывают, в окно вытащили ив саду закопали Гм. О результатах следствия уже известно на кухне Скверно. Любезный, где ты был в ту ночь, когда убили барина В субботу, то есть?
Николашка поднял вверх голову, вытянул шею и задумался Не могу знать, ваше высокоблагородие, – сказал он. – Был выпимши и не помню Alibi! – шепнул Дюковский, усмехаясь и потирая руки Такс. Ну, а отчего это у барина под окном кровь?
Николашка задрал вверх голову и задумался Скорей думай – сказал исправник Сичас. Кровь эта от пустяка, ваше высокоблагородие. Курицу я резал. Я ее резал очень просто, как обыкновенно, а она возьми да и вырвись из рук, возьми да побеги От этого самого и кровь.
Ефрем показал, что, действительно, Николашка каждый вечер режет кури в разных местах, но никто не видел, чтобы недорезанная курица бегала по саду,
чего, впрочем, нельзя отрицать безусловно Alibi, – усмехнулся Дюковский. – И какое дурацкое alibi!
– С Акулькой знавался?
– Был грех А барину тебя сманил ее Никак нет. У меня Акульку отбили вот они-с, господин Псеков, Иван Михайлыч-с, ау Ивана Михайлы- ча отбил барин. Так дело было.
Псеков смутился и принялся чесать себе левый глаз. Дюковский впился в него глазами, прочел смущение и вздрогнул. На управляющем увидел он синие
панталоны, на которые ранее не обратил внимания.
Панталоны напомнили ему о синих волосках, найденных на репейнике. Чубиков, в свою очередь, подозрительно взглянул на Псекова.
– Ступай – сказал он Николашке. – А теперь позвольте вам задать один вопрос, г. Псеков. Вы, конечно, были в субботу под воскресенье здесь Дав десять часов я ужинал с Марком Иванычем.
– А потом?
Псеков смутился и встал из-за стола Потом потом Право, не помню, – забормотал он. – Ямного выпил тогда Не помню, где и когда уснул Чего вы на меня все так смотрите Точно я убил Где вы проснулись Проснулся в людской кухне на печи Все могут подтвердить. Как я попал напечь, не знаю Вы не волнуйтесь Акулину вызнали Ничего нет тут особенного От вас она перешла к Кляузову?
– Да Ефрем, подай еще грибов Хотите чаю, Евграф Кузьмич?
Наступило молчание – тяжелое, жуткое, длившееся минут пять. Дюковский молчали не отрывал своих колючих глаз от побледневшего лица Псекова. Молчание нарушил следователь

– Нужно будет, – сказал он, – сходить в большой дом и поговорить там с сестрой покойного, Марьей
Ивановной. Не даст ли она нам каких-либо указаний.
Чубиков и его помощник поблагодарили за завтраки пошли в барский дом. Сестру Кляузова, Марью
Ивановну, сорокапятилетнюю деву, застали они молящейся перед высоким фамильным киотом. Увидев в руках гостей портфели и фуражки с кокардами, она побледнела Приношу, прежде всего, извинение за нарушение,
так сказать, вашего молитвенного настроения, – начал, расшаркиваясь, галантный Чубиков. – Мы к вам с просьбой. Вы, конечно, уже слышали Существует подозрение, что ваш братец, некоторым образом,
убит. Божья воля, знаете ли Смерти не миновать никому, ни царям, ни пахарям. Не можете ли вы помочь нам каким-либо указанием, разъяснением Ах, не спрашивайте меня – сказала Марья Ивановна, еще более бледнея и закрывая лицо руками. Ничего я не могу вам сказать Ничего Умоляю вас Я
ничего… Что я могу Ахнет, нет ни слова про брата Умирать буду, не скажу!
Марья Ивановна заплакала и ушла в другую комнату. Следователи переглянулись, пожали плечами и ретировались Чертова баба – выругался Дюковский, выходя из
большого дома. – По-видимому, что-то знает искры- вает. И у горничной что-то на лице написано Постойте же, черти Все разберем!
Вечером Чубиков и его помощник, освещенные бледнолицей луной, возвращались к себе домой они сидели в шарабане и подводили в своих головах итоги минувшего дня. Оба были утомлены и молчали. Чу- биков вообще не любил говорить в дороге, болтун же
Дюковский молчал в угоду старику. В конце пути, однако, помощник не вынес молчания и заговорил Что Николашка причастен в этом деле, – сказал он, – non dubitandum est
35
. И по роже его видно, что он за штука Alibi выдает его с руками и ногами. Нет также сомнения, что в этом деле неон инициатор. Он был только глупым, нанятым орудием. Согласны Не последнюю также роль в этом деле играет и скромный
Псеков. Синие панталоны, смущение, лежанье на печи от страха после убийства, alibi и Акулька.
– Мели, Емеля, твоя неделя. По-вашему, значит, тот и убийца, кто Акульку знал Эх вы, горячка Соску бы вам сосать, а не дела разбирать Вы тоже за Акулькой ухаживали, – значит, ивы участник в этом деле У вас тоже Акулька месяц в кухарках жила, ноя ничего не говорю. В ночь под то воскресенье я играл с вами в карты, видел вас, иначе бы я и к вам при Нет сомнения лат
дрался. Дело, батенька, не в бабе. Дело в подленьком, гаденьком, скверненьком чувстве Скромному молодому человеку не понравилось, видите ли, что неон верх взял. Самолюбие, видите ли Мстить захотелось. Потом-с… Толстые губы его сильно говорят о чувственности. Помните, как он губами причмокивал,
когда Акульку с Наной сравнивал Что он, мерзавец,
сгорает страстью – несомненно Итак оскорбленное самолюбие и неудовлетворенная страсть. Этого достаточно для того, чтобы совершить убийство. Двое в наших руках но кто же третий Николашка и Псе- ков держали. Кто же душил Псеков робок, конфузлив, вообще трус. Николашки жене умеют душить подушкой они действуют топором, обухом Душил кто- то третий, но кто он?
Дюковский нахлобучил на глаза шляпу и задумался. Молчал он до тех пор, пока шарабан не подъехал к дому следователя Эврика – сказал он, входя в домики снимая пальто Эврика, Николай Ермолаич! Не знаю только, как мне это раньше в голову не пришло. Знаете, кто третий Отстаньте, пожалуйста Вон ужин готов Садитесь ужинать!
Следователь и Дюковский сели ужинать. Дюков- ский налил себе рюмку водки, поднялся, вытянулся и
сверкая глазами, сказал Так знайте же, что третий, действовавший заодно с негодяем Псековым и душивший, – была женщина!
Да-с! Я говорю о сестре убитого, Марье Ивановне!
Чубиков поперхнулся водкой и уставил глаза на Дю- ковского.
– Вы не тово? Голова у вас не тово? Не болит Я здоров. Хорошо, пусть я сума сошел, но чем вы объясните ее смущение при нашем появлении Как вы объясните ее нежелание давать показания Допустим, что это пустяки – хорошо ладно – так вспомните про их отношения Она ненавидела своего брата!
Она староверка, он развратник, безбожник Вот где гнездится ненависть Говорят, что он успел убедить ее в том, что он аггел сатаны. При ней он занимался спиритизмом Ну, так что же Вы не понимаете Она, староверка, убила его из фанатизма Мало того, что она убила плевел, развратника, она освободила мир от антихриста – ив этом, мнит она, ее заслуга, ее религиозный подвиг О,
вы не знаете этих старых дев, староверок Прочитай- те-ка Достоевского А что пишут Лесков, Печерский!..
Она иона, хоть зарежьте Она душила О, ехидная баба Разве не затем только стояла она у икон, когда мы вошли, чтобы отвести нам глаза Дай, мол, стану и буду молиться, а они подумают, что я покойна,
что я не ожидаю их Это метод всех преступников-но- вичков. Голубчик, Николай Ермолаич! Родной мой Отдайте мне это дело Дайте мне лично довести его до конца Милый мой Я начал, я и до конца доведу!
Чубиков замотал головой и нахмурился Мы и сами умеем трудные дела разбирать, – сказал он. – А ваше дело не лезть, куда не следует. Пишите себе под диктовку, когда вам диктуют, – вот ваше дело!
Дюковский вспыхнул, хлопнул дверью и вышел Умница, шельма – пробормотал, глядя ему вслед, Чубиков. – Бо-ольшая умница Горяч только некстати. Нужно будет ему на ярмарке портсигар в презент купить…
На другой день утром к следователю был приведен из Кляузовки молодой парень с большой головой и заячьей губой, который, назвавшись пастухом Данил- кой, дал очень интересное показание Был я выпимши, – сказал он. – До полночи у кумы просидел. Идучи домой, спьяна полез в реку купаться.
Купаюсь я глядь Идут по плотине два человека и что-то черное несут. Тю – крикнул я на них. Они ис- пужались и что есть духу давай стрекача к макарьев- ским огородам. Побей меня бог, коли тоне барина волокли В тот же день перед вечером Псеков и Николашка были арестованы и отправлены под конвоем в уездный город. В городе они были посажены в тюремный замок.
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   33

II
Прошло двенадцать дней.
Было утро. Следователь Николай Ермолаич сидел у себя за зеленым столом и перелистывал «кляузов- ское» дело Дюковский беспокойно, как волк в клетке,
шагал из угла в угол Вы убеждены в виновности Николашки и Псеко- ва, – говорил он, нервно теребя свою молодую бородку Отчего же вы не хотите убедиться в виновности
Марьи Ивановны Вам мало улик, что ли Яне говорю, что я не убежден. Я убежденно не верится как-то… Улик настоящих нет, а все какая-то философия Фанатизм, то да се А вам непременно подавай топор, окровавленные простыни. Юристы Так я же вам докажу Вы перестанете у меня так халатно относиться к психической стороне дела Быть вашей Марье Ивановне в Сибири Я докажу Мало вам философии, так у меня есть нечто вещественное Оно покажет вам, как права моя философия Дайте мне только поездить

– О чем это вы Про шведскую спичку-с… Забыли А я не забыл!
Я узнаю, кто зажигал ее в комнате убитого Зажигал не Николашка, не Псеков, у которых при обыске спичек не оказалось, а третий, то есть Марья Ивановна.
И я докажу. Дайте только поездить по уезду, поразузнать Ну, ладно, садитесь Давайте допрос делать.
Дюковский сел за столики уткнул свой длинный нос в бумаги Ввести Николая Тетехова! – крикнул следователь.
Ввели Николашку. Николашка был бледен и худ как щепка. Он дрожал Тетехов! – начал Чубиков. – В 1879 г. вы судились у судьи го участка за кражу и были приговорены к тюремному заключению. В 1882 г. вы вторично судились за кражу и вторично попали в тюрьму Нам все известно…
На лице у Николашки выразилось удивление. Всеведение следователя изумило его. Но скоро удивление сменилось выражением крайней скорби. Он зарыдали попросил позволения пойти умыться и успокоиться. Его увели Ввести Псекова! – приказал следователь.
Ввели Псекова. Молодой человек за последние дни сильно изменился в лице. Он похудел, побледнели осунулся. В глазах читалась апатия Садитесь, Псеков, – сказал Чубиков. – Надеюсь,
что сегодняшний раз выбудете благоразумны и не станете лгать, как те разы. Вовсе те дни вы отрицали свое участие в убийстве Кляузова, несмотря на всю массу улик, говорящих против вас. Это неразумно. Сознание облегчает вину. Сегодня я беседую с вами в последний раз. Если сегодня не сознаетесь, то завтра будет уже поздно. Ну, рассказывайте нам Ничего я не знаю И улик ваших не знаю, – прошептал Псеков.
– Напрасно-с! Ну, так позвольте же мне рассказать вам, как было дело. В субботу вечером высидели в спальне Кляузова и пили с ним водку и пиво (Дюков- ский вонзил свой взгляд в лицо Псекова и не отрывал его в продолжение всего монолога. Вам прислуживал Николай. В первом часу Марк Иванович заявил вам о своем желании ложиться спать. В первом часу он всегда ложился. Когда он снимал сапоги и отдавал вам приказания по хозяйству, вы и Николай, поданному знаку, схватили опьяневшего хозяина и опрокинули его на постель. Один из вас сел ему на ноги, другой наголову. В это время из сеней вошла известная вам женщина в черном платье, которая ранее условилась с вами относительно своего участия в этом преступном деле. Она схватила подушку и стала душить его
ею. Вовремя борьбы потухла свеча. Женщина вынула из кармана коробку со шведскими спичками и зажгла свечу. Не так ли Я по лицу вашему вижу, что говорю правду. Но далее. Задушив его и убедившись,
что он не дышит, вы и Николай вытащили его через окно и положили около репейника. Боясь, чтобы он не ожил, вы ударили его чем-то острым. Затем вы понесли и положили его на некоторое время под сиреневый куст. Отдохнув и подумав, вы понесли его Перенесли через плетень Потом пошли по дороге Далее следует плотина. Около плотины испугал вас какой-то мужик. Но что с вами?
Псеков, бледный как полотно, поднялся и зашатался Мне душно – сказал он. – Хорошо пусть Только я выйду пожалуйста.
Псекова вывели Наконец-таки сознался – сладко потянулся Чуби- ков. – Выдал себя Как я его ловко, однако Таки засыпал И женщину в черном не отрицает – засмеялся
Дюковский. – Но, однако, меня ужасно мучит шведская спичка Не могу долее терпеть Прощайте Еду.
Дюковский надел фуражку и уехал. Чубиков начал допрашивать Акульку. Акулька заявила, что она знать ничего не знает

– Жилая только с вами, а больше ни с кем – сказала она.
В шестом часу вечера воротился Дюковский. Он был взволнован, как никогда. Руки его дрожали дота- кой степени, что он был не в состоянии расстегнуть пальто. Щеки его горели. Видно было, что он воротился не без новости Veni, vidi, vici!
36
– сказал он, влетая в комнату Чу- бикова и падая в кресло. – Клянусь вам честью, я начинаю веровать в свою гениальность. Слушайте, черт вас возьми совсем Слушайте и удивляйтесь, старина Смешно и грустно В ваших руках уже есть трое…
не так ли Я нашел четвертого или, вернее – четвертую, ибо и эта есть женщина И какая женщина Заодно прикосновение к ее плечам я отдал бы десять лет жизни Но слушайте Поехал я в Кляузовку и давай вокруг нее описывать спираль. Посетил я на пути все лавочки, кабачки, погребки, спрашивая всюду шведские спички. Всюду мне говорили нет. Колесил я до сей поры. Двадцать разя терял надежду и столько же раз получал ее обратно. Валандался целый день и только частому назад набрел на искомое. Затри версты отсюда. Подают мне пачку из десяти коробочек.
Одной коробки нет как нет Сейчас Кто купил эту коробку Такая-то… «Пондравилось ей пшикают».
36
Пришел, увидел, победил лат
Голубчик мой Николай Ермолаич! Что может иногда сделать человек, изгнанный из семинарии и начитавшийся Габорио, так уму непостижимо С сегодняшнего дня начинаю уважать себя. Уффф… Ну, едем Куда это К ней, к четвертой Поспешить нужно, иначе…
иначе я сгорю от нетерпения Знаете, кто она Не угадаете Молоденькая жена нашего станового, старца
Евграфа Кузьмича, Ольга Петровна – вот кто Она купила ту коробку спичек Вы ты вы сума сошел Очень понятно Во-первых, она курит. Во-вторых,
она по уши была влюблена в Кляузова. Он отверг ее любовь для какой-нибудь Акульки. Месть. Теперь я вспоминаю, как однажды застал их в кухне за ширмой.
Она клялась ему, а он курил ее папиросу и пускал ей дым в лицо. Но, однако, поедемте Скорее, а то уже темнеет Поедемте Я еще не сошел сума настолько, чтобы из-за ка- кого-нибудь мальчишки беспокоить ночью благородную, честную женщину Благородная, честная Тряпка вы после этого,
а не следователь Никогда не осмеливался бранить вас, а теперь вы меня вынуждаете Тряпка Халат Ну,
голубчик, Николай Ермолаич! Прошу вас!
Следователь махнул рукой и плюнул

– Прошу вас Прошу не для себя, а в интересах правосудия Умоляю, наконец Сделайте мне одолжение хоть разв жизни!
Дюковский стал на колени Николай Ермолаич! Ну, будьте так добры Назовите меня подлецом, негодяем, если я заблуждаюсь относительно этой женщины Дело ведь какое Дело-то!
Роман, а не дело На всю Россию слава пойдет Следователем по особо важным делам вас сделают Поймите вы, неразумный старик!
Следователь нахмурился и нерешительно протянул руку к шляпе Ну, черт с тобой – сказал он. – Едем.
Было уже темно, когда шарабан следователя подкатил к крыльцу станового Какие мы свиньи – сказал Чубиков, берясь за звонок Беспокоим людей Ничего, ничего Не робейте Скажем, что у нас рессора лопнула.
Чубикова и Дюковского встретила на пороге высокая полная женщина, лет двадцати трех, с черными,
как смоль, бровями и жирными, красными губами. Это была сама Ольга Петровна Ах очень приятно – сказала она, улыбаясь вовсе лицо. – Как раз к ужину поспели. Моего Евграфа
Кузьмича нет дома У попа засиделся Номы и без
него обойдемся Садитесь Вы это со следствия Да-с… У нас, знаете ли, рессора лопнула, – начал
Чубиков, войдя в гостиную и усаживаясь в кресло Вы сразу ошеломите – шепнул ему Дюков- ский. – Ошеломите Рессора Мм да Взяли и заехали Ошеломите, вам говорят Догадается, коли кани- телить будете Ну, так делай, как сам знаешь, а меня избавь пробормотал Чубиков, вставая и отходя кокну Не могу Ты заварил кашу, ты и расхлебывай Да, рессора – начал Дюковский, подходя к ста- новихе и морща свой длинный нос. – Мы заехали не для того, чтобы эээ… ужинать и не к Евграфу Кузьмичу. Мы приехали затем, чтобы спросить вас, милостивая государыня где находится Марк Иванович, которого вы убили Что Какой Марк Иваныч? – залепетала стано- виха, и ее большое лицо вдруг, в один миг, залилось алой краской. – Яне понимаю Спрашиваю вас именем закона Где Кляузов?
Нам все известно Через кого – спросила тихо становиха, не вынося взгляда Дюковского.
– Извольте указать нам – где он Но откуда вы узнали Кто вам рассказал

– Нам все известно-с! Я требую именем закона!
Следователь, ободренный замешательством ста- новихи, подошел к ней и сказал Укажите нами мы уйдем. Иначе же мы На что он вам К чему эти вопросы, сударыня Мы вас просим указать Вы дрожите, смущены Да, он убит, и, если хотите, убит вами Сообщники выдали вас!
Становиха побледнела Пойдемте, – сказала она тихо, ломая руки. – Он у меня в бане спрятан. Только, ради бога, не говорите мужу Умоляю вас Он не вынесет.
Становиха сняла со стены большой ключи повела своих гостей через кухню и сени во двор. На дворе было темно. Накрапывал мелкий дождь. Становиха пошла вперед. Чубиков и Дюковский зашагали за ней по высокой траве, вдыхая в себя запахи дикой конопли и помоев, всхлипывавших под ногами. Двор был большой. Скоро кончились помои, и ноги почувствовали вспаханную землю. В темноте показались силуэты деревьев, а между деревьями – маленький домик с покривившеюся трубой Это баня, – сказала становиха. – Но умоляю вас,
не говорите никому!
Подойдя к бане, Чубиков и Дюковский увидели на дверях огромнейший висячий замок

– Приготовьте огарок и спички – шепнул следователь своему помощнику.
Становиха отперла замок и впустила гостей в баню. Дюковский чиркнул спичкой и осветил предбанник. Среди предбанника стоял стол. На столе рядом с маленьким толстеньким самоваром стоял супник с остывшими щами и блюдо с остатками какого-то соуса Дальше!
Вошли в следующую комнату, в баню. Там тоже стоял стол. На столе большое блюдо с окороком, бутыль сводкой, тарелки, ножи, вилки Но где же этот Где убитый – спросил следователь Он на верхней полочке – прошептала становиха,
все еще бледная и дрожащая.
Дюковский взял в руки огарок и полезна верхнюю полку. Там он увидел длинное человеческое тело, лежавшее неподвижно на большой пуховой перине. Тело издавало легкий храп Нас морочат, черт возьми – закричал Дюковский.
– Это неон Здесь лежит какой-то живой болван.
Эй, кто вы, черт вас возьми?
Тело потянуло в себя со свистом воздух и задвигалось. Дюковский толкнул его локтем. Оно подняло вверх руки, потянулось и приподняло голову

– Кто это лезет – спросил охрипший, тяжелый бас. – Тебе что нужно?
Дюковский поднес к лицу неизвестного огарок и вскрикнул. В багровом носе, взъерошенных, нечесаных волосах, в черных, как смоль, усах, из которых один был ухарски закручен и с нахальством глядел вверх на потолок, он узнал корнета Кляузова.
– Вы Марк Иваныч?! Не может быть – Следователь взглянул наверх и замер Это яда А это вы, Дюковский! Какого дьявола вам здесь нужно А там, внизу, что еще за рожа Батюшки, следователь Какими судьбами?
Кляузов сбежал вниз и обнял Чубикова. Ольга Петровна шмыгнула в дверь Какими путями Выпьем, черт возьми Тра-та-ти- то-том… Выпьем Кто вас привел сюда, однако Откуда вы узнали, что я здесь Впрочем, все равно Вы- пьем!
Кляузов зажег лампу и налил три рюмки водки То есть, я тебя не понимаю, – сказал следователь,
разводя руками. – Ты это или не ты Будет тебе Мораль читать хочешь Не трудись!
Юноша Дюковский, выпивай свою рюмку Проведемте ж, друзья-я, эту Чего смотрите Пейте Все-таки я не могу понять, – сказал следователь,
машинально выпивая водку. – Зачем ты здесь

– Почему же мне не быть здесь, ежели мне здесь хорошо?
Кляузов выпили закусил ветчиной Живу у становихи, как видишь. В глуши, в дебрях,
как домовой какой-нибудь. Пей Жалко, брат, мне ее стало Сжалился, ну, и живу здесь, в заброшенной бане, отшельником Питаюсь. На будущей неделе думаю убраться отсюда Уж надоело Непостижимо – сказал Дюковский.
– Что же тут непостижимого Непостижимо Ради бога, как попал ваш сапог в сад Какой сапог Мы нашли один сапог в спальне, а другой в саду А вам для чего это знать Не ваше дело Да пейте же, черт вас возьми. Разбудили, так пейте Интересная история, братец, с этим сапогом. Яне хотел идти к Оле. Не в духе, знаешь, был, подшофе Она приходит под окно и начинает ругаться Знаешь, как бабы вообще Я, спьяна, возьми да и пустив нее сапогом Ха-ха… Не ругайся, мол. Она влезла в окно, зажгла лампу, да и давай меня мутузить пьяного. Вздула, приволокла сюда и заперла. Питаюсь теперь Любовь, водка и закуска Но куда вы Чубиков,
куда ты?
Следователь плюнули вышел из бани. За ним, повесив голову, вышел Дюковский. Оба молча сели в шарабан и поехали. Никогда в другое время дорога не казалась им такою скучной и длинной, как в этот раз. Оба молчали. Чубиков всю дорогу дрожал от злости, Дюковский прятал свое лицо в воротник, точно боялся, чтобы темнота и моросивший дождь не прочли стыда на его лице.
Приехав домой, следователь застал у себя доктора
Тютюева. Доктор сидел за столом и, глубоко вздыхая,
перелистывал Ниву Дела-то какие на белом свете – сказал он, встречая следователя, с грустной улыбкой. – Опять Австрия того. И Гладстон тоже некоторым образом…
Чубиков бросил под стол шляпу и затрясся Скелет чертов Не лезь ко мне Тысячу разговорил я тебе, чтобы тыне лез ко мне со своею политикой Не до политики тут А тебе, – обратился Чубиков к Дюковскому, потрясая кулаком, – а тебе вовеки веков не забуду Но шведская спичка ведь Могли я знать Подавись своей спичкой Уйди и не раздражай, а то я из тебя черт знает что сделаю Чтобы и ноги твоей не было!
Дюковский вздохнул, взял шляпу и вышел Пойду запью – решил он, выйдя заворота, и побрел печально в трактир

Становиха, придя из бани домой, нашла мужа в гостиной Зачем следователь приезжал – спросил муж Приезжал сказать, что Кляузова нашли. Вообрази, нашли его у чужой жены Эх, Марк Иваныч, Марк Иваныч! – вздохнул становой, поднимая вверх глаза. – Говорил я тебе, что распутство не доводит до добра Говорил я тебе, – не слушался
Отставной раб Наша речка извивалась змейкой, словно зигзага Бежала она по полю изгибами, вертикулясами этакими, как поломанная Когда, бывало, на гору взлезешь и вниз посмотришь, то всю ее, как на ладонке, видать. Днем она как зеркало, а ночью ртутью отливает. По бережку камыш стоит ив воду поглядывает Красота Тут камыш, там ивнячок, а там вербы…
Так расписывал Никифор Филимоныч, сидя в портерной за столиком и глотая пиво. Говорил он с увлечением, с жаром Его морщинистое бритое лицо и коричневая шея вздрагивали и подергивались судорогой всякий раз, когда он подчеркивал в своем рассказе какое-либо особенно поэтическое место. Слушала его хорошенькая шестнадцатилетняя сиделица,
Таня. Лежа грудью на прилавке и подперев голову кулаками, она, изумляясь, бледнея и не мигая глазами,
восторженно ловила каждое слово.
Никифор Филимоныч каждый вечер бывал в портерной и беседовал с Таней. Любил он ее за сиротство и тихую ласковость, которою залито было все ее бледное востроглазое лицо. А кого он любил, тому отдавал все тайны своего прошлого. Начинал он беседы обыкновенно с самого начала – с описания природы. С природы переходил он на охоту, с охоты – наличность покойного барина, князя Свинцова.
– Знаменитый был человек – рассказывал он про князя. – Славен он был не столько богатством и широтою земель, сколько характером. Он был донжуан-с.
– А что значит донжуан Это обозначает, что он до женского пола большой донжуан был. Любил вашего брата. Все свое состояние на женский пол провалил. Да-с… А когда мы в Москве жили, у нас в грандателе почти весь верхний этаж на наши средства существовал. В Петербурге мыс баронессой фон Туссих большие связи имели и дитятю прижили. Баронесса эта самая в одну ночь все свое состояние в штосс проиграла и руки на себя наложить хотела, а князь не далей жизнь прикончить. Красивая была, молодая такая Год с ним по- путалась и померла А как женщины любили его, Танечка Как любили Жить без него не могли Он был красив Какой Старый был, некрасивый Вот ивы бы,
Танечка, ему понравились Он любил таких худеньких, бледненьких Вы не конфузьтесь. Чего конфузиться Не враля вовеки веков и теперь не вру-с…
Потом Никифор Филимоныч принимался за описание экипажей, лошадей, нарядов Во всем этом он знал толк. Потом начинал перечислять вина

– А есть такие вина, что четвертную за бутылку стоит. Выпьешь ты рюмку, ау тебя в животе делается,
словно ты от радости помер.
Тане более всего нравилось описание тихих лунных ночей Летом шумная оргия в зелени, среди цветов, а зимой – в санях с теплой полостью, в санях, которые летят как молния Летят санки-с, а вам кажется, что луна бежит…
Чудно-с!
Долго рассказывал таким образом Никифор Фили- моныч. Оканчивал он, когда мальчишка тушил над дверью фонарь и вносил в портерную дверную вывес- ку.
В один зимний вечер Никифор Филимоныч лежал пьяный под забором и простудился. Его свезли в больницу. Выписавшись через месяц из больницы, он уже не нашел в портерной своей слушательницы. Она исчезла.
Через полтора года шел Никифор Филимоныч в
Москве по Тверской и продавал поношенное летнее пальто. Ему встретилась его любимица, Таня. Она,
набеленная, расфранченная, в шляпе с отчаянно загнутыми полями, шла под руку с каким-то господином в цилиндре и чему-то громко хохотала Старик поглядел на нее, узнал, проводил глазами и медленно снял шапку. По его лицу пробежало умиление, нагла зах сверкнула слезинка Ну, дай бог ей – прошептал он. – Она хорошая.
И, надевши шапку, он тихо засмеялся

Осенью
Время было близко к ночи.
В кабаке дяди Тихона сидела компания извозчиков и богомольцев. Их загнал в кабак осенний ливень и неистовый мокрый ветер, хлеставший по лицам, как плетью. Промокшие и уставшие путники сидели у стен на скамьях и, прислушиваясь к ветру, дремали. На лицах была написана скука. У одного извозчика, малого с рябым, исцарапанным лицом, лежала на коленях мокрая гармонийка: играли машинально перестал.
Над дверью, вокруг тусклого, засаленного фонарика, летали дождевые брызги. Ветер выл волком, визжали, видимо, старался сорвать с петель кабацкую дверь. Со двора слышалось фырканье лошадей и шлепанье по грязи. Было сыро и холодно.
За прилавком сидел сам дядя Тихон, высокий мордастый мужик с сонными, заплывшими глазками. Передним по сю сторону прилавка стоял человек лет сорока, одетый грязно, больше чем дешево, но интеллигентно. На нем было помятое, вымоченное в грязи летнее пальто, сарпинковые брюки и резиновые калоши на босую ногу. Голова, руки, заложенные в карманы, и худые, колючие локти его тряслись, как в лихорадке. Изредка по всему исхудалому телу, начиная с
страшно испитого лица и кончая резиновыми калошами, пробегала легкая судорога Дай Христа ради – просил он Тихона разбитым,
дребезжащим тенором. – Рюмочку вот эту, маленькую. В долг ведь Ладно Много вас шляется тут, прохвостов!
Прохвост поглядел на Тихона с презрением, с ненавистью. Он убил бы его, если б можно было Пойми ты, дура ты этакая, невежа Не я прошу,
нутро, выражаясь по-твоему, по-мужицкому, просит!
Болезнь моя просит Пойми Нечего нам понимать. Отходи Ведь если я не выпью сейчас, пойми ты это, если я не удовлетворю своей страсти, то я могу преступление совершить Я бог знает что могу сделать Видал ты, хам, на своем кабацком веку много пьяного люда;
неужели же до сих порты не сумел уяснить себе, что это за люди Это больные На цепь их посади, бей,
режь, а водки дай Ну, покорнейше прошу Сделай милость Унижаюсь Боже мой, как я унижаюсь!
Прохвост покачал головой и медленно сплюнул Деньги давай, тогда и водка будет – сказал Тихон Где же мне взять денег Все пропито Все дотла!
Пальто вот одно только осталось. Его дать тебе немо- гу, потому что оно на голом теле Хочешь шапку?
Прохвост подал Тихону свою драповую шапочку, из
которой кое-где выглядывала вата. Тихон взял шапку,
оглядел ее и отрицательно покачал головой И даром не надо – сказал он. – Навоз Не нравится Ну, так в долг дай, ежели не нравится. Буду идти из города обратно, занесу тебе твой пятак. Подавись ты тогда этим пятаком Подавись Какой такой ты жулик Что за человек Зачем пришел Выпить хочу. Не я хочу, болезнь моя хочет Пойми Чего беспокоишь Много вас, шельмованных, по большой дороге шатается Ступай вон проси православных, пущай угощают тебя Христа ради, коли желают, а я Христа ради только хлеб подаю. Сволочь Дери тыс них, бедняков, а я уж извини Не мне их обирать Не мне!
Прохвост вдруг оборвал свою речь, покраснели обратился к богомольцам А ведь это идея, православные Пожертвуйте пя- тачишку! Нутро просит Болен Водицы выпей, – усмехнулся малый с рябым ли- цом.
Прохвосту стало совестно. Он закашлялся и умолк.
Через минуту он опять умолял Тихона. В конце концов он заплакали стал предлагать за рюмку водки свое мокрое пальто. В темноте не увидели его слеза пальто не приняли, потому что в кабаке были богомолки
которые не пожелали видеть мужскую наготу Что же мне теперь делать – спросил тихо прохвост голосом, полным отчаяния. – Что же делать Не выпить мне нельзя. Иначе я преступление совершу или на самоубийство решусь Что же делать?
Он прошелся по кабаку.
Подъехал со звонками почтовый тарантас. Мокрый почтальон вошел в кабак, выпил стакан водки ивы- шел. Почта поехала дальше Я тебе дам одну золотую вещь, – обратился прохвост к Тихону, ставши вдруг бледным, как полотно. Изволь, я тебе дам. Таки быть Хоть это подло, мерзко с моей стороны, но возьми Я сделаю эту гадость,
будучи невменяем И на суде бы меня оправдали…
Возьми, но только с условием возвратить мне потом,
когда обратно пойду. Даю тебе при свидетелях…
Прохвост полез мокрой рукой себе за пазуху и достал оттуда маленький золотой медальон. Он раскрыл его и мельком взглянул на портрет Надо бы портрет вынуть, да некуда мне его положить я весь мокрый. Черт с тобой, грабь с портретом.
Только с условием Голубчик мой, дорогой я прошу Ты пальцами не трогай за это лицо Умоляю,
голубчик! Ты извини меня за грубости, зато, что я с тобой грубо говорил Я глуп Не трогай пальцами и не гляди своими глазами на это лицо
Тихон взял медальон, поглядел на пробу и положил его к себе в карман Краденые часики, – сказал он, наливая стакан. Ну ладно пей…
Пьяница взял в руки стакан, сверкнул на него глазами, насколько хватило силы сверкнуть у его пьяных,
мутных глаз, и выпил выпил с чувством, с судорожной расстановкой. Пропив медальон с портретом, он стыдливо опустил глаза и пошел в угол. Там он примостился на скамье возле богомолки, съежился и закрыл глаза.
Прошло полчаса в тишине и безмолвии. Шумел только ветер, напевая в трубе свою осеннюю рапсодию. Богомолки стали молиться богу и бесшумно располагаться под скамьями на ночлег. Тихон раскрыл медальон и загляделся на женскую головку, улыбавшуюся из золотой рамочки кабаку, Тихону, бутылкам.
На дворе скрипнула телега. Послышалось «тпррр»
и шлепанье по грязи В кабак вбежал маленький мужичок в длинном тулупе и сострой бородой. Он был мокр и грязен Ну-кася! – крикнул он, стуча пятаком о прилавок. Стакан мадеры настоящей Наливай!
И, ухарски повернувшись на одной ноге, он окинул взглядом всю компанию Растаяли сахарные, тетка ваша подкурятина! Дождя испугались, ахиды! Нежные А это что за изюмина Мужичонок прыгнул к прохвосту и поглядел ему в лицо Вот туды! Барин – сказал он. – Семен Сергеич!
Господа наши АС какой такой стати вы в этом кабаке прохлаждаетесь Нешто вам здесь место Эх…
мученик несчастный!
Барин взглянул на мужичонка и закрылся рукавом.
Мужичонок вздохнул, покачал головой, отчаянно махнул обеими руками и пошел к прилавку пить водку Это наш барин, – шепнул он Тихону, кивнув на прохвоста. – Наш помещик, Семен Сергеич. Видал,
каков? На какого человека похож теперь А То-то вот пьянство до какой степени…
Выпив водку, мужичонок вытер рукавом губы и продолжал Я из его деревни. За четыреста верст отседа, из
Ахтиловки… Крепостными у его отца были Этакая жалость, брат Этакая жалость Славный такой господин был Вон она, лошадка-то на дворе Видишь?
Это он мне на лошадку дал Ха-ха! Судьба!
Через десять минут вокруг мужичонка сидели извозчики и богомольцы. Тихим, нервным тенорком, под шумок осени, рассказывал он им повесть. Семен Сер- геич сидел в том же углу, закрыв глаза и бормоча. Он
тоже слушал Все это из одного малодушества вышло, – рассказывал мужичонок, двигаясь и жестикулируя руками С жиру Господин он был богатый, большой,
на всю, значит, губернию Ешь, пей – не хочу Сами,
небось, видали Сколько разов тут в коляске мимо этого самого кабака проезжал. Богатый был Помню,
лет пять тому назад едет через Микишкинский паром и заместо пятака рупь выкидывает Из-за пустяш- ного предмета разоренье его началось. Первое дело из-за бабы. Полюбил он, сердешный, одну городскую Пуще жизни. Полюбилась ворона пуще ясна сокола Марьей Егоровной, подлая, прозывалась, а фамилия такая чудная, что и не выговоришь. Полюбили посватался, стало быть, как это по-божецки требуется. А она, известно, согласие дала, потому – барин он не из пустяшных, тверезый и при деньгах…
Прохожу я однажды вечерком, помню это, через ихний сад смотрю, а они сидят на лавочке и друг дружку целуют. Он ее раз, она, змея, его – два. Он ее за белу ручку, а она – вспых! таки жмется к ему, чтоб ей шут. Люблю говорит тебя, Сеня… А Сеня, как окаянный человек, ходит везде и счастьем похваляется сдуру Тому рупь, тому два Мне вот на лошадь дал…
Всем нам долги простил на радостях. Подошло дело к свадьбе Повенчались, как следовает… В самый
раз, когда господам за ужин садиться, она возьми да и убеги в карете В город к аблакату бежала, к полюбовнику. После венца-то, шкура А В самый настоящий момент А Очумел стой поры, запил Вот как,
видишь… Ходит, как шальной, и об ней, шкуре, думает. Любит Должно, идет теперь пешком в город на нее одним глазочком взглянуть Второе дело, братцы, откуда разоренье пошло, – зять, сестрин муж…
Вздумал он за зятя в банковом обчестве поручиться…
тысяч на тридцать Зять, известно, знает, шельма,
свою пользу и ухом своим собачьим не ведет, ас нашего взяли все тридцать тысяч Глупый человек за глупость и муки терпит Жена со своим аблакатом детей прижила, зять около Полтавы именье купила наш ходит, как дурак, по кабакам да к нашему брату мужику с жалобой лезет Потерял я, братцы, веру!
Не в кого мне теперь, это самое, верить Малодуше- ство! У всякого человека свое горе бывает, таки пить,
значит? Вот у нас, к примеру взять, старшина. Жена к себе учителя среди бела дня водит, мужнины деньги на хмель изводит, а старшина ходит себе да усмешки на лице делает Поосунулся только малость Кому какую бог силу дал – вздохнул Тихон Сила разная бывает – это правильно.
Долго мужичонок рассказывал. Когда он кончил, воцарилась в кабаке тишина

– Эй, ты как вас. несчастный человек Иди, выпей сказал Тихон, обращаясь к барину.
Барин подошел к прилавку и с наслаждением выпил милостыню Дай мне на минутку медальон – шепнул он Тихону Посмотрю только и отдам…
Тихон нахмурился и молча отдал ему медальон.
Малый с рябым лицом вздохнул, покрутил головой и потребовал водки Выпей, барин Эх Без водки хорошо, ас водкой еще лучше Приводке и горе не горе Валяй!
Выпив пять стаканов, барин отправился в угол, раскрыл медальон и пьяными, мутными глазами стал искать дорогое лицо Но лица уже не было Оно было выцарапано из медальона ногтями добродетельного
Тихона.
Фонарь вспыхнули потух. В углу скороговоркой за- бредила богомолка. Малый с рябым лицом вслух помолился богу и растянулся на прилавке. Кто-то еще подъехал А дождь лили лил Холод становился все сильней и сильней, и, казалось, конца не будет этой подлой, темной осени. Барин впивался глазами в медальон и все искал женское лицо Тухла свеча.
Весна, где ты
Толстый и тонкий
На вокзале Николаевской железной дороги встретились два приятеля один толстый, другой тонкий.
Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его,
подернутые маслом, лоснились, как спелые вишни.
Пахло от него хересом и флердоранжем. Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком – его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом – его сын Порфирий – воскликнул толстый, увидев тонкого Ты ли это Голубчик мой Сколько зим, сколько лет Батюшки – изумился тонкий. – Миша Друг детства Откуда ты взялся?
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены Милый мой – начал тонкий после лобызания. Вот не ожидал Вот сюрприз Ну, да погляди жена меня хорошенько Такой же красавец, как и был Такой же душонок и щеголь Ах ты, господи! Ну, что же ты
Богат Женат Я уже женат, как видишь Это вот моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах… лютеранка А
это сын мой, Нафанаил, ученик III класса. Это, Нафа- ня, друг моего детства В гимназии вместе учились!
Нафанаил немного подумали снял шапку В гимназии вместе учились – продолжал тонкий Помнишь, как тебя дразнили Тебя дразнили
Геростратом зато, что ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом зато, что я ябедничать любил. Хо-хо… Детьми были Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе А это моя жена, урожденная
Ванценбах… лютеранка.
Нафанаил немного подумали спрятался за спину отца Ну, как живешь, друг – спросил толстый, восторженно глядя на друга. – Служишь где Дослужился Служу, милый мой Коллежским асессором уже второй год и Станислава имею. Жалованье плохое…
ну, да бог с ним Жена уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары Порублю за штуку продаю. Если кто берет десять штуки более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся кое-как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переведен столоначальником потому же ведомству Здесь буду служить. Ну, а ты как Небось, уже статский А

– Нет, милый мой, поднимай повыше, – сказал толстый Я уже до тайного дослужился Две звезды имею.
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось вовсе стороны широчайшей улыбкой казалось, что от лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, сузился Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились…
Длинный подбородок жены стал еще длиннее Нафа- наил вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира Я, ваше превосходительство Очень приятно-с!
Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи-с! Хи-хи-с.
– Ну, полно – поморщился толстый. – Для чего этот тон Мыс тобой друзья детства – и к чему тут это чинопочитание Помилуйте Что вы-с… – захихикал тонкий, еще более съеживаясь. – Милостивое внимание вашего превосходительства вроде как бы живительной влаги Это вот, ваше превосходительство, сын мой
Нафанаил… жена Луиза, лютеранка, некоторым образом Толстый хотел было возразить что-то, нона лице у тонкого было написано столько благоговения, сладости и почтительной кислоты, что тайного советника
стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку.
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец «Хи-хи-хи». Жена улыбнулась. Нафанаил шаркнул ногой и уронил фуражку.
Все трое были приятно ошеломлены

1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   33

Клевета
Учитель чистописания Сергей Капитоныч Ахинеев выдавал свою дочку Наталью за учителя истории и географии Ивана Петровича Лошадиных. Свадебное веселье текло как по маслу. В зале пели, играли, плясали. По комнатам, как угорелые, сновали взад и вперед взятые напрокат из клуба лакеи в черных фраках и белых запачканных галстуках. Стоял шуми говор. Учитель математики Тарантулов, француз Паде- куа и младший ревизор контрольной палаты Егор Ве- недиктыч Мзда, сидя рядом на диване, спеша и перебивая друг друга, рассказывали гостям случаи погребения заживо и высказывали свое мнение о спиритизме. Все трое не верили в спиритизм, но допускали,
что на этом свете есть много такого, чего никогда не постигнет ум человеческий. В другой комнате учитель словесности Додонский объяснял гостям случаи, когда часовой имеет право стрелять в проходящих. Разговоры были, как видите, страшные, но весьма приятные. В окна со двора засматривали люди, по своему социальному положению не имевшие права войти внутрь.
Ровно в полночь хозяин Ахинеев прошел в кухню поглядеть, всели готово к ужину. В кухне от пола до
потолка стоял дым, состоявший из гусиных, утиных и многих других запахов. На двух столах были разложены и расставлены в художественном беспорядке атрибуты закусок и выпивок. Около столов суетилась кухарка Марфа, красная баба с двойным перетянутым животом Покажи-ка мне, матушка, осетра – сказал Ахине- ев, потирая руки и облизываясь. – Запах-то какой, ми- азма какая Так бы и съел всю кухню Ну-кася, покажи осетра!
Марфа подошла к одной из скамей и осторожно приподняла засаленный газетный лист. Под этим листом, на огромнейшем блюде, покоился большой заливной осетр, пестревший каперсами, оливками и морковкой. Ахинеев поглядел на осетра и ахнул. Лицо его просияло, глаза подкатились. Он нагнулся и издал губами звук неподмазанного колеса. Постояв немного, он щелкнул от удовольствия пальцами и еще раз чмокнул губами Ба! Звук горячего поцелуя Тыс кем это здесь целуешься, Марфуша? – послышался голос из соседней комнаты, ив дверях показалась стриженая голова помощника классных наставников, Ванькина. – С
кем это ты А-а-а… очень приятно С Сергей Капито- нычем! Хорош дед, нечего сказать С женским полонезом тет-а-тет!

– Я вовсе не целуюсь, – сконфузился Ахинеев, – кто это тебе, дураку, сказал Это я тово… губами чмокнул в отношении в рассуждении удовольствия При виде рыбы Рассказывай!
Голова Ванькина широко улыбнулась и скрылась за дверью. Ахинеев покраснел.
«Черт знает что – подумал он. – Пойдет теперь,
мерзавец, и насплетничает. Навесь город осрамит,
скотина…»
Ахинеев робко вошел в залу и искоса поглядел в сторону где Ванькин? Ванькин стоял около фортепиано и, ухарски изогнувшись, шептал что-то смеявшейся свояченице инспектора.
«Это про меня – подумал Ахинеев. – Про меня,
чтоб его разорвало А таи верит и верит Смеется!
Боже ты мой Нет, так нельзя оставить нет Нужно будет сделать, чтоб ему не поверили Поговорю со всеми сними, ион же у меня в дураках-сплетниках останется».
Ахинеев почесался и, не переставая конфузиться,
подошел к Падекуа.
– Сейчас я в кухне были насчет ужина распоряжался сказал он французу. – Вы, я знаю, рыбу любите, ау меня, батенька, осетр, вво! В два аршина!
Хе-хе-хе… Да, кстати чуть было не забыл В кух-
не-то сейчас, с осетром с этим – сущий анекдот Вхожу я сейчас в кухню и хочу кушанья оглядеть Гляжу на осетра и от удовольствия от пикантности губами чмок А в это время вдруг дурак этот Ванькин входит и говорит ха-ха-ха… и говорит «А-а-а… вы целуетесь здесь С Марфой-то, с кухаркой Выдумал же,
глупый человек У бабы ни рожи, ни кожи, на всех зверей похожа, а он целоваться Чудак Кто чудак – спросил подошедший Тарантулов Да вон тот. Ванькин! Вхожу, это, я в кухню…
И он рассказал про Ванькина.
– Насмешил, чудак А по-моему, приятней с барбосом целоваться, чем с Марфой, – прибавил Ахинеев,
оглянулся и увидел сзади себя Мзду Мы насчет Ванькина, – сказал он ему. – Чудачина Входит, это, в кухню, увидел меня рядом с Марфой да и давай штуки разные выдумывать. Чего, говорит,
вы целуетесь Спьяна-то ему примерещилось. А я,
говорю, скорей с индюком поцелуюсь, чем с Марфой.
Да у меня и жена есть, говорю, дурак ты этакий. Насмешил Кто вас насмешил – спросил подошедший к Ахи- нееву отец-законоучитель.
– Ванькин. Стою я, знаете, в кухне и на осетра гляжу Итак далее. Через какие-нибудь полчаса уже все
гости знали про историю с осетром и Ванькиным.
«Пусть теперь им рассказывает – думал Ахинеев,
потирая руки. – Пусть Он начнет рассказывать, а ему сейчас Полно тебе, дурак, чепуху городить Нам все известно!»
И Ахинеев до того успокоился, что выпил от радости лишних четыре рюмки. Проводив после ужина молодых в спальню, он отправился к себе и уснул, как нив чем неповинный ребенок, а на другой день он уже не помнил истории с осетром. Но, увы Человек предполагает, а бог располагает. Злой язык сделал свое злое дело, и не помогла Ахинееву его хитрость Ровно через неделю, а именно в среду после третьего урока,
когда Ахинеев стоял среди учительской и толковало порочных наклонностях ученика Высекина, к нему подошел директор и отозвал его в сторону Вот что, Сергей Капитоныч, – сказал директор. Вы извините Немое это дело, но все-таки я должен дать понять Моя обязанность Видите лихо- дят слухи, что выживете с этой с кухаркой Немое это дело, но Живите с ней, целуйтесь что хотите,
только, пожалуйста, не так гласно Прошу вас Не забывайте, что вы педагог!
Ахинеев озяб и обомлел. Как ужаленный сразу целым роем и как ошпаренный кипятком, он пошел домой. Шел он домой, и ему казалось, что на него весь
город глядит, как на вымазанного дегтем Дома ожидала его новая беда Ты что же это ничего не трескаешь – спросила егоза обедом жена. – О чем задумался Об амурах думаешь О Марфушке стосковался Все мне, маха- мет, известно Открыли глаза люди добрые У-у-у…
вварвар!
И шлеп его по щеке. Он встал из-за стола и, не чувствуя под собой земли, без шапки и пальто, побрел к Ванькину. Ванькина он застал дома Подлец ты – обратился Ахинеев к Ванькину. – За что ты меня перед всем светом в грязи выпачкал За что тына меня клевету пустил Какую клевету Что вы выдумываете А кто насплетничал, будто я с Марфой целовался Не ты, скажешь Не ты, разбойник?
Ванькин заморгали замигал всеми фибрами своего поношенного лица, поднял глаза к образу и проговорил Накажи меня бог Лопни мои глаза и чтоб я издох,
ежели хоть одно слово про вас сказал Чтоб мне ни дна, ни покрышки Холеры мало!..
Искренность Ванькина не подлежала сомнению.
Очевидно, неон насплетничал.
«Но кто же Кто – задумался Ахинеев, перебирая в своей памяти всех своих знакомых и стуча себя по
груди. – Кто же Кто же – спросим и мы читателя
В рождественскую ночь
Молодая женщина лет двадцати трех, с страшно бледным лицом, стояла на берегу моря и глядела вдаль. От ее маленьких ножек, обутых в бархатные полусапожки, шла вниз к морю ветхая, узкая лесенка с одним очень подвижным перилом.
Женщина глядела вдаль, где зиял простор, залитый глубоким, непроницаемым мраком. Не было видно ни звезд, ни моря, покрытого снегом, ни огней. Шел сильный дождь…
«Что там – думала женщина, вглядываясь вдаль и кутаясь от ветра и дождя в измокшую шубейку и шаль.
Где-то там, в этой непроницаемой тьме, верст за пять – за десять или даже больше, должен быть в это время ее муж, помещик Литвинов, со своею рыболовной артелью. Если метель в последние два дня на морене засыпала снегом Литвинова и его рыбаков, то они спешат теперь к берегу. Море вздулось и, говорят, скоро начнет ломать лед. Лед не может вынести этого ветра. Успеют ли их рыбачьи сани с безобразными крыльями, тяжелые и неповоротливые, достигнуть берега прежде, чем бледная женщина услышит рев проснувшегося моря
Женщине страстно захотелось спуститься вниз. Пе- рило задвигалось под ее рукой и, мокрое, липкое, выскользнуло из ее рук, как вьюн. Она присела насту- пении стала спускаться на четвереньках, крепко держась руками за холодные грязные ступени. Рванул ветер и распахнул ее шубу. На грудь пахнуло сыростью Святой чудотворец Николай, этой лестнице икон- ца не будет – шептала молодая женщина, перебирая ступени.
В лестнице было ровно девяносто ступеней. Она шла не изгибами, а вниз по прямой линии, под острым углом к отвесу. Ветер зло шатал ее из стороны в сторону, иона скрипела, как доска, готовая треснуть.
Через десять минут женщина была уже внизу, уса- мого моря. И здесь внизу была такая же тьма. Ветер здесь стал еще злее, чем наверху. Дождь лили, казалось, конца ему не было Кто идет – послышался мужской голос Это я, Денис…
Денис, высокий плотный старик с большой седой бородой, стоял на берегу, с большой палкой, и тоже глядел в непроницаемую даль. Он стояли искал на своей одежде сухого места, чтобы зажечь о него спичку и закурить трубку Это вы, барыня Наталья Сергеевна – спросил он недоумевающим голосом. – В этакое ненастье И что
вам тут делать При вашей комплекцыи после родов простуда – первая гибель. Идите, матушка, домой!
Послышался плач старухи. Плакала мать рыбака
Евсея, поехавшего с Литвиновым наловлю. Денис вздохнули махнул рукой Жила ты, старуха, – сказал он в пространство, семьдесят годков на эфтом свете, а словно малый ребенок, без понятия. Ведь на все, дура ты, воля божья!
При твоей старческой слабости тебе на печи лежать,
а не в сырости сидеть Иди отсюда с богом Да ведь Евсей мой, Евсей Один он у меня, Дени- сушка Божья воля Ежели ему не суждено, скажем, в море помереть, так пущай море хоть сто разломает, а он живой останется. А коли, мать моя, суждено ему в нынешний раз смерть принять, так не нам судить. Не плачь, старуха Не один Евсей в море Там и барин
Андрей Петрович. Там и Федька, и Кузьма, и Тарасен- ков Алешка А они живы, Денисушка? – спросила Наталья Сергеевна дрожащим голосом А кто ж их знает, барыня Ежели вчерась и третьего дня их не занесло метелью, то, стало быть, живы.
Море ежели не взломает, то и вовсе живы будут. Ишь ведь, какой ветер. Словно нанялся, бог с ним Кто-то идет по льду – сказала вдруг молодая женщина неестественно хриплым голосом, словно с испугом, сделав шаг назад.
Денис прищурил глаза и прислушался Нет, барыня, никто нейдет, – сказал он. – Это в лодке дурачок Петруша сидит и веслами двигает. Пет- руша – крикнул Денис. – Сидишь Сижу, дед – послышался слабый, больной голос Больно Больно, дед Силы моей нету!
На берегу, у самого льда стояла лодка. В лодке на самом дне ее сидел высокий парень с безобразно длинными руками и ногами. Это был дурачок Петру- ша. Стиснув зубы и дрожа всем телом, он глядел втемную даль и тоже старался разглядеть что-то. Че- го-то ион ждал от моря. Длинные руки его держались за весла, а левая нога была подогнута под туловище Болеет наш дурачок – сказал Денис, подходя к лодке. – Нога у него болит, у сердешного. И рассудок парень потерял от боли. Ты бы, Петруша, в тепло пошел Здесь еще хуже простудишься…
Петруша молчал. Он дрожали морщился от боли.
Болело левое бедро, задняя сторона его, в том именно месте, где проходит нерв Поди, Петруша! – сказал Денис мягким, отеческим голосом. – Приляг на печку, а бог даст, к утрене и уймется нога

– Чую – пробормотал Петруша, разжав челюсти Что ты чуешь, дурачок Лед взломало Откуда ты чуешь Шум такой слышу. Один шум от ветра, другой отводы. И ветер другой стал помягче. Верст за десять отседа уж ломает.
Старик прислушался. Он долго слушал, нов общем гулене понял ничего, кроме воя ветра и ровного шума от дождя.
Прошло полчаса в ожидании и молчании. Ветер делал свое дело. Он становился все злее и злее и, казалось, решил во чтобы тони стало взломать леди отнять у старухи сына Евсея, ау бледной женщины мужа. Дождь между тем становился все слабей и слабей. Скоро он стал так редок, что можно уже было различить в темноте человеческие фигуры, силуэт лодки и белизну снега. Сквозь вой ветра можно было расслышать звон. Это звонили наверху, в рыбачьей деревушке, на ветхой колокольне. Люди, застигнутые в море метелью, а потом дождем, должны были ехать на этот звон, – соломинка, за которую хватается утопающий Дед, вода уж близко Слышишь?
Дед прислушался. На этот раз он услышал гул, непохожий на вой ветра или шум деревьев. Дурачок был
прав. Нельзя уже было сомневаться, что Литвинов со своими рыбаками не воротится на сушу праздновать
Рождество.
– Кончено – сказал Денис. – Ломает!
Старуха взвизгнула и присела к земле. Барыня,
мокрая и дрожащая от холода, подошла к лодке и стала слушать. Иона услышала зловещий гул Может быть, это ветер – сказала она. – Ты убежден, Денис, что это лед ломает Божья воля-с!.. За грехи наши, сударыня…
Денис вздохнули добавил нежным голосом Пожалуйте наверх, сударыня Вы итак вымокли!
И люди, стоявшие на берегу, услышали тихий смех,
смех детский, счастливый Смеялась бледная женщина. Денис крякнул. Он всегда крякал, когда ему хотелось плакать Тронулась в уме-то! – шепнул он темному силуэту мужика.
В воздухе стало светлей. Выглянула луна. Теперь все было видно и море с наполовину истаявшими сугробами, и барыню, и Дениса, и дурачка Петрушу,
морщившегося от невыносимой боли. В стороне стояли мужики и держали в руках для чего-то веревки.
Раздался первый явственный треск невдалеке от берега. Скоро раздался другой, третий, и воздух огласился ужасающим треском. Белая бесконечная громада заколыхалась и потемнела. Чудовище проснулось и начало свою бурную жизнь.
Вой ветра, шум деревьев, стоны Петруши и звон все умолкло заревом моря Надо уходить наверх – крикнул Денис. – Сейчас берег зальет и занесет кригами. Да и утреня сейчас начнется, ребята Пойдите, матушка-барыня! Богу так угодно!
Денис подошел к Наталье Сергеевне и осторожно взял ее под локти Пойдемте, матушка – сказал он нежно, голосом,
полным сострадания.
Барыня отстранила рукой Дениса и, бодро подняв голову, пошла к лестнице. Она уже не была так смертельно бледна на щеках ее играл здоровый румянец,
словно в ее организм налили свежей крови глаза не глядели уже плачущими, и руки, придерживавшие на груди шаль, не дрожали, как прежде Она теперь чувствовала, что сама, без посторонней помощи, сумеет пройти высокую лестницу…
Ступив на третью ступень, она остановилась как вкопанная. Передней стоял высокий, статный мужчина в больших сапогах и полушубке Это я, Наташа Не бойся – сказал мужчина.
Наталья Сергеевна пошатнулась. В высокой мерлушковой шапке, черных усах и черных глазах она
узнала своего мужа, помещика Литвинова. Муж поднял ее на руки и поцеловал в щеку, причем обдал ее парами хереса и коньяка. Он был слегка пьян Радуйся, Наташа – сказал он. – Яне пропал под снегом и не утонул. Вовремя метели я со своими ребятами добрел до Таганрога, откуда вот и приехал к тебе и приехал…
Он бормотала она, опять бледная и дрожащая,
глядела на него недоумевающими, испуганными глазами. Она не верила Как ты измокла, как дрожишь – прошептал он,
прижимая ее к груди…
И по его опьяневшему от счастья и вина лицу разлилась мягкая, детски добрая улыбка Его ждали на этом холоде, в эту ночную пору Это лине любовь Ион засмеялся от счастья…
Пронзительный, душу раздирающий вопль ответил на этот тихий, счастливый смех. Ни рев моря, ни ветер ничто не было в состоянии заглушить его. С лицом,
искаженным отчаянием, молодая женщина не была в силах удержать этот вопль, ион вырвался наружу. В
нем слышалось все и замужество поневоле, и непреоборимая антипатия к мужу, и тоска одиночества, и наконец рухнувшая надежда на свободное вдовство.
Вся ее жизнь с ее горем, слезами и болью вылилась в этом вопле, не заглушенном даже трещавшими льдинами. Муж понял этот вопль, да и нельзя было не понять его Тебе горько, что меня не занесло снегом или не раздавило льдом – пробормотал он.
Нижняя губа его задрожала, и по лицу разлилась горькая улыбка. Он сошел со ступеней и опустил жену наземь Пусть будет по-твоему! – сказал он.
И, отвернувшись от жены, он пошел к лодке. Там дурачок Петруша, стиснув зубы, дрожа и прыгая на одной ноге, тащил лодку вводу Куда ты – спросил его Литвинов Больно мне, ваше высокоблагородие Я утонуть хочу Покойникам не больно…
Литвинов прыгнул в лодку. Дурачок полез за ним Прощай, Наташа – крикнул помещик. – Пусть будет по-твоему! Получай то, чего ждала, стоя здесь на холоде С богом!
Дурачок взмахнул веслами, и лодка, толкнувшись о большую льдину, поплыла навстречу высоким волнам Греби, Петруша, греби – говорил Литвинов. Дальше, дальше!
Литвинов, держась за края лодки, качался и глядел назад. Исчезла его Наташа, исчезли огоньки от трубок, исчез наконец берег

– Воротись – услышал он женский надорванный го- лос.
И в этом воротись, казалось ему, слышалось отчаяние Воротись!
У Литвинова забилось сердце Его звала жена;
а тут еще на берегу в церкви зазвонили к рождественской заутрене Воротись – повторил с мольбой тот же голос.
Эхо повторило это слово. Протрещали это слово льдины, взвизгнул его ветер, да и рождественский звон говорил Воротись Едем назад – сказал Литвинов, дернув дурачка за рукав.
Но дурачок не слышал. Стиснув зубы от боли и глядя с надеждою вдаль, он работал своими длинными руками Ему никто не кричал воротись, а боль в нерве, начавшаяся сызмальства, делалась все острее и жгучей Литвинов схватил егоза руки и потянул их назад. Но руки были тверды, как камень, и нелегко было оторвать их от весел. Да и поздно было. Навстречу лодке неслась громадная льдина. Эта льдина должна была избавить навсегда Петрушу от боли…
До утра простояла бледная женщина на берегу моря. Когда ее, полузамерзшую и изнемогшую от нравственной муки, отнесли домой и уложили в постель
губы ее все еще продолжали шептать «Воротись!»
В ночь под Рождество она полюбила своего мужа

Орден
Учитель военной прогимназии, коллежский регистратор Лев Пустяков, обитал рядом с другом своим,
поручиком Леденцовым. К последнему они направил свои стопы в новогоднее утро Видишь ли, в чем дело, Гриша, – сказал он поручику после обычного поздравления с Новым годом. Яне стал бы тебя беспокоить, если бы не крайняя надобность. Одолжи мне, голубчик, на сегодняшний день твоего Станислава. Сегодня, видишь ли, я обедаю у купца Спичкина. А ты знаешь этого подлеца
Спичкина: он страшно любит ордена и чуть лине мерзавцами считает тех, у кого не болтается что-нибудь на шее или в петлице. И к тому же у него две дочери…
Настя, знаешь, и Зина Говорю, как другу Ты меня понимаешь, милый мой. Дай, сделай милость!
Все это проговорил Пустяков заикаясь, краснея и робко оглядываясь на дверь. Поручик выругался, но согласился.
В два часа пополудни Пустяков ехал на извозчике к
Спичкиным и, распахнувши чуточку шубу, глядел себе на грудь. На груди сверкал золотом и отливал эмалью чужой Станислав.
«Как-то и уважения к себе больше чувствуешь –
думал учитель, покрякивая. – Маленькая штучка, рублей пять, не больше стоит, а какой фурор произво- дит!»
Подъехав к дому Спичкина, он распахнул шубу и стал медленно расплачиваться с извозчиком. Извозчик, как показалось ему, увидев его погоны, пуговицы и Станислава, окаменел. Пустяков самодовольно кашлянули вошел в дом. Снимая в передней шубу, он заглянул в залу. Там за длинным обеденным столом сидели уже человек пятнадцать и обедали. Слышался говори звяканье посуды Кто это там звонит – послышался голос хозяина Ба, Лев Николаич! Милости просим. Немножко опоздали, но это не беда Сейчас только сели.
Пустяков выставил вперед грудь, поднял голову и,
потирая руки, вошел в залу. Но тут он увидел нечто ужасное. За столом, рядом с Зиной, сидел его товарищ по службе, учитель французского языка Трам- блян. Показать французу орден – значило бы вызвать массу самых неприятных вопросов, значило бы осрамиться навеки, обесславиться… Первою мыслью Пу- стякова было сорвать орден или бежать назад но орден был крепко пришит, и отступление было уже невозможно. Быстро прикрыв правой рукой орден, он сгорбился, неловко отдал общий поклон и, никому не подавая руки, тяжело опустился на свободный стул
как раз против сослуживца-француза.
«Выпивши, должно быть – подумал Спичкин, поглядев на его сконфуженное лицо.
Перед Пустяковым поставили тарелку супу. Он взял левой рукой ложку, но, вспомнив, что левой рукой не подобает есть в благоустроенном обществе, заявил,
что он уже отобедали есть не хочет Я уже покушал-с… Мерси-с… – пробормотал он. Был я с визитом у дяди, протоиерея Елеева, ион упросил меня тово… пообедать.
Душа Пустякова наполнилась щемящей тоской и злобствующей досадой суп издавал вкусный запаха от паровой осетрины шел необыкновенно аппетитный дымок. Учитель попробовал освободить правую руку и прикрыть орден левой, но это оказалось неудобным.
«Заметят… И через всю грудь рука будет протянута, точно петь собираюсь. Господи, хоть бы скорее обед кончился В трактире ужо пообедаю!»
После третьего блюда он робко, одним глазком поглядел на француза. Трамблян, почему-то сильно сконфуженный, глядел на него и тоже ничего не ел.
Поглядев друг на друга, оба еще более сконфузились и опустили глаза в пустые тарелки.
«Заметил, подлец – подумал Пустяков. – По роже вижу, что заметил А он, мерзавец, кляузник. Завтра же донесет директору
Съели хозяева и гости четвертое блюдо, съели, волею судеб, и пятое…
Поднялся какой-то высокий господин с широкими волосистыми ноздрями, горбатым носом и от природы прищуренными глазами. Он погладил себя по голове и провозгласил Э-э-э… эп… эп… эпредлагаю эвыпить за процветание сидящих здесь дам!
Обедающие шумно поднялись и взялись за бокалы.
Громкое ура пронеслось по всем комнатам. Дамы заулыбались и потянулись чокаться. Пустяков поднялся и взял свою рюмку в левую руку Лев Николаич, потрудитесь передать этот бокал
Настасье Тимофеевне – обратился к нему какой-то мужчина, подавая бокал. – Заставьте ее выпить!
На этот раз Пустяков, к великому своему ужасу,
должен был пустить вдело и правую руку. Станислав с помятой красной ленточкой увидел наконец свети засиял. Учитель побледнел, опустил голову и робко поглядел в сторону француза. Тот глядел на него удивленными, вопрошающими глазами. Губы его хитро улыбались, и с лица медленно сползал конфуз Юлий Августович! – обратился к французу хозяин Передайте бутылочку по принадлежности!
Трамблян нерешительно протянул правую руку к бутылке и о, счастье Пустяков увидал на его груди
орден. И то был не Станислава целая Анна Значит,
и француз сжульничал Пустяков засмеялся от удовольствия, сел на стул и развалился Теперь уже не было надобности скрывать Станислава Оба грешны одним грехом, и некому, стало быть, доносить и бесславить А-а-а… гм. – промычал Спичкин, увидев на груди учителя орден Да-с! – сказал Пустяков. – Удивительное дело,
Юлий Августович! Как было мало у нас перед праздниками представлений Сколько у нас народу, а получили только вы да я Удивительное дело!
Трамблян весело закивал головой и выставил вперед левый лацкан, на котором красовалась Анна й степени.
После обеда Пустяков ходил по всем комнатами показывал барышням орден. На душе у него было легко, вольготно, хотя и пощипывал под ложечкой го- лод.
«Знай я такую штуку, – думал он, завистливо поглядывая на Трамбляна, беседовавшего со Спичкиным об орденах, – я бы Владимира нацепил. Эх, не дога- дался!»
Только эта одна мысль и помучивала его. В остальном же он был совершенно счастлив

1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   33

Комик
Комик Иван Акимович Воробьев-Соколов заложил руки в карманы своих широких панталон, повернулся кокну и устремил свои ленивые глаза на окно противоположного дома. Прошло минут пять в молчании Скука – зевнула ingénue Марья Андреевна. – Что же вы молчите, Иван Акимыч? Коли пришли и помешали зубрить роль, то хоть разговаривайте Несносный вы, право Гм Собираюсь сказать вам одну штуку, да как-то неловко Скажешь вам спроста, без деликатесов…
по-мужицки, а вы сейчас и осудите, на смех поднимете Нет, не скажу лучше Удержу язык мой от зла…
«О чем же это он собирается говорить – подумала Возбужден, как-то странно смотрит, переминается с ноги на ногу Уж не объясниться ли в любви хочет Гм Беда с этими сорванцами Вчера первая скрипка объяснялась, сегодня всю репетицию резонер провздыхал… Перебесились все от скуки!»
Комик отошел от окна и, подойдя к комоду, стал рассматривать ножницы и баночку от губной помады Тэк-ссс… Хочется сказать, а боюсь неловко…
Вам скажешь спроста, по-российски, а вы сейчас:
невежа! мужик то да се Знаем вас Лучше уж мол
чать…
«А что ему сказать, если он в самом деле начнет объясняться в любви – продолжала думать ingénue. – Он добрый, славный такой, талантливый,
но… мне не нравится. Некрасив уж больно Сгорбившись ходит, и на лице какие-то волдыри Голос хриплый И к тому же эти манеры Нет, никогда!»
Комик молча прошелся по комнате, тяжело опустился в кресло и с шумом потянул к себе со стола газету.
Глаза его забегали по газете, словно ища чего-то,
потом остановились на одной букве и задремали Господи хоть бы мухи были – проворчал он. –
Все-таки веселей…
«Впрочем, у него глаза недурны, – продолжала думать Но что у него лучше всего, так это характера у мужчины не так важна красота, как душа,
ум… Замуж еще, пожалуй, можно пойти за него, но так жить с ним низа что Как он, однако, сейчас на меня взглянул Ожег И чего он робеет, не понимаю!»
Комик тяжело вздохнули крякнул. Видно было, что ему дорого стоило его молчание. Он стал красен, как раки покривил рот в сторону На лице его выражалось страдание…
«Пожалуй, сними так жить можно, – не переставала думать ingénue. – Содержание он получает хорошее Во всяком случае, с ним лучше жить, чем с ка- ким-нибудь оборвышем капитаном. Право, возьму искажу ему, что я согласна Зачем обижать его, бедного, отказом Ему итак горько живется Нет Не могу – закряхтел комик, поднимаясь и бросая газету. – Ведь этакая у меня разанафемская натура Не могу себя побороть Бейте, браните, а уж я скажу, Марья Андреевна Да говорите, говорите. Будет вам юродствовать Матушка Голубушка Простите великодушно…
ручку целую коленопреклоненно…
На глазах комика выступили слезы с горошину величиной Да говорите противный Что такое Нет ли у вас, голубушка рюмочки водочки Душа горит Такие во рту после вчерашнего перепоя окиси, закиси и перекиси, что никакой химик не разберет!
Верите ли Душу воротит Жить не могу покраснела, нахмурилась, но потом спохватилась и выдала комику рюмку водки Тот выпил,
ожил и принялся рассказывать анекдоты

Репетитор
Гимназист VII класса Егор Зиберов милостиво подает Пете Удодову руку. Петя, двенадцатилетний мальчуган в сером костюмчике, пухлый и краснощекий, с маленьким лбом и щетинистыми волосами, расшаркивается и лезет в шкап за тетрадками. Занятие начинается.
Согласно условию, заключенному с отцом Удодовым, Зиберов должен заниматься с Петей по два часа ежедневно, за что и получает шесть рублей в месяц.
Готовит он его во II класс гимназии. (В прошлом году он готовил его в I классно Петя порезался Ну-с… – начинает Зиберов, закуривая папиросу. Вам задано четвертое склонение. Склоняйте Петя начинает склонять Опять вы не выучили – говорит Зиберов, вставая В шестой раз задаю вам четвертое склонение,
и вы нив зуб толконуть! Когда же, наконец, вы начнете учить уроки Опять не выучил – слышится за дверями кашляющий голос, ив комнату входит Петин папаша, отставной губернский секретарь Удодов. – Опять Почему же тыне выучил Ах ты, свинья, свинья Верители, Егор Алексеич? Ведь и вчерась порол
И, тяжело вздохнув, Удодов садится около сына и засматривает в истрепанного Кюнера. Зиберов начинает экзаменовать Петю при отце. Пусть глупый отец узнает, как глуп его сын Гимназист входит в экзамена- торский азарт, ненавидит, презирает маленького краснощекого тупицу, готов побить его. Ему даже досадно делается, когда мальчуган отвечает впопад – так опротивел ему этот Петя Вы даже второго склонения не знаете Не знаете вы и первого Вот вы как учитесь Ну, скажите мне, как будет звательный падеж от meus filius?
37
– Отбудет это будет…
Петя долго глядит в потолок, долго шевелит губами,
но не дает ответа А как будет дательный множественного от dea?
38
– Deabus… filiabus! – отчеканивает Петя.
Старик Удодов одобрительно кивает головой. Гимназист, не ожидавший удачного ответа, чувствует досаду А еще какое существительное имеет в дательном abus? – спрашивает он.
Оказывается, что и «anima – душа имеет в дательном, чего нет в Кюнере.
– Звучный язык латинский – замечает Удодов. –
37
Мой сын лат Богиня лат

Алон… трон бонус антропос… Премудрость И
все ведь это нужно – говорит он со вздохом.
«Мешает, скотина, заниматься – думает Зибе- ров. – Сидит над душой тут и надзирает. Терпеть не могу контроля – Ну-с, – обращается он к Пете. – К
следующему разу по латыни возьмете тоже самое.
Теперь по арифметике Берите доску. Какая следующая задача?
Петя плюет на доску истирает рукавом. Учитель берет задачники диктует Купец купил 138 арш. черного и синего сукна заруб. Спрашивается, сколько аршин купил он того и другого, если синее стоило 5 руб. за аршина черное руб Повторите задачу.
Петя повторяет задачу и тотчас жени слова него- воря, начинает делить 540 на 138.
– Для чего же это выделите Постойте Впрочем,
так… продолжайте. Остаток получается Здесь немо- жет быть остатка. Дайте-ка я разделю!
Зиберов делит, получает 3 с остатком и быстро сти- рает.
«Странно… – думает он, ероша волосы и краснея. Как же она решается Гм. Это задача на неопределенные уравнения, а вовсе не арифметическая»…
Учитель глядит в ответы и видит 75 и Гм. странно Сложить 5 и 3, а потом делить 540
на 8? Так, что ли Нет, не то Решайте же – говорит он Пете Ну, чего думаешь Задача-то ведь пустяковая говорит Удодов Пете. – Экий ты дурак, братец Решите уж вы ему, Егор Алексеич.
Егор Алексеич берет в руки грифель и начинает решать. Он заикается, краснеет, бледнеет Эта задача, собственно говоря, алгебраическая, говорит он. – Ее с иксом и игреком решить можно.
Впрочем, можно итак решить. Я, вот, разделил понимаете Теперь, вот, надо вычесть понимаете?
Или, вот что Решите мне эту задачу сами к завтра- му… Подумайте…
Петя ехидно улыбается. Удодов тоже улыбается.
Оба они понимают замешательство учителя. Ученик класса еще пуще конфузится, встает и начинает ходить из угла в угол И без алгебры решить можно, – говорит Удодов,
протягивая руку к счетами вздыхая. – Вот, извольте видеть…
Он щелкает на счетах, и у него получается 75 и что и нужно было Вот-с… по-нашему, по-неученому.
Учителю становится нестерпимо жутко. С замиранием сердца поглядывает он на часы и видит, что до конца урока остается еще час с четвертью – целая
вечность Теперь диктант.
После диктанта – география, за географией – закон божий, потом русский язык, – много на этом свете наук Но вот, наконец, кончается двухчасовой урок. Зи- беров берется за шапку, милостиво подает Пете руку и прощается с Удодовым Не можете ли вы сегодня дать мне немного денег просит он робко. – Завтра мне нужно взносить плату за учение. Вы должны мне за шесть месяцев Я Ах, да, да – бормочет Удодов, не глядя на
Зиберова. – С удовольствием Только у меня сейчас нету, а я вам через недельку или через две…
Зиберов соглашается и, надев свои тяжелые, грязные калоши, идет на другой урок

Певчие
С легкой руки мирового, получившего письмо из Питера, разнеслись слухи, что скоро в Ефремово прибудет барин, граф Владимир Иваныч. Когда он прибудет неизвестно Яко тать в нощи, – говорит отец Кузьма, маленький, седенький попик в лиловой ряске. – А ежели он приедет, то и прохода здесь не будет от дворянства и прочего высшего сословия. Все соседи съедутся. Уж ты тово… постарайся, Алексей Алексеич… Сердечно прошу Мне-то что – говорит Алексей Алексеич, хмурясь Я свое дело сделаю. Лишь бы только мой враг ектению в тон читал. А то ведь он назло Ну, ну я умолю дьякона умолю…
Алексей Алексеич состоит псаломщиком при ефре- мовской Трехсвятительской церкви. В тоже время он обучает школьных мальчиков церковному и светскому пению, за что получает от графской конторы шестьдесят рублей в год. Школьные же мальчики за свое обучение обязаны петь в церкви. Алексей Алексеич – высокий, плотный мужчина с солидною походкой и бритым жирным лицом, похожим на коровье вымя. Своею статностью и двухэтажным подбородком он более похож на человека, занимающего не последнюю ступень в высшей светской иерархии, чем на дьячка.
Странно было глядеть, как он, статный и солидный,
бухал владыке земные поклоны и как однажды, после одной слишком громкой распри с дьяконом Евлампи- ем Авдиесовым, стоял два часа на коленях, по приказу отца благочинного. Величие более прилично его фигуре, чем унижение.
Ввиду слухов о приезде графа, он делает спевки каждый день утром и вечером. Спевки производятся в школе. Школьным занятиям они мало мешают. Вовремя пения учитель Сергей Макарыч задает ученикам чистописание и сам присоединяется к тенорам,
как любитель.
Вот как производятся спевки. В классную комнату,
хлопая дверью, входит сморкающийся Алексей Алек- сеич. Из-за ученических столов с шумом выползают дисканты и альты. Со двора, стуча ногами, как лошади, входят давно уже ожидающие тенора и басы. Все становятся на свои места. Алексей Алексеич вытягивается, делает знак, чтобы молчали, и издает камертоном звук То-то-ти-то-том… До-ми-соль-до!
– Аааа-минь!
– Адажьо… адажьо… Еще раз…
После аминь следует Господи помилуй великой ектении. Все это давно уже выучено, тысячу раз пето, пережевано и поется только так, для проформы. Поется лениво, бессознательно. Алексей Алексе- ич покойно машет рукой и подпевает то тенором, то басом. Все тихо, ничего интересного Но перед Херувимской весь хор вдруг начинает сморкаться, кашлять и усиленно перелистывать ноты. Регент отворачивается от хора и с таинственным выражением лица начинает настраивать скрипку. Минуты две длятся приготовления Становитесь. Глядите в ноты получше Басы, не напирайте помягче…
Выбирается Херувимская Бортнянского, № 7. Поданному знаку наступает тишина. Глаза устремляются в ноты, и дисканты раскрывают рты. Алексей Алек- сеич тихо опускает руку Пиано пиано Ведь там пиано написано…
Легче, легче …ви-ти-мы…
Когда нужно петь piano, на лице Алексея Алексеи- ча разлита доброта, ласковость, словно он хорошую закуску во сне видит Форте форте Напирайте!
И когда нужно петь forte, жирное лицо регента выражает сильный испуг и даже ужас.
«Херувимская» поется хорошо, так хорошо, что
школьники оставляют свое чистописание и начинают следить за движениями Алексея Алексеича. Под окнами останавливается народ. Входит в класс сторож
Василий, в фартуке, со столовым ножом в руке, и заслушивается. Как из земли вырастает отец Кузьма с озабоченным лицом После отложим попечение»
Алексей Алексеич вытирает со лба пот ив волнении подходит к отцу Кузьме Недоумеваю, отец Кузьма – говорит он, пожимая плечами. – Отчего это в русском народе понимания нет Недоумеваю, накажи меня бог Такой необразованный народ, что никак не разберешь, что у него там в горле глотка или другая какая внутренность Подавился ты, что ли – обращается он к басу Геннадию
Семичеву, брату кабатчика А что На что у тебя голос похож Трещит, словно кастрюля. Опять, небось, вчерась трахнул за галстук?
Так и есть Изо рта, как из кабака Эээх! Мужик, братец, ты Невежа ты Какой же ты певчий, ежели тыс мужиками в кабаке компанию водишь Эх, ты осел,
братец!
– Грех, брат, грех – бормочет отец Кузьма. – Бог все видит насквозь Оттого ты и пения нисколько не понимаешь, что у тебя в мыслях водка, а не божественное, дурак ты
этакой Не раздражайся, не раздражайся – говорит отец Кузьма. – Не сердись Я его умолю.
Отец Кузьма подходит к Геннадию Семичеву и начинает его умолять Зачем же ты Ты, тово, пойми у себя в уме. Человек, который поет, должен себя воздерживать, потому что глотка у неготово нежная.
Геннадий чешет себе шею и косится на окно, точно не к нему речь.
После Херувимской поют Верую, потом Достойно и праведно, поют чувствительно, гладенько итак до Отче наш А по-моему, отец Кузьма, – говорит регент, – простое Отче наш лучше нотного. Его бы и спеть при графе Нет, нет Пой нотное. Потому граф в столицах, к обедне ходючи, окроме нотного ничего Небось, там в капеллах Там, брат, еще и не такие ноты!..
После Отче наш опять кашель, сморканье и пе- релистыванье нот. Предстоит исполнить самое трудное концерт. Алексей Алексеич изучает две вещи:
«Кто бог велий» и Всемирную славу. Что лучше выучат, то и будут петь при графе. Вовремя концерта регент входит в азарт. Выражение доброты то и дело сменяется испугом. Он машет руками, шевелит пальцами, дергает плечами Форте – бормочет он. – Анданте Разжимайте…
разжимайте! Пой, идол Тенора, не доносите То-то- ти-то-том… Соль си соль, дурья твоя голова Ве- лий! Басы, ве… ве… лий…
Его смычок гуляет по головами плечам фальшивящих дискантов и альтов. Левая рука то и дело хватает за уши маленьких певцов. Раз даже, увлекшись, он согнутым большим пальцем бьет под подбородок баса Геннадия. Но певчие не плачут и не сердятся на побои они сознают всю важность исполняемой задачи.
После концерта проходит минута в молчании. Алексей Алексеич, вспотевший, красный, изнеможенный,
садится на подоконники окидывает присутствующих мутным, отяжелевшим, но победным взглядом. В толпе слушателей он, к великому своему неудовольствию, усматривает диакона Авдиесова. Диакон, высокий, плотный мужчина, с красным рябым лицом и с соломой в волосах, стоит, облокотившись о печь, и презрительно ухмыляется Ладно, пой Выводи ноты – бормочет он густым басом. – Очень нужно грахву твое пение Ему хоть по нотам пой, хоть без нот Потому – атеист…
Отец Кузьма испуганно озирается и шевелит пальцами Ну, ну – шепчет он. – Молчи, диакон. Молю
После концерта поют Да исполнятся уста наша, и спевка кончается. Певчие расходятся, чтобы сойтись вечером для новой спевки. Итак каждый день.
Проходит месяц, другой…
Уже и управляющий получил уведомление о скором приезде графа. Но вот наконец с господских окон снимаются запыленные жалюзи и Ефремово слышит звуки разбитого, расстроенного рояля. Отец Кузьма чахнет и сам не знает, отчего он чахнет от восторгали, от испугали Диакон ходит и ухмыляется.
В ближайший субботний вечер отец Кузьма входит в квартиру регента. Лицо его бледно, плечи осунулись,
блеск лиловой рясы померк Был сейчас у его сиятельства, – говорит он, заикаясь, регенту. – Образованный господин, с деликатными понятиями Но, тово… обидно, брат В каком часу, говорю, ваше сиятельство, прикажете завтрак литургии ударить А они мне Когда знаете Только нельзя ли как-нибудь поскорее, покороче без певчих. Без певчих Тово, понимаешь без певчих…
Алексей Алексеич багровеет. Легче ему еще раз простоять два часа на коленях, чем этакие слова слышать Всю ночь не спит он. Не так обидно ему, что пропали его труды, как то, что Авдиесов не даст ему теперь прохода своими насмешками. Авдиесов рад его горю. На другой день всю обедню он презрительно косится на клирос, где один, как перст, басит Алексей
Алексеич. Проходя с кадилом мимо клироса, он бормочет Выводи ноты, выводи Старайся Грахв красненькую на хор даст!
После обедни регент, уничтоженный и больной от обиды, идет домой. У ворот догоняет его красный Ав- диесов.
– Постой, Алеша, – говорит диакон. – Постой, дура,
не сердись Не ты один, и я, брат, внакладе Подходит сейчас после обедни к грахву отец Кузьма испрашивает А какого вы понятия о голосе диакона, ваше сиятельство Неправда ли, совершеннейшая октава А грахв-то, знаешь, что выразил Конплимент!
«Кричать, говорит, всякий может. Не так, говорит, важен в человеке голос, как ум. Питерский дока Атеист и есть атеист Пойдем, брат сирота, с обиды тарарах- нем точию по единой!
И враги, взявшись под руки, идут в ворота

Трифон
«И не жаль мне прошлого ничуть».
Лермонтов.
У Григория Семеновича Щеглова заломило в пояснице. Он проснулся и заворочался в постели Настюша! – зашептал он, – возьми-ка, мать, спир- тику и натри-ка мне спинозу!
Ответа не последовало. Щеглов зашарил около себя руками и не нашел никого. Постель, если не считать самого Щеглова, была пуста.
«Где же она – подумал он. – Настя Настенька!
И на этот раз не последовало ответа. Послышалось только стучанье сторожа в колотушку да треск тухнувшей лампадки. Щеглов, предчувствуя недоброе, вытер на лбу холодный пот и вскочил с постели. Было три часа ночи – время, в которое Настя спала обыкновенно крепким сном ребенка. Не спать могли заставить ее только особенные причины. Щеглов быстро оделся и вышел на двор.
Луна, полная и солидная, как генеральская экономка, плыла по небу и заливала своим хорошим светом небо, двор с бесконечными постройками, сад, темневший по обе стороны дома. Свет мягкий, ровный, ласкающий На земле и на деревьях не было ни одного зеленого листка, сад глядел черно и сурово, ново всем чувствовался конец марта, начало весны. Щеглов окинул глазами двор. На большом пространстве не было видно никого, кроме теленка, который, запу- тавши одну ногу в веревку, неистово прыгал. Щеглов пошел в сад. Там было тихо, светло. От темных кустов веяло сырьем, как из погреба.
«А вдруг она в деревню ушла – думал Григорий Се- меныч, дрожа от беспокойства и холода. – Ежели ее в беседке нетто придется в деревню посылать».
Щеглов знал за Настей две слабости она часто с тоски уходила от него к родным в деревню и имела также привычку уходить ночью в беседку, где сидела в темноте и пела грустные песни.
«Я старый, дряхлый – думал Григорий Семе- ныч. – Ей не сахар со мной…»
Подойдя к беседке, он услышал женский голос. Но этот голос не пела говорил Говорил он что-то быстро, не останавливаясь, без запинки, словно жаловался Брось ты этого старого черта – перебил женскую речь грубый мужской голос. – Сделай милость В шелку только ходишь да с тарелки хрустальной ешь, а оно, того, дура, не понимаешь, грех ведь выходит…
Эххх… Шалишь, Настюха! Бить бы тебя, да некому

– Беспонятный ты, Триша! Коли б одна голова,
ушла бы я от него за сто верста то ведь тятька,
вон, избу строить хочет да брат на службе. Табаку послать или что…
Послышались всхлипыванья, затем поцелуи. По спине Щеглова от затылка до пяток пробежал мороз.
В мужчине узнал он своего объездчика Трифона.
«Которую я из грязи вытащил, к себе приблизили, можно сказать, облагодетельствовал, – ужаснулся он, – заместо как бы жены, и вдруг – с Тришкой, с хамом А В шелку водил, с собой за один стол, как барыню, а она с Тришкой!»
У старика от гнева и с горя подогнулись колени. Он послушал еще немного и, больной, ошеломленный,
поплелся к себе в дом.
«А мне наплевать – думал он, ложась в постель. Она воображает, может быть, что я без нее жить не могу Ну, нет Завтра же ее выгоню. Пусть себе там со своими мужиками мякину жует. А Тришку-подле- ца… чтоб и духу не было Утром же расчет…»
Он укрылся одеялом и стал думать. Думы были мучительные, скверные, а когда воротилась из сада Настя и, как нив чем не бывало, улеглась спать, его от мыслей бросило в лихорадку.
«Завтра же его прогоню Впрочем, нет не прогоню Его прогонишь, а он на другое место – и ничего себе, словно и не виноват Его бы наказать, чтоб всю жизнь помнил Выпороть бы, как прежде Разложить бы в конюшне и этак в десять рук, семо и овамо Ты его порешь, а он просит и молит, а ты стоишь около и только руки потираешь Так его шибче!
шибче!» Ее около поставить и смотреть, как у ней на лице – Ну, что, матушка Ааа… то-то!»
Утром Настя, по обыкновению, разливала чай. Он сидели наблюдал за ней. Лицо ее было покойно, глаза глядели ясно, бесхитростно.
«Я ей ничего не скажу, – думал он. – Пусть сама поймет Я ее нравственно нравственно страдать заставлю Не буду с ней разговаривать, сердиться на нее буду, а она и поймет Ну, а что, ежели она послушает подлеца Тришку ив самом деле уйдет?»
Была минута, когда последняя мысль до того испугала его, что он побледнели сказал Настенька, что ж ты, душенька, кренделечка не кушаешь Для тебя ведь куплено!
В девятом часу приходил с докладом объездчик
Трифон. Щеглову показалось, что мужик глядит на него с ненавистью, презрением, с каким-то победным нахальством.
«Мало прогнать – подумал он, измеряя его взглядом Выпороть бы. – Ничего я тут не пойму – начал он придираться, пробегая квитанции, поданные Трифоном Это какая цифра 75 или 15? Дубина ты этакая Закорючку не можешь даже, как следует, над семью поставить Семь похоже на кочергу, а один – на кнутик с коротким хвостиком. Этого не знаешь Дубина За это самое вашего брата прежде на конюшне драли Мало ли чего прежде не было – проворчал Трифон, глядя в потолок.
Щеглов искоса поглядел на Трифона. Мужик, показалось ему, ехидно улыбался и глядел еще с большим нахальством Пошел вон – взвизгнул Щеглов, не вынося три- фоновской физиономии.
До вечера Щеглов ходил по двору и придумывал план наказания и мести. Многие планы перебывали в его голове, но что он ни придумывал, все подходило под ту или другую статью уложения о наказаниях. После долгого, мучительного размышления оказалось,
что он ничего несмел В третьем часу ночи, стоя возле беседки, он услышал разговор хуже вчерашнего. Трифон со смехом передавал Насте беседу свою с барином Взять бы его, знаешь, заворот, потрясти маленько этак – и душа вон.
Щеглов не вынес Кого это, прохвост – взвизгнул он. – Чья душа
вон?
В беседке вдруг умолкли. Трифон конфузливо крякнул. Через минуту он нерешительно вышел из беседки и уперся плечом в косяк Кто здесь кричит Кто таков А, это высказал он, увидев барина. – Вот кто!
Минута прошла в молчании За это прежде нашего братана конюшне пороли,
а теперь не знаю, что будет – сказал Трифон, усмехаясь и глядя на луну. – Чай, расчет дадут Боязно!
Засмеялся и пошел по аллеек дому. Щеглов засеменил рядом с ним Трифон – забормотал он, хватая егоза рукав, когда оба они подошли к садовой калитке. – Триша! Я
тебе одно только слово скажу Постой Я ведь ничего Слово одно только Послушай Прошу и умоляю тебя, подлеца, на старости лет Голубчик Ну Видишь ли Я тебе четвертную дам и даже, ежели желаешь, жалованья прибавлю Тридцать рублей дама ты дай я тебя выпорю Разик Разик выпорю и больше ничего!
Трифон подумал немного, взглянул на луну и махнул рукой Несогласен сказал они поплелся в людскую


Дачница
Леля NN, хорошенькая двадцатилетняя блондинка,
стоит у палисадника дачи и, положив подбородок на перекладину, глядит вдаль. Все далекое поле, клочковатые облака на небе, темнеющая вдали железнодорожная станция и речка, бегущая в десяти шагах от палисадника, залиты светом багровой, поднимающейся из-за кургана луны. Ветерок от нечего делать весело рябит речку и шуршит травкой Кругом тишина Леля думает Хорошенькое лицо ее так грустно, в глазах темнеет столько тоски, что, право, неделикатно и жестоко не поделиться с ней ее горем.
Она сравнивает настоящее с прошлым. В прошлом году, в этом же самом душистом и поэтическом мае,
она была в институте и держала выпускные экзамены. Ей припоминается, как классная дама m-lle
Morceau, забитое, больное и ужасно недалекое со- зданье с вечно испуганным лицом и большим, вспотевшим носом, водила выпускных в фотографию сниматься Ах, умоляю вас, – просила она конторщицу в фотографии не показывайте им карточек мужчин!
Просила она со слезами на глазах. Эта бедная ящерица, никогда не знавшая мужчин, приходила в священный ужас при виде мужской физиономии. В усах и бороде каждого демона она умела читать райское блаженство, неминуемо ведущее к неведомой,
страшной пропасти, из которой нет выхода. Институтки смеялись над глупой Morceau, но, пропитанные насквозь идеалами, они не могли не разделять ее священного ужаса. Они веровали, что там, за институтскими стенами, если не считать катарального папаши и братцев-вольноопределяющихся, кишат косматые поэты, бледные певцы, желчные сатирики, отчаянные патриоты, неизмеримые миллионеры, красноречивые до слез, ужасно интересные защитники…
Гляди на эту кишащую толпу и выбирай!
В частности, Леля была убеждена, что, выйдя из института, она неминуемо столкнется с тургеневскими и иными героями, бойцами за правду и прогресс, око- торых впередогонку трактуют все романы и даже все учебники по истории – древней, средней и новой…
В этом мае Леля уже замужем. Муж ее красив, богат, молод, образован, всеми уважаем, но, несмотря на все это, он (совестно сознаться перед поэтическим маем) груб, неотесан и нелеп, как сорок тысяч нелепых братьев.
Просыпается он ровно в десять часов утра и, на- девши халат, садится бриться. Бреется он с озабоченным лицом, с чувством, с толком, словно телефон
выдумывает. После бритья пьет какие-то воды, тоже с озабоченным лицом. Затем, одевшись вовсе тщательно вычищенное и выглаженное, целует женину руку ив собственном экипаже едет на службу в Страховое общество. Что он делает в этом «обществе»,
Леля не знает. Переписывает ли он только бумаги, сочиняет ли умные проекты или, быть может, даже вращает судьбами общества – неизвестно. В четвертом часу приезжает он со службы и, жалуясь на утомление и испарину, переменяет белье. Затем садится обедать. За обедом он много ест и разговаривает. Говорит все больше о высоких материях. Решает женский и финансовый вопросы, бранит за что-то Англию,
хвалит Бисмарка. Достается от него газетам, медицине, актерам, студентам Молодежь ужжасно измельчала За один обед успеет сотню вопросов решить. Но, что ужаснее всего, обедающие гости слушают этого тяжелого человека и поддакивают. Он, говорящий нелепости и пошлости, оказывается умнее всех гостей и может служить авторитетом Нету нас теперь хороших писателей – вздыхает он за каждым обедом, и это убеждение вынес он не из книг. Он никогда ничего не читает – ни книг, ни газет. Тургенева смешивает с Достоевским, карикатур не понимает, шуток тоже, а прочитав однажды, по совету Лели, Щедрина, нашел, что Щедрин туманно
пишет Пушкин, ma chère
39
, лучше У Пушкина есть очень смешные вещи Я читал помню…
После обеда он идет на террасу, садится в мягкое кресло и, полузакрыв глаза, задумывается. Думает долго, сосредоточенно, хмурясь и морщась О чем он думает, неведомо Леле. Она знает только, что после двухчасовой думы он нисколько не умнеет и несет все туже чушь. Вечером игра в карты. Играет он аккуратно. Над каждым ходом долго думает ив случае ошибки партнера, ровным, отчеканивающим голосом излагает правила карточной игры. После карт, по уходе гостей, он пьет те же воды и с озабоченным лицом ложится спать. Во сне он покоен, как лежачее бревно.
Изредка только бредит, но и бред его нелеп Извозчик Извозчик – услышала от него Леля на вторую ночь после свадьбы.
Всю ночь он бурчит. Бурчит у него вносу, в груди,
животе…
Больше ничего не может сказать о нем Леля. Она стоит теперь у палисадника, думает о нем, сравнивает его со всеми знакомыми ей мужчинами и находит,
что он лучше всех но ей не легче от этого. Священный ужас m-lle Morceau обещал ей больше Моя дорогая франц
Русский уголь
(Правдивая история)
В одно прекрасное апрельское утро русский le comte
40
Тулупов ехал на немецком пароходе вниз по
Рейну и от нечего делать беседовал с «колбасником».
Его собеседник, молодой сухопарый немец, весь состоящий из надменно-ученой физиономии, собственного достоинства и туго накрахмаленных воротничков, отрекомендовался горным мастером Артуром
Имбс и упорно не сворачивал с начатого и уже надоевшего графу разговора о русском каменном угле Судьба нашего угля весьма плачевна, – сказал,
между прочим, граф, испустив вздох ученого знатока Вы не можете себе представить Петербург и
Москва живут английским углем, Россия жжет в печах свои роскошные, девственные леса, а между тем недра нашего юга содержат неисчерпаемые богатства!
Имбс печально покачал головой, досадливо крякнули потребовал карту России.
Когда лакей принес карту, граф провел ногтем мизинца поберегу Азовского моря, поцарапал тем же ногтем возле Харькова и проговорил Граф франц

– Вот здесь вообще Понимаете Весь юг!!.
Имбсу хотелось точнее узнать те именно места, где залегает наш угольно граф не сказал ничего определенного он беспорядочно тыкал своим ногтем по всей России и раз даже, желая показать богатую углем Донскую область, ткнул на Ставропольскую губернию. Русский граф, по-видимому, плохо знал географию своей родины. Он ужасно удивился и даже изобразил на своем лице недоверие, когда Имбс сказал ему, что в России есть Карпатские горы У меня у самого, знаете ли, есть в Донской области имение, – сказал граф. – Восемь тысяч десятин земли. Прекрасное имение Угля в нем, представьте себе eine zahllose… eine oceanische Menge!
41
Миллионы в земле зарыты пропадают даром Давно уже мечтаю заняться этим вопросом Подыскиваю случая подходящего человека. У нас в России нет ведь специалистов Полное безлюдье!
Заговорили вообще о специалистах. Говорили много и долго Кончилось тем, что граф вскочил вдруг,
как ужаленный, хлопнул себя полбу и сказал Знаете что Я очень рад, что с вами встретился.
Не хотите ли ехать ко мне в имение А Что вам здесь делать, в Германии Здесь ученых немцев и без вас много, ау меня вы дело сделаете И какое дело. Хо Бесчисленная океанская масса нем
тите? Соглашайтесь скорей!
Имбс нахмурился, походил по каюте из угла в угол и, рассудив и взвесив, дал согласие.
Граф пожал ему руку и крикнул шампанского Ну, теперь я покоен, – сказал он. – У меня будет уголь…
Через неделю Имбс, нагруженный книгами, чертежами и надеждами, ехал уже в Россию, нецеломуд- ренно мечтая о русских рублях. В Москве граф дал ему двести рублей, адрес имения и приказал ехать на юг Езжайте себе и начинайте там Я, может быть,
осенью приеду. Пишите, как и что…
Прибыв в имение Тулупова, Имбс поселился во флигеле и на другой же день после приезда занялся
«снабжением России углем. Через три недели он послал графу первое письмо. Я уже ознакомился с углем вашей земли, – писал он после длинного робкого вступления, – и нашел, что, благодаря своему низкому качеству, он не сто́ит того, чтобы его выкапывали из земли. Если бы он был втрое лучше, то и тогда бы не следовало трогать его. Помимо качества угля,
меня поражает также полное отсутствие спроса. У вашего соседа, углепромышленника Алпатова, заготовлено пятнадцать миллионов пудов, а между тем нет никого, кто бы дал ему хотя бы по копейке за пуд. Донецкая Каменноугольная дорога, идущая через ваше имение, построена специально для перевозки каменного угля, но, как оказывается, ей за все время своего существования не удалось провезти еще ни одного пуда. Нужно быть нечестным или слишком легкомысленным, чтобы подать вам хотя бы каплю надежды на успех. Осмелюсь также добавить, что ваше хозяйство до того расстроено и распущено, что добывание угля и вообще какие бы тони было нововведения являются роскошью. В конце концов немец просил графа порекомендовать его другим русским «Fürsten oder Grafen»
42
или же выслать ему «ein wenig»
43
на обратный путь в Германию. В ожидании милостивого ответа Имбс занялся уженьем карасей и ловлей перепелов на дудочку.
Ответ на это письмо получил не Имбс, а управляющий, поляк Дзержинский. А немцу скажите, что он ни черта не понимает, – писал граф в постскриптуме. Я показывал его письмо одному горному инженеру
(тайному советнику Млееву), и оно возбудило смех.
Впрочем, я его не держу. Пусть себе уезжает. Деньги жена дорогу у него есть. Я дал ему 200 руб. Если он потратил на дорогу 50, то и тогда останется у него 150 руб. Узнав о таком ответе, Имбс ужасно ис-
42
Князьям или графам нем Немного нем
пугался. Он сели покрыл своим немецким, расплывающимся почерком два листа почтовой бумаги. Он умолял графа простить его великодушно зато, что он скрыл от него в первом письме многое очень важное. Со слезами на глазах и угрызаемый совестью он писал, что оставшиеся после дороги из Москвы рубля он имел неосторожность проиграть в карты
Дзержинскому. Впоследствии я выиграл с него р, но он не отдает мне их, хотя и получил с меня весь мой проигрыша потому осмеливаюсь прибегать ква- шему всемогуществу, заставьте уважаемого господина Дзержинского уплатить мне хоть половину, чтобы я мог оставить Россию и не есть даром вашего хлеба. Много воды утекло в море и много карасей и перепелов поймал Имбс, пока получил ответ на это второе письмо. Однажды, в конце июля, в его комнату вошел поляки, севши на кровать, принялся припоминать вслух все ругательства, имеющиеся на немецком языке Удивительный осел этот граф – сказал он, хлопая фуражкой о край стола. – Пишет мне, что уезжает на днях в Италию, а не дает никаких распоряжений относительно вас. Куда мне вас девать Водку вами закусывать, что ли И на чертей ему дался этот уголь!
Уголь ему нужен также, как мне ваша физиономия,
черт его возьми Ивы тоже хороши, нечего сказать
Глупый, объевшийся баловень наболтал вам от нечего делать, а вы ему поверили Граф уезжает в Италию – удивился Имбс, бледнея А денег мне прислал Нет Как же я уеду отсюда Ведь у меня ни копейки. Послушайте меня, уважаемый господин Дзержинский Если вы не можете отдать мне вашего проигрыша, тоне купите ли вы моих книги чертежей В России вы сбудете их за очень большую сумму В России ненужны ваши книги и чертежи.
Имбс сели задумался. Пока поляк наполнял воздух своею желчью, немец решал свой шкурный вопрос и чувствовал всеми своими немецкими чувствами, как у него портилась в эти минуты кровь. Он похудел, обрюзг, и выражение надменной учености на лице уступило место выражению боли, безнадежности Сознание безвыходного плена, вдали от рейнских волн и компании горных мастеров, заставило его плакать Вечером он сидел у окна и глядел на луну Кругом была тишина. Где-то вдали пиликала гар- монийка и ныла жалобная русская песенка. Эти звуки защемили Имбса за сердце Его охватила такая тоска по родине, по праву и справедливости, что он отдал бы всю жизнь зато только, чтобы очутиться в эту ночь дома…
«И здесь светит эта луна, и там она светит, а какая
разница – думал он.
Всю ночь тосковал Имбс. Под утро он не вынес тоски и порешил уйти. Сложив свои ненужные в России»
книги и чертежи в котомку, он выпил натощак воды и ровно в четыре часа утра поплелся пешечком к северу. Он порешил идти в тот самый Харьков, который еще так недавно граф поцарапал на карте своим розовым ногтем. В Харькове надеялся он встретить немцев, которые могли бы дать ему денег на дорогу Дорогой стащили с меня, сонного, сапоги, – рассказывал Имбс своим приятелям, сидя через месяц на том же пароходе. – Такова русская честность Нов конце концов нужно отдать ей справедливость от
Славянска до Харькова русский кондуктор провез меня за сорок копеек – деньги, вырученные мною замою пенковую трубку. Это нечестно, но зато очень дешево
Брожение умов
(Из летописи одного города)
Земля изображала из себя пекло. Послеобеденное солнце жгло с таким усердием, что даже Реомюр, висевший в кабинете акцизного, потерялся дошел дои в нерешимости остановился С обывателей лил пот, как с заезженных лошадей, и на них же засыхал лень было вытирать.
По большой базарной площади, ввиду домов сна- глухо закрытыми ставнями, шли два обывателя казначей Почешихин и ходатай по делам (он же и старинный корреспондент Сына отечества) Оптимов. Оба шли и по случаю жары молчали. Оптимову хотелось осудить управу за пыль и нечистоту базарной площади, но, зная миролюбивый нрав и умеренное направление спутника, он молчал.
На середине площади Почешихин вдруг остановился и стал глядеть на небо Что высмотрите, Евпл Серапионыч?
– Скворцы полетели. Гляжу, куда сядут. Туча тучей!
Ежели, положим, из ружья выпалить, да ежели потом собрать да ежели В саду отца протоиерея сели Нисколько, Евпл Серапионыч. Не у отца протоиерея, ау отца дьякона Вратоадова. Если с этого места выпалить, то ничего не убьешь. Дробь мелкая и, покуда долетит, ослабнет. Да и за что их, посудите, убивать Птица насчет ягод вредная, это верно, но все- таки тварь, всякое дыхание. Скворец, скажем, поет…
А для чего он, спрашивается, поет Для хвалы поет.
Всякое дыхание да хвалит господа. Ой, нет Кажется,
у отца протоиерея сели!
Мимо беседующих бесшумно прошли три старые богомолки с котомками ив лапотках. Поглядев вопросительно на Почешихина и Оптимова, которые всматривались почему-то в дом отца протоиерея, они пошли тише и, отойдя немного, остановились и еще раз взглянули на друзей и потом сами стали смотреть на дом отца протоиерея Да, вы правду сказали, они у отца протоиерея сели продолжал Оптимов. – У него теперь вишня поспела, так вот они и полетели клевать.
Из протопоповой калитки вышел сам отец протоиерей Восьмистишиев и с ним дьячок Евстигней. Увидев обращенное в его сторону внимание и не понимая, на что это смотрят люди, он остановился и, вместе с дьячком, стал тоже глядеть вверх, чтобы понять Отец Паисий, надо полагать, на требу идет, – сказал Почешихин. – Помогай ему бог!
В пространстве между друзьями и отцом протоиереем прошли только что выкупавшиеся в реке фабричные купца Пурова. Увидев отца Паисия, напрягавшего свое внимание на высь поднебесную, и богомолок, которые стояли неподвижно и тоже смотрели вверх, они остановились и стали глядеть туда же. Тоже самое сделали мальчик, ведший нищего-слепца,
и мужик, несший для свалки на площади бочонок испортившихся сельдей Что-то случилось, надо думать, – сказал Почеши- хин. – Пожар, что ли Да нет, не видать дыму Эй,
Кузьма! – крикнул он остановившемуся мужику. – Что там случилось?
Мужик что-то ответил, но Почешихин и Оптимов ничего не расслышали. У всех лавочных дверей показались сонные приказчики. Штукатуры, мазавшие лабаз купца Фертикулина, оставили свои лестницы и присоединились к фабричным. Пожарный, описывавший босыми ногами круги на каланче, остановился и, поглядев немного, спустился вниз. Каланча осиротела.
Это показалось подозрительным Уж не пожар ли где-нибудь? Да вы не толкайтесь!
Черт свинячий Где вы видите пожар Какой пожар Господа,
разойдитесь! Вас честью просят Должно, внутри загорелось Честью просит, асам руками тычет. Не махайте
руками Вы хоть и господин начальника вы не имеете никакого полного права рукам волю давать На мозоль наступил А, чтоб тебя раздавило Кого раздавило Ребята, человека задавили Почему такая толпа За какой надобностью Человека, ваше выскблаародие, задавило Где Рразойдитесь! Господа, честью прошу Честью просят тебя, дубина Мужиков толкай, а благородных не смей трогать!
Не прикасайся Нешто это люди Нешто их, чертей, проймешь добрым словом Сидоров, сбегай-ка за Акимом Да- нилычем! Живо Господа, ведь вам же плохо будет!
Придет Аким Данилыч, ивам же достанется И ты тут,
Парфен?! А еще тоже слепец, святой старец Ничего не видит, а туда же, куда и люди, не повинуется Смир- нов, запиши Парфена Слушаю И пуровских прикажете записать Вот этот самый, который щека распухши, – это пуровский!
– Пуровских не записывай покуда Пуров завтра именинник!
Скворцы темной тучей поднялись над садом отца протоиерея, но Почешихин и Оптимов уже не видели их они стояли и все глядели вверх, стараясь понять,
зачем собралась такая толпа и куда она смотрит. Показался Аким Данилыч. Что-то жуя и вытирая губы, он
взревели врезался в толпу Пожжаррные, приготовьсь! Рразойдитесь! Господин Оптимов, разойдитесь, ведь вам же плохо будет!
Чем в газеты на порядочных людей писать разные критики, вы бы лучше сами старались вести себя посущественней Добру-то не научат газеты Прошу вас не касаться гласности – вспылил Оп- тимов. – Я литератор и не дозволю вам касаться гласности, хотя, подолгу гражданина, и почитаю вас, как отца и благодетеля Пожарные, лей Воды нет, ваше высокоблаародие!
– Не рразговаривать! Поезжайте за водой Живааа!
– Не на чем ехать, ваше высокоблагородие. Майор на пожарных лошадях поехали ихнюю тетеньку провожать Разойдитесь Сдай назад, чтоб тебя черти взяли Съел Запиши-ка его, черта Карандаш потерялся, ваше высокоблаародие…
Толпа все увеличивалась и увеличивалась Бог знает, до каких бы размеров она выросла, если бы в трактире Грешкина не вздумали пробовать полученный на днях из Москвы новый орган. Заслышав
«Стрелочка», толпа ахнула и повалила к трактиру. Так никто и не узнал, почему собралась толпа, а Оптимов и Почешихин уже забыли о скворцах, истинных виновниках происшествия. Через час город был уже недвижим и тихи виден был только один-единственный человек это пожарный, ходивший на каланче…
Вечером того же дня Аким Данилыч сидел в бакалейной лавке Фертикулина, пил лимонад-газес с коньяком и писал Кроме официальной бумаги, смею добавить, ваше-ство, и от себя некоторое присовокупление. Отец и благодетель Именно только молитвами вашей добродетельной супруги, живущей в благорастворенной даче близ нашего города, дело не дошло до крайних пределов Столько я вынес засей день, что и описать не могу. Распорядительность Кру- шенского и пожарного майора Портупеева не находит себе подходящего названия. Горжусь сими достойными слугами отечества Я же сделал все, что может сделать слабый человек, кроме добра ближнему ничего не желающий, и, сидя теперь среди домашнего очага своего, благодарю со слезами Того, кто не допустил до кровопролития. Виновные, за недостатком улик, сидят пока взаперти, но думаю их выпустить через недельку. От невежества преступили заповедь
Экзамен начин Учитель географии Галкин на меня злобу имеет и, верьте-с, я у него не выдержу сегодня экзамента, говорил, нервно потирая руки и потея, приемщик Х-го почтового отделения Ефим Захарыч Фендриков, седой, бородатый человек с почтенной лысиной и солидным животом. – Не выдержу Это как бог свят…
А злится он на меня совсем из-за пустяков-с. Приходит ко мне однажды с заказным письмом и сквозь всю публику лезет, чтоб я, видите ли, принял сперва его письмо, а потом уж прочие. Это не годится Хоть они образованного класса, а все-таки соблюдай порядок и жди. Я ему сделал приличное замечание. Дожидайтесь говорю, – очереди, милостивый государь».
Он вспыхнули стой поры восстает на меня, аки Са- ул. Сынишке моему Егорушке единицы выводит, а про меня разные названия по городу распускает. Иду я од- нажды-с мимо трактира Кухтина, а он высунулся с бильярдным кием из окна и кричит в пьяном виде на всю площадь Господа, поглядите марка, бывшая в употреблении, идет!»
Учитель русского языка Пивомедов, стоявший в передней Х-го уездного училища вместе с Фендриковым и снисходительно куривший его папиросу, пожал плечами и успокоил Не волнуйтесь. У нас и примера не было, чтоб вашего братана экзаменах резали. Проформа!
Фендриков успокоился, но ненадолго. Через переднюю прошел Галкин, молодой человек с жидкой, словно оборванной бородкой, в парусинковых брюках и новом синем фраке. Он строго посмотрел на Фендри- кова и прошел дальше.
Затем разнесся слух, что инспектор едет. Фендри- ков похолодели стал ждать стем страхом, который так хорошо известен всем подсудимыми экзаменующимся впервые. Через переднюю пробежал на улицу штатный смотритель уездного училища Хамов. За ним спешил навстречу к инспектору законоучитель Змие- жалов в камилавке и с наперстным крестом. Туда же стремились и прочие учителя. Инспектор народных училищ Ахахов громко поздоровался, выразил свое неудовольствие на пыль и вошел в училище. Через пять минут приступили к экзаменам.
Проэкзаменовали двух поповичей на сельского учителя. Один выдержал, другой жене выдержал.
Провалившийся высморкался в красный платок, постоял немного, подумали ушел. Проэкзаменовали двух вольноопределяющихся третьего разряда. После этого пробил час Фендрикова…
– Вы где служите – обратился к нему инспектор

– Приемщиком в здешнем почтовом отделении, ваше высокородие, – проговорил он, выпрямляясь и стараясь скрыть от публики дрожание своих рук. Прослужил двадцать один год, ваше высокородие, а ныне потребованы сведения для представления меня к чину коллежского регистратора, для чего и осмеливаюсь подвергнуться испытанию на первый классный чин Такс Напишите диктант.
Пивомедов поднялся, кашлянули начал диктовать густым, пронзительным басом, стараясь уловить экзаменующегося на словах, которые пишутся не так,
как выговариваются «Хараша халодная вада, кагда хочица пить и проч.
Но как ни изощрялся хитроумный Пивомедов, диктант удался. Будущий коллежский регистратор сделал немного ошибок, хотя и напирал больше на красоту букв, чем на грамматику. В слове «чрезвычайно»
он написал два н, слово лучше написал «лутше»,
а словами новое поприще вызвал на лице инспектора улыбку, так как написал новое подприще»; но ведь все это не грубые ошибки Диктант удовлетворителен, – сказал инспектор Осмелюсь довести до сведения вашего высокородия сказал подбодренный Фендриков, искоса поглядывая на врага своего Галкина, – осмелюсь доложить, что геометрию я учил из книги Давыдова,
отчасти же обучался ей у племянника Варсонофия,
приезжавшего на каникулах из Троице-Сергиевской,
Вифанской тож, семинарии. И планиметрию, учили стереометрию все как есть Стереометрии по программе не полагается Не полагается А я месяц над ней сидел Этакая жалость – вздохнул Фендриков.
– Но оставим пока геометрию. Обратимся к науке,
которую вы, как чиновник почтового ведомства, вероятно, любите. География – наука почтальонов.
Все учителя почтительно улыбнулись. Фендриков был несогласен стем, что география есть наука почтальонов (об этом нигде не было написано нив почтовых правилах, нив приказах по округу, но из почтительности сказал Точно так. Он нервно кашлянули с ужасом стал ждать вопросов. Его враг Галкин откинулся на спинку стула и, не глядя на него, спросил протяжно Э скажите мне, какое правление в Турции Известно какое Турецкое Гм. турецкое Это понятие растяжимое. Там правление конституционное. А какие вызнаете притоки Ганга Я географию Смирнова учили, извините, неотчетливо выучил Ганг, это которая река в Индии те
кет… река эта текет в океан Я вас не про это спрашиваю. Какие притоки имеет
Ганг? Не знаете А где течет Аракс? И этого не знаете Странно Какой губернии Житомир Тракт 18, место На лбу у Фендрикова выступил холодный пот. Он замигал глазами и сделал такое глотательное движение, что показалось, будто он проглотил свой язык Как перед истинным богом, ваше высокородие, забормотал он. – Даже отец протоиерей могут подтвердить Двадцать один год прослужили теперь это самое, которое Век буду бога молить Хорошо, оставим географию. Что вы из арифметики приготовили И арифметику неотчетливо Даже отец протоиерей могут подтвердить Век буду бога молить С
самого Покрова учусь, учусь и ничего толку Постарел для умственности Будьте столь милостивы,
ваше высокородие, заставьте вечно бога молить.
На ресницах у Фендрикова повисли слезы Прослужил честно и беспорочно Говею ежегодно Даже отец протоиерей могут подтвердить…
Будьте великодушны, ваше высокородие Ничего не приготовили Все приготовил-с, но ничего не помню-с… Скоро шестьдесят стукнет, ваше высокородие, где уж тут за
науками угоняться Сделайте милость Ужи шапку с кокардой себе заказал – сказал протоиерей Змиежалов и усмехнулся Хорошо, ступайте. – сказал инспектор.
Через полчаса Фендриков шел с учителями в трактир Кухтина пить чай и торжествовал. Лицо у него сияло, в глазах светилось счастье, но ежеминутное почесывание затылка показывало, что его терзала ка- кая-то мысль Экая жалость – бормотал он. – Ведь этакая, скажи на милость, глупость с моей стороны Да что такое – спросил Пивомедов.
– Зачем я стереометрию учил, ежели ее в программе нет Ведь целый месяц над ней, подлой, сидел.
Этакая жалость

Хирургия
Земская больница. За отсутствием доктора, уехавшего жениться, больных принимает фельдшер Куря- тин, толстый человек лет сорока, в поношенной че- чунчовой жакетке ив истрепанных триковых брюках.
На лице выражение чувства долга и приятности. Между указательными средним пальцами левой руки сигара, распространяющая зловоние.
В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт,
на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором,
потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером А-а-а… мое вам – зевает фельдшер. – Счем пожаловали С воскресным днем вас, Сергей Кузьмич Ква- шей милости Истинно и правдиво в Псалтыри сказано, извините Питие мое с плачем растворях». Сел намедни со старухой чай пить и – ни боже мой, ни капельки, ни синь-порох, хоть ложись да помирай…
Хлебнешь чуточку – и силы моей нету А кроме того, что в самом зубе, но и всю эту сторону Таки ломит, таки ломит В ухо отдает, извините, словно в нем гвоздик или другой какой предмет таки стреляет, таки стреляет Согрешихом и беззаконновах- ом Студными бо окалях душу грехми ив лености житие мое иждих… За грехи, Сергей Кузьмич, за грехи Отец иерей после литургии упрекает Косноязычен ты, Ефим, и гугнив стал. Поешь, и ничего у тебя не разберешь. А какое, судите, тут пение, ежели рта раскрыть нельзя, все распухши, извините, и ночь не спавши…
– М-да… Садитесь Раскройте рот!
Вонмигласов садится и раскрывает рот.
Курятин хмурится, глядит в рот и среди пожелтевших от времени и табаку зубов усматривает один зуб,
украшенный зияющим дуплом Отец диакон велели водку с хреном прикладывать не помогло. Гликерия Анисимовна, дай бог им здоровья, дали на руку ниточку носить с Афонской горы да велели теплым молоком зуб полоскать, а я, признаться, ниточку-то наделав отношении молокане соблюл бога боюсь, пост Предрассудок (Пауза) Вырвать его нужно,
Ефим Михеич!
– Вам лучше знать, Сергей Кузьмич. На то вы и обучены, чтоб это дело понимать как оно есть, что вырвать, а что каплями или прочим чем На то вы, благодетели, и поставлены, дай бог вам здоровья, чтоб мы за вас денно и нощно, отцы родные по гроб жизни Пустяки – скромничает фельдшер, подходя к шкапу и роясь в инструментах. – Хирургия – пустяки Тут во всем привычка, твердость руки Раз плюнуть Намедни тоже, вот как ивы, приезжает в больницу помещик Александр Иваныч Египетский Тоже с зубом Человек образованный, обо всем расспрашивает, вовсе входит, как и что. Руку пожимает, по имении отчеству В Петербурге семь лет жил, всех профессоров перенюхал Долго мыс ним тут Хри- стом-богом молит вырвите вы мне его, Сергей Кузьмич Отчего жене вырвать Вырвать можно. Только тут понимать надо, без понятия нельзя Зубы разные бывают. Один рвешь щипцами, другой козьей ножкой,
третий ключом Кому как.
Фельдшер берет козью ножку, минуту смотрит на нее вопросительно, потом кладет и берет щипцы Ну-с, раскройте рот пошире – говорит он, подходя с щипцами к дьячку. – Сейчас мы его тово… Раз плюнуть Десну подрезать только тракцию сделать по вертикальной оси и все (подрезывает десну) и все Благодетели вы наши Нам, дураками невдомек, а вас господь просветил Не рассуждайте, ежели у вас рот раскрыт Этот легко рвать, а бывает так, что одни только корешки…
Этот – раз плюнуть (Накладывает щипцы) Постойте, не дергайтесь Сидите неподвижно В мгновение ока (Делает тракцию.) Главное, чтоб поглубже взять (тянет чтоб коронка не сломалась Отцы наши Мать пресвятая Ввв…
– Не тово… не тово… как его Не хватайте руками Пустите руки (Тянет) Сейчас Вот, вот Дело-то ведь нелегкое Отцы радетели (Кричит) Ангелы Ого-го… Да дергай же, дергай Чего пять лет тянешь Дело-то ведь хирургия Сразу нельзя Вот,
вот…
Вонмигласов поднимает колени до локтей, шевелит пальцами, выпучивает глаза, прерывисто дышит На багровом лице его выступает пот, на глазах слезы. Ку- рятин сопит, топчется перед дьячком и тянет Проходят мучительнейшие полминуты – и щипцы срываются с зуба. Дьячок вскакивает и лезет пальцами в рот.
Во рту нащупывает он зуб на старом месте Тянул – говорит он плачущими в тоже время насмешливым голосом. – Чтоб тебя так на том свете потянуло Благодарим покорно Коли не умеешь рвать,
так не берись Света божьего не вижу

– А ты зачем руками хватаешь – сердится фельдшер Я тяну, а ты мне под руку толкаешь и разные глупые слова Дура Сам ты дура Ты думаешь, мужик, легко зуб-то рвать Возь- мись-ка! Это не то, что на колокольню полез дав колокола отбарабанил (Дразнит) Не умеешь, не умеешь Скажи, какой указчик нашелся Ишь ты Господину Египетскому, Александру Иванычу, рвал, да и тот ничего, никаких слов Человек почище тебя, а не хватал руками Садись Садись, тебе говорю Света не вижу Дай дух перевести Ох (Садится) Не тяни только долго, а дергай. Тыне тяни, а дергай Сразу Учи ученого Экий, господи, народ необразованный Живи вот с этакими очумеешь Раскрой рот…
(Накладывает щипцы) Хирургия, брат, не шутка…
Это не на клиросе читать (Делает тракцию.) Не дергайся Зуб, выходит, застарелый, глубоко корни пустил (Тянет.)
Не шевелись Так так Не шевелись Ну, ну…
(Слышен хрустящий звук) Таки знал!
Вонмигласов сидит минуту неподвижно, словно без чувств. Он ошеломлен Глаза его тупо глядят в пространство, на бледном лице пот Было б мне козьей ножкой – бормочет фельдшер Этакая оказия!
Придя в себя, дьячок сует в рот пальцы и на месте больного зуба находит два торчащих выступа Парршивый черт – выговаривает он. – Насажа- ли вас здесь, иродов, на нашу погибель Поругайся мне еще тут – бормочет фельдшер,
кладя в шкап щипцы. – Невежа Мало тебя в бурсе березой потчевали Господин Египетский, Александр Иваныч, в Петербурге лет семь жил образованность один костюм рублей сто стоит да и тоне ругался А ты что за пава такая Ништо тебе, не околеешь!
Дьячок берет со стола свою просфору и, придерживая щеку рукой, уходит восвояси

Хамелеон
Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке.
За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником. Кругом тишина На площади ни души Открытые двери лавок и кабаков глядят на свет божий уныло, как голодные пасти около них нет даже нищих Такты кусаться, окаянная – слышит вдруг Очу- мелов. – Ребята, не пущай ее Нынче не велено кусаться Держи А а!
Слышен собачий визг. Очумелов глядит в сторону и видит из дровяного склада купца Пичугина, прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит собака. За ней гонится человек в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, падает на землю и хватает собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик Не пущай!» Из лавок высовываются сонные физиономии, и скоро около дровяного склада, словно из земли выросши, собирается толпа Никак беспорядок, ваше благородие. – говорит городовой.
Очумелов делает полуоборот налево и шагает к
сборищу. Около самых ворот склада, видит он, стоит вышеписанный человек в расстегнутой жилетке и,
подняв вверх правую руку, показывает толпе окровавленный палец. На полупьяном лице его как бы написано Ужо я сорву с тебя, шельма – да и самый палец имеет вид знамения победы. В этом человеке Очумелов узнает золотых дел мастера Хрюкина.
В центре толпы, растопырив передние ноги и дрожа всем телом, сидит на земле сам виновник скандала белый борзой щенок сострой мордой и желтым пятном на спине. В слезящихся глазах его выражение тоски и ужаса По какому это случаю тут – спрашивает Очуме- лов, врезываясь в толпу. – Почему тут Это ты зачем палец. Кто кричал Иду я, ваше благородие, никого не трогаю – начинает Хрюкин, кашляя в кулак. – Насчет дров с Мит- рий Митричем, – и вдруг эта подлая ни с того ни с сего за палец Вы меня извините, я человек, который работающий Работа у меня мелкая. Пущай мне заплатят, потому – я этим пальцем, может, неделю не пошевельну Этого, ваше благородие, ив законе нет,
чтоб от твари терпеть Ежели каждый будет кусаться, то лучше и нежить на свете Гм. Хорошо – говорит Очумелов строго, кашляя и шевеля бровями. – Хорошо Чья собака Я
этого так не оставлю. Я покажу вам, как собак распускать Пора обратить внимание на подобных господне желающих подчиняться постановлениям Как оштрафуют его, мерзавца, так он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот Я ему покажу Кузькину мать. Елдырин, – обращается надзиратель к городовому узнай, чья это собака, и составляй протокол А собаку истребить надо. Немедля Она, наверное, бешеная Чья это собака, спрашиваю Это, кажись, генерала Жигалова! – говорит кто-то из толпы Генерала Жигалова? Гм. Сними-ка, Елдырин, с меня пальто Ужас как жарко Должно полагать, перед дождем Одного только я не понимаю как она могла тебя укусить – обращается Очумелов к Хрюки- ну. – Нешто она достанет до пальца Она маленькая,
а ты ведь вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потоми пришла в твою голову идея, чтоб сорвать. Ты ведь известный народ Знаю вас, чертей Он, ваше благородие, цыгаркой ей в харю для смеха, а она – не будь дура и тяпни Вздорный человек, ваше благородие Врешь, кривой Не видал, так, стало быть, зачем врать Их благородие умный господин и понимают,
ежели кто врет, а кто по совести, как перед богом
А ежели я вру, так пущай мировой рассудит. У него в законе сказано Нынче все равны У меня у самого брат в жандарах… ежели хотите знать Не рассуждать Нет, это не генеральская – глубокомысленно замечает городовой. – У генерала таких нет. У него все больше легавые Ты это верно знаешь Верно, ваше благородие Я и сам знаю. У генерала собаки дорогие, породистые, а эта – черт знает что Ни шерсти, ни вида…
подлость одна только И этакую собаку держать?!.
Где же у вас ум Попадись этакая собака в Петербурге или Москве, то знаете, что было бы Там не посмотрели бы в закона моментально – не дыши Ты, Хрю- кин, пострадали дела этого так не оставляй Нужно проучить Пора А может быть, и генеральская – думает вслух городовой. – На морде у ней не написано Намедни во дворе у него такую видел Вестимо, генеральская – говорит голос из толпы Гм. Наденька, брат Елдырин, на меня пальто…
Что-то ветром подуло Знобит Ты отведешь ее к генералу испросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу…
Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей внос сигаркой тыкать, то долго ли испортить.
Собака – нежная тварь А ты, болван, опусти руку!
Нечего свой дурацкий палец выставлять Сам виноват Повар генеральский идет, его спросим Эй, Прохор Поди-ка, милый, сюда Погляди на собаку Ваша Выдумал Этаких у нас отродясь не бывало Испрашивать тут долго нечего, – говорит Очу- мелов. – Она бродячая Нечего тут долго разговаривать Ежели сказал, что бродячая, стало быть и бродячая Истребить, вот и все Это не наша, – продолжает Прохор. – Это генера- лова брата, что намеднись приехал. Наш не охотник до борзых. Брат ихний охоч…
– Да разве братец ихний приехали Владимир Ива- ныч? – спрашивает Очумелов, и все лицо его заливается улыбкой умиления. – Ишь ты, господи! А я и не знал Погостить приехали В гости Ишь ты, господи… Соскучились по братце А я ведь и не знал Так это ихняя собачка Очень рад…
Возьми ее Собачонка ничего себе Шустрая такая Цап этого за палец Ха-ха-ха… Ну, чего дрожишь Ррр… Рр… Сердится, шельма цуцык этакий Прохор зовет собаку и идет с ней от дровяного склада Толпа хохочет над Хрюкиным.
– Я еще доберусь до тебя – грозит ему Очумелов и, запахиваясь в шинель, продолжает свой путь по базарной площади
Надлежащие меры
Маленький, заштатный городок, которого, по выражению местного тюремного смотрителя, на географической карте даже под телескопом не увидишь, освещен полуденным солнцем. Тишина и спокойствие. По направлению от Думы к торговым рядам медленно подвигается санитарная комиссия, состоящая из городового врача, полицейского надзирателя, двух уполномоченных от думы и одного торгового депутата.
Сзади почтительно шагают городовые Путь комиссии, как путь в ад, усыпан благими намерениями. Санитары идут и, размахивая руками, толкуют о нечистоте, вони, надлежащих мерах и прочих холерных материях. Разговоры до того умные, что идущий впереди всех полицейский надзиратель вдруг приходит в восторги, обернувшись, заявляет Вот так бы нам, господа, почаще собираться да рассуждать И приятно, ив обществе себя чувствуешь, а то только и знаем, что ссоримся. Да ей-богу!
– С кого бы нам начать – обращается торговый депутат к врачу тоном палача, выбирающего жертву. Не начать ли нам, Аникита Николаич, славки Ошей- никова? Мошенник, во-первых, и во-вторых, пора уж до него добраться. Намедни приносят мне от него
гречневую крупу, а в ней, извините, крысиный помет…
Жена таки не ела Ну что ж С Ошейникова начинать, такс Ошейни- кова, – говорит безучастно врач.
Санитары входят в Магазин чаю, сахару и кофию и прочих колоннеальных товаров А. М. Ошейникова»
и тотчас же, без длинных предисловий, приступают к ревизии М-да-с… – говорит врач, рассматривая красиво сложенные пирамиды из казанского мыла. – Каких ты у себя здесь из мыла вавилонов настроил Изобретательность, подумаешь Э э э Это что же такое?
Поглядите, господа Демьян Гаврилыч изволит мыло и хлеб одними тем же ножом резать От этого холеры не выйдет-с, Аникита Николаич! резонно замечает хозяин Оно-то так, но ведь противно Ведь и я у тебя хлеб покупаю Для кого поблагородней, мы особый нож держим.
Будьте покойны-с… Что вы-с…
Полицейский надзиратель щурит свои близорукие глаза на окорок, долго царапает его ногтем, громко нюхает, затем, пощелкав по окороку пальцем, спрашивает А он у тебя, бывает, нес стрихнинами?
– Что вы-с… Помилуйте-с… Нешто можно-с!
Надзиратель конфузится, отходит от окорока ищу- рит глаза на прейскурант Асмолова и К. Торговый депутат запускает руку в бочонок с гречневой крупой и ощущает там что-то мягкое, бархатистое Он глядит туда, и по лицу его разливается нежность Кисаньки… кисаньки! Манюнечки мои – лепечет он. – Лежат в крупе и мордочки подняли нежатся…
Ты бы, Демьян Гаврилыч, прислал мне одного котеночка Это можно-с… А вот, господа, закуски, ежели желаете осмотреть Селедки вот, сыр балык, изволите видеть Балык в четверг получил, самый лучш- шш… Мишка, дайка сюда ножик!
Санитары отрезывают по куску балыка и, понюхав,
пробуют.
– Закушу ужи я кстати – говорит как бы про себя хозяин лавки Демьян Гаврилыч. – Там где-то у меня бутылочка валялась. Пойти перед балыком выпить…
Другой вкус тогда Мишка, дайка сюда бутылочку.
Мишка, надув щеки и выпучив глаза, раскупоривает бутылку и со звоном ставит ее на прилавок Пить натощак – говорит полицейский надзиратель, в нерешимости почесывая затылок. – Впрочем,
ежели по одной Только ты поскорей, Демьян Гаври- лыч, нам некогда с твоей водкой!
Через четверть часа санитары, вытирая губы и ковыряя спичками в зубах, идут к лавке Голорыбенко.
Тут, как назло, пройти негде Человек пять молодцов, с красными, вспотевшими физиономиями, катят из лавки бочонок с маслом Держи вправо. Тяни за край тяни, тяни Брусок подложи а, черт Отойдите, ваше благородие, ноги отдавим!
Бочонок застревает в дверях и – ни с места Молодцы налегают на него и прут изо всех сил, испуская громкое сопенье и бранясь на всю площадь. После таких усилий, когда от долгих сопений воздух значительно изменяет свою чистоту, бочонок, наконец, выкатывается и почему-то, вопреки законам природы, катится назад и опять застревает в дверях. Сопенье начинается снова Тьфу – плюет надзиратель. – Пойдемте к Шибу- кину. Эти черти до вечера будут пыхтеть.
Шибукинскую лавку санитары находят запертой Да ведь она же была отперта – удивляются санитары, переглядываясь. – Когда мы к Ошейникову входили, Шибукин стоял на пороге и медный чайник полоскал. Где он – обращаются они к нищему, стоящему около запертой лавки Подайте милостыньку, Христа ради, – сипит нищий убогому калеке, что милость ваша, господа благодетели родителям вашим
Санитары машут руками и идут дальше, за исключением одного только уполномоченного от думы,
Плюнина. Этот подает нищему копейку и, словно че- го-то испугавшись, быстро крестится и бежит вдогонку за компанией.
Часа через два комиссия идет обратно. Виду санитаров утомленный, замученный. Ходили они недаром один из городовых, торжественно шагая, несет лоток, наполненный гнилыми яблоками Теперь, после трудов праведных, недурно бы дрызнуть, – говорит надзиратель, косясь на вывеску
«Ренсковый погреб вини водок. – Подкрепиться бы М-да, не мешает. Зайдемте, если хотите!
Санитары спускаются в погреби садятся вокруг круглого стола с погнувшимися ножками. Надзиратель кивает сидельцу, и на столе появляется бутылка Жаль, что закусить нечем, – говорит торговый депутат, выпивая и морщась. – Огурчика дал бы, что ли Впрочем…
Депутат поворачивается к городовому с лотком, выбирает наиболее сохранившееся яблоко и закусывает Ах тут есть и не очень гнилые – как бы удивляется надзиратель. – Дайка и я себе выберу Даты поставь здесь лоток Какие лучше – мы выберем, почистим, а остальные можешь уничтожить. Аникита Нико-
лаич, наливайте Вот так почаще бы нам собираться да рассуждать. А то живешь-живешь в этой глуши, никакого образования, ни клуба, ни общества – Австралия, да и только Наливайте, господа Доктор, ябло- чек Самолично для вас очистил Ваше благородие, куда лоток девать прикажете спрашивает городовой надзирателя, выходящего с компанией из погреба Ло… лоток Который лоток П-понимаю! Уничтожь вместе с яблоками потому – зараза Яблоки вы изволили скушать А-а… очень приятно Послушш… поди ко мне домой и скажи Марье Власьевне, чтоб не сердилась…
Я только на часок к Плюнину спать Понимаешь?
Спать… объятия Морфея. Шпрехен зи деич, Иван Ан- дреич.
И, подняв к небу глаза, надзиратель горько качает головой, растопыривает руки и говорит Таки вся жизнь наша

Винт
В одну скверную осеннюю ночь Андрей Степанович
Пересолин ехал из театра. Ехал они размышляло той пользе, какую приносили бы театры, если бы в них давались пьесы нравственного содержания. Проезжая мимо правления, он бросил думать о пользе и стал глядеть на окна дома, в котором он, выражаясь языком поэтов и шкиперов, управлял рулем. Два окна, выходившие из дежурной комнаты, были ярко освеще- ны.
«Неужели они до сих пор с отчетом возятся – подумал Пересолин. – Четыре их там дурака, и до сих пор еще не кончили Чего доброго, люди подумают,
что я ими ночью покоя не даю. Пойду подгоню их Остановись, Гурий!
Пересолин вылез из экипажа и пошел в правление.
Парадная дверь была заперта, задний же ход, имевший одну только испортившуюся задвижку, был настежь. Пересолин воспользовался последними через какую-нибудь минуту стоял уже у дверей дежурной комнаты. Дверь была слегка отворена, и Пересолин,
взглянув в нее, увидел нечто необычайное. За столом, заваленным большими счетными листами, при свете двух ламп, сидели четыре чиновника и играли
в карты. Сосредоточенные, неподвижные, с лицами,
окрашенными в зеленый цвет от абажуров, они напоминали сказочных гномов или, чего боже избави,
фальшивых монетчиков Еще более таинственности придавала им их игра. Судя по их манерами карточным терминам, которые они изредка выкрикивали, то был винт судя же по всему тому, что услышал Пере- солин, эту игру нельзя было назвать ни винтом, ни даже игрой в карты. То было нечто неслыханное, странное и таинственное В чиновниках Пересолин узнал
Серафима Звиздулина, Степана Кулакевича, Еремея
Недоехова и Ивана Писулина.
– Как же ты это ходишь, черт голландский, – рассердился Звиздулин, с остервенением глядя на своего партнера vis-à-vis. – Разве так можно ходить Уме- ня на руках был Дорофеев сам-друг, Шепелев с женой да Степка Ерлаков, а ты ходишь с Кофейкина. Вот мы и без двух А тебе бы, садовая голова, с Поганкина ходить Ну, и что ж тогда б вышло – окрысился партнер. Я пошел бы с Поганкина, ау Ивана Андреича Пере- солин на руках.
«Мою фамилию к чему-то приплели – пожал плечами Пересолин. – Не понимаю!»
Писулин сдал снова, и чиновники продолжали Государственный банк

– Два – казенная палата Без козыря Ты без козыря Гм. Губернское правленье два Погибать – так погибать, шут возьми Тот раз на народном просвещении без одной остался, сейчас на губернском правлении нарвусь. Плевать Маленький шлем на народном просвещении!
«Не понимаю – прошептал Пересолин.
– Хожу со статского Бросай, Ваня, какого-нибудь титуляшку или губернского Зачем нам титуляшку? Мы и Пересолиным хватим А мы твоего Пересолина по зубам по зубам У
нас Рыбников есть. Быть вам без трех Показывайте
Пересолиху! Нечего вам ее, каналью, за обшлаг пря- тать!
«Мою жену затрогали… – подумал Пересолин. – Не понимаю».
И, не желая долее оставаться в недоумении, Пере- солин открыл дверь и вошел в дежурную. Если бы перед чиновниками явился сам черт с рогами и с хвостом, то он не удивил бы и не испугал так, как испугали удивил их начальник. Явись передними умерший в прошлом году экзекутор, проговори он им гробовым голосом Идите за мной, аггелы, вместо, уготованное канальями дыхни он на них холодом могилы
они не побледнели бы так, как побледнели, узнав Пе- ресолина. У Недоехова от перепугу даже кровь износа пошла, ау Кулакевича забарабанило в правом ухе и сам собою развязался галстук. Чиновники побросали карты, медленно поднялись и, переглянувшись,
устремили свои взоры на пол. Минуту в дежурной царила тишина Хорошо же вы отчет переписываете – начал Пе- ресолин. – Теперь понятно, почему вы так любите с отчетом возиться Что вы сейчас делали Мы только на минутку, ваше-ство… – прошептал
Звиздулин. – Карточки рассматривали Отдыхали…
Пересолин подошел к столу и медленно пожал плечами. На столе лежали не карты, а фотографические карточки обыкновенного формата, снятые с картона и наклеенные на игральные карты. Карточек было много. Рассматривая их, Пересолин увидел себя, свою жену, много своих подчиненных, знакомых Какая чепуха Как же вы это играете Это немы, ваше-ство, выдумали Сохрани бог…
Это мы только пример взяли Объясни-ка, Звиздулин! Как выиграли Я все видели слышал, как вы меня Рыбниковым били Ну,
чего мнешься Ведь я тебя не ем Рассказывай!
Звиздулин долго стеснялся и трусил. Наконец, когда Пересолин стал сердиться, фыркать и краснеть от
нетерпения, он послушался. Собрав карточки и перетасовав, он разложил их по столу и начал объяснять Каждый портрет, ваше-ство, как и каждая карта,
свою суть имеет значение. Как ив колоде, таки здесь 52 карты и четыре масти Чиновники казенной палаты – черви, губернское правление – трефы,
служащие по министерству народного просвещения бубны, а пиками будет отделение государственного банка. Ну-с… Действительные статские советники у нас тузы, статские советники – короли, супруги особи класса – дамы, коллежские советники – валеты,
надворные советники – десятки, итак далее. Яна- пример, – вот моя карточка, – тройка, так как, будучи губернский секретарь Ишь ты Я, стало быть, туз Трефовый-с, а ее превосходительство – дама-с…
– Гм. Это оригинально А ну-ка, давайте сыграем!
Посмотрю…
Пересолин снял пальто и, недоверчиво улыбаясь,
сел за стол. Чиновники тоже сели по его приказанию,
и игра началась…
Сторож Назар, пришедший в семь часов утра мести дежурную комнату, был поражен. Картина, которую увидел он, войдя со щеткой, была так поразительна, что он помнит ее теперь даже тогда, когда, напившись пьян, лежит в беспамятстве. Пересолин, бледный, сонный и непричесанный, стоял перед Недоехо- вым и, держа егоза пуговицу, говорил Пойми же, что тыне мог с Шепелева ходить, если знал, что у меня на руках я сам-четверт. У Звиздулина
Рыбников с женой, три учителя гимназии да моя жена,
у Недоехова банковцы и три маленьких из губернской управы. Тебе бы нужно было с Крышкина ходить Тыне гляди, что они с казенной палаты ходят Они себе на уме Я, ваше-ство, пошел с титулярного, потому, думал, что у них действительный Ах, голубчик, да ведь так нельзя думать Это не игра Так играют одни только сапожники. Ты рассуждай. Когда Кулакевич пошел с надворного губернского правления, ты должен был бросать Ивана Ивановича Гренландского, потому что знал, что у него Наталья Дмитриевна сам-третей с Егор Егорычем… Ты все испортил Я тебе сейчас докажу. Садитесь, господа, еще один роббер сыграем!
И, уславши удивленного Назара, чиновники уселись и продолжали игру
Брак по расчету
(Роман в двух частях)
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   33