Файл: Социальное конструирование реальности Трактат по социологии знания.pdf

58
не был социально организован, а потому не мог представить вызова для держателей «официальной» традиции
97
В подобной ситуации монополистическая традиция и ее эксперты-администраторы поддержива- ются унифицированной структурой власти. Те, кто занимает главные позиции во властных структу- рах, готовы использовать свои полномочия для навязывания традиционных определений реальности всему подвластному им населению. Потенциальные конкурирующие концептуализации универсума ликвидируются сразу же, стоит им только появиться, — они либо уничтожаются физически (тот, кто не чтит богов, должен умереть), либо интегрируются в саму традицию (универсальные эксперты мо- гут доказать, что конкурирующий пантеон Y есть в действительности лишь другой аспект или но- менклатура традиционного контекста X). В последнем случае, если эксперты преуспевают с такой ар- гументацией и конкуренция ликвидируется путем «поглощения», то традиция обогащается и диффе- ренцируется. Конкуренция может также подвергнуться сегрегации в рамках общества, а тем самым сделаться безвредной. Например, ни один член группы завоевателей или правителей не может покло- няться богам типа Y, но покоренные или низшие слои могут это делать. Та же защитная сегрегация может применяться по отношению к чужестранцам или «гостям»
98
Средневековое христианство (которое никак не назовешь первобытным или архаичным, но кото- рое оставалось обществом с действенной символической монополией) предлагает превосходные
(199:) примеры всех трех процедур ликвидации. Открытая ересь уничтожалась физически, будь ее носителем индивид (скажем, ведьма) или коллектив (вроде общины альбигойцев). В то же самое вре- мя церковь как монопольный охранитель христианской традиции была достаточно гибкой во вклю- чении в рамки традиции многообразных народных верований и практик, пока они не становились еретическим вызовом христианскому универсуму как таковому. Не так уж важно, если крестьяне возьмут какого-нибудь своего старого божка, «окрестят» его и сделают христианским святым, будут продолжать рассказывать древние истории и отмечать связанные с ними старые празднества. Иные конкурирующие определения реальности могли даже подвергаться сегрегации в рамках христианст- ва, не считаясь ему угрозой. Наиболее важным случаем тут были, конечно, евреи, хотя сходные си- туации возникали там, где христиане и мусульмане были вынуждены жить бок о бок в мирные вре- мена. Такого рода сегрегация оберегала также универсумы евреев и мусульман от христианского «за- ражения». Пока конкурирующие определения реальности удается концептуально и социально под- вергать сегрегации как принадлежащие чужакам, а потому к себе не относимые, отношения с этими чужаками могут быть вполне дружественными. Трудности начинаются там, где «чуждость» прорыва- ется и отклоняющийся универсум делается возможным в среде собственного народа. Тут традицион- ные эксперты готовы обратиться к огню и мечу, либо, напротив, если огня и меча не наблюдается, они могут вступить в экуменические переговоры с конкурентами. (200:)
Монополистическая ситуация такого рода предполагает высокую степень социально-структурной стабильности, и сама эта монополия играет роль структурной стабилизации. Традиционные опреде- ления реальности сдерживают социальные изменения. И наоборот, разрушение монополии, считаю- щейся само собой разумеющейся, ускоряет социальные изменения. Поэтому нас не должно удивлять, что существует, большая связь между теми, чей интерес состоит в поддержании установившихся вла- стных отношений и персоналом, управляющим монополистической традицией поддержания универ- сума. Другими словами, консервативные политические силы склонны поддерживать монополистиче- ские притязания универсальных экспертов, чьи монополистические организации в свою очередь яв- ляются политически консервативными. Исторически, большая часть этих монополий была, конечно, религиозной. Поэтому можно сказать, что церкви, понимаемые здесь как монополистические объеди- нения экспертов, постоянно занятых религиозным определением реальности, по сути своей консерва- тивны, стоит им преуспеть в установлении монополии в данном обществе. Со своей стороны, правя- щие группы, делающие ставку на поддержание политического status quo, по существу, церковны в своей религиозной ориентации и уже поэтому подозрительны ко всяким нововведениям в религиоз- ной традиции».
Монополии трудно устанавливать или поддерживать по ряду исторических причин, как междуна- родных, так и «домашний. Борьба между конкурирующими традициями и их (201:) административ- ным персоналом может длиться долгое время. Когда частное определение реальности соединяется с конкретным властным интересом, его можно назвать идеологией
100
. Следует подчеркнуть, что этот термин мало пользы употреблять по отношению к обсуждавшейся выше монополистической ситуа- ции. Например, не слишком осмысленно говорить о христианстве как об идеологии в Средние века — несмотря на то, что оно имело явное политическое значение для правящих групп, — по той простой причине, что в христианском универсуме «жили» все члены средневекового общества, будь то крепо- стные крестьяне или их властители. В период, последовавший за индустриальной революцией, одна- ко, возникли некоторые оправдания для того, чтобы именовать христианство буржуазной идеологией,

59
поскольку буржуазия использовала христианскую традицию и ее персонал в борьбе против нового класса промышленных рабочих, который в большинстве европейских стран уже не мог считаться
«населяющим» христианский универсум
101
. Столь же мало смысла использовать термин «идеология», когда два различных определения реальности сталкиваются друг с другом в борьбе между различны- ми обществами. — например, говорить о «христианской идеологии» крестоносцев и «исламской идеологии» сарацинов. Отличительные признаки идеологии, скорее, обнаруживаются там, где тот же самый целостный универсум интерпретируется по-разному в зависимости от конкретных интересов в данном обществе.
Часто идеология принимается группой, поскольку специфические теоретические элементы (202:) идеологии соответствуют ее интересам. Например, там, где обедневшая группа крестьян ведет борьбу с группой городских купцов, поработившей их с помощью денег, первую группу может сплотить ре- лигиозная доктрина, превозносящая добродетели сельской жизни, осуждающая денежную экономику и кредитную систему как нечто аморальное и вообще порицающая роскошь городской жизни.
Идеологическая «выигрышность» такой доктрины для крестьян очевидна. Неплохие иллюстрации этого можно найти в истории Древнего Израиля. Тем не менее было бы ошибочным воображать, буд- то взаимосвязь между заинтересованной группой и ее идеологией всегда столь логична. Каждая группа, вовлеченная в социальный конфликт, нуждается в солидарности. Идеологии порождают со- лидарность. Выбор конкретной идеологии необязательно основывается на внутренне присущих ей теоретических элементах, он может быть случайным. Вовсе не так уж ясно, например, какие внут- ренние элементы христианства сделали его политически «интересным» для определенных групп в век
Константина. Скорее, христианство (первоначально идеология низшего среднего класса) использова- лось властными интересами для политических целей без всякой связи с религиозным содержанием.
Ничуть не хуже им могло служить что-нибудь другое — христианство просто оказалось под рукой в некий решающий момент. Конечно, стоит идеологии быть принятой данной группой (точнее, стоит конкретной доктрине стать идеологией данной группы) и она изменяется в соответствии с интереса- ми, (203:) которые отныне должна легитимировать. Это предполагает процесс отбора и прибавления по отношению к первоначальной системе теоретических утверждений. Но нет оснований считать эти видоизменения воздействующими на принятую доктрину в целом В идеологии могут быть и такие элементы, которые никак не связаны с легитимируемыми интересами Эти элементы энергично ут- верждаются группой «носителей» просто потому, что она предана этой идеологии На практике это может приводить к тому, что властители будут поддерживать своих идеологических экспертов в тео- ретических перебранках, которые вообще не имеют ни малейшего отношения к их интересам. Хоро- шим примером тому может служить вовлечение Константина в христологические контроверзы того времени.
Важно помнить о том, что большинство современных обществ являются плюралистическими. Это означает, что в них есть некий центральный универсум, считающийся само собой разумеющимся в качестве такового, и различные частные универсумы, сосуществующие друг с другом и находящиеся в состоянии взаимного приспособления. Вероятно, последние также имеют некие идеологические функции, но прямой конфликт между идеологиями тут был бы заменен различной степени терпимо- стью и даже кооперации. Такая ситуация, вызванная сочетанием нетеоретических факторов, сталки- вает традиционных экспертов с непростыми теоретическими проблемами. Осуществляя руководство традицией с многовековыми монополистическими претензиями, они вынуждены искать способы тео- ретической (204:) легитимации происшедшей демонополизации. Иногда они выбирают продолжение старых тоталитарных притязаний, словно ничего не произошло, но очень немногие люди готовы при- нять эти притязания всерьез. Что бы ни делали эксперты, плюралистическая ситуация изменяет не только социальное положение традиционных определений реальности, но и тот способ, коим они удерживаются в сознании индивидов
102
Плюралистическая ситуация предполагает городское общество с сильно развитым разделением труда, сопутствующей высокой дифференциацией социальной структуры и большими экономиче- скими излишками. Эти условия, явно преобладающие в современном индустриальном обществе, су- ществовали и ранее, по крайней мере в отдельных областях предшествовавших обществ. Примером этого могут служить города позднего греко-римского периода. Плюралистическая ситуация приходит вместе с условиями быстрого социального изменения, и сам плюрализм является фактором ускорения именно потому, что способствует подрыву традиционных определений реальности, сопротивляю- щихся эффективным изменениям. Плюрализм способствует как скептицизму, так и нововведениям, по сути своей он имеет подрывной характер для само собой разумеющейся реальности традиционно- го status quo. Можно даже посочувствовать экспертам по части традиционных определений реально- сти, ностальгически вспоминающих прошлые времена, когда эти определения имели монополию в своей области.

60
Один из исторически важных типов экспертов, который в принципе возможен в любой из только
(205:) что рассматривавшихся ситуаций, — это интеллектуал. Его мы можем определить как экспер- та, экспертиза которого не является желательной для общества в целом
103
. Это предполагает переоп- ределение знания vis a vis к «официальному» учению, то есть это нечто большее, чем просто откло- нение в интерпретации последнего. Поэтому интеллектуал, по определению, оказывается маргиналь- ным типом. Был ли он сначала маргиналом, чтобы затем сделаться интеллектуалом (как это было в случае со многими еврейскими интеллектуалами на современном Западе), либо его маргинальность была прямым следствием интеллектуальных аберраций (как в случае подвергнутого остракизму ере- тика) — нас сейчас не интересует
104
. В любом случае его социальная маргинальность выражает от- сутствующую теоретическую интеграцию в универсум его общества. Он оказывается контр- экспертом в деле определения реальности. Подобно «официальному» эксперту, он делает проект об- щества в целом. Но если первый делает это в соответствии с институциональными программами и его проект служит их теоретической легитимации, то проект интеллектуала существует в институцио- нальном вакууме, его социальная объективация в лучшем случае происходит в подобществе таких же интеллектуалов. Насколько подобное подобщество способно к выживанию, зависит, конечно, от структурных конфигураций общества в целом. Можно прямо сказать, что необходимым условием здесь является некая степень плюрализма.
Интеллектуал в такой ситуации располагает рядом исторически интересных альтернатив. Он (206:) может удалиться в интеллектуальное подобщество, которое может служить ему эмоциональным при- бежищем и (что более важно) социальным базисом его девиантных определений реальности. Други- ми словами, интеллектуал может чувствовать себя «как дома» в подобществе, в отличие от всего об- щества, и в то же самое время он может субъективно поддерживать свои девиантные концепции, ко- торые отвергаются обществом в целом. В подобществе же он находит других, которые рассматрива- ют его концепции в качестве реальности. Затем он разрабатывает различные процедуры защиты этой хрупкой реальности подобщества от угроз ее уничтожения извне. На теоретическом уровне эти про- цедуры включают терапевтические средства защиты, которые мы обсуждали ранее. Практически са- мой важной процедурой будет ограничение всех значимых взаимоотношений членов этого подобще- ства с аутсайдерами, которые всегда несут угрозу уничтожения. Религиозная секта может служить прототипом такого рода подобщества
105
. Под покровом сектантской общины даже самые дикие деви- антные концепции обретают характер объективной реальности. И наоборот, уход в секту типичен для ситуаций, когда прежние объективированные определения реальности распадаются, те есть утрачи- вают объективность в большом обществе. Детали этого процесса относятся к исторической социоло- гии религии, и к ним можно добавить различные секуляризованные формы сектантства, которые яв- ляются ключевой характеристикой интеллектуалов в современном плюралистическом обществе.
(207:)
Очень важной исторической альтернативой является, конечно, революция. Тут интеллектуал дела- ет ставку на реализацию своего проекта общества в обществе. У нас нет возможности обсуждать здесь различные формы такого исторического выбора
106
, но следует сделать одно важное теоретиче- ское замечание. Подобно тому как удаляющийся от общества интеллектуал нуждается в других для помощи в поддержании его девиантных определений реальности в качестве реальности, так и рево- люционному интеллектуалу требуются другие для подкрепления его девиантных концепций. Это тре- бование гораздо фундаментальнее того очевидного факта, что ни один заговор не может удаться без организации. Интеллектуал-революционер должен располагать другими, которые просто поддержи- вают для него реальность (то есть субъективную достоверность в его собственном сознании) револю- ционной идеологии. Все социально осмысленные определения реальности должны объективировать- ся в социальном процессе. Следовательно, подуниверсумы требуют подобществ в качестве их базиса объективации, а контр-определения реальности требуют контр-обществ. Разумеется, всякий практи- ческий успех революционной идеологии укрепит ее реальность в рамках подобщества и в сознании его членов. Ее реальность обретает огромные пропорции, когда целые социальные слои делаются ее
«носителями». История современных революционных движений дает множество примеров превра- щения революционных интеллектуалов в «официальных» легитиматоров после победы такого дви- жения
107
. Это говорит не только (208:) о значительном историческом многообразии социальных карь- ер интеллектуалов-революционеров, но также о том, что различные акты выбора и комбинации могут происходить в рамках индивидуальной биографии.
Ранее мы подчеркивали структурные аспекты социального существования поддерживающего уни- версум персонала. Иначе и невозможна никакая подлинно социологическая дискуссия. Институты и символические универсумы легитимируются живыми индивидами с конкретным местоположением в обществе и с конкретными социальными интересами. История теорий легитимации всегда есть часть истории общества в целом. Ни одна история идей невозможна в изоляции от пота и крови общей ис-

61
тории. Но снова нужно подчеркнуть, что из этого не следует, будто теории суть только отражения
«базисных» институциональных процессов; взаимосвязь между «идеями» и поддерживающими их социальными процессами всегда является диалектической. Правильно было бы сказать, что теории сочиняются для легитимации уже существующих социальных институтов. Но случается и так, что социальные институты изменяются для того, чтобы они соответствовали уже существующим теори- ям, дабы сделать их еще «легитимнее». Эксперты от легитимации могут действовать как теоретики, оправдывающие status quo; но они могут оказаться и идеологами революции. Определения реально- сти имеют потенциал самоосуществления. Теории могут реализовываться в истории — даже в выс- шей степени глубокомысленные теории, каковыми они были в то время, когда впервые обдумывались их изобретателями. Карл (209:) Маркс, размышляющий в библиотеке Британского музея, вошел в по- словицу как пример такой исторической возможности. Следовательно, социальное изменение всегда следует понимать в диалектической взаимосвязи с «историей идей». Как «идеалистические», так и
«материалистические» способы понимания упускают из вида эту диалектику, а тем самым искажают историю. Та же самая диалектика преобладает во всеобъемлющих трансформациях символических универсумов, о которых мы говорили выше. Для социологии существенно признание того, что все символические универсумы и все легитимации — человеческие творения; их существование имеет свой фундамент в жизни конкретных индивидов и вне этих жизней не имеет никакого эмпирического статуса.