Файл: Социальное конструирование реальности Трактат по социологии знания.pdf

67
обойтись без таковой и эффективно протекать лишь на фоне взаимной идентификации, которая явля- ется составной частью любой коммуникации между людьми. Грубо говоря, необходимо любить свою мать, но не учителя. Социализация в более взрослой жизни обычно начинается для того, чтобы спра- виться с эмоциональными воспоминаниями детства, с целью радикальной трансформации субъектив- ной реальности индивида. С этим связаны особые проблемы, которые мы будем анализировать не- много позднее.
В процессе первичной социализации ребенок воспринимает своих значимых других не как инсти- туциональных функционеров, но как посредников между ним и реальностью tout court. Ребенок ин- тернализирует мир своих родителей как мир, а не как мир, соответствующий определенному соци- альному контексту. Некоторые из кризисов, переживаемых индивидом по окончании первичной со- циализации, бывают вызваны осознанием того, что мир родителей — не единственный из сущест- вующих и имеет весьма специфическое социальное размещение, возможно даже имеющее уничижи- тельное значение. Например, взрослый ребенок начинает понимать, что мир, который представляют его родители, — тот самый мир, который раньше считался им само собой разумеющимся в качестве неизбежной реальности, — оказывается, в сущности, миром низшего класса, необразованных кресть- ян, южан. В процессе (231:) вторичной социализации, как правило, усваивается институциональный контекст. Нет нужды говорить, что это необязательно означает глубокое понимание всех проявлений институционального контекста. Однако, если использовать тот же пример, ребенок-южанин воспри- нимает своего школьного учителя в качестве институционального функционера таким образом, ка- ким никогда не воспринимает своих родителей, и понимает роль учителя как репрезентацию специ- фических институциональных значений, присущих нации, а не региону, миру национального средне- го, а не низшего — как у него самого — класса, городу, а не деревне. Следовательно, социальное взаимодействие между учителями и учениками может быть формализовано. Учителям не надо быть значимыми другими в любом смысле слова. Они — институциональные функционеры, формальным предназначением которых является передача социального знания. При вторичной социализации роли характеризуются высокой степенью анонимности, то есть они весьма удалены от их индивидуальных исполнителей. То же самое знание, которое дает учитель, может быть передано и другим. Любой функционер подобного типа сможет передавать такого рода знание. Конечно, можно тем или иным способом субъективно различать индивидуальных функционеров (как более или менее конгениаль- ных, как лучших или худших учителей арифметики и т.д.), но в принципе они — взаимозаменяемы.
Конечно, формальность и анонимность связаны с эмоциональным характером социальных отноше- ний во вторичной социализации. Однако наиболее (232:) важным их последствием является то, что содержание, которое усваивается в процессе вторичной социализации, наделяется качеством гораздо меньшей субъективной неизбежности, чем содержание первичной социализации. Поэтому акцент ре- альности знания, которое интернализируется в процессе вторичной социализации, гораздо легче не принимать в расчет (то есть субъективное ощущение того, что эти интернализации реальны, менее устойчиво). Можно вызвать сильный шок, если разрушить массивную реальность, интернализируе- мую в раннем детстве; гораздо легче разрушать реальности, интернализируемые позднее. Кроме того, сравнительно легко отказаться от реальностей вторичных интернализации. Волей-неволей ребенок живет в мире, определяемом его родителями, но он может с радостью покинуть мир арифметики, как только выйдет из класса. Это дает возможность для обособления части Я — и сопутствующей ей ре- альности — как соответствующей лишь рассматриваемой специфическо-ролевой ситуации. И тогда индивид устанавливает дистанцию между целостным Я и его реальностью, с одной стороны, и спе- цифическо-ролевым частичным Я и его реальностью — с другой
15
. Это очень важно и становится возможным лишь по завершении первичной социализации. Короче говоря, ребенку легче «спрятать- ся» от учителя, чем от своей матери. И наоборот, можно сказать, что развитие этой способности «пря- таться» само по себе есть важный аспект взросления.
Акцент реальности знания, интернализируемого в процессе первичной социализации, дан (233:) квазиавтоматически. В процессе вторичной социализации он должен быть усилен с помощью особых педагогических техник «возвращения индивида домой». Эта фраза наводит на размышления. Перво- начальная реальность детства — это «дом». Он утверждается в качестве такового неизбежно и, так сказать, «естественно». По сравнению с ним все более поздние реальности являются «искусственны- ми». Так, школьный учитель старается придать «домашний характер» содержанию, которое он пере- дает ученикам, делая его живым (то есть делая его таким же живым, как «домашний мир» ребенка), релевантным (то есть связывая его с уже присутствующими в «домашнем мире» релевантными структурами) и интересным (то есть побуждая ребенка быть внимательным и переключаться с «есте- ственных» объектов на более «искусственные»). Такие маневры необходимы, поскольку интернали- зированная реальность прочно находится «в процессе» новых интернализации. Степень и определен- ный характер этих педагогических техник будут различными, как и мотивации индивида, необходи-

68
мые для приобретения нового знания. Чем в большей степени эти техники делают субъективно веро- ятной последовательность между первоначальными и новыми элементами знания, тем с большей лег- костью они приобретают акцент реальности. Кто-то учит второй язык, основываясь на само собой ра- зумеющейся реальности его «материнского языка». Кто-то в течение длительного времени постоянно переводит на свой родной язык, приобретая какие-то элементы нового языка. Только таким образом новый язык начинает приобретать какую бы (234:) то ни было реальность. Когда эта реальность ут- верждается в своих правах, потихоньку становится возможным отказ от обратного перевода. Теперь этот кто-то может «думать» на новом языке. Тем не менее это редкость, когда язык, выученный позд- нее, приобретает статус столь же неизбежной, самоочевидной реальности, что и первый язык, вы- ученный в детстве. Отсюда происходит эмоциональное свойство «материнского языка». Mutatis mu- tandis, те же самые характеристики, которые возникают в «домашней» реальности и которые связаны с ней, пока происходит обучение, но постепенно разрывающие эту связь, соответствуют другим по- следовательностям обучения в процессе вторичной социализации.
Факты, свидетельствующие о том, что процессы вторичной социализации не предполагают высо- кой степени идентификации, а содержание этих процессов не обладает качеством неизбежности, мо- гут иметь практическую пользу, поскольку допускают такую последовательность обучения, которая будет рациональной и эмоционально контролируемой. Но так как субъективная реальность содержа- ния такого типа интернализации будет хрупкой и ненадежной в сравнении с интернализациями пер- вичной социализации, в некоторых случаях считается необходимой разработка особой техники, для того чтобы существовала хоть какая-то идентификация и неизбежность. Потребность в такой технике может быть либо внутренней, возникающей в процессе обучения и относящейся к содержанию ин- тернализации, либо она может возникать ради удовлетворения законных интересов, имеющихся у персонала, (235:) под руководством которого осуществляется данный процесс социализации. Напри- мер, индивид, который хочет стать искусным музыкантом, должен довольно глубоко погрузиться в свой предмет, что совершенно не обязательно для индивида, который учится на инженера. Инженер- ное образование можно получить в процессе формального, весьма рационального, эмоционально нейтрального обучения. Музыкальное же образование обычно включает более высокую степень идентификации с маэстро и гораздо более глубокое погружение в реальность музыки. Это различие
— результат внутренних различий между инженерным и музыкальным знанием, а также между об- разами жизни, соответствующими этим двум системам знания. Профессиональный революционер тоже нуждается в неизмеримо большей степени идентификации и неизбежности, чем инженер. Одна- ко здесь необходимость является следствием не внутренних свойств самого знания, которое может быть достаточно простым и небогатым по содержанию, но личных обязательств революционера в контексте обширных интересов революционного движения. Иногда необходимость в усилении такой техники может быть следствием внутренних и внешних факторов, примером чего является социали- зация религиозного персонала.
Применяющиеся в таких случаях техники предназначены для увеличения эмоциональной нагруз- ки, сопутствующей процессу социализации. Обычно они включают институционализацию тщательно разработанного процесса инициации, в ходе которого индивид должен полностью (236:) посвятить себя интернализируемой реальности. Когда этот процесс требует подлинной трансформации «до- машней» реальности индивида, начинают копировать, насколько это возможно, характер первичной социализации, что будет показано далее. Но даже в случае неполной трансформации вторичная со- циализация сопровождается эмоциональной нагрузкой в той степени, в какой погружение в новую реальность и преданность ей институционально определены как необходимые. Отношение индивида к социализирующему персоналу соответственно становится «значимым», то есть этот персонал при- обретает характер значимых других по отношению к социализируемому индивиду. Теперь индивид полностью вверяется новой реальности. Он «отдается» музыке, революции, вере не только отчасти, но всей своей жизнью. Понятно, что готовность жертвовать собой — последний штрих такого рода социализации.
Важным обстоятельством, которое может способствовать подобной интенсификации, представля- ется конкуренция между персоналом различных институтов, ответственных за определение реально- сти. В случае революционного воспитания проблема заключается в социализации индивида в терми- нах контр-определения реальности, то есть определения реальности, которое противостоит определе- ниям реальности «официальных» легитиматоров общества. Точно так же будет иметь место интенси- фикация социализации музыканта в обществе, в котором сильна конкуренция эстетических ценно- стей музыкального сообщества. Например, можно предположить, что (237:) музыкант, получающий свою специальность в современной Америке, должен посвятить себя музыке с такой эмоциональной силой, которая была бы необязательна в Вене прошлого века именно потому, что в американской си- туации сильна конкуренция в том, что кажется субъекту «материалистическим» миром или миром

69
«массовой культуры». Подобно этому религиозное образование в плюралистической ситуации нуж- дается в «искусственной» технике подчеркивания реальности, что совсем не обязательно в ситуации религиозной монополии. В известном смысле еще «естественно» стать католическим священником в
Риме, но не в Америке. Следовательно, американские теологические семинарии должны решать про- блему «ускользания реальности» и разрабатывать технику «подкрепления» этой самой реальности.
Неудивительно, что они добиваются успеха, посылая на время в Рим своих наиболее обещающих студентов.
Подобные вариации могут существовать в одном и том же институциональном контексте, в зави- симости от задач, которые должны решать различные категории персонала. Например, обязательства перед войсками, которые ест у кадровых офицеров, сильно отличаются от тех, которые есть у при- зывников. И этот факт принимают во внимание в процессе соответствующей подготовки. Точно так же требуются различные обязательства по отношению к институциональной реальности от руково- дящего персонала и от низшего эшелона «белых воротничков», от психоаналитика и от социального работника-психиатра и т.д. Представитель исполнительной власти (238:) должен быть «политически благоразумным», что совершенно не обязательно для начальника машинописного бюро, «дидактиче- ский анализ» необходим для психоаналитика и лишь желателен для социального работника и т.д. Так что существуют крайне различные системы вторичной социализации в сложных институтах, иногда очень чутко приспосабливающиеся к различным требованиям разных категорий институционального персонала
16
Институциональное распределение знания между первичной и вторичной социализациями зависит от сложности социального распределения знания. До тех пор, пока оно является относительно про- стым, можно использовать одни и те же институциональные средства как в первичной, так и во вто- ричной социализации и в значительной степени продолжать их использование впоследствии. Если распределение знания является весьма сложным, могут разрабатываться специальные механизмы вторичной социализации со своим специально подготовленным для данных воспитательных задач персоналом. Если специализация знания достаточна, но не слишком велика, можно использовать раз- личные сочетания средств и последовательностей процесса социализации. В последнем случае, к примеру, может быть установлено, что определенного возраста мальчик должен перебираться из жи- лища своей матери в жилище воинов, где он должен будет пройти подготовку, чтобы стать всадни- ком. В этом случае нет нужды в наставниках, целый день занимающихся его воспитанием. Более опытный всадник может научить более молодых. (239:)
Конечно, самая лучшая иллюстрация вторичной социализации, происходящей при содействии вспомогательных специализированных средств, — это развитие современного образования. Падение роли и места семьи в процессе вторичной социализации слишком хорошо известно, чтобы заниматься здесь рассмотрением этого вопроса. в. Поддержание и трансформация субъективной реальности
Так как социализация никогда не бывает полной, а интернализированное в ней содержание стал- кивается с постоянной угрозой по отношению к его субъективной реальности, то всякое жизнеспо- собное общество должно разрабатывать процедуры поддержки для сохранения известной симметрии между объективной и субъективной реальностями. Мы уже обсуждали эту проблему в связи с леги- тимацией. Здесь мы обращаем внимание более на субъективную, чем на объективную реальность; на реальность, уловленную индивидуальным сознанием, чем на институционально определенную ре- альность.
В первичной социализации реальность интернализируется как нечто неизбежное. Интернализация может считаться успешной, когда большую часть времени присутствует чувство неизбежности — по меньшей мере в индивидуальной деятельности в мире повседневной жизни. Но даже там, где этот мир повседневной жизни сохраняет свою массивность и характер само собой разумеющейся реально- сти in actu, ему угрожают маргинальные ситуации человеческого опыта. Их невозможно целиком взять в скобки в повседневной активности. Всегда (240:) ощутимо присутствие метаморфоз: и тех, о которых мы помним, и тех, что предчувствуются как зловещие возможности. Имеются также и прямо угрожающие конкурирующие определения реальности, с которыми можно встретиться в социальном мире. Одно дело, если добродетельному отцу семейства ночью снятся неслыханные оргии. Совсем другое, если он видит, как эти сновидения эмпирически реализуются в близлежащей колонии либер- тинов. Сравнительно легко устроить карантин для сновидений в рамках своего сознания, отбрасывая их как «бессмыслицу» или сокрушаясь в тишине по поводу такой «аберрации ума». Тут они еще со- храняют характер фантазий vis-à-vis реальности повседневной жизни. Их претворение в действитель- ность куда более настойчиво воздействует на сознание. Иной раз их приходится уничтожать еще до

70
того, как с ними начнет считаться сознание. Во всяком случае, их трудно отвергать — в отличие от метаморфоз маргинальных ситуаций, которые можно по крайней мере попытаться отрицать.
Более «искусственный» характер вторичной социализации делает субъективную реальность с ее интернализациями еще более уязвимой для бросающих ей вызов определений реальности. Не потому, что они не считаются само собой разумеющимися, и не потому, что воспринимаются как менее ре- альные в повседневной жизни, но по той причине, что их реальность не так глубоко укоренена в соз- нании, а потому в большей степени поддается смещению. Например, и запрет на хождение обнажен- ным, связанный с интернализированным в первичной социализации чувством стыда, и каноны того, как следует одеваться в различных социальных ситуациях, (241:) являются само собой разумеющи- мися в повседневной жизни. Пока им не брошен социальный вызов, ни то, ни другое не представляют для индивида проблемы. Однако, чтобы этот вызов выкристаллизовался в качестве угрозы само собой разумеющейся реальности рутинных действий, в первом случае он должен быть много сильнее, чем во втором. Сравнительно небольшого смещения в субъективном определении реальности достаточно для того, чтобы индивид перестал считать само собой разумеющимся, что в контору он может ходить и без галстука. Куда большее смещение потребовалось бы для того, чтобы он решил, что туда можно ходить нагишом. В первом случае смещение может быть опосредовано простой сменой работы — скажем, переходом из колледжа в сельской местности в кампус крупного города. Во втором случае предполагается целая революция в окружающей индивида среде; субъективно она будет восприни- маться как глубокое обращение, вероятно, после первоначально интенсивного сопротивления
17
Реальности вторичных интернализаций менее грозят маргинальные ситуации, поскольку они обычно к ним не имеют отношения. Может случиться, что подобная реальность воспринимается как тривиальная именно потому, что обнаруживается ее безотносительность к маргинальным ситуациям.
Так, неизбежность смерти глубоко угрожает реальности прежних идентичностей — как человека, мо- рального существа или христианина. Идентичности помощника управляющего в отделе дамского трикотажа та же ситуация не столько угрожает, сколько делает эту идентичность тривиальной. И на- оборот, можно сказать, что поддержание (242:) первичных интернализаций перед лицом маргиналь- ных ситуаций является хорошим средством измерения их субъективной реальности. Тот же тест со- вершенно не годится применительно к большей части вторичных социализаций. Есть смысл умирать человеком, вряд ли есть смысл умирать помощником управляющего в отделе женского трикотажа.
Там, где от вторичных интернализаций социально ожидается высокий уровень реальности перед ли- цом маргинальных ситуаций, там потребуются дополнительные процедуры социализации с целью их укрепления и интенсификации. В качестве примера можно было бы вновь указать на процессы вто- ричной социализации в церкви и армии.
Удобным является разграничение двух общих типов поддержания реальности — рутинной и кри- зисной. Первая призвана поддерживать интернализованную реальность в повседневной жизни, вторая
— в ситуациях кризиса. Обе они, по существу, предполагают один и тот же социальный процесс, но следует отметить некоторые различия.
Как мы видели, реальность повседневной жизни поддерживает себя путем воплощения в рутины, что и составляет суть институционализации. Однако, помимо этого, реальность повседневной жизни постоянно подтверждается во взаимодействии индивида с другими. Подобно тому как реальность из- начально интернализирована с помощью социального процесса, точно так же она поддерживается в сознании социальными процессами. Эти последние не так уж сильно отличаются от процессов ранней интернализаций. В них отражается тот же базисный факт, что субъективная реальность должна нахо- диться во взаимосвязи с (243:) социально определенной объективной реальностью.
В социальном процессе поддержания реальности можно провести различие между значимыми другими и менее важными другими
18
. Все или почти все другие, встреченные индивидом в повсе- дневной жизни, служат ему для подтверждения его субъективной реальности. Это происходит даже в такой «незначимой» ситуации, как поездка в пригородном поезде. Индивид может никого в этом по- езде не знать и ни с кем не разговаривать. И все же толпа пассажиров подтверждает базисную струк- туру повседневной жизни. Всем своим поведением его сотоварищи-пассажиры выведут индивида из разреженной реальности утренней неустойчивости и самым определенным образом заявят ему, что мир состоит из серьезных людей, спешащих на работу, людей ответственности и графика, Нью-
Хейвенской железной дороги и «Нью-Йорк Таймс». Последняя, конечно, подтверждает широчайшие координаты индивидуальной реальности. От прогноза погоды до рекламных объявлений в газете бу- дет уверять его в том, что он находится, конечно же, в самом реальном из миров. Заодно она утвер- ждает меньший, нежели реальный, статус тех зловещих экстазов, которые имели место до завтрака,
— чуждый облик знакомых предметов после пробуждения от беспокойного сна, шок от неузнавания самого себя в зеркале ванной, невысказанное подозрение чуть позже, что жена и дети в действитель- ности являются таинственными чужаками. Большей части тех индивидов, которые подвержены по-

71
добным метафизическим ужасам, удается изгонять злых духов посредством строго соблюдаемых ут- ренних ритуалов до такой степени, что реальность (244:) повседневной жизни обретает некую устой- чивость к тому времени, как они выходят из дома. Но реальность становится вполне заслуживающей доверия только в анонимном сообществе пригородной электрички. Она обретает массивный харак- тер, когда поезд подъезжает к центральному вокзалу. Ergo sum может пробормотать про себя инди- вид и уверенно двинуться к своему офису.
Поэтому было бы ошибкой предположение, будто только значимые другие служат поддержанию субъективной реальности. Но они занимают центральное положение в экономике такого поддержа- ния реальности. Они особенно важны для постоянного подтверждения того решающего элемента ре- альности, который называется нами идентичностью. Чтобы он мог сохранять доверие к тому, что он думает о самом себе, каков он есть, индивиду требуется не только имплицитное подтверждение этой идентичности, приносимое даже случайными ежедневными контактами, по эксплицитным и эмоцио- нально заряженным подтверждением от значимых других. В нашем примере этот житель пригорода будет искать такое подтверждение у своей семьи и других близких к семейному окружению лиц (со- седи, церковь, клуб и т д.), хотя эту функцию могут выполнять и близкие сотрудники в его деловом окружении. Если же он к тому же спит со своей секретаршей, то его идентичность и подтверждается, и расширяется. Это предполагает, что индивиду нравится подтверждаемая идентичность. Тот же са- мый процесс происходит и при подтверждении идентичностей, которые могут не нравиться индиви- ду. Даже случайные знакомства могут подтверждать ею идентичность неудачника, а жена, дети (245:) и секретарша уже с не вызывающей сомнении окончательностью это подтвердят. В обоих случаях одинаковым будет движение от объективного определения реальности к субъективному поддержа- нию реальности.
Значимые другие являются главными агентами поддержания субъективной реальности в индиви- дуальной жизни. Менее значимые другие функционируют как своего рода хор. Жена, дети и секре- тарша торжественно подтверждают каждый день, что это важный человек или безнадежный неудач- ник; различную степень поддержки дают незамужние тетушки, повара и лифтеры. Конечно, вполне возможно, что между этими людьми имеются разногласия. Тогда перед индивидом стоит проблема увязывания всего этого, которую он типически может решать видоизменением либо реальности, либо поддерживающих реальность отношений. Перед ним может возникнуть альтернатива: либо принять идентичность неудачника, или прогнать секретаршу и развестись с женой. Он может также понизить ранг некоторых из этих людей, отобрав у них статус значимых других, и обратиться вместо них за подтверждением значимости своей реальности к иным лицам — скажем, к своему психоаналитику или старым приятелям по клубу. Организация этих поддерживающих реальность отношений сложна и запутанна, в особенности в высокомобильном обществе со значительной дифференциацией ролей
19
В поддержании реальности отношение между значимыми другими и «хором» является диалекти- ческим — они взаимодействуют и друг с другом, и с той субъективной реальностью, подтверждению которой они служат. Прочно негативная (246:) идентификация со стороны более широкой среды мо- жет иной раз воздействовать на идентификацию, предлагаемую значимыми другими. Если даже лиф- тер забывает сказать вам «сэр», то и жена может перестать идентифицировать своего мужа как важ- ную персону. И наоборот, значимые другие способны иногда воздействовать на более широкое окру- жение — «преданная» жена может быть опорой индивиду, стремящемуся обрести некую идентич- ность среди деловых партнеров. Поддержание и подкрепление реальности включают в себя тем са- мым тотальность социальной ситуации индивида, хотя значимые другие занимают в этом процессе привилегированное положение.
Относительная важность значимых других и «хора» лучше всего видна, если бросить взгляд на инстанции неподкрепления, подрыва субъективной реальности. Подрывающее реальность действие, совершенное женой, само по себе обладает куда большим потенциалом, чем то же действие, совер- шенное случайным знакомым. Действия последнего должны обрести определенную плотность, чтобы сравняться по своему потенциалу с действиями первой. Несколько раз повторенное суждение лучше- го друга, полагающего, что газеты замалчивают важные события, лежащие за поверхностью вещей, окажется более весомым, нежели то же самое суждение в устах вашего парикмахера. Тем не менее, если подряд с десяток случайных знакомых начнут выражать одно и то же мнение, то оно начинает перевешивать противоположное ему мнение лучшего друга. Полученная в результате всех этих раз- личных дефиниций реальности кристаллизация будет в свою очередь определять более вероятную
(247:) реакцию индивида, например, на появление перед его глазами в одно прекрасное утро плотной фаланги мрачных, молчаливых китайцев с сумками почтальонов в пригородном поезде; иначе говоря, кристаллизация будет определять тот вес, который придается феномену в рамках собственного опре- деления реальности. Возьмем другой пример: для верующего католика реальности его веры совсем не обязательно будут угрожать его неверующие сослуживцы, зато неверующая жена, скорее всего, будет