Файл: Социальное конструирование реальности Трактат по социологии знания.pdf

76
яснить самоочевидную связь между сырой рыбой и межгалактической телепатией, которая ранее не
(261:) обнаруживалась. Необходимыми будут и легитимации с отрицаниями, которые должны при- дать смысл путешествию индивида в поисках великой истины. Если эти процедуры будут тщательно исполнены, то велика вероятность успеха в вовлечении соблазненного или похищенного индивида в ихтиософистский институт по промыванию мозгов.
Конечно, на практике имеется множество промежуточных типов между рассмотренной выше ре- социализацией и вторичной социализацией, которая вырастает из первичных интернализаций. В по- следней имеют место частичные трансформации субъективной реальности или каких-то ее секторов.
Подобные частичные трансформации обычны для современного общества в связи с индивидуальной социальной мобильностью и профессиональной переподготовкой
29
. Трансформация субъективной реальности может здесь быть значительной, когда индивид, например, делается приемлемым членом высшего среднего класса или становится частнопрактикующим врачом — он интернализирует соот- ветствующие реальности-привески. Но такие трансформации обычно не доходят до уровня ресоциа- лизации. Они строятся на базисе первичных интернализаций и, как правило, избегают резких разры- вов последовательности в субъективной биографии индивида В результате они сталкиваются с про- блемой поддержания согласованности между ранними и поздними элементами субъективной реаль- ности Эта проблема, отсутствующая в той форме ресоциализации, которая разрывает субъективную биографию и, скорее, реинтерпретирует прошлое, чем соотносит его с настоящим, становится более острой во вторичной социализации; она тем (262:) острее, чем ближе вторичная социализация при- ближается к ресоциализации, не становясь ею. Ресоциализация представляет собой разрубание гор- диева узла проблемы согласованности — тут поиск согласованности оставлен, реальность реконст- руируется de novo.
Процедуры поддержания согласованности также включают в себя попытки залатать прошлое, но не столь радикальные — это продиктовано тем фактом, что в подобных случаях обычно сохраняется ассоциация с лицами и группами, которые выступали ранее как значимые. Они остаются вокруг и, скорее всего, воспротивятся слишком вольным реинтерпретациям; они сами должны быть убеждены в том, что имевшие место трансформации достоверны. Например, в случаях трансформаций, проис- ходящих в связи с социальной мобильностью, имеются заранее заготовленные схемы интерпретации, которые объясняют происшедшее любому и без всякого предположения о тотальной метаморфозе данного индивида. Так, родители такого поднимающегося вверх по лестнице социальной мобильно- сти примут определенные перемены в манерах и установках как нечто необходимое, быть может, да- же желательное обстоятельство в новой станции на жизненном пути. «Конечно», согласятся они, Ир- вину теперь придется не так уж выставлять напоказ свое еврейское происхождение, коли он стал ус- пешно практикующим доктором в пригороде; «конечно», он теперь одевается иначе и, «конечно», го- лосует за республиканцев; «конечно», он женился не на еврейке, и, вероятно, будет в порядке вещей, что он станет лишь изредка навещать своих родителей. Такие заготовленные схемы (263:) интерпре- тации в обществе с высокой вертикальной мобильностью уже интернализированы индивидом еще до того, как он сам включился в эту мобильность, — они гарантируют биографическую непрерывность и сглаживают возникающие несогласованности
30
Сходные процедуры имеют место в ситуациях, где трансформации радикальны, но не длительны по времени — например, в случае кратковременного военного сбора или кратковременной госпита- лизации
31
. Отличие от полной ресоциализации тут легко заметить, достаточно сравнить их с длитель- ной подготовкой для военной карьеры или со случаем хронического заболевания. Согласованность с прежней реальностью и идентичностью (гражданского или здорового лица) предполагается тут уже тем, что к ним хотят вернуться.
В более широком смысле можно сказать, что в данном случае процедуры имеют противополож- ный ресоциализации характер. В ресоциализации прошлое перетолковывается для того, чтобы оно соответствовало нынешней реальности, в прошлое переносятся разные элементы, которые субъек- тивно в нем отсутствовали. Во вторичной социализации настоящее интерпретируется так, чтобы оно находилось в последовательном взаимоотношении с прошлым. Здесь присутствует тенденция пре- уменьшать действительно имевшие место трансформации. Иными словами, реальным основанием ресоциализации является настоящее, а для вторичной социализации — прошлое.

77
На уровне предпринимаемого нами теоретического анализа мы не можем входить в детальное об- суждение различных эмпирических взаимосвязей между содержанием социализации и социально- структурными конфигурациями
33
. Однако можно привести некоторые общие наблюдения по поводу социально-структурных аспектов «успеха» социализации. Под «успешной социализацией» нами под- разумевается установление высокого уровня симметрии между объективной и субъективной реально- стями (а равно и идентичности). И наоборот, «неуспешную социализацию» следует понимать в тер- минах асимметрии между объективной и субъективной реальностями. Как мы видели, абсолютно ус- пешная социализация антропологически невозможна. Совершенно неуспешная социализация являет- ся по меньшей мере крайне редкой, ограничиваясь случаями тех индивидов, у коих даже минималь- ная социализация безуспешна в силу крайней органической патологии. Наш анализ тем самым отно- сится к градациям того континуума, крайние полюса которого эмпирически недоступны. Такой ана- лиз полезен уже потому, что он позволяет сделать несколько общих утверждений об условиях и по- следствиях успешной социализации.
Максимального успеха социализация достигнет, скорее всего, в обществах с очень простым (265:) разделением труда и минимальным распределением знания. В таких условиях социализация произво- дит социально предопределенные и в высокой степени профилированные идентичности. Так как каж- дый индивид сталкивается, по существу, с той же самой институциональной программой для своей жизни в обществе, то на каждого индивида ложится примерно один и тот же вес всей силы институ- ционального порядка, что придает интернализируемой объективной реальности принудительную массивность. В этом случае идентичность оказывается в высокой степени профилированной — в том смысле, что она целиком представляет ту объективную реальность, в которую она помещена. Проще говоря, каждый чуть ли не является тем, за кого его принимают. В таком обществе идентичности легко узнаваемы, как объективно, так и субъективно. Всякий знает про всякого, кем является другой и он сам. Рыцарь является рыцарем, а крестьянин — крестьянином, как для других, так и для себя самого. Поэтому тут нет проблемы идентичности. Вопрос: «Кто я такой?» — вряд ли возникнет в соз- нании, поскольку социально предопределенный ответ массивно реален субъективно и постоянно под- тверждается всей социально значимой интеракцией. Это никоим образом не означает, что индивид рад такой идентичности. Быть крестьянином вряд ли очень приятно, это включает в себя всякого рода субъективно реальные и настоятельные проблемы, совсем не радостные. Но в эти проблемы не вхо- дит проблема идентичности. Можно быть нищим или даже бунтующим крестьянином. Но он был именно крестьянином. Личности, сформированные такими условиями, вряд ли понимают себя (266:) психологически в терминах «скрытых глубин». «Поверхностное» и «лежащее за поверхностью» Я дифференцируется лишь в терминах степеней субъективной реальности, которая в каждый данный момент представлена в сознании, но не в терминах перманентной дифференциации «слоев» Я. На- пример, крестьянин воспринимает себя в одной роли как бьющий свою жену, а в другой роли — как сгибающийся перед своим помещиком. В каждом случае другая роль находится «под поверхностью», она не достигает сознания крестьянина. Но ни одна из этих ролей не может быть поставлена в качест- ве «глубинного» или «более реального» Я. Иначе говоря, индивид в таком обществе не только тот, кем ему полагается быть, но еще и является таковым унифицированным, «нестратифицированным» образом
34
В этих условиях неуспешная социализация имеет место только в результате биографических слу- чайностей, будь они биологическими или социальными. Например, первичная социализация ребенка может быть нарушена в силу его физического недуга, который социально стигматизируется (либо стигматизация основывается на социальных дефинициях). Калека и бастард — прототипы этих двух случаев. Биологические помехи вообще могут исключить возможность социализации, как это случа- ется при крайних умственных нарушениях. Все эти случаи имеют характер индивидуальной несчаст- ливой судьбы. Они не предоставляют основания для институционализации контр-идентичности или контр-реальности. Конечно, такие биографии дают нам своего рода меру несчастья. В обществе по- добного рода калека или бастард практически (267:) не обладает субъективными средствами защиты от приписанной ему стигматической идентичности. Он является тем, кем ему полагается быть, как для себя самого, так и для значимых других и сообщества в целом. Конечно, он может реагировать на свою судьбу возмущением или гневом, но это возмущение и гнев низшего существа, и в качестве та- ковых они даже не могут служить решающим подтверждением его социально определенной иден- тичности как низшего существа, поскольку те, что выше и лучше, по определению, стоят выше таких животных чувств. Он заключен в объективную реальность своего общества, хотя субъективно эта ре- альность предстает для него отчуждением и увечным образом. Такой индивид будет неуспешно со- циализирован, то есть будет иметься высокая степень асимметрии между социально определенной реальностью, в которую он de facto заключен как в чуждый ему мир, и собственной субъективной ре- альностью, которая лишь самым бедным образом отражает этот мир. Однако такая асимметрия не

78
вызывает кумулятивных структурных последствий, поскольку она лишена социального базиса, в рамках которого она могла бы выкристаллизоваться в контр-мир с собственным институционализи- рованным набором контр-идентичностей. Неуспешно социализированный индивид сам по себе соци- ально предопределен как профилирующий тип — калека, бастард, идиот и т.д. Следовательно, какие бы противоположные самоидентичности временами ни возникали в его сознании, они лишены всякой вероятностной структуры, которая могла бы их сделать чем-то большим, нежели эфемерные фанта- зии. (268:)
Начальные контр-дефиниции реальности и идентичности возникают, как только любые подобные индивиды соединяются в длительно существующие социальные группы. Это служит толчком для процесса изменений, который привносит более сложное распределение знаний. Контр-реальность те- перь начинает объективироваться в маргинальной группе неуспешно социализированных. С этого момента такая группа, конечно, начинает собственный процесс социализации. Например, прокажен- ные и их потомки могут быть стигматизированы в обществе. Подобная стигматизация может затраги- вать только физически больных, или она может распространяться на других посредством социально- го определения — скажем, на рожденных во время землетрясения. Индивидов могут определять как прокаженных с момента их рождения, и такая дефиниция может самым суровым образом касаться их первичной социализации — они растут, скажем, под опекой сумасшедшей старухи, которая дает им возможность выжить за пределами общины и передает им самый минимум институциональных тра- диций сообщества. Пока такие индивиды исчисляются какой-нибудь дюжиной и не образуют собст- венной общины, их объективная и субъективная идентичности будут предопределены предназначен- ной для них институциональной программой данного сообщества. Они будут прокаженными, и ни- чем иным.
Ситуация начинает меняться, когда колония прокаженных достаточно велика и существует доста- точно долго, чтобы стать вероятностной структурой для контр-определений реальности — и для судьбы прокаженного. Быть прокаженным в (269:) терминах как биологического, так и социального предназначения может теперь сделаться особым признаком богоизбранности. Индивиды, которым не давали полностью интернализировать реальность сообщества, могут теперь социализироваться в контр-реальности колонии прокаженных. Иначе говоря, неуспешная социализация в одном социаль- ном мире может сопровождаться успешной социализацией в другом. Всякий раз на ранней стадии та- кого процесса изменения кристаллизация контр-реальности и контр-идентичности может проходить скрыто от знания большого сообщества, которое по-прежнему предопределяет и постоянно иденти- фицирует этих индивидов не иначе, как прокаженных. Ему неизвестно, что «в действительности» они являются особыми сынами Божьими. В этот момент, относимый к категории прокаженных, индивид может открыть у себя «тайные глубины». Вопрос «Кто я такой?» делается возможным просто потому, что социально доступными являются два находящихся в конфликте ответа: ответ сумасшедшей ста- рухи («Ты прокаженный») и ответ персонала социализации самой колонии («Ты сын Божий»). Как только индивид признает в своем сознании привилегированный статус данных колонией дефиниций реальности и себя самого, тут же происходит разрыв между его «видимым» поведением в большом сообществе и его «невидимой» самоидентификацией как кого-то совсем иного. Другими словами, происходит раскол между «видимостью» и «действительностью» в самопонимании индивида. Он уже более не является тем, за кого его принимают. Он действует как прокаженный, он есть сын божий.
Стоит нам продлить этот пример (270:) еще на один шаг, когда этот раскол становится известным со- обществу непрокаженных, то нетрудно заметить, что это изменение повлияет и на реальность сооб- щества. По меньшей мере теперь уже не так легко будет опознавать идентичность тех, кто был опре- делен как прокаженный, — теперь не будет уверенности в том, что определенный таким образом ин- дивид идентифицирует себя точно так же. При максимальном влиянии будет вообще трудно устано- вить чью бы то ни было идентичность: если прокаженные могут отказаться от того, кем их считают, то это способны сделать и другие; так может сделать всякий. Этот процесс поначалу может показать- ся причудой, как это было, например, с Ганди, назвавшим «хариджанами», то есть «сынами Бога», неприкасаемых в Индии.
Стоит возникнуть более сложному комплексу распределения знания в обществе, и неуспешная со- циализация может оказаться для индивида результатом опосредования различными значимыми дру- гими разных объективных реальностей. Иначе говоря, неуспешная социализация может быть резуль- татом гетерогенности социализирующего персонала. Это может происходить различным образом.
Могут быть ситуации, когда все значимые другие первичной социализации являются посредниками общей реальности, но с существенно расходящимися перспективами. В известной степени каждый значимый другой, конечно, имеет особую перспективу по отношению к общей реальности уже пото- му, что он является особым индивидом со своей биографией. Но последствия, которые мы имеем здесь в виду, происходят лишь там, где различия между значимыми другими связаны, скорее, с их

79
(271:) социальными типами, а не с индивидуальными идиосинкразиями. Например, мужчины и жен- щины могут «населять» довольно различные социальные миры в рамках общества. Если и мужчины, и женщины выполняют функцию значимых других в процессе первичной социализации, они переда- ют эти различающиеся реальности ребенку. Само по себе это не создает угрозы неуспешной социали- зации. Мужская и женская версии реальности являются социально признанными, и это признание также передается в первичной социализации. Для мальчика предопределенным является господство мужской версии, для девочки — женской. Ребенок узнает о версии, принадлежащей другому полу, насколько она была опосредована для него значимыми другими противоположного пола, но он не станет отождествлять ее со своей версией. Даже минимальное распределение знания предполагает специфическую юрисдикцию для различных версий общей реальности. В приведенном выше случае женская версия социально определена так, что она не имеет юрисдикции для ребенка мужского пола.
В нормальном случае такое определение «соответствующего места» реальности другого пола интер- нализируется ребенком, который «соответственно» идентифицирует себя с предписанной ему реаль- ностью.
Однако «анормальность» становится биографической возможностью, если между дефинициями реальности существует некая конкуренция, делающая возможным выбор между ними. По разнооб- разным биографическим причинам ребенок может сделать «ложный выбор». Например, ребенок мужского пола может интернализировать (272:) «не соответствующие» элементы женского мира, по- скольку его отец отсутствовал в решающий период первичной социализации, и он направлялся ис- ключительно своей матерью и тремя старшими сестрами. Они могли опосредовать «соответствую- щие» определения-юрисдикции, так что маленький мальчик знает, что ему не положено жить в жен- ском мире. Но он тем не менее может с ним идентифицироваться. Его возникшая в результате этого
«женственность» может быть как «видимой», так и «невидимой». В любом случае между его соци- ально предписанной идентичностью и его субъективно реальной идентичностью будет иметься асим- метрия
36
Разумеется, общество располагает терапевтическими механизмами для заботы о таких «анормаль- ных» случаях. Нет нужды повторять здесь сказанное выше о терапии, подчеркнем лишь то, что нужда в терапевтических механизмах увеличивается пропорционально структурно заданному потенциалу неуспешной социализации. В обсуждавшемся выше примере наименее успешно социализированные дети будут оказывать давление на тех, кто «неправилен». Пока нет фундаментального конфликта ме- жду опосредованными дефинициями реальности, пока есть лишь различия между версиями той же самой реальности, высоки шансы для успешной терапии.
Неуспешная социализация может происходить также из опосредования значимыми другими раз- личающихся миров в процессе первичной социализации. По мере усложнения распределения знания доступными становятся расходящиеся миры, и они могут быть переданы в первичной социализации значимыми другими. Это случается реже, чем только что описанная ситуация, в которой среди (273:) персонала, ответственного за социализацию, были распределены различные версии того же самого общего мира. У составляющих группу индивидов (скажем, супружеской пары) имелась скрепляющая связь, так что при решении задачи первичной социализации они, скорее всего, создавали некий об- щий для них мир. Однако случается и обратное, что не лишено теоретического интереса.
Например, ребенок может воспитываться не только родителями, но также нянькой, воспитанной в ином этническом или классовом подобществе. Родители передают ребенку мир, скажем, аристокра- тов-завоевателей, принадлежащих к одной расе; нянька опосредует мир покоренного крестьянства другой расы. Возможно даже, что два таких посредника пользуются совершенно различными языка- ми, которые одновременно усваиваются ребенком, но которые родители и служанка находят совер- шенно непонятными. В таком случае, конечно, мир родителей, по определению, будет господствую- щим. Ребенок будет признан всеми принадлежащими к группе своих родителей, а не няньки. Но в то же время предопределенность соответствующих юрисдикции может быть нарушена различными био- графическими случайностями, как то могло произойти и в приведенной выше ситуации. Но с той раз- ницей, что теперь неуспешная социализация включает в себя возможность интернализированного пе- рехода в иное как постоянной черты индивидуального субъективного самопонимания. Потенциально доступный ребенку выбор теперь становится более четким, он включает в себя уже различные миры, а не просто различные версии того же самого мира. Разумеется, на практике между (274:) первой и второй ситуациями будет иметься множество промежуточных ступеней.
Когда резко различающиеся друг от друга миры опосредуются в первичной социализации, то ин- дивид стоит перед выбором между четко очерченными идентичностями, осознаваемыми им как под- линные биографические возможности. Он может стать человеком в соответствии с тем, как это пони- мается расой А или расой Б. Тогда возникает возможность скрытой истинной идентичности, которая нелегко распознается в соответствии с объективно наличными типизациями. Другими словами, мо-

80
жет существовать социально умалчиваемая асимметрия между «публичной» и «приватной» биогра- фиями. Пока это касается родителей, ребенок готов к началу подготовки к рыцарскому званию. Им неизвестно, что переданная через его няньку вероятностная структура покоренного подобщества спо- собствует тому, что в подготовку к рыцарству он «просто играет», тогда как «в действительности» он подготавливается к посвящению в высшие религиозные таинства покоренной группы. Сходные про- тиворечия возникают в современном обществе между процессом социализации в семье и среди груп- пы сверстников. Пока речь идет о семье, ребенок готовится к окончанию средней школы. Что касает- ся связи с группой сверстников, то он готовится к своей первой проверке на храбрость при краже ав- томобиля. Само собой, такие ситуации полны возможностями внутреннего конфликта и чувства сты- да.
Вероятно, все люди, будучи однажды социализированными, являются потенциальными «предате- лями самих себя». Внутренняя проблема такого (275:) «предательства», однако, становится куда бо- лее сложной, если она содержит в себе дальнейшую проблему: какое именно «Я» было предано в тот или иной момент времени — проблема, которая выдвигается там, где идентификация с различными значимыми другими включает различных обобщенных других. Ребенок предает своих родителей, го- товясь к таинствам, и свою няньку, готовясь к рыцарству, равно как он предает своих сверстников, будучи «отличником», а своих родителей — воровством автомобиля. Здесь каждое предательство со- четается с «предательством самого себя», пока он идентифицируется с двумя расходящимися мира- ми. Мы обсуждали различные открывающиеся для него возможности выбора в нашем предыдущем анализе альтернации, хотя понятно, что эти возможности выбора имеют иную субъективную реаль- ность, когда они уже были интернализированы в первичной социализации. Можно предположить, что альтернация остается пожизненной угрозой для любой субъективной реальности, возникшей в ре- зультате такого конфликта, каким бы ни был результат самых разных актов выбора. Эта угроза раз и навсегда задана введением альтернативной возможности в саму первичную социализацию.
Возможность «индивидуализма» (то есть индивидуального выбора между различающимися реаль- ностями и идентичностями) прямо связана с возможностью неуспешной социализации. Мы указыва- ли, что неуспешная социализация ставит вопрос: «Кто Я такой?» В социально-структурном контек- сте, в котором неуспешная социализация признается как таковая, тот же вопрос встает и для успешно
социализированного индивида в силу его (276:) рефлексии по поводу неуспешно социализированных.
Он раньше или позже столкнется с теми, у кого «скрытое Я», с «предателями», с теми, кто колебался или колеблется между двумя различными мирами. Благодаря своего рода зеркальному эффекту этот вопрос он может задать и себе. Сначала согласно формуле «Таков, милостью Божьей, мой путь», но затем, возможно, согласно формуле. «Если они, то почему не я?» Это открывает ящик Пандоры с
«индивидуалистическими» выборами, который делается общей ситуацией, независимо от того, была ли биография индивида детерминирована «правильными» или «ложными» выборами. «Индивидуа- лист» возникает как специфический социальный тип, у которого есть по крайней мере потенциал для миграции по множеству доступных миров и который добровольно и сознательно конструирует «Я» из «материала» различных доступных ему идентичностей.
Третья важная ситуация, ведущая к неуспешной социализации, возникает в случае противоречий между первичной и вторичной социализациями. Единство первичной социализации тут сохраняется, но во вторичной социализации в качестве субъективной возможности выбора появляются альтерна- тивные реальности и идентичности. Конечно, возможности выбора ограничиваются социально- структурным контекстом индивида. Он может, например, желать сделаться рыцарем, но его социаль- ное положение говорит, что это дурацкое притязание. Когда дифференцированность вторичной со- циализации достигает момента, когда становится возможным субъективный отрыв идентичности от
«собственного места» в обществе, а социальная (277:) структура в то же самое время не позволяет реализовывать субъективно избранную идентичность, имеет место любопытное развитие. Субъек- тивно избранная идентичность становится фантастической, она объективируется в сознании индиви- да как его «действительное Я». Можно предположить, что у людей всегда имелись мечты с неиспол- нимыми желаниями и т.п. Особенность данной фантазии лежит в ее объективированности на уровне воображения: речь идет об иной идентичности, чем та, что была предписана объективно и прежде была интернализирована в первичной социализации. Очевидно, что широкое распространение подоб- ного феномена привносит в социальную структуру беспокойство, угрожает институциональным про- граммам с их само собой разумеющейся реальностью.
Другим очень важным последствием противоречия между первичной и вторичной социализация- ми является возможность того, что индивид может оказаться соотнесенным с расходящимися мира- ми, которая качественно отлична от его взаимоотношений с прежде рассматривавшимися ситуация- ми. Если расходящиеся миры появляются в первичной социализации, индивид имеет возможность идентификации с одним из них в противопоставлении другим. Этот процесс будет в высшей степени