Файл: Estetika_Vse_otvety.doc

Категория эстетического является метакатегорией эстетики, о чем в первой трети прошлого столетия писал еще А.Ф.Лосев. Ее содержание фактически составляет предмет эстетики, а все остальные эстетические категории являются ее конкретизирующими модификациями, описывающими те или иные аспекты эстетического отношения. Вкус – главная характеристика эстетического субъекта, обозначающая его способность к эстетическому опыту – способность выявлять (чувствовать, переживать) эстетические качества объекта, эстетическую ценность, художественность искусства. Только наличие высоко развитого эстетического вкуса позволяет субъекту достичь высот эстетического опыта. Определенные зачатки вкуса заложены в генетической памяти человека, и далее он может сам развить его. Творцы искусства и определенный класс реципиентов (так называемые эстеты) обладают врожденным высоким уровнем эстетической чувствительности, эстетического вкуса, который не имеет пределов своего развития.

Одной из главных модификаций категории эстетического является категория прекрасного. Она наиболее полно характери­зует традиционные эстетические ценности, выражает одну из основных и наиболее рас­про­ст­ранен­ных форм неутилитарных субъект-объект­ных отноше­ний, возводящих субъект к гармонии с Универсумом, вызывающих в нем эстетическое наслаждение и комплекс вер­баль­но-смысловых образований в семантических полях совершенства, упорядоченности, опти­мального духовно-материаль­ного бытия, гармонии идеальной и материаль­ной сфер, идеала и идеализации и т.п. Сама наука эстетика возникла на базе изучения феномена прекрасного (красоты), который составлял главный предмет этой науки. В отличие от прекрасного под красотой современная эстетика понимает определенную совокупность характеристик только эстетического объекта, которую с древности пытались описывать понятиями гармонии, совершенства, меры, соразмерности, порядока, симметрии, пропорции, числа, ритма, равенства и т.д. и т.п.

По своей сути красота эстетического объекта есть невербализуемое отображение или выраже­ние неких глубинных сущностных (духовных, эйдетических, онтологиче­ских, математических) закономерностей Универсума, бытия, жизни, явленное реципиенту в соответствующих визуальной, аудио- или процессуальной орга­низации, структу­ре, конструкции, форме эстетического объекта. Этим красота принципиально отлича­ется от красивости, которая опирается только на систему поверхностных формальных характеристик объекта, детерминированных скоро­преходящими веяниями поверхностного вкуса и моды. Красивость – это лишь подобие красоты, ее симулякр.

Не углубляясь далее в описание главных категорий классической эстетики, смысл которых хорошо передан и в моих, и в других учебниках по эстетике, остановлюсь только на современном понимании искусства, или высокого искусства, того, что новоевропейская эстетика называла «изящ­ными искусствами». Если попытаться кратко сформулировать суть понимания искусства в его классической парадигме, то она сводится к миметическому пониманию искусства в модусе выражения в произведении искусства красоты как специфической формы невербализуемого знания метафизической реальности и может быть описана следующим образом.

Искусство – продукт человеческой деятельности. Его произведения созданы художником по принципу мимесиса (во многих историко-эсте­тических смыслах этого термина: буквальное подражание внешнему виду, выражение, отображение, изображение, копирование, обозначение) объективно существующей реальности (метафизической, духовной, природной, материальной, рукотворной, социальной, психической и т.п.) в художественных образах (тоже очень широко и по-разному понимаемых в истории европейской эстетики и теории искусства – от зеркальных копий до символов и почти условных знаков; от чисто материальных объектов до сугубо психических феноменов), позволяющих реципиенту проникнуть в сущностные глубины отображаемого предмета, не доступные для познания и постижения никакими другими средствами, а нередко и – в реальности, выходящие далеко за пределы самого отображаемого предмета. Сущность же, или истина, всегда связывалась в европейской традиции с красотой, прекрасным, поэтому искусство в конечном счете понималось как выражение или созидание красоты, доставляющие субъекту восприятия эстетическое наслаждение. Это понимание искусства остается актуальным и аутентичным и до сих пор, хотя в ХХ в. появилось множество артефактов и целых направлений в искусстве, никак не вписывающихся в рамки данного понимания, но они составляют уже объект другой части эстетики – нонклассики.

Основу произведения искусства составляет художественный образ, под которым понимается органическая духовно-эйдетическая целостность, выражающая, презентирующая некую реальность в модусе большего или меньшего изоморфизма (подобия формы) и реализующаяся (становящаяся, имеющая бытие) во всей своей полноте только в процессе эстетического восприятия конкретного произведения искусства конкретным реципиентом в его внутреннем мире.

Именно в так понимаемом образе полно раскрывается и реально функционирует некий уникальный художественный космос, свернутый (воплоще­н­­ный) художником в акте создания произведения искусства в его предметную (живо­писную, музыкальную, поэтическую и т.п.) чувственно воспринимаемую реальность и развернувшийся уже в какой-то иной конкретности (иной ипостаси) во внутреннем мире субъекта восприятия. Образ во всей его полноте и целостности – это динамический феномен, сложный процесс художественного освоения человеком Универсума в его сущностных основаниях, как бы фокусирование его в конкретный момент бытия в конкретной точке художественно-эсте­ти­ческого пространства. Он предполагает наличие объективной или субъективной реальности, не всегда фиксируемой сознанием художника, но давшей толчок процессу художественного отображения.

Она более или менее существенно субъективно трансформируется в творческом акте в некую иную реальность самого чувственно воспринимаемого произведения. Затем в акте вос­прия­тия этого произведения происходит еще один процесс трансфо­р­ма­ции черт, фо­р­мы, смысла, даже сущности исходной реальности (прообраза, первообраза, как иногда говорят в эстетике) и реальности произведения искусства («вторично­го», материализованного, чувственно воспринимаемого формо-образа). Воз­ни­кает конечный (уже фактически третий) образ, принципиально не поддающийся вербализации, как правило, достаточно далекий от первых двух, но сох­ра­няющий тем не менее нечто (в этом суть изоморфизма и самого принципа ото­браже­ния), присущее им и объединяющее их в единой системе образного вы­ражения, или художественного отображения. Именно этот третий образ, воз­никший на основе первых двух и как бы втянувший, вобравший их в себя, и является в прямом смысле слова полновесным конкретным художественным образом данного произведения искусства, и в процессе его разворачивания (становле­ния) и может осуществиться реальный контакт (собственно окончательный этап эстети­ческого акта восприятия произведения искусства) субъекта с Универсумом или даже с его Первопричиной (как при созерцании, например, иконы) в уникальном, присущем только данному образу модусе.

Сущностным ядром художественного образа является художественный си­м­­вол. Внутри образа он представляет собой ту трудно вычленяемую на аналитическом уровне глубинную ко­м­понен­ту, которая целенаправленно возводит дух реципиента к духовной (метафизической) реа­ль­ности, не содержащейся в самом произведении искусства, когда практически уже снимаются понятия субъекта и объекта. Художественный символ полностью актуализуется уже по ту сторону субъект-объектных отношений, с которых начинается процесс эстетического восприятия, созерцания произведения искусства. На­пример, в известной картине «Подсолнухи» Ван Гога собственно ху­доже­с­т­венный образ, прежде всего, формируется вокруг визуального изображения бу­кета подсолнухов в керамической вазе, и для большинства зрителей его (образа) развитие может остановиться на экспрессивном визуальном образе этого букета, вызывающем определенную, достаточно сильную эмоционально-эстетичес­кую реакцию. На более же глубоком уровне художественного вос­п­ри­ятия у реципиентов с развитой или обостренной художественно-эстетичес­кой чувствительностью этот первичный «картинный» образ начинает с помощью чисто художественных вы­ра­зительных средств живописи (цветоформных гармоний и диссонансов, игры форм, фактуры, ассоциативных ходов, медитативных прорывов и т.п.) разво­ра­чиваться в художественный символ, который совершенно не поддается верба­ль­но­му описанию, но именно он открывает «врата» духу зрителя в некие иные метафизические реа­ль­ности, полностью реализуя событие эстетического восприятия данной кар­ти­ны – полноценное эстетическое созерцание.

Символ как глубинное завершение/совершение образа, его сущностное художе­стве­н­но-эстетическое (невербали­зуемое!) содержание свидетельствует о высокой значимости (ценности) произведения, высоком таланте или да­же гениальности создавшего его мастера. Бесчисленные произведения искус­с­тва среднего уровня (хотя и доброт­ного качества), как правило, инициируют становление только целостного худо­же­с­твен­ного образа или даже совокупности промежуточных образов, но не художественного символа. Они не выводят реципиента на высшие уро­вни духовной реальности, но ограничиваются какими-то промежуточными (и бесчисленными), на что уже указывалось, ступенями к ним – в том числе эмоционально-психоло­ги­чес­ки­ми и даже физиологическими уровнями психики реципиента. Прак­тически бо­льшая часть произведений реалистического и натуралистического напра­в­ле­ний, жанры комедии, оперетты, все массовое искусство находятся на этих ступенях художественно-эстетичес­кой содержательности – обладают художественной образностью того или иного уровня, но лишены художественного сим­во­лизма. Он характерен только для высокого искусства любого вида и сакра­ль­но-культовых произведений высокого художественного качества. Именно такие произведения, как правило, составляют фонд мировой художественной классики, т.е. являются актуальными для человечества в достаточно широких хронологическом и пространственном диапазонах.

Художественный символ содержит в себе в свернутом виде и раскрывает сознанию нечто, само по себе недоступное иным формам и способам коммуникации с Универсумом, бытия в нем. Поэтому его никак нельзя свести к понятиям рассудка или к любым иным (отличным от него самого) способам формализации. Смысл в символе неотделим от его формы, он существует только в ней, сквозь нее просвечивает, из нее разворачивается, ибо только в ней, в ее струк­туре содержится нечто, органически присущее (принадлежа­щее сущности) символизируемому.

Поэтому вряд ли имеет смысл говорить раздельно о форме и содержании произведения искусства. Сегодня целесообразнее рассматривать некий единый феномен формы-содержания, где дефис означает весьма условную и подвижную соединительно-разделительную грань на уровне чисто дискурсивных стратегий. Описанные выше художественный образ и символ возникают во внутреннем мире субъекта только при восприятии конкретной формы произведения искусства. Они составляют собственно содержание произведения, которое есть не что иное, как процесс разворачивания (становления) формы. Под последней имеется в виду система внутренней организации содержания, которая полностью являет себя вовне в качестве чувственно воспринимаемой.

Нонклассика

Классическая эстетика составляет ядро, основу современной эстетики, однако многие феномены эстетического сознания и художественной практики, так или иначе вошедшие в поле художественно-эстетической культуры ХХ в., не могут быть описаны и осмыслены только на основе методологии и научного инструментария классической эстетики. Для этих целей на протяжении всего столетия имплицитно складывалась адекватная арт-эмпирии эстетическая теория, точнее паратеория, получившая обозначение неклассической эстетики (сокращенно – нонклассики) и ставшая естественной, очень подвижной и необходимой частью современной эстетики.

Нонклассика охватывает достаточно напряженное поле смыслов и представлений, реализующееся на путях выявления, высвечивания неких смысловых единиц, далеко не всегда поддающихся четкому, а тем более однозначному словесному определению, но получивших уже вербальное обозначение (паракатегориальное имя). Количество этих смысловых единиц нестабильно, строго не определено, ситуативно. Они возникают по мере внутренней необходимости, как бы выплывают из общего интеллектуального поля и исчезают в нем, выполнив свою функцию. Паракатегории неиерархичны, т.е. равноценны и равновесны, полисемантичны и не образуют никакой жесткой системы, однако за ними стоят вполне конкретные и определенные факты, вещи, явления, фрагменты, жесты современной арт-эмпирии.

Нонклассика – принципиально бессистемное, почти аморфное образование, некое пространство параэстетических смыслов, клубящихся вокруг классического эстетического ядра. Одни из них неожиданно приобретают достаточно конкретные понятийные очертания и вербальное закрепление, выходят почти на уровень дефиниций, а другие предстают в очень расплывчатом облике, с трудом ощущаются как неопределенная смысловая реальность. При изменении интеллектуальной или художественной стратегии картина меняется: расплывчатое приобретает форму и очертание, а только что вполне вроде бы конкретное и определенное расплывается в бесконечной полисемии.

Нонклассика вводит в «акту­альную» сферу эстетического (или околоэстетического) дискурса ряд понятий, большинство из которых в классической эстетике были не только маргинальными, но обычно вообще не попадали в эстетическое поле. Часть из них возникла внутри ницшеанства, фрейдизма, экзистенциализма, структурализма, постструктурализма, другие привлекаются из самых разных областей знания, нередко меняя свой изначальный смысл на новый. В первую очередь среди них можно указать на такие, как лабиринт, абсурд, повседневность, телесность, жестокость, шок, вещь (вещ­ность), вещество, симулякр, артефакт, эклектика, жест, интертекст, гипертекст, деконструкция и др.