ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.01.2024
Просмотров: 1383
Скачиваний: 2
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
СОДЕРЖАНИЕ
Самосознание и научное творчество.
III. Научно-техническая революция
Способ существования и функции науки
Нестабильность и специфика научного мышления
Нестабильность стихийная и нестабильность осознанная
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ОПЫТНОЙ НАУКИ В ЕВРОПЕ XVI – XVIII ВЕКОВ
Индустриальное производство и типологическое развитие
логической картины мира Аристотеля в научные представления о мире
явно окрашены единой по структуре идеей, которая иногда высказывается, иногда не высказывается, но всегда содержится на правах всеобщего условия. Здесь рано еще и, может быть, даже опасно говорить о какой-то ясности и строгости, поэтому мы сразу должны оговориться, что все, о чем пойдет речь в этом параграфе, следует рассматривать не как изложение какой-то установившейся точки зрения, а скорее как предложение читателю подумать вместе над рядом сомнительных и странных фактов.
Общий смысл и исходное членение этого всеобщего условия можно бы попытаться выразить так: в обычном истолковании энтропия осознается как мера дезорганизации, причем сама эта дезорганизация понимается как хаос и осреднение, вроде пустого, так сказать, и равновероятного места точек; во всяком случае представляется местом пустым и заказаным для человеческого любопытства, которое всегда стремилось к определенности, достоверности и прочим вещам, прекрасно выраженным в постулате Платона: «порядок во всех отношениях превосходнее беспорядка». Человеческое любопытство, крайне редко и без веских на то причин достаточно неохотно двигалось в обратном направлении; теория вероятностей, например, обыденному сознанию и сегодня представляется ужасной скукой и заумной формалистикой, а знания, полученные вероятностными методами, как и любые знания, включающие момент неопределенности хотя бы в форме принципа дополнительности возбуждают всеобщее сомнение и даже большинству научного люда представляются как знания неполные, незавершенные.
Принцип единства и целостности – основной принцип любой организации – со времени пиратов, где он был жизненно важным принципом решения типичных и ограниченных горизонтом ситуаций нетипичными методами, так укрепился в европейском способе мысли, что мы, передав
156
природе ряд функций и совершенств бога-пирата, полновластного хозяина в своем доме, не можем простить теперь природе малейших отходов от доблести единства, целостности и однозначности. Это все тот же гипноз перед совершенством создателя и его творений, который заставил Галилея отрицать реальное существование комет, а Гана и Штрассмана – рядиться под химиков. Даже ученые масштаба Эйнштейна и Гейзенберга не свободны от этого гипноза безусловного и абсолютного «совершенства» природы во всех ее проявлениях, а следовательно, и от навязчивой идеи выделить какую-то всеобщую формальную связь, найти формулу или создать теорию, из которых однозначно и непротиворечиво вытекали бы все остальные формулы и теории.
Вместе с тем на противоположном полюсе, в области хаоса и неопределенности, выявляются за последнее время странные вещи: хаотичное, свободное и развязанное следует довольно жесткому закону распределений, ведет себя отнюдь не так успокоенно и осредненно, в духе средних точек и безликого поголовья, а, совсем напротив, активно складывает качественное многообразие мира, выступает носителем качества в потенции и всего разнообразия организаций и порядков. Не говоря уже о том творческом хаосе ученых голов, из которого современный ритуал извлекает и прибыль, и светлые надежды, и крупные неприятности, явления активности и структурообразующей деятельности обнаруживаются и во множестве других областей.
Исследуя движение научного продукта и активный характер его распределений, Прайс замечает: «В этом процессе имманентно заключена та самая «недемократичность», которая создает страны «городского» типа, а не страны, идущие к состоянию равномерной плотности населения по всей территории. Ученые стремятся накапливаться в отдельных отраслях, институтах, странах, стремятся использовать отдельные избранные журналы. Они не расселяются равномерно, каким бы желательным или нежелательным это ни казалось. Рост происходит таким образом, что соотношение между малым числом гигантов и массой пигмеев сохраняется относительно постоянным. Число гигантов растет настолько медленней населения, что на каждого гиганта приходится все большее количество пигмеев, которые сокрушаются по поводу изъянов собственной фигуры и удивляются, почему это ни человек, ни природа не толкают нас к однородному равенству»131.
Факты этого рода заставляют предположить, что способность к миграции, к выходу из одних системных связей и к активному участию в строительстве других – неустранимое свойство целостностей на любом уровне организации. Возвращаясь к схеме Аристотеля, мы получили бы такую картину, когда в материальном начале, которое мыслилось Аристотелем как опора для множества возможностей, сами эти возможности обрели бы самостоятельное бытие, превращая материю не в «начало», а в конечный результат, в частный продукт собственной деятельности. Отсюда и общее смещение ценностных характеристик, их глубокий дуализм, распад на ценности количества и ценности качества. Организация, например, оказывается высшей ценностью количества и в предельном случае, когда полностью снят выбор и уничтожена миграционная способность, организация дает поток идентичных в качественном отношении продуктов-близнецов. С другой стороны, хаос,
157
похоже, выступает высшей ценностью качества, и в предельном случае полного запрета на плагиат хаос дает поток неповторимых в качественном отношении единиц, дает «историческую» серию событий. Может быть, поэтому, когда, поднаторев в организации выпуска массового продукта (идет ли речь о школе или производстве), мы с наилучшими намерениями идем к науке, чтобы «организовать» ее наилучшим образом, помочь ученым делом, советом, авторитетной инстанцией, результаты нашей деятельности превосходят все ожидания, только почему-то в другую сторону; резко падает производительность научного труда (уменьшается вдвое каждые 10–12 лет) и, соответственно, в том же темпе возрастают расходы на единицу научного продукта. Мы умеем создавать и поддерживать порядок, а вот создавать и поддерживать творческий хаос мы пока не научились, как и не научились хотя бы терпимо к нему относиться
Общей чертой этого творческого хаоса является, видимо, то, что Кестлер называет «бисоциацией» – соединение того, что никогда не было соединено, самопроизвольный или под воздействием внешних сил взрыв минимум двух целостностей и формирование из их осколков новой целостности, качественно отличной от тех исходных, из обломков которых она возникает. Бисоциация не обязательно взрывной контакт двух целостностей, их может быть и больше. Важно здесь не число контактирующих целостностей, а то, что после взрыва возникает беспорядочная или упорядоченная лишь вероятностными законами миграция обломков, которая кристаллизуется в какую-то новую форму связи.
Чтобы разобраться в этом явлении и в некоторых его закономерностях, попытаемся подойти к нему с несколько необычной стороны. Науковеды любят приводить аналогию Энгельса, направленную против Мальтуса: «...Население растет пропорционально численности последнего поколения, наука движется вперед пропорционально массе знаний, унаследованных ванных ею от предшествующего поколения, следовательно, при самых обыкновенных условиях она также растет в геометрической прогрессии»132. Науковедов здесь интересует обычно лишь та часть, которая относится к науке и где впервые был сформулирован закон ускоренного её развития или, как принято говорить у науковедов, закон экспоненциального роста. Мы же попробуем проследить аналогию между населением и наукой как таковую.
И население и наука растут экспоненциально, хотя и в различных темпах: число субъектов и объектов науки удваивается за 10 -15 лет, численность населения – за 40. Как люди, так ученые и публикации мигрируют и подчинены в этих миграциях единому закону распределений – закону Ципфа. Подчиняясь этому закону, люди расселяются по стране неравномерно, собираются в города и села, и, если этому движению не мешают черты оседлости или паспортные режимы, города и села образуют удивительно правильную ранговую структуру. Точно также ведут себя статьи по отношению к авторам и журналам, авторы по отношению к статьям, журналам и областям науки, объемы научной деятельности по отношению к научным странам и т.д., все оказывается связанным стихийным отношением «город – жители». И стоит зафиксировать любую характеристику (статьи, например), как составляющие всех других характеристик тут же выстраиваются по ранжиру того же типа, по которому в списках населенных пунктов выстраиваются по
158
величине города и села страны.
Население воспроизводится и увеличивается в актах порождения, примерно то же происходит и в науке. Прайс по этому поводу пишет: «Статьи ведут себя по тем же нормам, что и население, за исключением того, что им, видимо, нужно, собраться вдесятером, чтобы произвести на свет еще одну статью, тогда как «у людей хватает пары»133. Кроме этого различия, налицо и другое, столь же существенное. Развитая социальность, европейская во всяком случае, использует в системе порождения институт семьи, так что хотя в принципе, населению и хватает пары, по нормам ритуала это должна быть супружеская, постоянная пара – семья как институт рождения и воспитания детей. В науке не только нет этого семейного принципа, но чтобы произвести на свет еще одну статью, родительскую десятку, во избежание плагиата, приходится всякий раз собирать в новом составе.
Впрочем, если присмотреться повнимательнее, институт семьи возникает и в науке, причем дважды. Всякая публикация суть семья, даже больше чем семья, поскольку в части, обращенной к ритуалу, она гарантирует бесконечный повтор эффектов-близнецов. Тем же свойством обладает и продукт прикладных наук: творческая компания здесь также связана намертво в технологии или организационной схеме для бесконечного повтора близнецов-продуктов. Мы говорим, что это больше чем семья, на том основании, что биологии известно еще и бесполое размножение, простая репродукция, когда у вида безоблачные перспективы на будущее, и он начинает увлекаться количеством, «валом», ничуть не заботясь о качестве – о биологическом прогрессе.
Все эти схемы, идет ли речь о репродукции вируса или о разработке самой замысловатой теории, объединяет филогенез – дискретное порождение или просто порождение. Вместе с тем между составом порождающей причины и типом порождённого продукта улавливается любопытная связь. Стабилизация качества достигается только при «бесполом» порождении, когда порождающая причина представлена целостностью (биологической, механической, организационной – безразлично); в этом случае происходит чисто количественное умножение продукта. Если же в порождающей причине представлено две или большее число целостностей и состав их меняется, качество продукта становится неустойчивым и, когда поставлен соответствующий фильтр (запрет на плагиат), переходит в чистое различение – в качественное умножение продукта. Общий смысл любой деятельности обновления, в том числе и науки, сводился бы при таком подходе к фиксации новых стабильных качеств, т.е. к связи представленных в порождающей причине целостностей в единое и постоянное целое. Акт творчества и означал бы переход в порождающей причине от множества к единству, и деятельность ученых в поле исследования до крайности бы напоминала действия тех американских полисменов, которые выслеживают пары, застают их на месте преступления и тут же ведут под венец. С точки зрения населения расписаться в загсе почти синоним термину «публикация в науке». Если перейти на более серьезный язык, то мы могли бы состав порождающей причины представить как константу порождения (Кп), способную в различныхобластях принимать значения от единицы и выше. При этом начали бы выясняться очень любопытные вещи, которые можно
159
представить таблицей:
Кп Область распространения
1 Неживая природа, ритуал
1-2 Биология
3-6 Устная речь
5-8 Письменная речь
5-10 Техническая публикация
8-15 Научная публикация
Значения константы для неживой природы, ритуала, биологии самоочевидны, хотя вполне возможно, что в нервной деятельности, если судить по опытам Келера, могут и у животных возникать процессы с константой больше 2. Величины константы для публикаций основаны на статистике ссылок, которые здесь понимаются как фиксированные следы творчества. Величины константы для языка берутся как средние значения для отношения общего числа слов в предложении к числу личных форм глагола, поскольку эти формы – основной элемент связи в простых и сложных предложениях; данные относятся к русскому, немецкому, греческому и английскому языкам.
Нетрудно понять, что если бы мы располагали надежной статистикой, таблицу можно было бы значительно расширить. Прайс, например, много внимания уделяет анализу количественных соотношений между учеными и журналами, учёными и коллективами и т.д., причем повсюду возникают более или менее устойчивые величины, явно близкие по смыслу к константе порождения. Вот что он пишет, например, о невидимых колледжах: «Основное явление «человеческой инженерии» состоит в том, что вновь возникающие группы ученых конституируются в коллективы, насчитывающие по нашему максимуму 100 коллег. Первое время, когда в стране существовало не более 100 ученых, они оформляли такой коллектив как Королевское общество или Американское философское общество. На более поздней стадии они должны были распочковаться на специальные общества того же размера. В наше время даже самые малые отрасли дисциплин насчитывают более 100 ученых, а большие группы включают десятки и даже сотни тысяч ученых. В группах таких размеров, в согласии с нашим предыдущим анализом, должна возникать сепаратистская тенденция к образованию множества подгрупп с членством порядка 100 ученых, причем все такие подгруппы будут иметь лидеров, контактирующих друг с другом. Сегодня мы видим, что такие группы растут как кустарник, консолидируясь в сепаратные целостности»134.
Примеров такого распочкования, ведущего к образованию более или менее четких по численности групп, можно приводить много, причем явление это характерно не только для науки. Но мы не будем входить в детали, назовем просто всю эту группу явлений полигенезом и первом приближении будем считать, что все виды деятельности содержат на правах характеристики продукта и порождающей причины константу порождения, при этом для видов творчества значение константы заведомо больше единицы.
Общий смысл и исходное членение этого всеобщего условия можно бы попытаться выразить так: в обычном истолковании энтропия осознается как мера дезорганизации, причем сама эта дезорганизация понимается как хаос и осреднение, вроде пустого, так сказать, и равновероятного места точек; во всяком случае представляется местом пустым и заказаным для человеческого любопытства, которое всегда стремилось к определенности, достоверности и прочим вещам, прекрасно выраженным в постулате Платона: «порядок во всех отношениях превосходнее беспорядка». Человеческое любопытство, крайне редко и без веских на то причин достаточно неохотно двигалось в обратном направлении; теория вероятностей, например, обыденному сознанию и сегодня представляется ужасной скукой и заумной формалистикой, а знания, полученные вероятностными методами, как и любые знания, включающие момент неопределенности хотя бы в форме принципа дополнительности возбуждают всеобщее сомнение и даже большинству научного люда представляются как знания неполные, незавершенные.
Принцип единства и целостности – основной принцип любой организации – со времени пиратов, где он был жизненно важным принципом решения типичных и ограниченных горизонтом ситуаций нетипичными методами, так укрепился в европейском способе мысли, что мы, передав
156
природе ряд функций и совершенств бога-пирата, полновластного хозяина в своем доме, не можем простить теперь природе малейших отходов от доблести единства, целостности и однозначности. Это все тот же гипноз перед совершенством создателя и его творений, который заставил Галилея отрицать реальное существование комет, а Гана и Штрассмана – рядиться под химиков. Даже ученые масштаба Эйнштейна и Гейзенберга не свободны от этого гипноза безусловного и абсолютного «совершенства» природы во всех ее проявлениях, а следовательно, и от навязчивой идеи выделить какую-то всеобщую формальную связь, найти формулу или создать теорию, из которых однозначно и непротиворечиво вытекали бы все остальные формулы и теории.
Вместе с тем на противоположном полюсе, в области хаоса и неопределенности, выявляются за последнее время странные вещи: хаотичное, свободное и развязанное следует довольно жесткому закону распределений, ведет себя отнюдь не так успокоенно и осредненно, в духе средних точек и безликого поголовья, а, совсем напротив, активно складывает качественное многообразие мира, выступает носителем качества в потенции и всего разнообразия организаций и порядков. Не говоря уже о том творческом хаосе ученых голов, из которого современный ритуал извлекает и прибыль, и светлые надежды, и крупные неприятности, явления активности и структурообразующей деятельности обнаруживаются и во множестве других областей.
Исследуя движение научного продукта и активный характер его распределений, Прайс замечает: «В этом процессе имманентно заключена та самая «недемократичность», которая создает страны «городского» типа, а не страны, идущие к состоянию равномерной плотности населения по всей территории. Ученые стремятся накапливаться в отдельных отраслях, институтах, странах, стремятся использовать отдельные избранные журналы. Они не расселяются равномерно, каким бы желательным или нежелательным это ни казалось. Рост происходит таким образом, что соотношение между малым числом гигантов и массой пигмеев сохраняется относительно постоянным. Число гигантов растет настолько медленней населения, что на каждого гиганта приходится все большее количество пигмеев, которые сокрушаются по поводу изъянов собственной фигуры и удивляются, почему это ни человек, ни природа не толкают нас к однородному равенству»131.
Факты этого рода заставляют предположить, что способность к миграции, к выходу из одних системных связей и к активному участию в строительстве других – неустранимое свойство целостностей на любом уровне организации. Возвращаясь к схеме Аристотеля, мы получили бы такую картину, когда в материальном начале, которое мыслилось Аристотелем как опора для множества возможностей, сами эти возможности обрели бы самостоятельное бытие, превращая материю не в «начало», а в конечный результат, в частный продукт собственной деятельности. Отсюда и общее смещение ценностных характеристик, их глубокий дуализм, распад на ценности количества и ценности качества. Организация, например, оказывается высшей ценностью количества и в предельном случае, когда полностью снят выбор и уничтожена миграционная способность, организация дает поток идентичных в качественном отношении продуктов-близнецов. С другой стороны, хаос,
157
похоже, выступает высшей ценностью качества, и в предельном случае полного запрета на плагиат хаос дает поток неповторимых в качественном отношении единиц, дает «историческую» серию событий. Может быть, поэтому, когда, поднаторев в организации выпуска массового продукта (идет ли речь о школе или производстве), мы с наилучшими намерениями идем к науке, чтобы «организовать» ее наилучшим образом, помочь ученым делом, советом, авторитетной инстанцией, результаты нашей деятельности превосходят все ожидания, только почему-то в другую сторону; резко падает производительность научного труда (уменьшается вдвое каждые 10–12 лет) и, соответственно, в том же темпе возрастают расходы на единицу научного продукта. Мы умеем создавать и поддерживать порядок, а вот создавать и поддерживать творческий хаос мы пока не научились, как и не научились хотя бы терпимо к нему относиться
Общей чертой этого творческого хаоса является, видимо, то, что Кестлер называет «бисоциацией» – соединение того, что никогда не было соединено, самопроизвольный или под воздействием внешних сил взрыв минимум двух целостностей и формирование из их осколков новой целостности, качественно отличной от тех исходных, из обломков которых она возникает. Бисоциация не обязательно взрывной контакт двух целостностей, их может быть и больше. Важно здесь не число контактирующих целостностей, а то, что после взрыва возникает беспорядочная или упорядоченная лишь вероятностными законами миграция обломков, которая кристаллизуется в какую-то новую форму связи.
Чтобы разобраться в этом явлении и в некоторых его закономерностях, попытаемся подойти к нему с несколько необычной стороны. Науковеды любят приводить аналогию Энгельса, направленную против Мальтуса: «...Население растет пропорционально численности последнего поколения, наука движется вперед пропорционально массе знаний, унаследованных ванных ею от предшествующего поколения, следовательно, при самых обыкновенных условиях она также растет в геометрической прогрессии»132. Науковедов здесь интересует обычно лишь та часть, которая относится к науке и где впервые был сформулирован закон ускоренного её развития или, как принято говорить у науковедов, закон экспоненциального роста. Мы же попробуем проследить аналогию между населением и наукой как таковую.
И население и наука растут экспоненциально, хотя и в различных темпах: число субъектов и объектов науки удваивается за 10 -15 лет, численность населения – за 40. Как люди, так ученые и публикации мигрируют и подчинены в этих миграциях единому закону распределений – закону Ципфа. Подчиняясь этому закону, люди расселяются по стране неравномерно, собираются в города и села, и, если этому движению не мешают черты оседлости или паспортные режимы, города и села образуют удивительно правильную ранговую структуру. Точно также ведут себя статьи по отношению к авторам и журналам, авторы по отношению к статьям, журналам и областям науки, объемы научной деятельности по отношению к научным странам и т.д., все оказывается связанным стихийным отношением «город – жители». И стоит зафиксировать любую характеристику (статьи, например), как составляющие всех других характеристик тут же выстраиваются по ранжиру того же типа, по которому в списках населенных пунктов выстраиваются по
158
величине города и села страны.
Население воспроизводится и увеличивается в актах порождения, примерно то же происходит и в науке. Прайс по этому поводу пишет: «Статьи ведут себя по тем же нормам, что и население, за исключением того, что им, видимо, нужно, собраться вдесятером, чтобы произвести на свет еще одну статью, тогда как «у людей хватает пары»133. Кроме этого различия, налицо и другое, столь же существенное. Развитая социальность, европейская во всяком случае, использует в системе порождения институт семьи, так что хотя в принципе, населению и хватает пары, по нормам ритуала это должна быть супружеская, постоянная пара – семья как институт рождения и воспитания детей. В науке не только нет этого семейного принципа, но чтобы произвести на свет еще одну статью, родительскую десятку, во избежание плагиата, приходится всякий раз собирать в новом составе.
Впрочем, если присмотреться повнимательнее, институт семьи возникает и в науке, причем дважды. Всякая публикация суть семья, даже больше чем семья, поскольку в части, обращенной к ритуалу, она гарантирует бесконечный повтор эффектов-близнецов. Тем же свойством обладает и продукт прикладных наук: творческая компания здесь также связана намертво в технологии или организационной схеме для бесконечного повтора близнецов-продуктов. Мы говорим, что это больше чем семья, на том основании, что биологии известно еще и бесполое размножение, простая репродукция, когда у вида безоблачные перспективы на будущее, и он начинает увлекаться количеством, «валом», ничуть не заботясь о качестве – о биологическом прогрессе.
Все эти схемы, идет ли речь о репродукции вируса или о разработке самой замысловатой теории, объединяет филогенез – дискретное порождение или просто порождение. Вместе с тем между составом порождающей причины и типом порождённого продукта улавливается любопытная связь. Стабилизация качества достигается только при «бесполом» порождении, когда порождающая причина представлена целостностью (биологической, механической, организационной – безразлично); в этом случае происходит чисто количественное умножение продукта. Если же в порождающей причине представлено две или большее число целостностей и состав их меняется, качество продукта становится неустойчивым и, когда поставлен соответствующий фильтр (запрет на плагиат), переходит в чистое различение – в качественное умножение продукта. Общий смысл любой деятельности обновления, в том числе и науки, сводился бы при таком подходе к фиксации новых стабильных качеств, т.е. к связи представленных в порождающей причине целостностей в единое и постоянное целое. Акт творчества и означал бы переход в порождающей причине от множества к единству, и деятельность ученых в поле исследования до крайности бы напоминала действия тех американских полисменов, которые выслеживают пары, застают их на месте преступления и тут же ведут под венец. С точки зрения населения расписаться в загсе почти синоним термину «публикация в науке». Если перейти на более серьезный язык, то мы могли бы состав порождающей причины представить как константу порождения (Кп), способную в различныхобластях принимать значения от единицы и выше. При этом начали бы выясняться очень любопытные вещи, которые можно
159
представить таблицей:
Кп Область распространения
1 Неживая природа, ритуал
1-2 Биология
3-6 Устная речь
5-8 Письменная речь
5-10 Техническая публикация
8-15 Научная публикация
Значения константы для неживой природы, ритуала, биологии самоочевидны, хотя вполне возможно, что в нервной деятельности, если судить по опытам Келера, могут и у животных возникать процессы с константой больше 2. Величины константы для публикаций основаны на статистике ссылок, которые здесь понимаются как фиксированные следы творчества. Величины константы для языка берутся как средние значения для отношения общего числа слов в предложении к числу личных форм глагола, поскольку эти формы – основной элемент связи в простых и сложных предложениях; данные относятся к русскому, немецкому, греческому и английскому языкам.
Нетрудно понять, что если бы мы располагали надежной статистикой, таблицу можно было бы значительно расширить. Прайс, например, много внимания уделяет анализу количественных соотношений между учеными и журналами, учёными и коллективами и т.д., причем повсюду возникают более или менее устойчивые величины, явно близкие по смыслу к константе порождения. Вот что он пишет, например, о невидимых колледжах: «Основное явление «человеческой инженерии» состоит в том, что вновь возникающие группы ученых конституируются в коллективы, насчитывающие по нашему максимуму 100 коллег. Первое время, когда в стране существовало не более 100 ученых, они оформляли такой коллектив как Королевское общество или Американское философское общество. На более поздней стадии они должны были распочковаться на специальные общества того же размера. В наше время даже самые малые отрасли дисциплин насчитывают более 100 ученых, а большие группы включают десятки и даже сотни тысяч ученых. В группах таких размеров, в согласии с нашим предыдущим анализом, должна возникать сепаратистская тенденция к образованию множества подгрупп с членством порядка 100 ученых, причем все такие подгруппы будут иметь лидеров, контактирующих друг с другом. Сегодня мы видим, что такие группы растут как кустарник, консолидируясь в сепаратные целостности»134.
Примеров такого распочкования, ведущего к образованию более или менее четких по численности групп, можно приводить много, причем явление это характерно не только для науки. Но мы не будем входить в детали, назовем просто всю эту группу явлений полигенезом и первом приближении будем считать, что все виды деятельности содержат на правах характеристики продукта и порождающей причины константу порождения, при этом для видов творчества значение константы заведомо больше единицы.