Файл: Микросоциология семьи М.,1998.doc

2.4. Этнометодология, феноменологическая социология

Этнометодология является новейшей версией феноменологичес­кой социологии, которая обязана своим становлением австрийскому философу и социологу Альфреду Шишу (1899—1959), применившему к социологии феноменологический подход Э. Гуссерля, и, по мнению Л. Г. Ионина, специалиста в области понимающей социологии¹⁷, опи­равшемуся на концепцию понимания Макса Вебера. В последние годы жизни А. Шюц работал в США, занимая крупные посты в финансовых фирмах (о нем говорили; «банкир днем, феноменолог ночью»), и его влияние на американскую социологию существенно проявилось в гу­манистической феноменологии Питера Бергера и Томаса Лукмана, авторов знаменитого трактата «Социальное конструирование реально­сти»^1К. Оно также сказалось на трудах группы социологов, объединив­шихся в 60-е годы в Лос-Анджелесе в Калифорнийском университете вокруг профессора Гарольда Гарфинкеля, выпустившего в 1967 г. «Ис­следования по этнометодологии».

Термин «этнометодология» не имеет ничего общего с этнографи­ей и методологией социологического исследования. Он был предложен Гарфинкелем по аналогии с «этнонаукой», обозначающей «примитив­ные» научные представления и шаманские верования, свойственные «примитивным» обществам. Этнометодология изучает современность, современные верования и представления на уровне здравого смысла,

'" Сочинения феноменологических социологов и этнометодологов весьма тяжеловесны, воспринимаются с трудом, поэтому знакомиться с ними снача­ла лучше по книгам. Ионин Л. Г Понимающая социология. М.. 1979: Он же. Социология культуры. М.. 1996.

'^s Эта работа по социологии знания выпушена издательством «Медиум» в Москве в 1995 г. В третьей главе обсуждаются особенности конструирования субъективной реальности в ходе социализации детей в семье.

70.

так же как «этнонаука» изучает распространенные методы описания своей деятельности представителями «примитивных» культур. Други­ми словами, эти о методологи я требует отнестись к современности как к другой незнакомой культуре.

Предметом этнометодологии становятся методы интерпретации своих и чужих действий, присущие представителям разных социальных групп, страт, общностей, организаций. Этнометоды присущи обществен­ному мнению, общественным движениям и партиям, средствам массо­вой информации, искусству и науке. Сама социология рассматривается также как разновидность интерпретационной деятельности и включа­ется в предмет этнометодологии наряду с обыденными объяснениями реальности. Этнометодолог должен занять позицию стороннего наблю­дателя, отчужденного как бы от повседневности, т.е. осуществить этно­методалогическую редукцию. Этот метод состоит в том, что этномето­долог «заключает в скобки» все свои знания, впитанные им как участ­ником повседневности, все, что обычно берется на веру и считается «ес­тественным признаком» обиходной жизни, стремясь обнаружить в пос­ледней бытующие интерпретации повторяющихся ситуаций. Метод эт­нометодологической редукции ориентирует на поиск маргинальных пограничных, промежуточных состояний, процессов, событий.

В названной книге Г. Гарфинкеля одно из исследований относится к поведению людей, переменивших свой пол. Гарфинкель при этом не интересуется спецификой операций по перемене пола и поведением транссексуалов, ему нужны тендерные особенности правил, регулиру­ющих повседневные интеракции мужчин и женщин. Для каждого из полов эти правила столь привычны и естественны, что над ними не задумываются. Однако для человека, меняющего пол, и мужской и женский коды поведения являются более определенными, сопостави­мыми между собой, и потому изучение подобных необычных случаев служит лучшему пониманию правил, действующих, так сказать, в нор­ме. Отсюда этнометодологический подход крайне важен там, где спе­циально подчеркивается тендерная принадлежность.

«Гарфинкелинг» — экспериментальный метод, направленный на выявление «фоновых ожиданий», т. е. принимаемых на веру «естествен­ных» основ повседневных решений и действий. Берутся обычные ситу­ации быта, и экспериментаторы (студенты-добровольны) вносят нару­шения в привычный ход общения. При этом конвенциональные пред­посылки обнаруживаются, когда испытуемые пытаются восстановить обиходный алгоритм общения. Автор применял «гарфинкелинг» в тех интервью, когда выяснялась по каким-либо причинам невозможность стандартизированного разговора или когда возникало свободное время и надо было заполнить паузу. Чаше всего эта процедура была связана с

7/

несуразностями малолетнего образа мыслей. Вот пример привлечения внимания респондента к речевой неувязке ответа на вопрос, к противо­речию между фактами бытия и их словесным обрамлением:

• У Вас есть дети⁰

• А как же. есть.

• Вы не могли бы сказать, сколько именно⁹

• А почему нет, могу.

• Так сколько же⁷

• Один

• Всего один? ^ -Да

• А я думал, у Вас дети ..

• Но разве ребенок не относится к детям?

• Однако у Вас не дети, а ребенок.

• Конечно, ребенок, и, если он есть, нельзя ответить, что нет детей.

• Но у Вас в самом деле нет детей .

• Как нет⁹ Есть один.

• Все-таки один — не дети

• Дети¹ Дети! И один в поле воин

• Простите, «один — дети» — как это понять⁹

• Чего уж тут понимать, один ребенок — и все.

• Но Вы говорили, что у Вас есть дети .

• Вот я и говорю: есть один ребенок.

• Пожалуйста, есть дети или есть ребенок?

• А Вам, собственно, что надо-то? Вы прикидываетесь или это розыгрыш какой-то Я же Вам русским языком говорю — один ребенок.

• Мальчик⁹

• Почему мальчик, у меня дочь ^ >

• Дочь и ребенок...не вяжется как-то...

• Что опять не вяжется ?

• Дочь — ребенок

• А кто же дочь, если не ребенок?

• Дочь — она, ребенок - он

• Так что же. по-вашему, только сын что ли ребенок⁷

• Я говорил о другом, что ребенок, если он один...

• (Перебивает.) Прошу прошения, Вы действительно ученый?

• Да. социолог

• И у Вас все такие, извиняюсь, вопросики задают⁹

• Это наша работа.

• Хорошо устроились¹

72

•• Разумеется, эта сценка «один — дети» напоминает знаменитую «гар-финкелиаду» Аркадия Райкина про доцента, который тупой, и про сту­дента, которого звали Авас. Весь юмор тут основан на разрушении привычного, стереотипного, причем смешон не только испытуемый, ввергаемый в невероятную ситуацию, но и сам экспериментатор, «обал­девающий» от необходимости поддерживать им же уродуемую беседу. Этот пример понадобился для того, чтобы показать, какова позиция социолога-наблюдателя при этнометодологической редукции. Отстра­нение от привычного не связывается с отгораживанием социолога от жизни, как можно подумать. Социолог не сидит, как Диоген в бочке, напротив, «гарфинкелинг» предполагает включенность иccлeдoвafeля в ситуацию. Для прояснения данного обстоятельства и для демонстрации родства этнометодологии с символическим интеракционизмом придет­ся привести цитату из Г. Блумера, столь же длинную, сколь и глубокую:

«.. Символический интеракционизм требует от исследователя, чтобы он понял процесс интерпретации, при помощи которого действующие единицы поведения конструируют свои действия Этот процесс нельзя понять, лишь обращаясь к условиям, которые предшествовали этому процессу. Его нельзя также понять, выводя его характер из открытого действия, которое является его результатом. Для того чтобы понять этот процесс, исследователь должен при­нять роль действующей единицы, поведение которой он изучает. Поскольку интерпретация осуществляется действующей единицей в терминах формиро­вания значений, оценивания объектов, принятия решений, то процесс должен рассматриваться с точки зрения действующей единицы. Старание понять про­цесс интерпретации, оставаясь в стороне так называемым «объективным» на­блюдателем и отказываясь принять роль действующей единицы, приводит к риску проявления наихудшего субъективизма — объективный наблюдатель скло­нен включить в процесс интерпретации свои собственные догадки, вместо того чтобы понять процесс так, как он происходит у действующей единицы»¹⁹.

Воистину не может быть более яркой и убедительной речи в защи­ту метода включенного наблюдения! Но не надо понимать сие букваль­но — социолог всегда «включенный наблюдатель», находящийся в гуще наблюдаемых им событий. Следовательно, социолог всегда обязан на­ходить в себе силы для этнометодологической редукции, для обнару­жения тех процедур интерпретации, которые используются членами каких-либо групп, в т. ч. семей, для превращения специфических об­стоятельств жизни в «естественные» для них, в «обычные» для своих и, наконец, в «известные» всем и каждому.

¹⁹ Блумер Г Общество как символическая интеракция С. !78.

73

2.5. ПСИХОАНАЛИЗ, ПСИХОДРАМА И СОЦИОМЕТРИЯ

ПСИХОАНАЛИЗ. Психоанализ оказал огромное воздействие на социологическую мысль и одновременно явился концептуальной осно­вой психосоциальной терапии и социальной работы. Психоаналитичес­кая социология (именно так именуется фрейдовский социологизм в од­ном из трудов по истории социологии Института социологических иссле­дований РАН) занимает особое место среди социологических парадигм — особое по тому чрезвычайному значению, которое придается семей­ным отношениям. Субъективистски и антипозитивистски ориентирован­ная социология Зигмунда Фрейда (1856-1939) конструирует социальную реальность исходя из решающей роли детского опыта семейной социа­лизации. Сложность семейных кнтеракций, лабиринты символики внут­рисемейных взаимосвязей — все это недвусмысленно и явно кладется в основу теоретических построений. Фактически, в соответствии с требо­ванием феноменологической редукции, повседневность микросреды становится моделью мира, социального порядка и структуры власти. Под огнем критики сразу же оказались Эдипов комплекс (сексуальное влече­ние к матери), гиперсексуальность, агрессивность бессознательного, мифологизация патриархальности и патернализма, превращение механиз­мов психологической самозашиты в социокультурные механизмы фун­кционирования социума и т д. Другими словами, все, что состав­ляло достоинство и заслугу подхода к остро поставленной проблеме антагонизма личности и общества, изучаемой не абстрактно, а на реаль­ной почве семейного бытия, было объявлено критиками, особенно со­ветскими, «антиисторическими изысканиями» и «социально-философс­кими спекуляциями». Но, приоткрыв завесу над приватной сферой семей­ности и попытавшись эксплицировать все подспудное для лучшего пони­мания социального поведения, психоанализ с его своеобразной расшиф­ровкой кодов семейной повседневности не постеснялся возвести в ранг высокой теории свои конвенциональные предпосылки, заимствованные из личного опыта семейных взаимоотношений. Разумеется, можно уп­рекать 3. Фрейда за инстинктавистский редукционизм, за медикализацию социума и за многое другое, но гуманистическая и экзистенциальная перспектива социологии стала реальностью, когда не абстрактный и бесполый индивид, а семейный человек со всеми своими радостями и страхами, с болью и наготой быта проник в респектабельное общество «рациональных» личностей, «сознательно» рассчитывающих каждый свой шаг, — экономический, политический и т. д. Следует учесть также, что психоанализ создавался в условиях распространенности расширенной многодетной семьи, когда институциональный кризис семейных ценно­стей еще не давал о себе знать и когда семьецентризм, фамилизм продол-

74

жал оставаться обиходной ориентацией даже среди высших страт. Поэто­му семейная составляющая психоанализа по мере расширения малодет-ной семьи и мал од сто центризма стала подвергаться ожесточенной кри­тике, усиливающейся с каждой очередной победой теоретического и практического феминизма.

Развал системы социокультурных норм семейного образа жизни при многодетности ослабил различные табу и запреты. В этих условиях стало возможным пропагандировать не только добрачные связи, но и оди­ночный стиль жизни, гомогенную сексуальность, в том числе тендер­ное своеобразие. Психоанализ 3. Фрейда подвергся многочисленным нападкам как проявление сугубо «мужского мышления». Часто в свя­зи с этим ссылаются на таблицу, составленную Карен Хорни, предста­вительницей неофрейдизма, создавшей психоанализ женщин и для жен-шин и являющейся, можно сказать, матерью феминистского психо­анализа. К. Хорни взяла существующие в ортодоксальном психоана­лизе взгляды на представления мальчиков о девочках и сопоставила их с представлениями о женщине в психоанализе и продемонстрировала «маскулинность» психоанализа. (Таблица 2.1.)

Психоанализ породил бурю негодования не призывами к переуст­ройству общества — с методологической точки зрения представляет интерес реакция публики на введение в теорию всем давно известных положений из приватного опыта, но их интерпретация оказалась со­вершенно необычной и, более того, перенасыщенной «неприличной» символикой. Откровенное проникновение в психологическую теорию интимных подробностей семейной жизни, вселенское вынесение «сора из избы» плюс абсолютно «неповседневная» интерпретация этой ин­тимности составляют достоинство психоанализа.

С социологической точки зрения важно и то, что 3. Фрейд антаго­низм личности и общества перенес (в связи с усилением индивидуа­лизма и нереспонсивности властных структур по отношению к лич­ности) в структуру человека, обозначив конфликт между «оно» («ид») и «супер-эго» как противостояние природного начала и социального контроля, находящее компромиссное решение в «эго». Таким обра­зом, сама структура человеческого «Я» оказалась изначально проти­воречивой: все агрессивное в человеке, вызванное влечением к смерти и не всегда поддающееся осознанию, нашло противодействие в само­ограничении бессознательных импульсов «оно» под воздействием ин­дивидуальных интерпретаций норм общества, т.е. под давлением «об­щества внутри себя». Социальный порядок вырастает в ходе борьбы «эго», ориентирующееся на «супер-эго» с импульсами «оно» («ид»). Эго сопротивляется социальному нажиму не без помощи барьеров, акти­визируемых бессознательным.