Для уточнения логической структуры процедуры объяснения приведем ее модель (по К.Г.Гемпелю⁴⁴). Модель включает в себя: 1) эксплананс – группу утверждений об объекте, опирающихся на общие законы и зафиксированные эмпирические условия его бытия; 2) экспланандум – дескрипции объясняемого объекта или явления, логически связанные с экспланасом; и саму логическую дедукцию (связь эксплананса и экспланандума).

С1, С2, ...Ск Утверждения об антецедентных

условиях эксплананс

L1, L2, …Lr Общие законы

логическая дедукция

Е описание объясняемого экспланандум

эмпирического явления

Говоря о процедуре объяснения необходимо указать на мировоззренческую сторону этой теортико-познавательной установки. Британский философ Б.Рассел в работе “Человеческое познание. Его сфера и границы” высказал предположение о том, что наша склонность к рациональному упорядочиванию опыта внешнего мира основывается на инстинктивной вере в существование причинной связи, определенного постоянства объектов, структурного сходства, вере в силу аналогий и пространственно-временную непрерывность. Иначе говоря, привычная человеческая логика, в т.ч. желание что-либо объяснить, покоиться на пяти онтологических постулатах – “постулатах научного вывода”. Теоретическое познание также опирается на них, поскольку реализация процедуры объяснения любого факта без опоры на “посулат квазипостоянства”, “постулат независимых причинных линий”, “постулат пространственно-временной непрерывности”, “структурный постулат”, “постулат аналогии” в принципе невозможна. Таким образом, новоевропейская и современная наука зиждятся на определеном миропонимании, раскрытие и уточнение которого, производиться с привлечением процедуры объяснения.

Понимание – это гносеологическая операция, связанная: а) с выявлением и фиксацией смыслов, находящихся в содержании тех или иных действий, текстов, контекстов и т.д.; б) со смыслотворчеством или смыслопорождением, т.е. в конституировании новых смысловых определенностей. Для подобной процедуры ключевой в методологическом отношении выступает категория “смысл”.

В истории философии и науки данная категория приобрела определенное звучание, прежде всего – социальное и гуманитарное. Уже Вл.Соловьев считал, что “под смыслом какого-нибудь предмета разумеется именно его внутренняя связь со всеобщей истиной”, т.е. смысл – категория универсальная, относящаяся к сферам науки, искусства, религии и морали. Немецкий мыслитель М.Вебер, построивший сеть категорий социальных наук, полагал, что слово “смысл” насет в себе два значения: 1) то, что действительно субъективно предполагается действующим лицом в исторической ситуации или несколькими лицами в определенном числе ситуаций; б) теоретическую конструкцию – “идеальный тип”, субъективно предполагаемый субъектом и соотнесенный с некоторым набором эмпирических ситуаций⁴⁵. В связи с лингвистическим поворотом в философии и науке категория “смысл” стала коррелироваться со значением любых языковых выражений (слов, предложений, в т. ч. “протокольных”, разнообразных текстов). Категория “смысл” стала доминирующей в герменевтической методологии (М.Хайдеггер, Э.Корет, Э.Бетти, П.Рикер, Г.-Г.Гадамер, К.-О.Апель и др.), реализующей стратегию понимания в отношении уже имеющихся смыслов, и за счет интерпретации, порождающей новые смыслы. В рамках стратегии понимания (работы со смыслами) предметом научного интереса выступают любые – связанные с осмысленным человеческим бытием – тексты, контексты, гипертекст (культура, традиция, история).

---

Сама методика понимания (смыслов) построена на “логике вопроса-и-ответа” (Г.-Г.Гадамер) и предполагает “движение” мысли по т.н. герменевтическому кругу⁴⁶ с целью наращивания смыслов, относящихся к исследуемому предмету. Вместе с тем, герменевтическая работа – это всегда интерпретация (истолкование), а значит она суть “погружение” в интенциональные контексты смыслосодержания, или как выразился П.Рикер “работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении”⁴⁷. Таким образом, в современном научном сообществе сложилось мнение о том, что чем больше предложено интерпретаций одного и того же текста (например, текстом может выступать текст художественного произведения, крупный этап или событие истории, национальная культура), - вплоть до их смысловой несовместимости, - тем объемнее и адекватнее постижение его смысла. Более того, мы живем не только в физическом, но и в ценностно-смысловом универсуме (С.Б.Крымский), который по определению неисчерпаем. В свою очередь, категория “смысл” в логике имеет свои “альтернативы”: “противоречивый смысл”, “парадокс” и “антиномия”. В гносеологическом плане “смыслу” противостоит “абсурд” или “нонсенс”. По большому счету ученый в своем ремесле акцентирует смысловые лакуны в нейтральной смысловой среде, либо на фоне бессмыслиц.

При рассмотрениии двух универсальных исследовательских ориентаций – объяснения и понимания, следует учесть, что в реальном процессе научного познания обе они связаны и образуют одно неразрывное целое. Современный философ и методолог науки Г.фон Вригт отмечает: ”эти две процедуры, по-видимому взаимосвязаны и особым образом опираются друг на друга… Объяснение на одном уровне часто подготавливает почву для интерпретации фактов на более высоком уровне”⁴⁸. Тем самым, научное познание представляет собой своеобразное движение от объяснения – к пониманию, но также предполагает и инверсию.

Литература

1. Пантем Х. Философы и человеческое понимание // Современная философия науки: знание, рациональность, ценности в трудах мыслителей Запада. Учебная хрестоматия. 2-е изд. – М.: Логос, 1996. – С. 221–445.

2. Рассел Б. Человеческое познание: Его сфера и границы. – К.: Ника-Центр, 1997. – С. 450–542.

3. Методология гуманитарного знания / Под ред. В.В.Буряка. – Симферополь: ТНУ, 2002. – 132 с.

4. Крымский С.Б. Философия как путь человечности и надежды. – Киев: Курс, 2000. – С. 159–263.

5. Быстрицкий Е.К. Научное познание и проблема понимания. – К.: Наукова думка, 1986. – 136 с.

6. Загадка человеческого понимания. – М.: Политиздат, 1991. – 352 с.

7. Никифоров А.Л. Философия науки: история и методология (учебное пособие). – М.: Дом интеллектуальной книги, 1998. – С.131–143, 143–154, 155–171, 172–189, 190–204, 205–219.

---

8. Гемпель К.Г. Логика объяснения // Гемпель К.Г. Логика объяснения. – М.: Дом интеллектуальной книги; русское феноменологическое общество, 1998. – С.89–146.

9. Щедровицкий Г.П. Философия. Наука. Методология. – М.: Школа культурной политики, 1998. – 596 с.

10. Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки. Итоги ХХ столетия. – М.: Логос, 2000. – 320с.

11. Крымский С.Б., Парахонский Б.А., Мейзерский В.М. Эпистемология культуры. – К.:Наукова думка, 1993. – 216 с.

12. Мах Э. Познание и заблуждение. Очерки по психологии исследования / Э.Мах. – М.: БИНОМ. Лаборатория знаний, 2003. – 456 с.

13. Філіпенко А.С. Основи наукових досліджень. Конспект лекцій: Посібник. – К.: Академвидав, 2004. – 208 с. (Альма-матер).

14. Киклевич Н.А. Содержание и методика изложения лекционного курса “Основы научных исследований». Т. 2. – Донецк: ДПИ, 1980. – 420 с.

Тема 6
Проблемы этики науки

План

1. Этическое измерение науки. Понятие этики науки, научных норм и ценностей научной деятельности.

2. Проблема социальной и профессиональной ответственности ученых. Кодексы профессиональных научных сообществ.

3. Наука и глобальные проблеми современности.

1. Этическое измерение науки. Понятие этики науки, научных норм и ценностей научной деятельности.

Рассматривая природу современной науки нельзя миновать того ее аспекта, который связан с моральной стороной деятельности ученых, равно как и всего научного сообщества. Любой результат познавательной деятельности, в частности, любое новое знание, производимое наукой, не сводится к бесстрастной регистрации различных сторон объектов окружающего мира, а предполагает заинтересованное, “участное” отношение познающего к предмету познания. Наука как специфическая деятельность, о чем говорилось ранее, включает в себя некоторый набор норм, обеспечивающих сам этот процесс и придающих “легитимность” получаемым результатам. Кроме того, вовлеченность человека (в нашем случае – ученого) во взаимодействие с другими людьми не может не сказаться на характере научного знания, которое, вопреки распространенному мнению, должно быть человекоразмерным. Проще говоря, научное знание должно восприниматься не только со стороны его практически-прикладного применения, но также, со стороны передачи и усвоения этого знания коллегами, вообще – представителями любой научной группы. Затем необходимо упомянуть факт востребованности людьми в их повседневной практике тех многих научных открытий, что материализовались и воспринимаются под личиной элементарных потребностей. Такой ракурс осмысления науки отсылает к контексту морали, т.е. “месту” и “времени”, в рамках которых происходит встреча двух или более субъектов, обоюдно заинтересованных в коммуникации, а значит вынужденных искать ее оптимальную форму.

Для уяснения специфики взаимоотношений ученого с иными субъектами или прояснения соотношения науки (которую тот представляет) и нравственности (совокупности универсальных или исторически, социокультурно обусловленных норм, принципов, ценностей и идеалов), целесообразно остановиться на трех возможных вариантах подобных контактов. В плоскости взаимодействия с коллегами по науке речь идет об внутринаучной этике, т.е. принятых и закрепленных в научном сообществе правил, норм, ценностей и идеалов, обеспечивающих регуляцию поведения представителей цеха ученых. В рамках этого класса отношений наблюдается реальное противоречие: ученый-теоретик, продуцируя новое знание, находится в ситуации, когда он обязан как можно быстрее ввести в оборот найденное им, и при этом, предвидеть все возможные (в том числе – негативные) последствия своих изобретений и открытий. Кроме того, в современном обществе, решение по их внедрению в практику принимается не учеными, а политиками или управленцами, что создает дополнительную трудность в отслеживании нежелательных человеческих, социальных, экологических последствий.

---

В плоскости взаимодействия ученых с представителями ненаучных форм познания и деятельности, правомерно говорить о воздействии научного миропонимания на представления (в т.ч. ценностные) людей, занятых в сфере искусства, философии, осуществляющих религиозную (культовую) деятельность и т.д. Не секрет, что длительное время между мировоззренческими системами (в частности, между наукой и религией) существовало жесткое противостояние. В настоящий момент наука, выступая в роли одного из ведущих социальных институтов, в мировоззренческом плане довлеет над иными моделями мира и связанными с ними ценностными ориентациями. Причем, эталоном научных разработок служат естественные науки, что влечет за собой кажущуюся неполноценность представителей других областей знания. Не случайно в 70-е годы ХХ ст. развернулась дискуссия “физиков” и “лириков”, отголоски которой слышны и поныне. Тем не менее, наиболее предпочтительной формой их взаимоотношений должен выступать диалог, взаимопонимание и уважительное отношение к делу и его результатам в инонаучных формах познания мира и человека.

Наконец, в аспекте взаимодействия ученых с их научными достижениями и миром человеческой повседневности, внимание акцентируется на способности науки нести полезность, в идеале – совмещенную со смыслами, выходящими за пределы повседневного опыта. Именно здесь наука как система знаний вступает в противоречие с существующим порядком вещей, по сути предлагая “инобытие” этих самых вещей или процессов. Новое знание (например: генная карта человека, искусственный интеллект, биоэнергоинформационная оболочка тела человека, трансплантация органов, нан-технологии) несет некоторую неопределенность морального порядка, которая должна быть упразднена. Проще говоря новое знание должно быть:
а) согласовано с базовыми моральными представлениями (о добре и зле), с существующими в обществе социокультурными нормами и принципами жизни; либо б) традиционные нормы должны быть преодолены, а новое знание о мире и человеке требуют введения адекватных новому знанию норм и ценностных представлений. Напряжение этой ситуации усиливается из-за различий традиционных ценностей, и претендующих на универсальность (наднациональных по характеру) идеалов науки. Недаром представители общественности настаивают на недопустимости (без особой моральной экпертизы) внедрения научно-теоретических новаций в практику.

Подобная экспозиция проблемы дает возможность сформулировать понятие этики (этоса) науки как дисциплины, занятой уяснением и конкретизацией этических параметров деятельности ученого. “Этика науки – область философской и внутринаучной рефлексии, направленной на моральные аспекты как собственно научной деятельности, включая взаимоотношения внутри научного сообщества, так и взаимоотношения науки и научного сообщества с обществом в целом”⁴⁹. Понятие “этос науки”, прочно вошедшее в современный обиход, конкретизировано, прежде всего, применительно к внутринаучному аспекту деятельности ученых.

---

В наиболее общем виде этическое «ядро» науки попытался сформулировать А.Эйнштейн в предисловии к книге Ф.Франка «Относительность». Так, он указывал: «Ученый, занимающийся поисками истины, связан чем-то вроде пуританского ограничения: он сторонится всего волюнтаристского и эмоционального. Между прочим, эта черта обусловлена медленным развитием науки, свойственным современной западной мысли… Если мы условимся считать некоторые этические нормы фундаментальными, то остальные утверждения можно будет вывести из них, если исходные предпосылки сформулированы с достаточной точностью. Подобные этические предпосылки играют в этике такую же роль, какую в математике играют аксиомы»⁵⁰. Если эта сентенция великого ученого верна, то спрашивается: какие именно «этические предпосылки» лежат в основе деятельности ученого?

По мнению Р.Мертона, этос науки – это комплекс ценностей и норм, воспроизводящийся учеными из поколения в поколение, и являющийся обязательным для исполнения любым представителем этого цеха. Нормы деятельности ученого здесь кристаллизуются вокруг четырех базисных ценностей: 1) универсализма знаний, получаемых наукой; 2) общности, т.е. доступности открытий всем членам общества при сохранении за конкретным ученым “пальмы первенства” в решении проблемы; 3) незаинтересованность или мотив бескорыстного служения Истине; 4) организованный скептицизм, т.е. позиция использования доброкачественных данных (своих собственных и коллег), их многократная проверка и перепроверка. Считается, что нарушение принятых в научном сообществе моральных “правил игры”, автоматически влечет за собой “сбой” в работе не только отдельного представителя цеха, но и всего научного сообщества в целом.

Кроме того, ученый, занимаясь своей рутинной работой не должен забывать об элементарных этических установках, таких как честность (по отношению к коллегам), толерантность (терпимость к мнениям своих коллег из смежных областей знания или же представителей «вспомогательных» научных профессий). Поскольку в науке нередки случаи самоотверженного служения Истине (например, деятельность академика В.И.Вернадского, о.Павла Флоренского, Н.В.Тимофеева-Ресовского, А.Ф.Лосева, Л.Н.Гумилева и многих других), то можно допустить, что готовность к самопожертвованию также выступает этосообразующим мотивом деятельности ученого. Однако по своей природе наука обращена “во вне”, а значит, добываемые ею продукты – научные знания объективируются в тех или иных процессах, вещах, общественной практике.

2. Проблема социальной и профессиональной ответственности ученых. Кодексы профессиональных научных сообществ.

Говоря о научном знании как особом социальном благе и его воздействии на социально-политические процессы, необходимо артикулировать и оборотную сторону – возможность негативных эффектов тех или иных новшеств для человека и общества. Множащееся разнообразие негативов, приносимых наукой, порождает и общественные дискуссии, и критику института науки, но главное – попытки вмешательства в процесс регулирования научной деятельности, прежде всего, на уровне принятия решений по внедрению научных новаций. Подобный ракурс оборачивается проблемой ответственности ученого перед обществом и перед своей профессиональной группой.

---