Файл: Вагин Ю.Р. - Авитальная активность (злоупотребление психоактивными веществами и суицидальное поведени.pdf

96

служивающий уважения», он честен, порядочен, ограничен рам-
ками  общих  ценностей, его больше  беспокоит соответствие  сво-
его поведения общепринятым нормам, чем собственным желани-
ям  и  побуждениям. Да  их  и  не возникает у  него. Вся  жизнь  его
расписана  и  запланирована  на  много  лет  вперёд — служба, же-
нитьба на Лотте, и он не понимает совершенно противоположно-
го ему по складу характера Вертера. Он не одобряет индивидуа-
лизм  Вертера, так  как  в  каждом  поступке  Альбера  интересует
именно то, как на это посмотрят окружающие. Альбер идентичен
и аутентичен.

Однажды Вертер перед прогулкой зашёл к Альберу, и на гла-

за  ему  попались  висящие  на  стене  пистолеты. Шутки  ради  он
внезапным движением прижимает дуло пистолета ко лбу.

«Фу! К чему это? Даже представить себе не могу, как это че-

ловек способен дойти до такого безумия, чтобы застрелиться; са-
ма мысль противна мне»,— возмущается Альбер.

«Странный  вы  народ,— отвечает  ему Вертер.— Для всего  у

вас  готовы  определения: то  безумно, то  умно, это  хорошо, то
плохо!  А  какой  во  всём  этом  смысл?  Разве  вы  вникли  во  внут-
ренние причины данного поступка? Можете вы с точностью про-
следить ход событий, которые привели, должны были привести к
нему? Если бы взяли на себя этот труд, ваши суждения были бы
не так опрометчивы».

Но  примитивная  личность  и  общество примитивных  лично-

стей — и раньше, и сейчас редко когда даёт себе труд вникнуть
во  внутренние психологические  переживания  конкретного  чело-
века. Экономически выгоднее и проще мыслить и действовать по
раз и навсегда выработанным правилам, не задумываясь, какой в
этом смысл. Это не должно звучать как осуждение или упрёк —
общество не может функционировать иначе.

Кто из двух героев романа — Вертер или Альбер — в конеч-

ном счёте покончил с собой, я думаю, говорить нет необходимо-
сти. Этот роман следовало бы перечитать всем тем гуманистиче-
ским психологам и поборникам развивающего обучения, которые
с утра до вечера мечтают из всех Альберов вырастить Вертеров.

В  одном  из  самых  лучших  и  самых  малоизвестных романов

двадцатого века «Человек без свойств» Роберт Музиль блестяще

97

описывает  кризис  аутентичности, связанный  с  остановкой  лич-
ностного развития, и процесс его преодоления на примере Валь-
тера — друга главного героя, Ульриха.

Кризис аутентичности Вальтера  усугубляется не только тем,

что он имеет изначально большие задатки, то есть кривая лично-
стного  развития  изначально  круто  уходит  вверх (чем  выше  по-
тенциал личности, тем тяжелее переживается кризис аутентично-
сти), но и тем, что рядом с ним находится его жена, которая этот
кризис замечает, то есть видит остановку в развитии Вальтера, но
не собирается с ней мириться.

Когда-то  Ульрих  и  Вальтер  были  друзьями  юности, вместе

мечтали и восхищались красотой и бесконечными возможностя-
ми мира, но, достигнув зрелости, Ульрих остается «человеком без
свойств», «человеком  возможностей», идущим «рядом  с  жиз-
нью», а Вальтер испытывает мучительные переживания из-за не-
возможности  осуществить  свои  творческие  замыслы  и  планы.
Причём ситуация такова, что

у него нет формальной возможно-

сти  обвинить  кого-либо  в  препятствии  реализовать  собствен-
ные потенции

.

Вальтеру  тридцать  пять  лет. В  молодости  он  увлекался  жи-

вописью, музыкой и поэзией. Находились специалисты, которые
прочили  Вальтеру  великое  будущее, и он, как  это часто бывает,
сам привык мыслить себя в перспективе своего великого будуще-
го. Несмотря  на  сомнения родственников  жены, которые здраво
полагали, что у молодого человека нет воли, если он не может за-
ниматься  определённым  делом, приносящим  деньги, Вальтер  в
конце концов обосновался в своём доме вместе с женой и тихой
должностью, не  требующей  много  времени  и  усилий, но  и  не
приносящей существенного дохода.

Казалось бы, он создал себе все условия для творчества. «Но

когда  не  осталось  ничего, что нужно  было  преодолевать, случи-
лось  неожиданное: произведений, которые  так  долго  сулило  ве-
личие его помыслов, не последовало». Вальтер в ужасе осознаёт,
что  он  не  может  больше  работать, каждое  утро  с  надеждой  на
вдохновение  он  запирается  на  несколько  часов  дома, совершает
многочасовые прогулки с закрытым мольбертом, но то немногое,
что он создаёт в эти часы, он никому не показывает и уничтожа-

98

ет. Достаточно  было  установить  холст  на  мольберте  или  поло-
жить чистый лист бумаги на стол — и уже возникало ощущение
ужасной  пропажи  в  душе. Замученный  безнадёжностью  во  всех
своих решениях и побуждениях, он страдал от горькой грусти, и
его неспособность превратилась в боль, которая часто, как носо-
вое кровотечение, возникала у него где-то во лбу, едва он решал-
ся за что-то взяться.

Это — кризис аутентичности.
Во  время  своего прихода  Ульрих беседует с Клариссой (же-

ной Вальтера).

«Ты, значит, не  веришь,— говорит  она  Ульриху, — что  он

ещё чего-то достигнет».

«Нет второго такого примера неизбежности, как тот, что яв-

ляет  собой  способный  молодой  человек, когда  он  суживается  в
обыкновенного  старого  человека — не  от  какого-то  удара  судь-
бы, а только от усыхания, заранее ему предназначенного!» — от-
вечает ей Ульрих.

Музиль  не  только  блестяще  показывает  сущность  кризиса

аутентичности (настоящий писатель для психолога — всё равно,
что микроскоп для гистолога), но и показывает, как личность за-
щищает себя от, казалось бы, неминуемого в этой ситуации осоз-
нания.

Взгляды Вальтера на глазах начинают меняться. Он начинает

«подводить черту, в музыке, например, после Баха, в литературе
— после Штифнера, в живописи — после Энгра, и объявляет всё
последующее  вычурным, упадочническим, утрированным  и  вы-
рождающимся; мало  того, он  с  каждым  разом  всё  запальчивей
утверждает, что  в  такое  отравленное  в  своих  духовных  корнях
время, как нынешнее, чистый талант (к которому он продолжает
относить себя) должен вообще воздерживаться от творчества». И
всё чаще из его комнаты раздаются звуки Вагнера — музыки, ко-
торую он в прежние годы учил свою жену презирать как образец
мещанства, но перед которой теперь сам не мог устоять.

Кларисса  молода  и  всеми  силами  сопротивляется  личност-

ному регрессу Вальтера. Она, считающая гениальность вопросом
воли, с пятнадцати лет мечтала выйти замуж за гения и не разре-
шает Вальтеру не быть гением — «увидев его несостоятельность,
она стала бешено сопротивляться. Как  раз когда Вальтеру необ-

99

ходимо было человеческое тепло, когда Вальтера мучило его бес-
силие, она не поддавалась ему...»

Мудрый Ульрих, как подозревает Кларисса, всё понимает, но

она не хочет признать его жестокую правоту и предпочитает про-
должать  мучить  Вальтера. «Причину  таинственных  изменений,
которые, пожирая гений, составляют болезнь, Ульрих считал са-
мой  обыкновенной  глупостью. Совсем  не  в  обидном  смысле. В
глупости,— размышляет он,— есть что-то необыкновенно распо-
лагающее и  естественное  и  чистейшая  банальность  всегда чело-
вечнее, чем новое открытие, чем Ван Гог, Шекспир или Гетё».

Тем временем состояние Вальтера (не без помощи Клариссы)

всё ухудшалось, пока он не нашёл великолепной защиты в мыс-
ли, которой он никогда прежде не ценил. Мысль эта заключалась
в том, что Европа, где он был вынужден жить, безнадёжно выро-
дилась.

«Многим  людям,— пишет  Музиль,— явно  проще  верить  в

какую-то тайну, отчего они и провозглашают неудержимый упа-
док  чего-то, что  не  поддаётся  точному  определению  и  обладает
торжественной расплывчатостью. Да и совершенно, в сущности,
безразлично, что это — раса, сырая растительная пища или душа:
как  при  всяком  здоровом  пессимизме, тут  важно  найти  что-то
неизбежное, за что можно ухватиться. И хотя Вальтер в лучшие
годы  способен  был  смеяться  над  такими теориями, он тоже, на-
чав  прибегать  к  ним, быстро  увидел  великие  их  преимущества.
Если  дотоле  был  неспособен  к  работе  и  плохо  чувствовал  себя
он, то теперь неспособно к ней было время, а он был здоров. Его
ни к чему ни приведшая жизнь нашла вдруг потрясающее объяс-
нение, оправдание в эпохальном масштабе, его достойное».

Одна только Кларисса мучила его. Как только Вальтер начи-

нал  патетическим тоном сетовать, что «нынче всё развалилось»,
Кларисса «тоном заботливой мамочки» с издёвкой спрашивала:

— Хочешь пива?
— Пива? Почему бы нет? Я ведь не прочь... Немножко погу-

лять, перекинуться  словом  с  соседями  и  спокойно  закончить
день. Это и есть человеческая жизнь...

Да, это и есть нормальная человеческая жизнь.

100

*

Из  разной  содержательной  наполненности  одной  и  той  же

личности на разных этапах её личностного онтогенеза непосред-
ственно вытекает известный конфликт поколений, конфликт ме-
жду  миром  креативных  детей  и  подростков  и  миром  взрослых.
Разное  мировоззрение, разные  ценности, разнонаправленное  в
векторном  отношении  бытие  приводит  к  естественному  антаго-
низму, который  из  поколения  в  поколение  находит  своё  естест-
венное же разрешение в том, что девяносто пять процентов бун-
тующих подростков (нигилистов и анархистов) незаметно в про-
цессе онтогенеза превращаются в примитивных личностей и вли-
ваются в примитивный мир. Они незаметно для себя усваивают и
понимают  ценности  этого  мира  и  стыдливо  вспоминают  свои
«незрелые» юношеские порывы и фантазии.

Какие  нормальные  юноша  и/или  девушка  интересуются  ма-

териальным  положением или социальным статусом своей люби-
мой или любимого? И какие нормальные молодой мужчина и/или
молодая  женщина  не  интересуются  этим? Какие  нормальные
юноша и/или девушка интересуются социальной престижностью
или  материальной  выгодностью  своей  будущей  профессии? И
какие нормальные молодой мужчина и/или молодая женщина не
выразят в последующем в душе благодарность своим дальновид-
ным  родителям, которым  удалось  заставить  своего  ребёнка  вы-
брать именно ту профессию, которая  при  минимуме затрат при-
несёт социальные плоды?

Вся проблема онтогенеза личности заключена в том, что по-

сле  достижения  биологической  зрелости  внутренний, ядерный
потенциал личности начинает неизбежно и необратимо, как шаг-
реневая кожа, уменьшаться, съёживаться, сужаться и морщиться.
Живая  душа  начинает  постепенно  умирать — и  единственный
способ  не  замедлить, но  спрятать  этот  страшный  необратимый
процесс  от  себя  и  от  других — это  забота  о возведении  декора-
ций, укреплении  фасада  личности. Деньги, имущество, власть,
связи, титулы и звания, национальная гордость и патриотизм, ве-
ра  и  мораль — вот  вечные  способы  иллюзорного  увеличения
масштаба собственной личности не только в глазах окружающих,
но и в своих собственных. В тех случаях когда мы видим перед