Файл: Братусь Б.С. - Аномалии личности.pdf

пассивным, и  сознательным, и  неосознанным,— но  именно  оно  составляет  стер-
жень самосознания, основу позиции человека. Знаменитые слова Гете: «Лишь тот
достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой» — носят поэтому
отнюдь не метафорический, а прямой психологический смысл: и счастье, и свободу
человек  не  может  завоевать  раз  и  навсегда, на  всю  оставшуюся  жизнь, он (и  это
единственный  путь) должен  завоевывать, отстаивать  их  ежедневно *. Так  что,
проснувшись утром, человек

* Заметим для полноты, что мысль о необходимости постоянной, ежедневной

внутренней  борьбы  за «человека  в  человеке» была  всегда  чрезвычайно  близка
представителям  русской  классической  литературы  Ф  М  Достоевский  писал,
например, что «все  дело-то  человеческое, кажется, действительно  в  том  только  и
состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик*»
Эта  традиция  с честью  продолжена в  современной отечественной  литературе  Она
ярко  обосновывается  и  у  ряда  современных  философов  Приведем, например,
следующие  слова  М  К  Мамардашвили, в  которых  речь  идет  о  краткости  тех
мгновений, когда «молнией, на  одну  секунду» нам  открывается  ощущение
устройства мира, его лада «И если,— пишет философ,— мы упустили эту секунду
и не расширили работой этот открывшийся интервал, то ничему не быть, ибо, по
метафизическому  закону, все  необратимо  и  не  сделанное  нами  никогда  не  будет
сделано  То, что  ты оказался  здесь, это  только

ты

  оказался  здесь,  только

ты

 мог

понять  в  том, что  только

тебе

  посветило  Ты  ни  на  кого  другого  не  можешь

положиться, никто другой тебе не может помочь, и ты не можешь положиться ни
на  будущее, ни  на  вчерашнее, ни  на  разделение  труда, что  мы, мол, вместе
сплотимся  и  разберемся  Не  разберемся  И  лишь  упустим  часть  мира  в  полное
небытие»

70

57

 не просто продолжает с той же точки остановившуюся на время сна активную

жизнь, словно  кем-то  заведенный  механизм, но  выбирает, оправдывает, намечает
свои  пути  осуществления,  «заячьи»  и  «львиные»  в  том  числе  *.  Это
самостроительство  в  себе  человека, способность  и  возможность  такого
самостроительства  подразумевают  наличие  некоего  психологического  орудия,
«органа», постоянно  и  ежечасно  координирующего  и  направляющего  этот
невиданный,  не  имеющий  аналогов  в  живой  природе  процесс  Этим  «органом»  и
является личность человека.

Таким  образом, личность  как  специфическая, не  сводимая  к  другим

измерениям (темпераменту, индивидным  свойствам  и  т. п.) конструкция  не
является  самодостаточной, в  себе  самой  несущей  конечный  смысл  своего
существования. Смысл  этот  обретается  в  зависимости  от  складывающихся
отношений, связей с сущностными характеристиками человеческого бытия. Иначе
говоря, сущность личности и сущность человека отделены друг от друга тем, что
первое  есть  способ, инструмент, средство  организации  достижения  второго, и,
значит, первое получает смысл и оправдание во втором, тогда как второе в самом
себе  несет  свое  высшее  оправдание. Действует, любит, ненавидит, борется  не
личность, а  человек, обладающий  личностью, через  нее, особым, только  ему
присущим образом организующий свою деятельность, любовь, ненависть и борьбу.
Отсюда  и  характеристика  личности, ее «нормальность» или «аномальность»
зависят от того, как служит она человеку, способствуют ли ее позиция, конкретная
организация и направленность приобщению к ро-

* Приведем, справедливости ради, по-видимому не согласное с нашим, мнение

американского  философа  А  Грюнбаума «Я  никогда  не  просыпаюсь  совершенно
свободным от каких либо мыслей и не спрашиваю свое

чистое

 сознание «Какими

мотивами я наполню свое сознание в это утро? Будут ли это устремления типа Аль
Каноне или Альберта Швейцера^»»

7

' С психологической точки зрения ни о какой

«чистоте сознания» речи, конечно, быть не может — оно полно прежде накатанных
мотивов  и  установок  Мы  говорим  лишь  о  том,  что  при  всей  важности  и
несомненной  силе  этого  инерционного  момента  сам  по  себе  он  не  может
единственно  объяснить  и  оправдать  поведение, ибо  за  каждым  актом  последнего
лежит принципиаль ная возможность, а часто необходимость жизненного выбора,
поэто му, даже когда поведение предстает как сугубо преемственное и реактивное,
за  ним  на  деле скрываются  разные  формы  и  степени активного (т  е содержащего
выбор) отстаивания именно такого, а не иного пути

58

повой  человеческой  сущности  или, напротив, разобщают  с  этой  сущностью,

запутывают  и  усложняют  связи  с  ней. Итак, к  прежде  сформулированному
представлению о нормальном развитии как пути обретения человеческой сущности
нам  остается  добавить  представление  о  личности  как  инструменте, способе
конкретной организации этого пути.

А  поскольку  центральным, системообразующим  является  здесь  отношение  к

другому человеку, к другим людям, то, не претендуя на строгое и всеобъемлющее
определение, но выделяя, подчеркивая  один, хотя и  чрезвычайно  важный, на  наш
взгляд, аспект — подход к проблеме личности,— сформулируем теперь следующее
исходное  положение.

Стать  личностью —

  значит, во-первых,

занять

определенную жизненную,

 прежде всего межлюдскую нравственную,

позицию;

 во-

вторых, в  достаточной  степени

осознавать  ее

  и  нести  за  нее  ответственность; в-

третьих,

утверждать  ее своими  поступками,

 делами, всей своей жизнью. И хотя

эта жизненная позиция выработана самим субъектом, принадлежит ему и глубоко
пристрастна (если  не  сказать — выстрадана  им), тем  не  менее  по  своему  объек-
тивному  значению  она  есть  принадлежность  человеческого  общества, продукт  и
одновременно причина общественных межлюдских связей и отношений. Поэтому
истоки личности, ее ценность, наконец, добрая или дурная о ней слава в конечном
итоге  определяются  тем  общественным, нравственным  значением, которое  она
действительно являет (или являла) своей жизнью.

Из  предложенного  рассмотрения  вытекает  целый  ряд  выводов  и  следствий.

Кратко обозначим лишь два из них — наиболее важные и непосредственно относя-
щиеся к теме данной книги

Первое. Понимание  личности  не  должно  иметь  значение  лишь  идеала;

личность — рабочий  инструмент  человеческого  развития, хотя, разумеется,
инструмент  этот  может  быть «плохим», «очень  плохим» и  даже «никудышным»,
равно как «хорошим», «очень хорошим» и даже «идеальным» — в зависимости от
того, как  он  служит  своему  назначению. Поэтому, когда  говорят, что  личностью
является  далеко  не  каждый, а  лишь  некоторые, наиболее  продвинутые  и
выдающиеся, за этим лежит подмена сущносги личности сущностью человека. Да,
человек, скажем  мы, должен  сделаться  Человеком,- и  это  действительно  удается
пока

59

 далеко не каждому, и одна из причин тому — недостатки, аномалии личности

как инструмента и способа организации этого движения. Поэтому надобно не «ли-
шать» человека  личности, не  рассматривать  ее  как  доступный  лишь  избранным
приз  за  успешное  развитие, а  понять, что  в  присущей  данному  человеку  орга-
низации личности мешает выделке его в Человека.

Второе. Понимание человека как самоценности, как способного к развитию вне

любых «заранее  установленных  масштабов» — великая  заслуга  философской
мысли. Но  психология, как  правило, не  может  прямо  и  непосредственно
приступить к изучению этих и других умопостигаемых сущностных свойств. Хотя
нельзя  сказать, что  здесь  нет  и  определенных  достижений. Как  справедливо
отмечает  И. С. Кон, целый  ряд  категорий, которые  еще  недавно  считались
отвлеченно-философскими  и  чуть  ли  не  идеалистическими (эмпатия, например),
сегодня  прочно  вошли  в  арсенал  психологии.  Даже  такое,  казалось  бы,
«мистическое явление», как трансцендирование, нашло в известной степени науч-
ный эквивалент в понятии «надситуативная активность»

72

.

Совершенно ясно, однако, что мы пока находимся лишь в самом начале пути

психологического  освоения  богатства  философской  мысли. Сложностей  на  этом
пути, конечно, немало, но едва ли не главная, на наш взгляд, кроется в следующем.
Психология  как  позитивная  наука  прилагает  себя  лишь  к  тем  проявлениям
человека, которые можно представить как относительно постоянные и устойчивые
в  своих  характеристиках  и  доступные  тем  самым  объективному, научному, т. е.
фиксируемому, конечному (пусть с той или иной долей приближения), описанию и
анализу. Однако такое описание, т. е. попытка мерой измерить безмерное, устано-
вить  масштаб  явления  безмасштабного, заранее  противоречит  человеческой
сущности. Предложенное понимание позволяет подойти к решению этого противо-
речия и увидеть взаимосвязь и взаимозависимость общефилософского и конкретно-
психологического  подходов. Объектом  психологического  изучения  в  этом  случае
становится личность человека, которая, будучи способом организации достижения
человеческой  сущности, приобщения, овладения  сущностными  силами, сама  по
себе  не  является  безмасштабной — ее  масштаб  и  границы  определены  тем
вышележащим уровнем, к

60

достижению которого она направлена. Психология, таким образом, нуждается

в философском анализе, ибо без него теряется понимание общего смысла и назна-
чения  тех  механизмов  и  процессов, которые  она  изучает. Поэтому  глубоко
заблуждаются  те, кто  полагает, что  психолог  не  должен  отвлекаться  от  своих
экспериментов, практики, клиники  и  делать  экскурсы  в  другие  области  знания,
выходить за рамки своих (благо их всегда в избытке) специальных задач. Должен,
ибо  это  совершенно  необходимо  ему  для  осмысленного  продвижения  в  решении
тех же специальных, узкопрофессиональных задач. При этом психологу не надо те-
шить  себя  надеждой, что  он  сразу  найдет  в  готовом  виде  то, что  ищет, все  без
исключения  нужные «секреты» и  объяснения. Он  найдет  положения, которые,
несмотря  на  всю  их  ценность, надо  еще  уметь  приладить, применить  в  своей
области. Ни  философ, ни  этик, ни  методолог  науки  не  могут  сделать  это  за
психолога, поскольку они не обладают профессиональным пониманием специфики
психологического исследования.

И  пусть  одобрением  на  этом  пути  послужат  следующие  слова  выдающегося

французского психолога Пьера Жане: «Ограниченность разума и узость специали-
зации  никогда  не  являются  достоинствами, и  это  приводит  к  плачевным
результатам  особенно тогда, когда  занимаются  психологией... В  психологических
исследованиях, напротив, необходимы универсальный характер исследователя, его
способность  к  обобщениям...»

73

Философия  в  свою  очередь  нуждается  в  данных

психологии, ибо без  них ее общие представления  могут  утратить связь, оказаться
несообразующимися с реальностью психической жизни, ее закономерностями. Фи-
лософия и психология, видим мы, необходимо взаимосвязаны в изучении человека,
и  если  психологические  данные  обретают  через  философию  смысл, то  данные
философские обретают через психологию почву.

Теперь, когда  в  самых  общих  чертах  выяснены  философские  основания  и

смысл проблемы нормы, настало время приблизиться к психологической почве —
перейти  к  изложению  исходных  предпосылок  и  гипотез  исследования  и, далее, к
описанию  его  конкретных  методов. Иначе  говоря, от  уровня  общефилософского
перейти  к  уровню  конкретно-научному, т. е. следовать  принятой  логике
восхождения от абстрактного к конкретному.

61