ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.10.2020
Просмотров: 5385
Скачиваний: 19
бесконечных оснований жизни, не уничтожимого фактом смерти смысла — он
ищет своего бессмертия. Поэтому на эти поиски, на эту потребность надо смотреть
не как на «вредную», «излишнюю», «идеалистическую» и т. п., а как на
полноценную, необходимую для осуществления этой (а вовсе не потусторонней)
жизни, для ее высокого творческого накала, для осознания себя как
непосредственно родового существа, способного развиваться вне «заранее
установленных масштабов».
Рассматриваемая проблема не решается, если идти по пути приписывания
атрибута бессмертия лишь «историческим личностям», «творческим деятелям» и т.
п. При таком чрезвычайно распространенном подходе сама проблема внутреннего
поиска отношения к смерти и бессмертию затушевывается, подменяется задачей
усвоения, принятия готовых социальных оценок и штампов социальной памяти.
Встав на эту точку зрения, мы в известной мере уподобляемся полушутливой фран-
цузской традиции именовать избираемых в члены Академии «бессмертными», и
тогда вековая проблема бессмертия решается весьма просто — надо всеми силами
и путями стараться стать академиком, лауреатом, орденоносцем. Данный подход,
конечно, весьма удобен, прост и безопасен: уж если и ошиблись в присуждении
«бессмертности» при жизни, так время покажет и через 40—60 лет точно
постановит, кто смертей, а кто нет. Однако удовлетворить жажду понимания
проблемы смерти и бессмертия такое решение не может, ибо нахождение не
устранимого смертью смысла жизни есть, повторяем, насущная потребность
человека,— потребность, ждущая своего удовлетворения в этой его жизни, в его
индивидуальном самосознании. И возникает она не из себя самой и не как извне
заданная или кем-то надуманная, но в силу объективных, неустранимых
внутренних причин, а именно как следствие действия основного родовидового
противоречия между ограниченностью, конечностью, заведомой уничтожи-
мостью, смертностью индивидуального бытия и всеобщностью, безмасштабностью
родовой сути. Причем в фокусе данной проблемы это противоречие достигает
47
порой наивысшего накала и драматизма. И понятно:
на смысловом уровне (в отличие от уровня социальных решений) оно должно
быть разрешено сейчас, для меня живущего, а не откладываемо на будущее, когда
меня уже не станет и кто-то иной (будь то единичное лицо или общество)
ретроспективно оценит мою жизнь.
Психология до сих пор этих проблем не касалась, и их исследование — дело
будущего. Но одно ясно:
главное и, пожалуй, единственно верное направление пути обретения
подлинного смысла жизни связано с выходом за границы узкого «я», служением
обществу, другим людям. Если человек «живет, отрекаясь от личности для блага
других, он здесь, в этой жизни, уже вступает в то новое отношение к миру, для
которого нет смерти и установление которого есть для всех людей дело этой
жизни»
63
. Это отношение можно определить как сопричастность и единство с
живущими, с историей и будущим, потеря заданных здесь-и-теперь строгих границ
«я» и свободный переход в любое там-и-тогда человека и человечества. Понятно,
что речь идет не о декларации, не об абстрактно мыслимых представлениях, а о
состояниях, переживаемых, развертывающихся как насущная внутриличностная
смысловая реальность. И тогда действительно нет времени и нет границ, а значит,
при всем осознании "своей очевидной смертности человек обретает почву и смысл,
смертью не уничтожимые. «Я чувствую себя настолько солидарным со всеми
живущими,— писал во время тяжелой болезни молодой еще, 37-летний А.
Эйнштейн,— что для меня безразлично, где начинается и где кончается отдельное»
64
.
Итак, смысл жизни будет зависеть от того, какую позицию выбрал и
осуществил человек: например, относится ли он к другому как к самоценности, к
своему делу как к самоотдаче на пользу и радость людям или видит в человеке
средство, вещь, в труде — докучную обязанность и т. п. Первое отношение —
залог непосредственного приобщения к родовой сущности, осмысленности жизни,
не уничтожаемой неизбежностью смерти. Второе — залог отчужденности от рода,
обрывочности, лоскутности жизни, лишенной общего сквозного смысла, дорога в
никуда *.
* Есть два наглядных образа, олицетворяющих названные отношения к жизни.
Первый принадлежит Б. Шоу, который сравнивал жизнь с великолепным факелом,
врученным ему по эстафете преды-
48
Непосредственной формой, в которой представляется, репрезентируется
человеку дух ответственности перед жизнью, миром и людьми, является
совесть.
Муки совести — это в конечном счете муки разобщения с родовой сущностью, с
целостным общечеловеческим бытием. Психология, занимаясь в основном
частностями душевной жизни, отступает перед этими явлениями (можно сказать и
так — не поднимает глаз на эти явления), зато в художественной литературе они
представлены с потрясающей глубиной и силой. Вспомним пушкинского царя
Бориса. Средством, подножием восхождения к власти он сделал одну, «всего
лишь» одну человеческую жизнь — жизнь ребенка. И эта власть, такая внешне
удачная («шестой уж год я царствую спокойно»), полезная народу («я отворил им
житницы»), не приносит радости царю, не рождает любви к нему народа, ибо
попранная им жизнь разобщила его с людьми, с народом, с самой человеческой
сущностью и, следовательно, с самим собой, лишила сна и покоя, превратила
жизнь в муку и трагедию, а все его дела и даже благодеяния — в мертвые, не
приносящие плода ответных чувств и связей с миром.
Мы кратко затронули лишь некоторые аспекты, вытекающие из представления
о человеке, но сказанного уже достаточно для того, чтобы иметь основания
сформулировать наше понимание психической нормы. Прежде всего из
рассмотренного выше следует, что ведущим, определяющим для собственно
человеческого развития является процесс самоосуществления, предметом которого
становится родовая человеческая сущность, стремление к приобщению, слиянию с
ней и обретение тем самым всей возможной полноты своего существования как
человека *. Нормальное развитие
дущими поколениями, а свою задачу видел в том, чтобы заставить этот факел
гореть еще сильнее и ярче, прежде чем он передаст его другим поколениям. Этот
образ противостоит другому и весьма распространенному пессимистическому
сравнению человеческой жизни с полетом мотылька из тьмы во тьму.
* Проведенный анализ делает достаточно очевидным, что предложенное
понимание самоосуществления отлично от большинства зарубежных концепций, в
которых затрагиваются проблемы самоактуализации, самореализации и т. п.
Обычно в этих концепциях постулируется некая потребность как главная
детерминанта развития. Согласно такому приему, любое поведение индивида
может быть объяснено достаточно просто: преступление — потребностью в его
совершении, творчество — потребностью в нем, самоактуализация —
потребностью в последней и т. п. Остается, далее, назвать
49
положительно согласуется с этим процессом, направляется на его реализацию,
иными словами,
нормальное развитие — это такое развитие, которое ведет че-
ловека к обретению им родовой человеческой сущности.
Условиями и
одновременно критериями этого развития являются: отношение к другому
человеку как к самоценности, как к существу, олицетворяющему в себе
бесконечные потенции рода «человек» (центральное системообразующее
отношение); способность к де-центрации, самоотдаче и любви как способу реализа-
ции этого отношения; творческий, целетворящий характер жизнедеятельности;
потребность в позитивной свободе; способность к свободному волепроявлению;
возможность самопроектирования будущего; вера в осуществимость
намеченного; внутренняя ответственность перед собой и другими, прошлыми и
будущими поколениями; стремление к обретению сквозного общего смысла своей
жизни.
Обычно оппозицией норме должно являться суждение о патологии. Но, как
гласит старая истина, природа не делает скачков, между условными полюсами .
«нормы» и «патологии» находится обширное поле от-
эти потребности врожденными и приписать им инстинктивную природу, тогда
в одних случаях человек будет рассматриваться как носитель исходно «светлых»
начал, а в других — как носитель «темных», низменных инстинктов. Проблема
внутренних противоречий развития, самодвижения, активности субъекта тем
самым упрощается, если не снимается вовсе. В стороне остается и проблема связи с
миром, ведь в случае постулирования врожденных потребностей и инстинктов
(равно добрых или злых) общество становится сугубо внешним моментом,
мешающим или потакающим их развитию. Разумеется, это не означает вообще
умаления роли" потребностей, в том числе и потребности в самоосуществлении как
исключительно важной для развития человека. Но надо понять, что потребность
эта не дана, а задана, она возникает и оформляется в ходе реальной жизни, а не
предшествует ей. Вот почему именно в зависимости от этого хода возникают и
разные по направленности потребности этого рода — «самоосуществляется» и
негодяй, и фашист, и преступник. Во многих зарубежных концепциях последний
момент вообще не рассматривается — главное, самораскрыться, самоактуализи-
роваться, самореализоваться, а в чем, ценой чего, ценой каких отношений к
окружающим и миру — не так значимо. По сути процесс такой самоактуализации
замыкается эгоцентрическим смысловым уровнем. Мы же, говоря в дальнейшем о
самоосуществлении, о соответствующей потребности в нем, будем иметь в виду,
во-первых, производность этой потребности от реального хода жизни человека и,
во-вторых, то, что подлинное содержание самоосуществления, подлинный его
предмет есть приобщение ко всеобщей родовой сущности посредством
целенаправленной, целетворящей активной деятельности субъекта.
50
клонений, аномалий развития. Поэтому правильнее, на наш взгляд,
сформулировать общее представление об аномалиях, имея в виду, что лишь в
крайних своих вариантах они переходят в выражение патологические явления.
Тогда аномальным, согласно рассмотренным выше положениям, следует считать
такое развитие, которое не согласуется, подавляет самоосуществление, ведет к
извращению его сути, или, иными словами,
аномальным, отклоняющимся от
нормального является такого рода развитие, которое ведет человека к
отъединению, отрыву от его всеобщей родовой сущности.
Условиями и
одновременно критериями такого развития следует считать: отношение к человеку
как к средству, как к конечной, заранее определимой вещи (центральное
системообразующее отношение); эгоцентризм и неспособность к самоотдаче и
любви; причинно обусловленный, подчиняющийся внешним обстоятельствам
характер жизнедеятельности; отсутствие или слабую выраженность потребности в
позитивной
свободе; неспособность
к
свободному
волепроявлению,
самопроектированию своего будущего; неверие в свои возможности; отсутствие
или крайне слабую внутреннюю ответственность перед собой и другими, прошлы-
ми и будущими поколениями; отсутствие стремления к обретению сквозного
общего смысла своей жизни *.
Теперь нам предстоит обосновать еще одно исходно важное положение. Дело в
том, что, как заметил, на-
* Сразу отметим известные ограничения этого определения. Во-первых, оно
имеет сугубо общий, методологический характер, во-вторых, отвечает принятой в
данной работе логике рассуждений — найти признаки нормального развития и,
лишь исходя из них, понять общую суть аномалий как собственно отклонений, от-
ступлений от этого развития. Если же мы предпримем «восхождение от
абстрактного к конкретному», обратимся к исследованию реальных видов
аномалий, то, во-первых, с неизбежностью подтвердим старую истину, что
«здоровье — одно, а болезней много», неисчислимы виды, подвиды и вариации
психических уклонов и извращений. Во-вторых, обнаружим отнюдь не одни только
признаки ущерба, негативные отклонения от нормы, но и присущие каждой
аномалии позитивные, лишь ее отличающие характеристики или их особое,
специфическое сочетание. Следует помнить, что и в случаях нормы, и в случаях
аномалий речь идет не об одномоментных, застывших состояниях, а о развитии.
Всякое же развитие не может быть лишь цепью потерь и ущербов, но обязательно и
обретений, новообразований. Другое дело — какого рода эти обретения в ано-
мальном развитии, какую роль они играют в судьбе человека, к каким поступкам и
действиям приводят. Некоторые иллюстрации к сказанному читатель найдет в гл.
IV и V.
51