Файл: Братусь Б.С. - Аномалии личности.pdf

психологическую  структуру  смыслового  образования *. Поэтому, в  частности, за
ссылкой  на  один  и  тот  же  смыслообразующий  мотив  могут, как  показывают
психологические  исследования, стоять  совершенно  разные  по  содержанию  и
динамике смысловые образования. При ответе на вопрос «ради чего» называемый
предмет  следует  рассматривать  не  как  твердо  установленное  значение,
объективный  знак, а  скорее  как  символ, символическое оформление  сложного  по
своему  генезису  и  структуре  переживания. Символ  этот  складывался,
формировался  в  ходе  жизни  человека  (Л.  С.  Выготский  часто  повторял  —  «за
сознанием лежит жизнь»), и, следовательно, расшифровка его не может быть лишь
умозрительной  задачей, решаемой  путем  анализа, сопоставления  самих  по  себе
речевых  знаков, опросов  исследуемого  человека (в  особенности  если  мы  имеем
дело  с  аномалиями, где  диссоциация  осознаваемого  и  реального  часто  весьма
очевидна). Решение этой задачи возможно лишь при обращении к анализу

* Как  и  во  многих  других  случаях  проявления  жизненной  диалектики, здесь

скорее  важен  не  результат, а  процесс, реальные  формы  его  достижения  и
утверждения. Дело потому часто не в смыслообразующем мотиве как таковом, а в
тех  способах, соотнесениях, связях, каковыми  произошло  его  становление. Эти
способы, эта  живая  сеть  соотнесений  и  рождает, питает  смысловые  системы (о
важности  изучения  процессуальной, динамической  стороны  мы  будем  говорить
подробнее в следующей главе).

87

 самой  жизни  человека, ее  индивидуальной  истории, приведшей  именно  к

такому, а  не  иному  способу  смыслового  опредмечивания, смыслового
опосредствования душевного бытия.

Отсюда  следует  второй  момент, который  надо  выделить  особо. Уяснение

человеком  смысла  того  или  иного  отношения  к  миру  не  дается  ему  прямо  и
автоматически, но  требует  сложной  и  специфической  внутренней  деятельности
оценивания  своей  жизни, решения  особой «задачи  на  смысл» (А. Н. Леонтьев).
Причем, как  мы  видели, чем  выше  по  иерархическим  ступеням  смысловые
образования, тем  труднее  работа  по  их  осознанию, поскольку  все  шире  и
неопределеннее  становится  область  смыслопорождающей  действительности, все
сложнее  и  опосредствованнее  те  связи  и  отношения, из  которых  завязывается
динамическая смысловая система.

Вот  почему, с  одной  стороны. Самые  главные  вопросы — о  смысле  жизни,

любви, добра, зла и т. п.— требуют таких больших внутренних усилий человека в
поисках  ответа  на  них, а  с  другой  стороны, сами  эти  ответы, если  они  наконец
найдены, часто  кажутся  стороннему  наблюдателю  неопределенными, малозначи-
мыми (вспомним  гамлетовское: «Слова, слова, слова»), расплывчатыми. Причем
последнее  указывает вовсе  не  на  слабость  человеческого языка  и  мышления, а на
мно-гоаспектность, системность самой сути смысловых реалий, которые заведомо
шире  и  многостороннее  реалий  языковых. С  этим  связаны  и  писательские «муки
слова», и  недовольство  словом  уже  найденным, его  недостаточностью  для
определения живого предмета *, и то, наконец, почему художники порой отказыва-
ются  определить  основной  смысл  или, даже  проще, основную  мысль  своего
произведения **. Что  же  касается  психологических  изысканий, то  в  структуру
смыслового  образования  входят  эмоционально-непосредственный  смысл  и
вербализированный смысл

32

. Первый как

Напомним признание Александра Блока:
Ведь  я — сочинитель, Человек, называющий  все  по  имени, Отнимающий

аромат у живого цветка.

** Л. Н. Толстой писал: «...нужны люди, которые бы показывали бессмыслицу

отыскивания мыслей в художественном произведении и постоянно руководили бы
читателей в том бесконечном лабиринте сцеплений, в котором и состоит сущность
искусства, и к тем законам, которые служат основанием этих сцеплений»

3

'.

88
бы  составляет  пристрастную, изменчивую, недоговоренную  подоплеку

второго,  т.  е.  смысловые образования  (о  чем писал  уже  Л.  С.  Выготский)  являют
собой  сплав  сознательных (интеллектуальных) и  эмоциональных (аффективных)
процессов, чем во многом и объясняется сложность их адекватного осознания.

Совершенно  особый  вопрос  —  кто  и  как  ставит  «задачу  на  смысл»  перед

человеком. Чисто внешне, феноменологически, кажется, что все зависит только от
уровня самосознания, желаний данного человека, от того, захочет ли он задуматься
над смыслом своих поступков или нет, направляют ли его к тому события жизни,
друзья, воспитатели, учителя, семья — словом, внешние, окружающие  его
обстоятельства. Существуют, однако, и  вполне  объективные  внутренние  законы
движения  деятельности, его  собственная  логика, изнутри  подготавливающая
ситуацию  осмысления  себя, своих  действий  и  места  в  жизни. И  сознание  тогда

играет  роль  скорее  подытоживателя, активатора, реализатора, нежели  причины
постановки «задачи  на  смысл». (На  некоторых  законах  этой  логики  мы
остановимся в следующем параграфе.)

Когда же «задача на смысл» все же решена и речь идет о той или иной форме

осознанности, отрефлекси-рованности наиболее общих смысловых образований, то
уместно, на наш взгляд, говорить о

ценностях

 личности или, лучше, о

личностных

ценностях,

  отличая  их  от  личностных  смыслов, которые  далеко  не  всегда  носят

осознанный  характер. Таким  образом, личностные  ценности — это осознанные  и
принятые  человеком общие смыслы  его жизни *. Их следует  отличать  и от  чисто
декларируемых, назывных  ценностей, не  обеспеченных «золотым  запасом»
соответствующего  смыслового, эмоционально-переживаемого, задевающего
личность отношения к жизни, поскольку такого рода ценности не

* Мы  не  берем  здесь  социологические  аспекты  изучения  ценностей, а

рассматриваем  ценность  в  ее  психологической  характеристике  как  разновидность
смыслового  образования. Отметим  также  во  избежание  недоразумений, что  в
психологии личности часто говорят о смысле во множественном числе (например,
личностные смыслы), тогда как в традиции русского языка слово «смысл» принято
употреблять в  единственном  числе. Это  расхождение легко объяснимо: в отличие
от  обыденного  языка  под  смыслом  в  психологии  подразумевается  особая
составляющая  сознания,  которая  имеет  разные  виды  и  формы,  поэтому  вполне
правомерно говорить о множественности этих смыслов, их системе, иерархии и т.
п.

89

 имеют  по  сути  дела  прямого  касательства  к  смысловой  сфере,  более  того,

могут стать бутафорией, маскирующей совсем иные личностные устремления *.

Заметим также, что  осознанные  ценностно-смысловые отношения  могут  быть

не только позитивными, т. е. определять то, что по восприятию человека хорошо,
но  и  негативными, т. е. занимать  на  субъективной  ценностной  шкале
отрицательные  значения, быть как бы «отрицательными ценностями», определять
восприятие  чего-либо  как  недостойного, плохого. Если  в  динамическом  плане
отношения 

первого 

рода 

можно 

назвать 

отношениями 

притягивания

(«положительная валентность», по К. Левину

33

), центростремления, то отношения

второго  рода  тяготеют  к  отталкиванию  («отрицательная  валентность»)  ,
центробежности **.

Понятно, что позитивные смысловые переживания,
* Различия, несоответствия, а  часто  прямые  противоречия  между  желанием

«быть»  и  соблазном  «казаться»  не  столь  уж  редко  случаются  в  жизни  любого
человека, и  потому  борьба  за  искренность, постоянство, подлинное, без
«приписок», самовыражение—одна  из основных  линий  нравственного  развития  и
воспитания. Генезис  многих видов  отклонений, аномалий личности связан с теми
или иными запущенными формами этого несоответствия. Например, клиницистам
и психологам хорошо известно, что пышные уверения в любви к людям и подвигах
самопожертвования у лиц истероидного склада часто не имеют под собой никакой
смысложизненной  основы  и  являются  лишь  способом  прикрытия  безоглядного
эгоцентризма и самолюбования.

** Напомним, однако, что  в  рассуждениях  Левина  речь  шла  о  валентности

предметов, данных  в  конкретном, здесь-и-теперь  возникшем «психологическом
поле», о  побудительной  силе, от  них  исходящей. Сейчас  же  мы  говорим  об
отношениях  к  предметам, точнее, к  их  взаимосвязям, о  способах, принципах
смыслового восприятия, придания  личностно-субъективной  цены  возникающим  в
окружающем мире связям и отношениям. Так, в работе кубинского психолога М.
Кальвиньо  мы  читаем: «Можно  рассматривать  четыре  возможных  отношения, в
качестве которых может выступать то или иное явление:

1) явление  выступает  в  качестве  мотива; 2) явление  представляет  условие,

препятствующее  достижению  мотива; 3) явление  представляет  условие,
способствующее  достижению  мотива; 4) явление  представляет  условие,
способствующее  достижению  одного  мотива  и  препятствующее  достижению
другого. Этим  четырем  отнбшениям  соответствуют  и  четыре  возможных  смысла
явления- смысл  мотива, негативный  смысл, позитивный  смысл, конфликтный
смысл» '

и

. Положение  это  тонко  фиксирует  возможность  разного  смыслового

отношения  к одному  и  тому  же  явлению  в  зависимости от  его  места  в  структуре
деятельности. Однако, как мы увидим ниже, далеко не все смысловые образования,
не все его уровни можно прямо приписать к конкретной деятельности, сведя роль
смысла к оперативной регуляции достижения мотива, к взаимоотношению мотива
и преграды или мотива и пособника достижения.

90

связанные  с  ожиданием, верой  в  лучшее, чаще  бывают  радостными, нежели

негативные, являющиеся  по  преимуществу  горькими  и  разочаровывающими. Не
следует думать, однако, что лишь первые хороши, а вторые всегда дурны и должны

подлежать искоренению. Отрицательные смысловые переживания столь же важны
для развития человека, как и положительные: в них нередко заложены точки роста,
они могут дать толчок к поискам нового взгляда на жизнь, могут быть источником
нетерпимости (не головной, а внутренней, душевной) к недостаткам и порокам как
в себе, так и в окружающем мире. Другое дело, когда они начинают исключительно
превалировать, определяя весь тон и направление жизни, все формы отношения к
миру  и  самому  себе. Такая  односторонность — начало  аномального,
отклоняющегося  развития, уводящего  от  общих  сущностных  задач, замыкающих
человека в узкий круг негативных переживаний и в конце концов ненависти (чаще
бессильной) к себе и другим. Личностные ценности такого человека, т. е. то, чем он
поддерживает  смысл  своего  существования,— это  ценности, точнее, придание
ценности  отталкиванию, но, отталкивая  все  и  вся, он  остается  один  на  один  со
своим озлоблением, которое уже оттолкнуть не может, ибо оно составило его суть,
стало привычным и единственным способом видения и осмысления мира.

Именно  общие  смысловые  образования (в  случае  их  осознания—личностные

ценности), являющиеся, на  наш взгляд, основными конституирующими (образую-
щими) единицами  сознания  личности, определяют  главные  и  относительно
постоянные  отношения  человека  к  основным  сферам  жизни — к  миру, к  другим
людям, к  самому  себе. Нельзя  говорить  о  нормальном  или  аномальном  развитии
личности, не  рассматривая  эти  отношения — как  их  динамическую  сторону
(характер  их  напряженности, способы  осуществления, соотношение  реальных  и
идеальных целей и т. п.), так и сторону содержательную.

Надо  заметить, что  если  задача  изучения  механизмов  динамической  стороны

психической  деятельности  без  оговорок  принимается  большинством  психологов,
то задача изучения содержательной стороны нередко вызывает резкие возражения,
которые наиболее часто сводятся к тому, что это скорее предмет философии, этики,
но  не  психологии. Однако  с  этим  мнением  нельзя  согласиться, иначе  будет
упущена из виду важнейшая детер-

91