Файл: Братусь Б.С. - Аномалии личности.pdf

чем больше будет этих отношений, тем ближе к родовой сущности. Отсюда, в

частности, сведение понятия всестороннего развития личности к представлению о
ее  много- и  разносторонности, задействованности  в  как  можно  более  различных
видах  деятельности. (Понятно, что, согласно  такому  представлению, дилетант,
овладевший  многими  видами  деятельности, имеет  несомненное  преимущество
перед  ученым, всю жизнь посвятившим решению одной узкой проблемы; первого
исходя из арифметического подхода можно назвать все-, много-или разносторонне
развитым, второго — развитым одно-или малосторонне.)

Чтобы  избежать  этих  недоразумений, необходимо  вернуться  к  двум

отмеченным выше моментам рассматриваемой концепции. Во-первых, что человек
всегда есть общественное  существо, что он «живет миром». Во-вторых, сущность
человека — не  просто  сумма, совокупность, но  сложный  ансамбль общественных
отношений, т. е. их  соподчинение, сопряженность, гармоническое  единство,
иерархия. Таким  образом, от  родовой  сущности  каждый  конкретный  индивид
отделен  не  арифметически, не  разностью (всегда, разумеется, удручающе
бесконечно  большой) между  совокупностью  всех  общественных  отношений  и
количеством  отношений, реально  осуществляемых  индивидом. Человек, как  об-
щественное существо, изначально связан, исходит из этой сущности, он являет ее
образ,  хотя,  как  мы  уже  говорили,  этот  образ  может  быть  весьма  разным,  в  том
числе  и  глубоко  извращенным. При  этом  не  само  количество  общественных
отношений играет главенствую-

27

 щук»  роль.  Как  верно  заметил  М.  С.  Каган,  не  «совокупность  всех»,  а

«ансамбль» предполагает  объединение  в  человеческой  сущности  отнюдь  не  всех
отношений,  а  только  тех,  которые  способны  персонифицироваться  и
интериоризироваться

29

. Далее — эти 

персонифицированные 

и

интериоризированные  отношения  не  строятся  по  некоему  установленному
шаблону, не появляются сразу в виде готового предмета с заданными свойствами,
они  всегда  процесс, всегда  движение. Человек «не  стремится  оставаться  чем-то
окончательно  установившимся, а  находится  в  абсолютном  движении  станов-
ления»,— писал  К. Маркс

30

. Поэтому  нет  такой  итоговой  совокупности  всех

отношений, которая определила, замкнула бы своим числом сущность человека, и
задача исследования этой сущности, что особо подчеркивает Г. С. Батищев, должна
состоять  не  в  поисках  какой-либо  ее «собственной» конечной  природы, а  в
объяснении того, каким образом и почему человек есть безмасштабное существо .
Наконец, на  что  мы  уже  обращали  внимание, представление  об  ансамбле (в
отличие 

от 

совокупности) подразумевает 

определенное 

сопряжение,

соподчиненность  его  составляющих. Возникает, следовательно, задача  выделить
основные  линии  этого  ансамбля, его  системообразующий  фактор, задающий  его
«мелодию», его «движение становления», его иерархическое единство и гармонию.

Таким  главным, системообразующим  представляется  способ  отношения  к

самому человеку. К. Маркс писал: «Так как

человеческая

 сущность является

истин-

ной  общественной  связью

 людей, то люди  в процессе  деятельного осуществления

своей

сущности  творят,

производят  человеческую

общественную  связь,

 общест-

венную  сущность...»

32

  Эта  связь, составляющая  человеческую  сущность, и  есть

отношение  человека  к  человеку. В  применении  к  психологии  об  этом  ярко  и
проникновенно сказал С. Л. Рубинштейн: «...первейшее из первых условий жизни
человека — это  другой  человек. Отношение  к  другому  человеку, к  людям
составляет основную ткань человеческой жизни, ее сердцевину. «Сердце» человека
все  соткано  из  его  человеческих  отношений  к  другим  людям; то, чего оно  стоит,
целиком определяется тем, к каким человеческим отношениям человек стремится,
какие  отношения  к  людям,  к  другому  человеку  он  способен  устанавливать.
Психологический анализ человеческой жизни, направленный на раскрытие

28
отношений  человека  к  другим  людям, составляет  ядро  подлинно  жизненной

психологии. Здесь вместе с тем область «стыка» психологии с этикой»

33

.

Как  всякий  жизненный, живой  процесс, отношение  к  человеку  несет  в  себе

некое  исходное  противоречие, борьбу  противоположных  возможностей  и
тенденций. Этими  противоположно  направленными  возможностями, векторами,
тенденциями является, с одной стороны, рассмотрение человека как самоценности,
как  непосредственно  родового  существа, а  с  другой — понимание  человека  как
средства, подчиненного внешней цели, как вещи, пусть даже особой и уникальной,
но  вещи  среди  других  вещей.  Это  противоречие  в  понимании  человека  проходит
через всю историю человечества, которую в  этом плане можно рассматривать как
борьбу  за  свободу  и  достоинство, за  признание  родовой  человеческой  сущности,
против  вещных  отождествлений (раба — с  орудием, крепостного — с
собственностью, наемного рабочего — с производимой им технической операцией
и т. п.).

Разумеется, те  или  иные  вещные  отношения, вещные  цели  будут  всегда

оставаться  насущными—отсюда  и  постоянная  проблема  приведения  их  в
соответствие  с  целями  невещными. И  это  соответствие, если  мы  хотим  развития
человека  именно  как  человека, может  быть  только  одним — цели  невещные
должны  в  конечном  счете  обусловливать, подчинять  цели  вещные. Лишь  тогда
возможно  воспитание  человека, который  мерилом  своей  ценности  считает  не
меновую  полезность, возможность  обмена  и  продажи  своих  качеств, а  свою
родовую  человеческую  сущность, уравнивающую, соединяющую «истинной
общественной связью» всех людей *. Деятельность такого Человека (справедливо
написать  это  слово  с  большой  буквы), конечно, подразумевает  и  конкретную
«полезность», материальную  отдачу  обществу, однако  ее  никогда  нельзя  прямо
свести  к  этой  пользе, ибо  любое  дело  в  конце  концов  пронизано  не  вещными, а
возвышенными, общечеловеческими  идеями. Заметим  также, что  размеры  и
качество этой материальной отдачи  обычно неизмеримо более  высоки, нежели  от
«час-Продажа, обмен своей внутренней человеческой сути, сопричастности роду —
«бессмертной души» — на любые возможные вещные блага — вечную молодость,
славу, богатство, власть — в  мифах, преданиях  и  сказках  всех  народов
расценивались как тягчайшее падение человека, его «сделка с дьяволом».

29

 тачного» человека, воспитанного  в  вещной  традиции  и  тем  самым

изолированного  от  человеческой  сущности. Вот  почему, по  словам  Маркса,

«уничтожение

 этой изолированности и даже частичная реакция,

восстание

против

нее, являются  настолько  же  более  бесконечными, насколько

человек

  более

бесконечен, чем

гражданин  государства,

  и  насколько

человеческая  жизнь

более

бесконечна, чем

политическая жизнь»

34

.

Итак, главным  для  человеческой  сущности  является  отношение  к  самому

человеку, которое формируется  в  борьбе  двух  разнонаправленных векторов, один
из  которых  ведет  к  пониманию  и  реализации  человека  как  самоценности, как
существа, способного  к  развитию «безотносительно  к  какому  бы  то  ни  было

заранее  установленному

  масштабу», а  другой, противостоящий  ему,— к

пониманию  и  реализации  человека  как  средства. Разрешение  конфликта,
противоречия  в  пользу  первого  отношения  ведет  к  утверждению  сущности  че-
ловека, тогда  как  в  случае  превалирования  второго  рода  отношений  человек
выступает в меновой, вещной, т. е. в конечном счете нечеловеческой форме своего
существования. Отсюда  проистекают  по  крайней  мере  два  необходимых  вывода.
Во-первых, вся 

конкретная 

структура 

общественных 

отношений,

персонифицированных  и  интериоризированных  тем  или  иным  человеком, во
многом зависит от особенностей разрешения названного противоречия. Во-вторых,
степень  приобщения  к  родовой  сущности  определяется  не  количеством, объемом
усвоенных общественных отношений, а прежде всего выбором  и осуществлением
главного, системообразую-щего  отношения — отношения  к  людям  и  к  каждому
отдельному человеку.

Сказанное  может  быть отнесено  к  любой  деятельности  человека. Даже  такой

вид  деятельности, как  труд, может (в  зависимости  от  лежащего  в  его  основе
отношения  к  себе  и  другим) либо  способствовать  развитию  человеческой
сущности, либо  вести  к  замкнутости, отъе-диненности, узкоэгоистическим
тенденциям. А. С. Макаренко, столь  высоко  ставивший  воспитательную  роль
труда, специально  подчеркивал, что  труд  в  известном  смысле — процесс
воспитательно-нейтральный, он  одинаково  может  воспитать  и  коллективиста, и
индивидуалиста, что  зависит  прежде  всего  от  способа  связи  и  отношений  между
собой участников трудового процесса.

30

Развитие  деятельности  не  как  технологических  операций  и  действий, а  как

способа обретения и реализации родовой сущности зависит, однако, не только от
отношения индивида к себе и другим людям, но и от того, будет ли это отношение
сопровождать, точнее, порождать  ряд  других, необходимо  связанных  с  родовой
сущностью свойств. Кратко остановимся на некоторых из них.

Прежде  всего  деятельность  может  побуждаться  разными  обстоятельствами.

Она может быть

причинно обусловленной,

 т. е. вытекающей из сложившихся усло-

вий, которые  являются  непосредственно  причинно  порождающими  для  данной
деятельности. Она может расцениваться как

причинно-сообразная,

 т. е. сообразую-

щаяся  с  кругом  породивших  ее  условий  —  причин,  но  уже  не  прямо  и
непосредственно  вытекающая  из  них. Она  может  быть

целесообразной,

  т.  е.  в

качестве  главной  ее  характеристики, согласованной  с  заранее  поставленными
целями. Наконец, она  может  быть

целеобу-словленной,

  т. е. по  преимуществу

определяемой,  производной  от  цели.  Понятно,  что  в  первых  двух  случаях
(причиннообусловленности  и  причинносообразности) источник  деятельности
локализуется в прошлом, в уже сложившейся ситуации; в двух остальных случаях
(целесообразности и целеобусловленности) — в будущем, в том, что предстоит. В
свою  очередь  это  предстояние  может  быть  двух  родов. Цели  могут  браться
человеком  уже  в  готовом  виде  и  даже  быть  прямо  навязанными  ему  извне. Этот
путь, в  самом  крайнем  своем  выражении, превращает  человека  в «вещь  среди
вещей», в  средство  достижения  совершенно  чуждых  ему  анонимных
институциональных целей

36

. Качественно другой род предстояния целей — когда

они выработаны самим человеком, когда мы можем говорить о свободном

целепо-

лагании,

  целепроектнровании, целетворен.ии  человека. Именно  здесь  находится

грань между деятельностью исполнения (пусть сложного, иерархически и опосред-
ствованно  организованного) и  деятельностью творения. Творчество  же  и  есть  тот
вид деятельности, точнее, тот способ выполнения деятельности, который наиболее
отвечает трансцендирующей сущности человека.

При  таком  подходе  к  деятельности  не просто возникают  новые  предметы,  но

происходит  развитие  сущност-•ных  сил  человека, которое  отнюдь  не  сводится  к
изолированному, личному достижению творящего, но стано-

31