ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 10.10.2020
Просмотров: 1692
Скачиваний: 14
66
всеобщую известность. Однако, его чертеж был встречен далеко не так, как он
этого ожидал.
С тех пор он был уверен, что учителя смотрят на него косо, особенно после
того, как он получил венок на одном стрелковом празднике, не вызвав этим
ожидавшегося им восхищения. Теперь наступает пора мытарств. Он посещал еще
школу, получил опять приглашение на ту же фабрику, где он раньше работал, но
он считал себя слишком умным и образованным для того, чтобы работать по
11 часов в день для других; он предполагал, что фирма хочет его использовать,
обратив себе на пользу его ум и изобретения. Он отправился в Англию, но
чувствовал, что и там его преследует та же фирма, которая, между прочим,
упрекала его в том, что он «вышел из пролетарского болота». С тех пор он стал
разъезжать без отдыха по Америке и Англии, изредка посещая также и родину. Он
находил, что повсюду на него клевещут и ставят препятствия на его пути.
Очевидно, в большинстве случаев дело заключалось в бреде отношения; однако,
он, видимо, слышал голоса. (При наблюдении и больнице вплоть до его смерти
(1916) не было отмечено наличия галлюцинаций). В Америке он женился; но так
как он бежал также и от своей жены, то последняя развелась с ним. В середине
1890-ых годов с ним был однажды припадок, который мог быть истолкован как
легкая апоплексия (сифилис не обнаружен). В 1897 году он поступил на службу в
Цюрихе. Несмотря на то, что его работами были довольны — ему были поручены
самостоятельные конструкции — ему казалось, что его преследует один из
начальников; последний устроил заговор против него, так что он слышал брань по
своему адресу не только в ресторанах, но и перед окнами своей квартиры. Пациент
отказался от службы, не нашел себе сейчас же другой службы и все больше и
больше подвергался преследованиям. Он стал предаваться также пьянству
(вопреки своим прежним привычкам) и, наконец, в состоянии, промежуточном
между белой горячкой и алкогольным бредом, он в отчаянии застрелил из засады
своего преследователя. С тех пор он находился в Бурггельцли. Он считал себя
отличным техником, который сделал бы много изобретений, если бы ему дали
соответствующую обстановку. Он изобрел особую, вошедшую в употребление
машину для выделки всевозможных зубчатых колес, но он стоит выше этого. Уже
много лет тому назад он боролся против того, что его считали государственным
человеком, законодателем или основателем религии, голоса или намеки, которые
относились к нему, дразнили его этим; однако, они были правы, так как до
катастрофы он составил проект создания свободной страны, не содержавший в
себе ничего бессмысленного, но страдавший недостатками, которые встречаются
обычно даже в самых лучших проектах, направленных к созданию всеобщего
счастья.
В больнице его бредовая система не получила дальнейшего развития; только
иногда он жаловался, что его обвиняют в уранизме. Он подавал беспрестанно
заявления о выписке на том основании, что его искусственно довели с помощью
преследований до убийства начальника, а после этого поступка к нему вернулась
рассудительность. Наряду с этим он изучал испанский и русский языки, чтобы
иметь возможность получить место на далекой чужбине тотчас же после своего
освобождения. Он один почти полностью обслуживал типографию больницы, но
ему нужно было постоянно напоминать о работе.
Его последующая установка к своему преступлению соответствовала по
существу параноической установке: начальник постоянно преследовал и раздражал
его; никто не хотел верить ему в этом; поэтому ему не оставалось ничего другого,
67
как самому приобрести себе покой. Однако, впоследствии выявилась другая
установка, которая была более благоприятна для его домогательств о выписке:
начальник привел его, будь то с помощью одного лишь раздражения или каким-
нибудь другим путем, в такое состояние, в котором он не отдавал себе отчета в
своих действиях; таким образом, тот был сам виноват в своей смерти, в то время
как пациенту это деяние не могло быть вменено в вину. Я тоже нисколько не
сомневался в том, что пациент по своей трусости и недостатку энергии не был бы
способен к совершению убийства без галлюцинаторного возбуждения. Обе эти
установки к преступлению менялись впоследствии смотря по надобности.
Однажды во время прогулки он бежал, но не получил, вопреки своим
надеждам, денег от своего родственника и, наконец, добровольно вернулся из
Франции в Бурггельцли. У него не было энергии перебиваться без документов.
Когда у него — несколько преждевременно — наступили легкие старческие
изменения (может быть, вследствие протекавшего без симптомов мозгового очага),
у него начали проявляться более отчетливо исполнения желаний. Они сказывались
не только в том, что он старался еще извлечь пользу из своих изобретений, из
своего проекта преобразования мира, но и в том, что у него возникали обманы
памяти — вроде того, что один его умерший родственник, действительно
относившийся к нему хорошо, завещал ему свой дом, что административные лица,
обычно обещавшие прислать ему постановление о выписке его из больницы, на
самом деле разрешили ему выписаться и т. д.
Помимо бредовых идей и реакций на них не было отмечено ничего, что
могло бы быть истолковано как симптом душевного заболевания.
В этом случае мы не можем проследить развития паранойи. Тем не менее
легко обнаружить корни бредовых идей. Пациент был способным человеком; его
интеллект подавал самые лучшие надежды. У него самого были широкие планы. В
полном противоречии с этим находился его характер, который отличался
недостатком энергии и, наряду с этим, чрезмерной чувствительностью. Так, мы
видим, что он, будучи молодым человеком, решил переселиться в Кап, как только
он узнал, что его брат направляется туда, но он отказался от этого намерения, как
только на его пути возникли небольшие затруднения; мы видим, как быстро он
разочаровался, когда выставленный им чертеж не произвел того впечатления,
какого он ожидал; в больнице ему нужно было напоминать о работе, а когда он
вышел на свободу, то у него не хватило сил самому пробиться в жизни. Так
обстоит дело вплоть до выстрела, произведенного им в состоянии
скоропреходящей алкогольной спутанности; его реакция на преследования
выражалась постоянно лишь в трусливом бегстве. Поэтому, само собой разумеется,
что он не мог сделаться тем, кем он надеялся быть. Так как он был
чувствительным, то он очень легко находил основания чувствовать себя
обиженным другими людьми и считать их виновниками своих неудач; и так как
пропасть между желанием и осуществлением его не могла быть заполнена, то эта
идея получала постоянно свое подтверждение — и пациент пришел к заболеванию
паранойей.
Случай 4.
Следующий случай из моей практики я привожу в описании
Г. В. Майора.
А. Г., женщина, родилась в 1848 году. О наследственном отягощении
сведений не имеется. Пациентка была очень интеллигентной особой и получила
прекрасное образование. Она хотела работать научно, но не могла этого достичь,
«потому что заболели ее родители», за которыми она ухаживала до самой их
68
смерти. С 1866 года по 1882 год она жила в полном довольстве в отцовском доме и
поддерживала оживленное общение с учеными. 36 лет от роду она переехала к
своему овдовевшему брату, чтобы вести домашнее хозяйство, но платила ему за
свое содержание, чтобы сохранить свою независимость. Домашняя работа
нравилась ей, но два года спустя она должна была уступить место второй жене
своего брата. Это событие, а именно — вынужденное извне оставление хотя бы
отчасти родного дома должно было сильно подействовать на нее. Вскоре она
опрометчиво обручилась — с той лишь целью, чтобы иметь свой домашний очаг;
еще до свадьбы она заметила, что не подходит своему жениху, но окружающие
убедили ее не нарушать данного слова. Спустя некоторое время после брака
выяснилась невозможность совместной жизни, и это причинило пациентке
глубокие и продолжительные страдания. Супруги разошлись, и вскоре у пациентки
возникло множество бредовых идей отношения, которые особенно затрагивали
давно прошедшие времена. Она вообразила, будто из прежней переписки следует
прийти к заключению, что в свое время ей был сделан целый ряд предложений
вступить в брак, но последние, однако, отвергались за ее спиной ее родителями,
решившими отдать ее в монастырь. Ее последующий брак был делом рук ее
врагов, которые знали, что она будет несчастна, но нарочно толкнули ее на это
дело. Ее намеренно связали с человеком, стоявшим в социальном отношении ниже
ее, с той целью, чтобы ее семья утратила, таким образом, всеобщее уважение и
особенно — чтобы ее брат был унижен. В 1893 году брак был расторгнут
вследствие душевной болезни пациентки; она написала оскорбительное письмо
профессору П., который участвовал в деле в качестве судебного эксперта;
впоследствии она восстановила это обстоятельство в своей памяти в таком виде,
что профессор П. дал второе заключение, в котором он опроверг свое
первоначальное мнение и признал ее здоровой, но высказался за расторжение
брака, потому что в противном случае она могла нервно заболеть. Одновременно с
этим архиепископу X. было представлено расследование, согласно которому ее
брак был признан недействительным. Она хотела непременно выйти замуж
вторично; в это время она встретилась с очень скромным мужчиной из ее круга,
причем третьи лица делали такие намеки, на основании которых она была
убеждена, что он добивается ее руки. Тогда она заметила, что католическая
церковь интригует против этого. Благодаря своему воспитанию она несколько
эмансипировалась от догматов и склонялась к католицизму, не признающему
непогрешимости папы; в это время одно духовное лицо неожиданно сказало ей,
что в случае непризнания ею догмата непогрешимости папы против нее будут
действовать. Много лет спустя она заметила, что уже в то время про нее начали
распространять клевету. Когда она приходила в гости, хозяева говорили, например:
«У нас в доме только вода, нет ни вина, ни пива»; этим хотели сказать, что она —
пьяница. Даже ее собственные братья позволили себе клеветать на нее; один из них
занял даже высокий пост благодаря тому, что он принес в жертву честь пациентки;
она узнала об этом впоследствии из рассказов третьих лиц. В 1895 году было
возбуждено ходатайство об учреждении опеки над пациенткой, которая из боязни
быть интернированной бежала заграницу. Там она отправилась к одному
психиатру, потребовала выдачи ей свидетельства, что она душевно здорова, и
передала ему для ориентировки письма одного гражданина, жившего в Мюнхене.
Узнав, что у этого психиатра были знакомые в Мюнхене и что его сын был судьей,
она заподозрила, что против нее может быть составлен новый заговор, и стала
опасаться, что ее выдадут братьям, которых она теперь глубоко ненавидела.
69
Наконец, она отправилась в Россию к родственникам, но и здесь она
предположила, что в скором времени они будут настроены против нее. В
Голландии и Бельгии она обратила внимание на то, что незнакомые люди уже
знали о ее деле и делали своеобразные намеки; «я это больше чувствовала, чем
ясно видела». Наконец, она уехала в Америку, где поступила на должность
гувернантки. Едва она успела отправить несколько писем в Европу, как и там
начались преследования; по видимому, ее письма и деньги похищались. Так как
она убедилась в том, что, не имея специального образования, она не сможет
получить лучшего места, она решила начать заниматься в высшем учебном
заведении. Она весьма энергично и умно привела этот план в исполнение, учась в
разных университетах, несмотря на то, что и там на нее клеветали и чинили ей
препятствия; например, когда она однажды вывихнула ногу, окружающие
говорили, что, по всей вероятности, какие-то причины сексуального характера
заставляют ее лежать. Ее спросили также обиняком, не больна ли она сифилисом.
Уже в Америке она выпустила первое издание брошюры, направленной против
германских судов; теперь она выпустила второе издание этой брошюры, которая
наполнена ее бредовыми идеями. Когда весной 1908 года она поссорилась с
домовладелицей из-за разбитого стекла, то она вообразила, что ей угрожает
опасность быть интернированной вследствие этого в психиатрическую больницу;
она бежала оттуда и закончила свое образование в другом университете в
удивительно короткий срок magna cum lauda. Имея ученую степень доктора, она не
могла нигде найти места, так как ей казалось, что она повсюду слышит намеки на
то, что ее поместят в психиатрическую больницу в Германии, если она не уедет.
Один германский посланник за границей был к ее услугам для приведения в
порядок ее бумаг; тотчас же люди заговорили, что она метит выйти за него замуж.
В конце концов, она решила какой угодно ценой обвенчаться с каким-нибудь
иностранцем, чтобы выйти из германского подданства. Она приставала самым
бесстыдным образом к разным лицам и требовала, чтобы они женились на ней для
вышеуказанной цели. В Голландии она обратилась с таким же предложением к
одному высокопоставленному и женатому лицу, считая, что он может развестись
со своей женой; вследствие этого она была доставлена этапным порядком на
границу. По возвращении на родину она была интернирована в психиатрическую
больницу. Заметив находившееся рядом отделение для венерически больных
проституток, она решила, будто ей дают понять, что она принадлежит к их числу.
Девять месяцев спустя она бежала из больницы через окно, которое случайно
осталось открытым. По истечении короткого времени она была разыскана и
водворена в другую психиатрическую больницу, из которой ей удалось спустя
семь месяцев бежать и скрыться за границу. Здесь она пустила в ход все, чтобы
добиться снятия с нее опеки; при этом она была снова подвергнута исследованию.
В течение следующего года ей удалось переменить свое подданство, несмотря на
всевозможные формальные препятствия. Время от времени можно было читать
составленные ею газетные статьи о разных исторических событиях, в которых
играют роль тайные заговоры.
Мы видим в данном случае женщину с высоко развитым интеллектом,
которой удалось уже в летах успешно закончить академическое образование. В
связи с неблагоприятными жизненными условиями, составлявшими резкий
контраст с ее стремлением к совершенствованию, имевшим резкую аффективную
окраску, возникают сначала идеи ущерба, а затем идеи преследования,
переплетающиеся с фантазиями, в которых заключается осуществление ее желаний
70
и которые для нее равноценны реальности. После того, как пациентка до 35-
тилетнего возраста ухаживала за родителями и вела хозяйство брата, она заболела,
когда неожиданно осталась одна, и вступила в несчастный брак из стремления к
собственному очагу. Брак подействовал на нее довольно травмирующе. Против нее
должен был быть составлен заговор, так как в противном случае она несомненно
вступила бы в лучший брак. Это же самое преследование было причиной того, что
она не смогла вторично выйти замуж более счастливо. Ее сексуальные желания
находили свое выражение в подозрениях; процесс об учреждении опеки
возбуждает ее еще больше. Успешно законченное образование не приносит ей
пользы, так как повсюду она видит преследователей. Таким образом, она должна
превратиться в кверулянтку, жизнь которой заполнена тяжбами, конфликтами и
защитой от врагов.
У этой пациентки интеллект развит довольно высоко, но эффективность
берет верх по своей силе. После того, как больная оказалась выброшенной из
спокойной семейной обстановки, эротические комплексы получают чрезмерную
аффективную окраску. Желания проявляются отчасти непосредственно, отчасти в
негативной форме в виде преследований. У больной не было обманов чувств, а
равно и других признаков, которые свидетельствовали бы о шизофреническом
заболевании. Несмотря на высокое развитие интеллекта, у пациентки в пределах ее
бредовой системы господствует неясность представлений и сочетания отношений
— неясность, которую мы часто встречаем при паранойе. По этой неясности
можно было очень легко определить, что именно в подробном жизнеописании,
сделанном пациенткой, относилось к бредовой системе и что было реальным.
Случай 5.
Редактор. Родился в 1857 году. Семья считается здоровой. Будучи
гимназистом и студентом отличался некоторым легкомыслием. На 25 году он
потерял слух вследствие заболевания уха. Несмотря на хорошие доходы он не
делал сбережений, так как был, в противоположность остальным членам семьи,
щедрым.
Всегда был несколько упрям. В тридцатилетнем возрасте он рассорился со
своей сестрой, у которой он жил, а вскоре затем и со своими товарищами по газете.
Он надеялся создать себе независимое положение и отправился в Рим, где, однако,
перебивался с трудом. Поэтому он строил всевозможные планы относительно дел,
в которых он ничего не понимал, которые терпели поэтому крах и создавали для
него лишь денежные затруднения. Он досадовал на то, что в свое время отказался
от отцовского наследства на том основании, что он израсходовал свою долю в
студенческие годы. Сначала он сделал еще оговорку, в силу которой он сохранял
за собой право на небольшую часть наследства в случае инвалидности;
впоследствии же он отказался от наследства безоговорочно, подобно одному из
своих братьев. Он очень хотел бы заполучить назад акт об отказе от наследства, но
это не удалось ему ни с помощью угроз в адрес отца, ни с помощью обычных в
этих случаях обещаний покончить жизнь самоубийством. Когда же он узнал, что
отец составил завещание, в котором он учел его отказ от своей доли, но в то же
время оставил ему 2000 франков вследствие его глухоты (1905), пациент поехал
домой и сделал попытку с помощью угроз заставить отца изменить завещание, так
что отец вынужден был звать людей на помощь. Во время этой ссоры он похитил у
отца бумаги. Тогда был заключен формальный договор, по которому шурин
принимал на себя обязательство выплатить пациенту в течение 18 месяцев
6000 франков, взамен чего пациент отказывался от всяких притязаний на
наследство, включая также и 2000 франков, и обещал вернуть похищенные бумаги.