ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 19.10.2020
Просмотров: 1657
Скачиваний: 2
бы счастливым результатом. Действительная противовоенная расстановка стратегических сил должна быть нацелена на отражение военных действий врага и на уменьшение ущерба Северной Америке посредством отрицания физической способности врага нанести вред нашему обществу.
Тогда как противовоенный подход США к стратегии ядерного сдерживания и реальная защита не носят в действительности характер, подразумеваемый под ярлыком «противовоенный», т.е. он условно противоположный таковому, и является карательной стратегией, в то же время он гораздо менее антагонистический, чем предполагает его название. Не существует такого явления, как не-противовоенная стратегия сдерживания. Все декларируемые планы выражают или подразумевают теорию и политику реального ведения войны. Бомбардировка городов или противовоенные выступления — оба являются примерами борьбы с военными действиями.
За рубежом стратегия ядерного сдерживания дифференцируется.
Чтобы эффективно представить политику в качестве политики сдерживания, военные силы США должны убедительно говорить о чужих ценностях так же, как и о ценностях и суждениях американцев. Тем не менее, вся оборонная политика делается дома, следовательно, ее первый тест на адекватность должен быть домашним. Как бы то ни было, за продолжительное мирное время оборонные политики и их политические лидеры никогда не забывали о том, что нужды «реальной стратегии сдерживания» могут отличаться от «стратегии сдерживания на бумаге» (перефразируя формулу Карла фон Клаузевица о различии между «реальной войной» и «войной на бумаге»).
В мирное время недруги склонны превращаться в абстрактные Красные бригады, и, зачастую, кажется, что они думают и ведут себя так, будто тренируются на наших планах и с нашими силами, нежели реально испытывают их. Проецирование может стать проблемой, предупреждают нас психологи. В случае отсутствия истинных знаний, например, об образе действия Советов в случае ядерной войны, американские теоретики (или политики) имеют обыкновение различать или выдумывать удобного для восприятия врага.
Ошибка в проецировании современных Западных идей на другие культуры ни в коей мере не ограничивается догадками приверженцев ядерной политики о Советском Союзе. Ведущий стратегический теоретик Америки Эдвард Люттвак, например, приписал Римской Империи то, что, почти несомненно является, полностью выдуманной великой стратегией.
Для успешного проведения в жизнь, национальная политика безопасности США должна ориентироваться на американские силы и быть терпимой у себя дома. Однако, чтобы быть успешной, национальная политика безопасности должна также выработать стратегическую эффективность, необходимую для признания за рубежом в глазах оппозиционной национальной политики. В особых
случаях стратегии сдерживания, когда политики США пытаются убедить иностранных политических лидеров не делать чего-либо, такое убеждение должно срабатывать в умах людей на глобальном уровне и в политическом / организационном контексте и повседневных делах этих иностранных политических лидеров. Системы ценностей могут значительно отличаться от одной политической культуры к другой и, конечно же, от одного исторического периода к другому. Многие из тех, кого бы лидеры США хотели остановить на годы вперед (или, в действительности, заставить отдать добытую наживу), не разделяют американских или иудейско-христианских ценностей. Они могут быть восприимчивы к потере лица, чести или достоинства, или к возможным финансовым убыткам, но их менее чем растрогает плач вдов и сирот.
Официально представленная потребность в воздействии стратегии сдерживания является неустойчивой, колеблющейся между почти нулевым уровнем и острой потребностью в героических действиях.
Вооруженные силы должны формироваться в целях международной безопасности, в расчете не на хорошую погоду или условия постоянного мира. Вполне понятно, что оборонные сообщества не планируют меры против действительно наихудших случаев, например, против яростных усилий Советского Союза стать буквально вне досягаемости политики сдерживания. Тем не менее, нелишне напомнить, что ситуации, близкие к наихудшим, случаются. Например, в начале 1930-х гг. британские военные политики признали, что самым ужасным кошмаром для них могли бы стать одновременная враждебная конфронтация с сильными державами в Северо-центральной Европе, в Средиземноморье и на Дальнем Востоке. Германия, Италия и Япония, соответственно, позаботились о том, чтобы этот Британский кошмар осуществился, хоть и в несколько смягченном варианте, благодаря свершившемуся в итоге альянсу с русскими и американцами.
Первое утверждение по стратегии сдерживания, обсуждавшееся в этой статье, оспаривало неясность того, как много требуется для осуществления сдерживания в любой конкретный момент времени. Данное утверждение предупреждает о том, что правительство США, которое не могло предусмотреть и не предусмотрело конец «холодной войны» в конце 90-х гг., и которое (в целом, всегда были определенные похвальные исключения) оказалось менее чем прозорливым относительно опасности в Персидском заливе в течение 90-х гг., не должно доверять само себе, лелея предположения о вероятной потребности в сдерживании ядерного вооружения в течение следующего десятилетия и дальше.
Кто-то может взглянуть на ярко-голубое небо и странным образом решить, что дождя не будет уже никогда, и начать избавляться от всех вещей для дождливой погоды. Когда окажется, что он был не прав, он может поспешить в магазин и тут же пополнить свой резерв на случай плохой погоды. Однако, если Соединенные Штаты решат, что существующий в настоящее время благоприятный климат
взаимоотношений между супердержавами, является постоянным и необратимым, и, соответственно, решат избавиться от большей части существующего и, теоретически, от всех будущих стратегических ядерных средств, включая или не включая преимущество первого ЗАПУСКА, может оказаться так, что магазина для восполнения недостатка не будет, если погода изменится к худшему. К сожалению, не политика США является проблемой, в отличие от взглядов некоторых идеологов, контролирующих вооружение, и прочих, тех, кто увидел врага и решил, что враг — это мы. Наоборот, проблема заключается в том, что оборонные политики США сегодня не имеют ни малейшего представления о том, что будет представлять из себя политика Советов через пять — десять лет, так же, как и о том, какую ответственность эти политики США захотят, соответственно, возложить на то, что останется от ядерных вооруженных сил США.
Стратегия ядерного сдерживания является недоказуемым феноменом, чей возможный успех парадоксальным образом достижим через политические каналы, работающие для подрыва вероятной потребности в ее продолжении. В конечном итоге, что можно показать скептикам, чтобы продемонстрировать выгоду безопасности, которую дает политика сдерживания? События, которые не произошли? Но как скептик может убедиться, что именно стратегия ядерного сдерживания не позволила этим событиям произойти?
Философские вопросы, подобные вышеприведенным, невозможно просто обойти, как чисто академические. Многих людей для их же собственной безопасности необходимо убедить в том, что потребность Американской политики в стратегически эффективном ядерном вооружении дальнего радиуса действия может измениться за это новое десятилетие от нуля до радикально высокого уровня. Более того, не существует способа узнать, реально узнать, какой мощи сдерживающее или отражающее воздействие может потребоваться от этого вооружения. Маршал Советского Союза Николай Огарков заявил на встрече с группами ветеранов, что «в стране необходимо навести порядок». Нелиберальное восстановление централизованной власти представляется наиболее вероятным из вариантов будущего для страны, которая и по сей день остается чрезмерно вооруженной ядерными средствам страной СССР.
Потребность в воздействии политики сдерживания имеет неприятную тенденцию к массовому колебанию между полюсом почти неуместности и полюсом максимальной необходимости. Если рассматривать случаи стратегических подъемов в воздухе и на море, Соединенные Штаты нуждаются или в весьма малом, или же в максимальном количестве того, что оборонное сообщество может обеспечить в спешке. Законодатели и «умеренные» оборонные политики в продолжительные мирные периоды имеют обыкновение склоняться в сторону «золотой середины», обеспечивая скромный, компромиссный уровень военной мощи. Такой уровень
является очевидно избыточным для нужд мирного периода, однако, будет постыдно, если не фатально недостаточным, если (скорее, когда) протрубит труба.
Общая стратегия сдерживания и непосредственная стратегия сдерживания не являются синонимами.
Воздействие стратегии сдерживания является специфичным для определенного времени, места, обстоятельств и противника. Военные силы США при поддержке всего государственного аппарата, нуждаются в свободной маневренности для достижения специфичного, безотлагательного и регионального воздействия. Воздействие стратегии сдерживания, разработанное стратегическими ядерными силами, зачастую, если не неотвратимо, рассматривается несколько абстрактно (по аналогии с воздействием военно-воздушных сил, военно-морских сил, сухопутных сил и космических сил). На практике, однако, воздействие стратегии сдерживания всегда специфично и имеет отношение к конкретной задаче. Вероятно, было бы справедливо оспорить утверждение, что советско-американское соперничество, особенно в военной сфере, ведет за собой явный обоюдный эффект сдерживания. Этот эффект, как правило, выражается в форме восприятия общего «соотношения сил» или «баланса сил», который помогает в выборе той или иной политической формы. Однако, соперничество супердержав говорит само за себя определенным образом, в определенных местах и относительно определенных проблем. Равновесие относительного преимущества от общей стратеги сдерживания не всегда надежным образом переводится в непосредственную стратегию сдерживания. Каким-то образом, известные структуры, аппараты и концепции должны предоставить применимую полновесную монету в момент кризиса, чтобы сфокусироваться на нужной точке.
Например, в 1956 г. бесспорно, существовала только одна первоклассная супердержава — Соединенные Штаты. Тем не менее, супердержава США решила, что ей не хватает непосредственной стратегии сдерживания, чтобы поддержать свободную Венгрию Имре Наги, при этом, отказавшись рассматривать ядерное принуждение в качестве политического курса, чтобы обязать Советы оставить Венгрию в покое во второй раз.
В качестве следующего примера: вооруженные силы США в настоящий момент находятся на самом начальном этапе переформирования или пересмотра с учетом глобального и регионального порядка в период после "холодной войны". Можно предположить с высокой степенью уверенности, что Соединенные Штаты разработают общую стратегию сдерживания, на первый взгляд, в довольно крупном масштабе. Однако, стратегия сдерживания никогда не бывает действительно общей; напротив, она всегда специфична. Общая стратегия сдерживания, которую Соединенные Штаты должны обеспечить, может быть, а может и не быть функциональной на местах или на определенном уровне. В 1990 г. ничто не
удержало Ирак от вторжения в Кувейт (в третий раз). В будущем можно ли будет удержать Индию или Пакистан от военной авантюры?
Данные размышления не предполагают, что военная сила является несущественной, как в абсолютном, так и в относительном смысле. Они предполагают, однако, что для того, чтобы быть эффективным там и тогда, когда необходимо (что, зачастую, невозможно прогнозировать заранее), военная мощь США должна располагать гибкостью фокусирования для непосредственного сдерживания. Непосредственная политика сдерживания в Персидском заливе или в Кашмире, или в Трансильвании не является элементарной, существующей последовательностью общей стратегии сдерживания.
Стратегия сдерживания на 1990-е годы
Вопросы о теории сдерживания и ядерной стратегии в настоящее время опять привлекают определенное внимание, что может вызвать удивление многих людей. Такое оживление можно было бы объяснить четырьмя причинами.
Во-первых, очевидная нависшая угроза ПУСКА, и обсуждения возможного последующего ПУСКА-2, расшевелили оборонное сообщество, подвигнув его к выдвижению непривычных базовых вопросов о поощрении, скажем, ступенчатого сокращения стратегических вооружений до уровня 3000 единиц. Во-вторых, переход советско-американских отношений от "холодной войны" к чему-то другому, на сегодняшний день еще не оформившемуся окончательно, возбуждает здоровый вопрос о стратегической применимости любого рода ядерного стратегического вооружения. В-третьих, отношения между США и Ираком, которые сначала в 1990-91 гг. продемонстрировали полную несостоятельность США определить когда потребовались сдерживающие действия, а после продемонстрировали последовательную, но не менее полную несостоятельность принудить Ирак посредством сдерживающей угрозы покинуть Кувейт. Многие официальные лица и теоретики Америки стали приходить к мнению, что понимание теории сдерживания, почерпнутое, в основном, из сорокалетнего опыта взаимоотношений с СССР, может не быть применимо к региональным конфликтам без определенных существенных изменений. И в заключение, демонстрация Ираком того, что действительно наступила эра ракет, побудила политиков и теоретиков Америки пересмотреть свои убеждения на предмет наступательно-оборонительных отношений. Ситуация выглядит так, что новый мировой беспорядок потребует от президента Буша определенных активных мер по ракетной обороне.