Файл: Геополитика номер 21.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 19.10.2020

Просмотров: 1724

Скачиваний: 2

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

тить президентство. Кандидат в президенты, чтобы заручиться необходимой под­держкой, должен был обращаться ко всем представленным этническим группам голосующих. И Шеху Шагари, который выиграл выборы, сделал именно это — он завоевал одну треть голосов избирателей и заручился поддержкой ровно двад­цати пяти процентов двух третей штатов. Он избрал именно панэтнический об­раз правления в государстве. Очевидно, он хотел быть переизбранным и понимал, каким образом структурирована электоральная мотивация избирателей.

Необходимо отметить несколько важных моментов. Первый включает разде­ление территории. Изменение государственных границ в федеральной системе предотвращает контроль хауса-фулани над всем севером через большинство в единственном на севере парламенте. Такое разделение севера привело к расцвету потенциально оппозиционных партий. А это в свою очередь повысило электо­ральную мотивацию кандидатов в президенты с севера добиться голосов по эт­нической линии, потому что такие кандидаты должны были начинать с опоры на меньшие северные электоральные группы. Последствия разделения территорий привел в результате к электоральным новшествам, которые я описал выше.

Во-вторых, президент был примиряющей с точки зрения этносов фигурой, потому что зависел от голосов представителей различных этнических групп, кро­ме своей собственной. Единственный способ получить и сохранить эти голоса — угодить желаниям, требованиям, чаяньям всех этих этнических групп.

В-третьих, этот механизм не зависит от существования президентской систе­мы. Мы можем так же легко создать законодателей в парламентской системе, зави­сящей от голосов представителей этнических групп отдельно от их собственной. Я покажу вам некоторые способы достичь этого немного позже.

В-четвертых, организация народного голосования для представителей проти­воположных этнических групп имеет бoльшую вероятность привести к добро­соседскому политическому поведению, чем банальное объединение мест партий, представляющих две и более этнических группы, которые и формируют прави­тельство. Там где партия А и партия Б, представленные группами А и Б, лишь за­нимают свои парламентские места, представляющие пятьдесят процентов плюс один из всех мест парламента, достаточных для формирования правительства, где каждая партия зависит лишь от голосов членов своей собственной группы, там это рождает лишь коалиционное удобство. На самом деле, партнерами по коали­ции часто становятся партии в полном смысле слова, без взаимного пересечения своего электората — в результате они становятся борцами за некоторых марги­нальных избирателей, а партийные работники каждой из них будут сопротив­ляться образованию коалиции. Поэтому такие меры — суть попытка соединить противоположности, которые со временем становятся причиной народных бес­покойств. Более сильный партнер пытается устранить препятствия, сохранить большинство и выставить за дверь правительства другую партию. В любом слу­


чае, такие коалиции (которым существует масса примеров: Пенджаб до 1996 г., Бенин, Уганда, Нигерия с 1960 по 1964 гг.) имеют тенденцию растворяться с по­мощью сеющей распри этнической политики.

Намного менее вероятна ситуация, когда партии, состоящие из различных эт­нических групп, формируют свои места в парламенте и голоса избирателей, когда, например, в избирательном округе никто не может одержать убедительной побе­ды, это дает повод избирателям голосовать за партию другой этнической группы. Конечно, в разделенном обществе такое невозможно до тех пор, пока голосую­щие не будут уверены, что, по сравнению с другими альтернативами, эта партия придерживается умеренных взглядов и согласовывает этнические противоречия в соответствие с интересами избирателей. Вследствие этого упорядочивание, ос­нованное на группировке голосов, подразумевает создание коалиции умеренно­го центра, но не крайних популистов.

В-пятых, стоит отметить, что подобное складывание голосов не будет необхо­димо, если только в парламенте представлено более двух партий. Поэтому должно присутствовать некоторое внутриэтническое деление или множество партий, не подвергшихся делению на несколько групп — А, Б, С, Д — для дальнейшего объ­единения голосов.

В-шестых, перед тем как я покажу, как побуждать к объединению голосов с по­мощью методов, отличающихся от нигерийского распределения, позвольте обо­значить переломный момент для Северной Ирландии. Когда люди, изучающие Северную Ирландию, говорят об электоральных инновациях на службе прими­рения, они часто говорят, что в Северной Ирландии прошла соответствующая выборная реформа, потому что еще в 70-х там было пропорциональное пред­ставительство. Поэтому они не испытывают энтузиазма в связи с перспективами межгруппового примирения посредством электорального процесса. Их разоча­рование, однако, неоправданно. Для пропорционального представительства нет необходимости производить группировку голосов или коалиций, служащих делу примирения.

Правда, что PR создает условия для быстрого размножения партий, потому что любая партия способна защищать представительство в парламенте. При про­чих равных условиях, чем больше число партий, тем меньше шансов, что любая из них сможет сформировать правительство сама. Следовательно, правительства большинства, поощряемые выборными системами, отдающими победу кандида­ту, набравшему простое большинство голосов (применяются в Великобритании и Соединенных Штатах), менее вероятны при пропорциональном представи­тельстве. Если в условиях PR ни одна партия не набирает большинства, возникает потребность сформировать коалицию.

Тем не менее, коалиция чаще всего образуется от простой группировки мест, но не голосов. В более жестких системах пропорционального представительства


отсутствует сама возможность рассмотрения группировки голосов. Каждая партия получит количество мест пропорционально набранным голосам. Партии будут пытаться заручиться большей поддержкой своих групп и не будут привлекать кого-то вне своих групп. Это не всегда справедливо для разных форм пропорционального представительства — голосования с указанием кандидатов в порядке предпочтения (англ. single transferable vote или STV), — применяемого в Ирландской Республике. STV — предпочтительная система. Избиратель может подать избирательный бюллетень за нескольких кандидатов, претендующих на одно место, в порядке предпочтения. Поэтому возможна группировка голосов по этническому принципу. STV — использовалось на выборах в Северной Ирландии 1973 г., выборах, которые определили путь будущему ужесточению. Единственной ключевой причиной, что разделенное правительство не преуспело, является то, что STV не вызвало никаких прочных группировок голосов.

Стимулы к группировке голосов гораздо более слабы при STV, чтобы побудить к группировке голосов по этническому принципу. При STV причина в том, что легко завоевать одно место. Если на один избирательный округ приходится четыре места, около одной четвертой голосов будет достаточно для гарантированного избрания кандидата. По этим правилам, кандидаты (и партии) будут просто обращаться к членам своих собственных групп, чтобы те за них голосовали, но не рискнут пойти на взаимные соглашения для группировки голосов по этническому принципу. Именно это случилось в Северной Ирландии в 1973 г. Существуют другие системы предпочтительного голосования (особенно, с порогом большинства для выборов), которые обеспечивают бoльшее стимулирование для группировки голосов, потому что второе и третье предпочтения избирателя становятся ключевыми для победы. Без столь сильных стимулов, которые не представлены в большинстве PR систем, коалиции склонны оставаться удобными коалициями, оставаясь вместе только для сохранения большинства мест, но не для достижения компромисса. Строго говоря, в Северной Ирландии подходящей выборной реформы так и не произошло.

Самый проверенный способ смягчения межэтнической ситуации заключает­ся в постановке политиков (не всех, но некоторых) во взаимную зависимость от голосов маргинальных членов групп, отличных от из собственных. И выборные системы способны выполнить это, несмотря на пожелания политиков сделать группировку голосов полезной.

Как? Есть несколько способов, и мне следует проиллюстрировать один сжато и два более развернуто, потому что я могу затем также продемонстрировать при­менение этих методов в парном сравнении.

Короткий — это Ливан. Жестко разделенное общество, в котором более вот уже тридцать лет из-за сложных примирительных мер сохраняется мир. Стоит добавить, что мир никто не нарушает, потому что не совершаются описанные


мною ошибки. Это лишь ухудшает обстановку, несмотря на все предпринимае­мые меры, потому что на них обрушиваются влиятельные силы.

Здесь задействованы электоральные меры. Все избранные положения были определены сектантскими группами. Президентом должен быть маронит, пре­мьер-министром — суннит, спикером парламента — шиит. Более того, практи­чески все парламентские места были зарезервированы. То есть маронит вступал в полемику с маронитом, суннит — с суннитом и т.д. Именно здесь между собой на межэтническом уровне конкурировали политики, и здесь же снижался накал этого противостояния. Но каждый избиратель голосовал за всех кандидатов, про­ходивших по избирательному округу. Обычно по одному избирательному округу избиралось несколько кандидатов, и все места были зарезервированы за той или иной группой. Например, одно за друзом, одно за суннитом, одно за шиитом, одно за маронитом. Это привело к возникновению соревнующихся между собой межэтнических списков кандидатов, потому что суннитский кандидат, полагав­шийся только на голоса своей группы, мог быть легко повержен более сильным суннитским соперником, который смог привлечь на свою сторону голоса друзов, шиитов или маронитов. Поэтому на деле процесс представлял собой внутреэт-ническое соревнование и межэтническую кооперацию и смягчение, потому что кандидат от маронитов не всегда мог убедить своих сторонников голосовать за суннита, с которым он сотрудничал пока мог убедить их, что этот суннит пони­мает проблемы маронитов. Поэтому это была система с сильной тенденцией к умиротворению. Я ссылаюсь на этот пример не потому лишь, что он походит на Северную Ирландию, но только для того, чтобы показать, как может быть создана умная система в помощь жестко разделенному обществу.

Итак, после долгого сравнения, показавшего, что разделенные общества, ко­торые не разрабатывают подобных систем, могут закончить в еще худшем состоя­нии, чем даже более строго разделенные. Подобным сравнением представляются Шри-Ланка и Малайзия.

Что я хотел бы показать, так это то, что Шри-Ланка имеет куда более меньшие проблемы, но усложняет их своими политическими институтами. В Малайзии, напротив, более тяжелые проблемы, но и институты, которые их смягчают. А раз­ница измеряется в единицах стимулирования политиков к умеренному поведе­нию.

В состоянии независимости любое прогнозирование этнического будущего будет значительно труднее сделать для Малайзии, чем для Шри-Ланки. Срав­нительное соотношение групп, осмысление ими собственной групповой леги­тимности, последние политические события, взаимоотношения элит различ­ных групп, политическая культура двух стран — все говорит о преимуществе Шри-Ланки.

  1. Количества. Шриланкийские тамилы составляли не менее одиннадцати процентов населения во времена независимости. В то время как малазийские ки­тайцы — две трети, индийцы — около десяти процентов населения Малайзии.

  2. Соседство с коренным населением. Шриланкийские тамилы прибыли около 1000 лет назад. Китайцы и индийцы, с другой стороны, примерно в то же вре­мя стали мигрантами в Малайзию. Шриланкийские тамилы были гражданами. Китайцы и индийцы в основном таковыми не являлись. Тамилы были полно­правными участниками политической системы и одними из первых участников национального движения. Китайцев же никто не поддерживал в качестве равно­правных участников малазийской политики. Часть малайской прессы настаивала на возвращении китайцев в Китай. На малайцев смотрели как на «детей солнца», имеющих неоспоримый приоритет в стране. Сингалезцы не использовали таких терминов для обозначения собственных отличий.

  3. События вокруг провозглашения независимости. Последние события не были благоприятными для мирных этнических взаимоотношений в Малайзии. Во время Второй мировой войны китайские партизаны, сражавшиеся с японца­ми, захватили малайских крестьян, которые противостояли изъятию у них про­довольствия. После войны партизаны вышли из джунглей, провозгласили отмену малайского султаната и заявили о присоединении Малайзии к Китаю. Пока бри­танцы не завершили повторный захват Малайзии, там была настоящая кровавая баня. После этого китайские партизаны вернулись в джунгли, чтобы сражаться с британцами и преимущественно малайскими вооруженными силами в 1948-60 гг. Эти бои имели характер этнической вражды, подрывающей позиции Китая в стране. На Цейлоне во время войны тамилы были представлены в Силах оборо­ны Цейлона, а в Армии Цейлона — после провозглашения независимости. Та­мильские лидеры отстаивали этнически сбалансированное представительство в парламента, но британцы отказали им в этом. Независимости, однако, добились тамилы с министерскими портфелями.

  4. Элиты. Малайские и китайские элиты были разделены структурой институ­тов образования в колониальной и постколониальной Малайзии. Сингалезские и тамильские элиты были собраны вместе благодаря образовательной системе на Цейлоне. Малайская высшая элита подверглась сегрегации в Малайском коллед­же в Куала Кангсар, который был организован по образцу привилегированных частных учебных заведений для мальчиков в Британии. Никаких заслуживающих сравнения моноэтнических образований на Цейлоне не существовало. В резуль­тате малайские и китайские лидеры с самого начала в близких отношениях, тог­да как сингалезские и тамильские лидеры часто были знакомы друг с другом до­вольно близко. На Цейлоне существовала по-настоящему межобщинная элита, имеющая во многом общие ценности. То же самое нельзя сказать, конечно, про малайскую элиту в период независимости.


5. Межэтническая дипломатия и политическая культура. Малайские политики были очень разборчивы и осторожны по отношению к тем, с кем должны были иметь дело. Некоторые малайские газеты призывали «прекратить всяческие ди­пломатические отношения с китайцами». Цейлонцы, напротив, поддерживали политику переговоров. Не было принято ни одного случайного решения. Та­мильские партии имели дело с несколькими сингалезскими, и наоборот. Фраза, которую приходилось часто слышать: «Каковы ваши условия?» Партийная дис­куссия зачастую вращалась вокруг вопроса о том, возможно ли добиться лучших результатов от какой-то другой партии. Относительно межэтнических отноше­ний резонно предположить, что такая варварская политическая культура более благоприятна, чем та, которая отдает предпочтение личным взаимоотношениям, колеблется в выборе инструментов разрешения конкуренции и располагает це­лым рядом не писанных правил управления межэтническими отношениями.

Поэтому на основании всего этого Шри-Ланка на стартовых позициях имела значительные преимущества. Но где они сейчас? Несмотря на все благоприятные условия, Шри-Ланка находится в шаге от жестокой этнической войны, или даже двух войн. Несмотря на все неблагоприятные условия, в которых находится Ма­лайзия, там мы можем наблюдать мир. Последним серьезным эпизодом этниче­ского насилия был май 1969 г. Такой контраст не случаен. В Малайзии была еще более сложная проблема, но там же были и лучший конфликтный менеджмент.

Самым значимым различием между этнической политикой в Шри-Ланке и Малайзии была та роль, которую играли межэтнические политические коалиции, основанные на объединении голосов в каждой из этих стран. Все правящие пар­тии в Шри-Ланке были образованы по этническому принципу, тогда как домини­рующая сила в Малайзии имела постоянную межэтническую коалицию партий, основанных на этническом принципе, а именно Альянсе и его наследнике Наци­ональном фронте.

До середины 50-х гг. XX века практически все шриланкийские тамилы поки­нули сингалезские партии вроде Объединенной национальной партии (United National Party) и перешли либо в Конгресс тамилов, либо в Федеральную партию, покинув ОНП, Свободную партию Шри-Ланки и множество левых партий. С тех пор шриланкийская партийная система вращается вокруг соревнования двух главных сингалезских партий, представляющих сингалезцев, и двух главных та­мильских партий, отстаивающих соответственно интересы тамилов (тамильские партии объединились в 1972 г). Динамика межэтнической конкуренции, осо­бенно для сингалезского электората, подталкивала партии следовать этническим требованиям и ограничивала их свободу действий, чтобы прийти к консенсусу по этническому вопросу.

Восхождение СПШЛ как главного конкурента ОНП в 50-х годах шло рука об руку с обострением этнических чувств сингалезцев. После убедительной победы