Файл: Зудин А. Введение в политический анализ.Учебное пособие.2007(1).doc

6.Случайность: то, что могло не произойти, но произошло; событие не «запрограммировано», оно происходит благодаря свободе, выбору и усилиям конкретных акторов. Тем не менее, политический аналитик интересуется, прежде всего, вероятностным свойством события. Событие не может существовать не только без ценности, но и без вероятности.

7.Познаваемость: то, что можно понять (=познать) на какую-то глубину. Если событие – это то, что произошло, происходит или может произойти в определённой точке пространства-времени, значит, оно могло, может или сможет быть воспринятым, осознанным, осмысленным, представимым. Для особенно крупных событий, которые иногда называют историческими, характерна повышенная неопределенность и слабая предсказуемость результатов в момент свершения такого события («исторического события»), которые делают процесс познания этих событий особенно сложным. Исторические события многозначны и несводимы к одному смыслу. Исторические события – это то, о чем постоянно спорят историки. Познаваемость события связана с его значимостью.

8.Несовпадение значения и внутреннего смысла: значение (для всех) и внутренний смысл (для непосредственных участников) события часто не совпадают. Внутренних смыслов события – множество, сколько участников и свидетелей – столько будет и внутренних смыслов события

ПРИМЕР, иллюстрирующий одно из свойств события, а именно, - подвижность значения: оценка Хасавюртовских соглашений 1996 г. между руководством России и руководством чеченских сепаратистов. Первоначальное значение: мир, конец непопулярной войне, позитивная оценка. С конца 1990-х гг.: позорная капитуляция, предательство национальных интересов, демонстрация слабости, поощрение для дальнейшей агрессии против России. Это не должно порождать ни испуга, ни отвращения. Это не должно побуждать к поискам – а то же прав? Это – сигнал, что значения меняются. Это нуждается в понимании.

Литература

• Блок М. Апология истории или ремесло историка. М.: Наука, 1986

• Бродель Ф. Время мира. М.: Прогресс, 1992

• Сорокин П., Мертон Р. Социология времени: опыт методологического и функционального анализа. - «Социологические исследования», Июнь 2004, №6, с. 112 – 119

• Боришполец К.П. Методы политических исследований. Учеб. пособие для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2005: Глава 3.3. Ивент-анализ в исследовании политических ситуаций и процессов, 66-74

• Филиппов А. К теории социальных событий. - «Логос» №5 (44), 2004)

ТРУДНОСТИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ: «ДИСКУРС»

Одно из препятствий для независимой интерпретации сообщений – неявное, но очень серьезное, очень сильное. Это зависимость от «дискурса». В «узком» смысле «дискурс есть коммуникативное событие, происходящее между говорящим и слушающим (наблюдателем и др.) в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и проч. контексте. Это коммуникативное действие может быть речевым, письменным, иметь вербальные и невербальные составляющие». ("Политический процесс: основные аспекты и способы анализа" (под ред. Е.Ю. Мелешкиной). - М.: изд-во "Весь мир", 2001. Гл. 2.

В широком смысле «дискурс» - это общие рамки обсуждения какой-либо проблемы. По большей части анализ осуществляется в неких молчаливо установленных рамках. Точнее, в рамках, которые устанавливаются «явочным путем», ну, как бы сами собой. Это только кажется, что политические события и явления, в особенности, если они принадлежат к числу актуальных, обсуждаются в общественной и научной среде абсолютно свободно, т. е. со всех возможных точек зрения. На деле, политические события и явления обсуждаются в рамках нескольких достаточно определенных подходов, каждый из которых использует свои понятия, располагает собственными «истинами» и т. д. Это и есть «дискурс».

Политаналитику необходимо быть сильнее дискурса, надо быть способным выходить за его рамки. Это означает: нужно уметь ставить неожиданные вопросы, такие, которые не принято задавать. Необходима способность посмотреть на ситуацию «свежим взглядом», под неожиданным углом зрения. Но здесь сразу же возникает объективное противоречие. Понимание процесса дает только присутствие внутри него, но именно это обстоятельство делает политаналитика заложником дискурса - принятых мнений и манеры обсуждения текущих сообщений, которые разделяются непосредственными участниками событий или теми, кто с ними тесно связан.

Таким образом, для того, чтобы выработать собственную точку зрения, собственную интерпретацию, политаналитику необходимо совмещать две противоположных позиции относительно предмета, который он изучает. Политаналитик должен быть одновременно и внутри процесса, и вне него. Политаналитик должен обладать способностью свободно перемещаться между этими двумя позициями.

ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ И КУЛЬТУРНАЯ МОДА

С дискурсом как препятствием для продуктивного политанализа тесно связан и феномен интеллектуальной и культурной моды. Мода есть на все, в том числе на то, что обсуждается, и на то, как объясняется то, что обсуждается. Мода приводит к «инфляции понятий». Понятия, которые попадают в фазу инфляции, начинают использоваться в качестве универсальной отмычки для решения любых познавательных задач. Примеры: «глобализация», «менталитет», «постмодернизм», «сетевой», «виртуальный». Сходное явление описано Лакатосом: «Бесконечное расширение понятий уничтожает смысл и истину» (См.: И.Лакатос. Доказательства и опровержения. Как доказываются теоремы. Пер.с англ. И.Н.Веселовского. М., Наука, 1967)

В борьбе с властью дискурса и интеллектуальной моды применяются различные приемы. Но все они надстраиваются над одним основополагающим принципом: сохранение способности к критике, к независимым суждениям. Прием первый: сталкиваясь с предлагаемой интерпретацией, полезно подвергнуть ее проверке «детскими вопросами». А так ли это? А почему? А откуда следует такой вывод? А на чем он основан? А нет ли других объяснений? Полезно задавать хрестоматийный вопрос римских юристов – «кому это выгодно»? Список можно продолжить. Пример второй – универсальный: всегда должна существовать критическая дистанция между аналитиком и источником информации. (В полевом или этнографическом исследовании в социологии это называется «этнографической дистанцией».)

Есть более «изысканный» способ, он пришел из литературоведения, и называется методом «остранения». Концептуализировал его известный российский литературовед Виктор Шкловский. В чем он заключается? Речь идет о способности увидеть привычный предмет, явление, фигуру как нечто незнакомое, т. е. «странное». Для этого предмет надо поместить в необычный, непривычный контекст или ситуацию. «Остранение» позволяет увидеть предмет заново, свежим взглядом и таким способом освободиться от навязанных оценок, стереотипов, шаблонов.

«Остранение» - один из универсальных приемов построения художественного текста, открытый В. Б. Шкловским у Л.Толстого и в мировой литературе. Шкловский определяет «прием остранения» следующим образом: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание „видения“ его, а не „узнавания“». Это особое восприятие создается «затруднением формы» художественного произведения, напр. тем, что вещь не называется своим именем, но описывается как в первый раз виденная; в качестве примера остранения Шкловский приводит описание оперы из «Войны и мира». Прием О. имеет своей целью «вывод вещи из автоматизма восприятия». «Целью искусства, — говорит Шкловский, — является дать ощущение вещи, как видение, а не как узнавание; 348приемом искусства является прием „остранения“ вещей и прием затрудненной формы, увеличивающий трудность и долготу восприятия, так как воспринимательный процесс в искусстве самоцелен и должен быть продлен».

Определение Шкловского: «Прием остранения у Толстого состоит в том, что он не называет вещь ее именем, а описывает ее как первый раз виденную, а случай – как в первый раз происшедший, причем он употребляет в описании вещи не те названия ее частей, которые приняты, а называет их так, как называются соответствующие части в других вещах».

Пример из произведения Толстого №1: описание оперы глазами Наташи Ростовой в конце второго тома «Войны и мира»: «На сцене были ровные доски посередине, с боков стояли окрашенные картоны, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо, на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что-то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошли к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых в обтяжку панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.

Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом они замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене кланяться».

Пример из произведения Толстого №2: в повести «Холстомер» «рассказ ведется от лица лошади и вещи остранены не нашим, а лошадиным их восприятием». Право собственности описывается в «Холстомере» следующим образом: «… Многие из тех людей, которые меня, например, называли своей лошадью, не ездили на мне, но ездили на мне совершенно другие. Кормили меня тоже не они, а совершенно другие. Делали мне добро опять-таки не те, которые называли меня своей лошадью, а кучера, коновалы и вообще сторонние люди. В последствии, расширив круг своих наблюдений, я убедился, что не только относительно нас, лошадей, понятие м о е не имеет никакого другого основания, кроме низкого и животного людского инстинкта, называемого ими чувством или правом собственности. Человек говорит: «мой дом», и никогда не живет в нем, а только заботится о постройке и поддержании дома. Купец говорит: «моя лавка», «моя лавка сукон», например, и не имеет одежды из лучшего сукна, которое есть в его лавке. <…> Я убежден теперь, что в этом и состоит существенное различие людей от нас. И потому, не говоря уже о других наших преимуществах перед людьми, мы уже по одному этому смело можем сказать, что стоим в лестнице живых существ выше, чем люди; деятельность людей, по крайней мере тех, с которыми я был в отношениях, руководима словами, наша же делом[4].

Аналитик должен постоянно сохранять интеллектуальную независимость. Делать это трудно. Дело не в том, что начальство – как бы оно не называлось – запрещает. Дело не только в том, что приходится сталкиваться с сознательной дезинформацией. Дело даже не в неосознанной и безотчетной дезинформации, которую включают любые первичные сообщения. Ведь каждый человек видит мир немного по-своему. Об этом мы попозже поговорим подробнее. Дело в том, что сам аналитик включен в мир, который он анализирует: он человек и гражданин. У него есть привязанности, пристрастия, вкусы, предпочтения, представления о правильном и ложном, у него есть интересы и убеждения.

В полном соответствии с особенностями человеческого мира на этот вопрос возможны сразу два противоположных ответа. Первый – нейтральные суждения невозможны. Второе – гуманитарное знание, а политанализ представляет собою составную часть этого знания – построено на стремлении достичь эту принципиально недостижимую цель.

Второй этап реконструкции политического события – наделение новым значением. Этот этап также можно представить в виде простейшей формулы. Формула будет выглядеть следующим образом: «событие = факт + новая интерпретация».

Как создается новая интерпретация, откуда она появляется? Какие операции при этом совершаются? «Факт» помещается в «контекст» и «проворачивается» в нем, с целью установить его место и систему связей в этом контексте. «Проворачивая» факт в контексте, мы выясняем, частью каких динамических рядов и(ли) сюжетов он является. Таким способом мы может установить значение этого «факта».

I.Этап: работа с первичными сообщениями. Сообщение – факты – интерпретация – события.

II.Этап: сведение информации в «сюжет» [=временная протяженность], т. е. связный рассказ о конкретном событии. Создание «нарратива» (или «истории», «рассказа о случае/событии»

III.Этап: сведение событий в «классы», формирование нескольких классов (категорий) событий и на их основе – генеральной совокупности событий, существенным образом связанных с анализируемой ситуацией.

IV. От генеральной совокупности событий можно идти в двух различных направлениях.

Первое: выделение групп однородных событий и построение на этой основе «событийных рядов» (цепочка событий). Далее – анализ этих рядов однородных событий и выявление на основе этого анализа тенденций. Это путь от события – к тенденции

Второе: группировка разнородных событий вокруг какого-то центрального, к которому они все в различной степени имеют определенное отношений. Это путь от события – к ситуации

Вспомогательные операции:

1.хронологическое (первичное) упорядочивание событий: установление последовательности

2.построение «перспективного календаря»

Оба маршрута движения от генеральной совокупности событий предполагает постоянное построение (и уточнение) причинно-следственных связей

ПОНЯТИЯ: СОЦИАЛЬНОЕ ВРЕМЯ, ТЕОРИЯ СОЦИАЛЬНЫХ СОБЫТИЙ

«ИВЕНТ-АНАЛИЗ», «ТЕОРИЯ КРИТИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ», ОСТРАНЕНИЕ, ДИСКУРС, ДИСКУРСИВНЫЙ АНАЛИЗ

Литература:

• Шкловский В. Искусство как прием. – сб. «Поэтика», П., 1919 [Также см.: Шкловский В. О теории прозы. М., 1929.]

• Гинзбург К. Приметы. Уликовая парадигма и ее корни. – Новое литературное обозрение …

• Гинзбург К. Остранение. Предыстория одного литературного приема. – Новое литературное обозрение, № 80 (электронная версия)

• Кузнецов Сергей. Интерпретация против конфронтации. Как противостоять доминирующему дискурсу

• Рябинская Н.С. Речь как социальное действие: Основные понятия дискурсивного анализа.

• Русакова О.Ф. Основные разновидности современных теорий политического дискурса: опыт классификаций

Глава 5. Особенности интерпретации текстов

Маршалл Макклюэн, книги «Галактика Гуттенберга» и «Понимая медиа»: особенности восприятия печатных текстов. «Революция фонетического алфавита»: «глаз побеждает ухо». Визуализация человеческого опыта (знаний). Когнитивные последствия визуализации

Политический аналитик работает преимущественно с текстами, причем, как правило, это «чужие» тексты. В значительной степени работа политического аналитика строится на том, что он постоянно задает текстам вопросы. Многое зависит от того, насколько правильно сформулированы вопросы, адресованные текстам. Выделяется две группы вопросов, которые задаются текстам. Первая – это те, которые задают любым текстам: Что? Где? Когда? Вторая группа – вопросы, которые задают текста политические аналитики. Впервые они были сжато сформулированы американским политологом Гарольдом Лассуэлом: Who Gets What, How and under What Circumstances?