ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.11.2020
Просмотров: 2249
Скачиваний: 2
В то же время права, очевидно, охватывают более узкую сферу, нежели справедливость. В частности, связь между ними и социальной справедливостью далеко не всегда является прямой и непосредственной. Неузаконенное экономическое неравенство, отсутствие возможностей для получения образования для каждого желающего, дискриминация при приеме на работу и в других ситуациях — все это важнейшие проявления социальной несправедливости, но они отнюдь не всегда с должной эффективностью обеспечиваются с помощью реализуемых прав, особенно прав «негативных». Именно потребность в обосновании социальной справедливости заставляет многих исследователей обращаться к истокам моральных прав, природа и содержание которых весьма противоречива, а часто и вообще недостаточно ясна.
Моральные права рассматриваются в целом в качестве ценностей, которые детерминируют правильное содержание имеющихся правил, оказывающих влияние на благосостояние и интересы индивидов. При этом очевидно, что ценности выходят за пределы справедливости, они значительно шире, ибо весь спектр социальных и политических ценностей имеет отношение к определению «позитивных прав» (то есть прав, которые воплощены в действительных законах и социальных отношениях). Причем практически почти все американские сторонники идеи справедливости как прав утверждают, что существуют некие «дозакон-ные» и «досоциальные» права, т.е. естественные права, которыми обладают все люди, независимо от властных правил в данном обществе. Обладание этими правами помогает им идентифицировать, что является справедливым, а что нет. Однако природа и реальность таких таинственных понятий, как моральные права, трудно определяется, отсюда такой широкий спектр подходов к анализу этой группы проблем, связанных с политическим процессом в США.
Более того, именно акцент, который эта традиция политической философии делает на свободу индивида, фактически оказывается важнейшим препятствием к движению в сторону эгалитаристского общества, сориентированного на более равномерное благосостояние общества, что многими теоретиками рассматривается в качестве основной цели справедливости. Кроме того, абсолютизация прав, в сущности, предоставляет индивидам необоснованную возможность вето по отношению к важным социальным идеям, узаконивание которых могло бы внести свой вклад в решение проблем социальной справедливости. Таким образом, подчеркивая значение индивидуального выбора и свободы индивида,
178
теория справедливости как прав во всех ее модификациях неизбежно сама превращает себя в идеологически акцентированную теорию, в которой свобода получает преимущества, непропорциональные по отношению к справедливости.
Либертаристы подвергли критике практически все основные аспекты теории справедливости Роулса, в частности, его методологию (гипотетический общественный договор, «вуаль неведения»), положение о равенстве возможностей, передаваемую из поколения в поколение ус-редненность, посредственность эгалитаристских обществ. «Твердые» либертаристы вообще отказываются признать какое-либо право на равенство возможностей, поскольку оно потенциально нарушает действительное право индивидов и корпораций на контроль и распоряжение собственностью, в частности, право на найм любого лица по желанию. Кроме того, острая либертаристская критика связана также и с тем, что люди, обладающие талантом, трудолюбием или производительностью, превосходящей средний уровень, оказываются в роулсовской системе в заведомо несправедливой ситуации, хотя именно они являются носителями наиболее динамичного начала в общественном развитии. Причем речь идет не о недостаточном учете интересов более преуспевающей группы, а об игнорировании их прав. Характерно при этом, что и Роулс, и его либертаристские оппоненты провозглашают свою приверженность более глубокой моральной теории Канта, отвергающей коллективизм утилитаризма и акцентирующей важнейшее значение права.
Роулс интерпретирует фундаментальное положение Канта о том, что моральные права должны быть универсализированы до того, как становятся известными конкретные позиции и интересы, показывая, что его «исходная позиция» есть не что иное, как процедурная интерпретация этого требования. Она соответствует второй формулировке кантовского категорического императива, запрещающей рассмотрение одних индивидов в качестве средства для достижения благосостояния других. С либертаристской точки зрения, эта вторая формулировка может быть нарушена с помощью любого принципа перераспределения, рассматривающего превосходящих средний уровень индивидов в качестве коллективной собственности, используемой во благо наименее преуспевающих. А коль скоро принцип дифференциации ограничивает индивидов с помощью общественного устройства, на которое они явно не согласились бы как граждане свободного общества, либертаристы противопоставляют «исходной позиции» вполне реальные контракты и соглашения действительно существующих индивидов. В результате возникает прямая апологетика свободной рыночной экономики с государством, функции которого низведены до предотвращения ущерба со стороны людей друг другу и мошенничества, без каких-либо перераспре-
179
делительных задач. Такой тип общественной организации не только призван максимизировать реальную свободу, но и защитить приоритет заслуг, поскольку индивиды должны получать вознаграждение в соответствии со своим вкладом в социально необходимый продукт. Тогда справедливым распределением может быть сочтено такое, которое получается в результате такого типа обретения и передачи. Иными словами, индивид может получить то, что заработает, но с ограничением, адекватным его таланту и трудолюбию.
Безусловно, этот подход не может не вызвать возражений хотя бы потому, что в реальности не бывает совершенно идентичных стартовых позиций в жизни для всех. Даже вырвавшись из нищеты в детстве, люди с большим трудом могут обрести автономию кантовского типа. Они вынуждены вступать в соглашение друг с другом, но их решения нередко предопределяют невежество, бессилие и беспомощность. Трудно предположить, что распределение в этом случае будет действительно честным. Способность индивида построить свою жизнь на рациональных основаниях, не выходя за рамки морали (идеал либеральной кан-товской традиции, присущий и Роулсу, и его либертаристским критикам) нереализуема без материальных средств, делающих ее практически осуществимой. Общество, часть которого не может вырваться из нищеты, — пишет А.Гольдман, — однако вносит свой вклад в качестве клана в общественный продукт, с полным основанием может быть охарактеризовано как использующее индивидов в качестве средства27. Таким образом, требование Канта нарушается и при строго эгалитаристской, и при строго либертаристской системе распределения, однако по отношению к разным группам индивидов, используемым в качестве средства ради благосостояния остальных.
8.2. КОММУНИТАРИЗМ
Прошедшие десятилетия оказались отнюдь не легкими для теоретиков политики либерального направления. Они подвергались нападкам как «справа», из лагеря завоевавших в начала 70-х годов политическую и идеологическую респектабельность и влияние неоконсерваторов, «новых правых», так и «слева», где все более важную роль начали играть политико-теоретические воззрения лево-либерального направления. Подобная критика нередко сводилась к акцентированию одних сторон либеральной политической теории за счет других, при этом интерпретаторы и критики одного и того же течения сплошь и рядом противопоставляли разные стороны теорий и концепций.
27 Goldman A. The Entitlement Theory of Distributive Justice // The Journal of Philosophy. 1976. Vol. 73. № 21. P. 823.
180
«Мы находим, — писал Ричард Рорти, — что французские критики Ха-бермаса готовы отвергнуть либеральную политику для того, чтобы уйти от универсалистской философии, а Хабермас пытается придерживаться универсалистской философии со всеми ее проблемами для того, чтобы поддержать либеральную политику»28.
Нечто подобное происходило и в отношении критики деонтологиче-ского либерализма Джона Роулса. Роулсовская теория справедливости оказалась весьма благодатным ристалищем для скрещения мечей между коммунитаристами, наиболее видными представителями которых являются Майкл Сэндел, Алистер Макинтайр, Майкл Уолцер, Чарльз Тэй-лор, и либералами — как сторонниками теорий «государства всеобщего благоденствия», так и его противниками29.
Коммунитаристское движение направлено прежде всего на восстановление гражданских ценностей и коллективизма. Оно объединяет группу философов, теоретиков политики и социологов, а также общественность, озабоченную упадком морали и недовольную проводимой политикой. В частности, участники движения полагают, что правительство, защищая множество особых интересов, игнорирует такие проблемы, как образование, здравоохранение, общественная безопасность и т.д. Коммунитаристам свойственно рассмотрение Конституции США как «живого» документа, адекватного любому «вызову» современности. Коммунитаризм видит смысл общества в моральных ценностях и общине, противопоставляя их государственности. Они полагают, что изменение морального климата в обществе в конечном счете приведет к снижению уровня государственного вмешательства, сбалансированности прав и обязанностей без сползания в сторону авторитаризма30.
Следует сказать, что коммунитаристское политическое теоретизирование в последние годы переживает определенный подъем.
Коммунитаризм начинается с критики либеральной концепции индивидуализма. Индивид в либерализме, полагает Майкл Сэндел, ничем не обременен, а потому может занять важную точку за пределами сообщества, частью которого он является, определять и пересматривать свои цели, не оглядываясь на унаследованные традиции или разделяемые с другими цели. Он руководствуется правами и обязанностями,
28 Rorty R. Habermas and Lyotard on Postmodernity // Habermas and Modernity / Ed. by Richard Bernstein. Oxford, 1985. P. 162.
29 Sandel M. Liberalism and the Limits of Justice; Maclntyre A. After Virtue: Notre-Dame, 1975; Taylor, Charles. Philosophy and the Human Sciences: Philosophical Papers. Vol. 2. Cambridge, 1985.
30 Etzioni A. Too Many Rights, Too Few Responsibilities // National Forum. 1992. Winter. P. 4—6.
181
сформулированными абстрактно. Коммунитаристы полагают, что либеральный индивидуализм присутствует только там, где общественные связи нарушились, индивиды испытывают отчуждение, но в этом общественная жизнь и традиция являются необходимыми компонентами. С нормативной точки зрения, такой индивидуализм, по мнению коммуни-таристов, крайне нежелателен. Он — симптом того, что что-то происходит не так. Они предпочитают говорить о человеческом «Я», занимающем определенное положение в общине и сформирововашемся под влиянием привязанностей и разделяемыми смыслами конкретной общины. И именно от своей общины, будь то деревня, субкультура, общественно-политическое движение или этническая группа, мы приобретаем специфические права и обязанности. В то же время мы обязательно участвуем в реализации целей нашего сообщества.
При рассмотрении коммунитаристских взглядов возникает одна несомненно сложная проблема. Дело в том, что коммунитаризм как тип политико-теоретического мышления нигде не находит открытого и конструктивного изложения. По крайней мере, ни Сэндел, ни Макинтайр не разъясняют его позитивного содержания. Критерием отнесения автора к числу коммунитаристов оказывается тип его критического анализа трудов представителей других течений в современной политической теории. Иными словами, он носит косвенный характер. Практически к объяснению этого типа подходов можно отнести лишь часть статьи Сэнде-ла «Мораль и либеральный идеал», в которой он дает следующую интерпретацию взглядов своей группы теоретиков:
«Когда либертаристы-либералы защищают экономику, основывающуюся на частной собственности, а эгалитаристы-либералы выступают за государство всеобщего благоденствия, коммунитаристы беспокоятся о концентрации власти и в корпоративной экономике, и в бюрократическом государстве, а также об эрозии тех промежуточных форм общества, которые временами поддерживали более живую общественную жизнь, т.е. о разрушении гражданского общества».
Очевидно, что подобная характеристика явно недостаточна для определения отличительных черт коммунитаризма, ибо аналогичное беспокойство высказывали также либералы других направлений. Скорее, главной особенностью коммунитаристов является отказ от признания необходимости регулирования рыночной экономики и любой формы «государства всеобщего благоденствия». Однако это, так сказать, в теории, а в практической политике Сэндел выявил одно-единственное различие:
182
«коммунитаристы с большей вероятностью, чем либералы, пойдут на запрет в городе магазинов, торгующих порнографией, на том основании, что порнография оскорбляет их представление об образе жизни и соответствующих ему ценностях».
И отвечая на «классическое» либеральное возражение, что это может открыть двери к нетерпимости, к цензуре, Сэндел настаивает, что
«нетерпимость процветает, прежде всего, там, где формы жизни смещены, корни не укреплены, традиции не сформированы».
Отсюда следует необходимость поддержать
«те гражданские республиканские возможности, которые воплощаются в нашей традиции, но исчезают в настоящее время»31.
Причем очевидно, что под традициями понимается прежде всего протестантская этика и идея общего блага.
Если раньше идея «хорошо организованного общества» выстраивалась философами этого направления на основе коллективной собственности и равного доступа к политической власти, сегодня представление о нем конструируется, прежде всего, на базе устоявшихся традиций, сложившегося образа жизни в рамках общины и самоидентификации человека через культурные обычаи и влияние среды. Например, в трудах коммунитаристов в 60-е годы роль женщины в американской семье рассматривалась в контексте социального и экономического угнетения, сегодня (по крайней мере, у Сэндела) именно семья служит моделью общества и даже более важным компонентом блага, нежели справедливость.
Аналогичным образом, для «шестидесятников» патриотизм был иррациональным чувством, блокирующим движение к всеобщему миру. Теперь для Макинтайра партикуляристское содержание патриотизма уже не менее рационально, чем универсалистские притязания справедливости.
Раньше коммунитаристы видели в любых отклонениях от общепризнанной морали признак преодоления эксплуатации человека человеком, теперь же они поддерживают усилия местных общин, выступающих за сохранение традиционного образа жизни и ценностей, его поддерживающих. Таким образом, очевидно, что с политической точки зрения коммунитаристская теория 80—90-х годов стала значительно более консервативной. Иными словами, коммунитаристы — это «бун-
31 Sandel M. Morality and Liberal Ideal // The New Republic. 1984. May, 7. P. 17.
183
тари-шестидесятники», обретшие с годами респектабельность и стабильность.
Коммунитаристская критика усмотрела в теории Роулса не только слабости аргументации, но также и то, что он поставил перед собой изначально неверный вопрос. Как и другие либералы (к которым комму-нитаристы причисляют также и Нозика), Роулс занимался в основном проблемой формулирования принципов справедливости, которые могли бы вызвать поддержку рациональных людей, в том числе имеющих весьма разные представления о хорошей жизни. Либералы, кроме того, всегда стараются найти моральные критерии для строительства социальных и политических институтов. Но, по мнению коммунитаристов, это бессмысленное занятие, поскольку моральные принципы вообще могут быть поняты только как результат анализа практики в конкретном обществе. Можно, конечно, вывести абстрактные исходные принципы (как это делает Нозик, рассуждая о правах, или Роулс — о свободе и равенстве), однако практика всегда предшествует теории.