ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 12.11.2020
Просмотров: 2407
Скачиваний: 2
Однако коммунитаристы избрали именно Роулса в качестве цели критики, главным образом, лишь в качестве примера, их амбиции направлены шире — на либерализм в целом.
Современные коммунитаристы во многом повторяют критику, высказанную еще в прошлом веке в адрес Канта. Они также утверждают, что общество, воплощающее разнообразные моральные традиции и ценности и объединенное только либеральными принципами и нормами, обществом не является. Оно не может управляться на основе либеральной справедливости. И это связано, прежде всего, с философской неадекватностью либерализма. Альтернативой является, по их мнению, общество, управляемое заботой об общем благе, в котором приоритетно благо общины. Это автоматически предполагает отрицание справедливости как главной добродетели институтов.
Для коммунитаристов мораль проистекает из конкретной практики реально существующей общины, поэтому любые поиски абстрактных принципов морали — пустое занятие. Таких принципов, открытых только разумом, попросту не существует, ибо основания морали следует искать не в философии, а в политике.
По Сэнделу, проблема заключается в том, что весь либерализм строится на ложных основаниях: для того, чтобы доказать абсолютный приоритет принципов справедливости, либералы вынуждены встать на метафизический фундамент рассмотрения человеческого «я». Либеральные теоретики в целом не признают, что идентичность человека определяется обществом, на чем постоянно настаивают коммунитаристы. Макинтайр идет еще дальше, утверждая, что у либерализма вообще нет рациональных оснований. Его источник может быть обнаружен в единственном типе социальной жизни, создающем основания для мораль-
184
ных суждении, то есть в таком, где сущность человека определяет его истинные цели. Либералы поэтому вынуждены либо провозглашать заведомо ложную определенность своих суждений, либо признать, что мораль есть дело индивидуального мнения, то есть таковой вообще не является.
По мнению коммунитаристов, проблемы проистекают именно из этих слабостей либерализма. Неудивительно поэтому, что коммунитаристов не привлекла и идея «общественного договора». Они также отрицают возможность того, что идея процедурной справедливости может создать адекватную основу для социальных институтов. Для того чтобы понять, какие именно правила и законы являются для нас наиболее подходящими, необходимо внимательно проанализировать жизнь своей общины, ее моральные традиции и ценности и способы их защиты.
Более того, коммунитаристы сделали и еще более далеко идущие выводы в отношении либерализма. Три столетия либерального дискурса, пишет Макинтайр, привели к разрушению этой традиции в европейской моральной теории, в свое время создавшей основу американского политического общества. Потеря либеральной моральной традиции сказалась и на том, что сегодня по существу не осталось средств для рационального разрешения споров.
По Макинтайру, единственный путь преодоления недостатков, присущих современной либеральной теории, — это согласие с коммунита-ристской концепцией справедливости, в основу которой положена аристотелевская модель с некоторыми изменениями, в частности, отброшена всякая связь с метафизикой; человеческий «телос» рассматривается в традиционном ключе, при этом допускается возможность трагического морального конфликта. Однако Макинтайр не уточняет, что именно он понимает под традицией, на которой, собственно, и строится вся концепция. Главное для Макинтайра — это способность его теории, как он полагает, избежать проблемы выбора между предпосылками, которые невозможно сопоставить. С его точки зрения, такая теория просто идет по пути признания силы соперничающих моральных благ32. Проследив основные вехи истории морали со времен гомеровской Греции и вплоть до наших дней, Макинтайр сделал вывод: внутренняя несвязность либерализма принуждает делать выбор между Ницше и Аристотелем, политикой реализации воли к власти и политикой, определяемой общественной добродетелью. Его же теория якобы избавляет человека от этого выбора.
Важное разногласие возникает также в связи с пониманием целей политической философии (нормативной политической теории). Американский философ Ф.Кэннингхэм считает, что весьма важно различение
1 Maclntyre A. Op. cit. P. 208.
185
двух принципиально различных подходов к этой проблеме — «истори-цистского» и «трансцендентального»33. Именно к первому подходу он относит коммунитаристов. Такие теоретики, как Р.Рорти, М.Уолцер и А.Макинтайр, помещают философию в сферу специфически общинных культурных традиций, которые, как они утверждают, придают наследующим их людям чувство идентичности и соответствующие нормы поведения. Рорти рассматривает традиции как более гомогенные и связанные друг с другом, нежели другие коммунитаристы.
С точки зрения трактовки демократии такой подход содержит и преимущества, и недостатки. Преимущество заключается в наличии основания для утверждения, что в обществе, где традиции включают демократическую политическую культуру, политическая теория неизбежно будет служить именно демократии34. Ограниченность этой позиции связана с тем, что, каким образом философия будет скоординирована с демократией, зависит от совпадения времени и места.
По мнению Макинтайра и Уолцера, подобная позиция Рорти приводит к идентификации демократии с правлением современного типа в США, а роль политической теории, по существу, сводится к его апологии. Макинтайр же полагает, что традиции чувствительны к изменениям, когда они перестают развиваться с точки зрения своих собственных критериев, или встречаются с альтернативными традициями, к которым в потенциале они смогут приспособиться35. Но тогда уникальной функцией политической философии становится исследование возможностей и желательности прогрессивных изменений и приспособлений, где под прогрессом понимается, прежде всего, демократия. Уолцер развивает эту точку зрения, описывая «группу критиков», т.е. интеллектуалов, сориентированных на практические задачи и представляющих разные общины и традиции, однако разделяющих критическую озабоченность необходимостью поддерживать и развивать демократические ценности36. Впрочем, коммунитаристы и сами ясно видят опасности такого подхода: интеллектуалы либо рискуют потерять связь со своими общинами, либо, не имея ясного критерия демократического прогресса, обнаружат враждебность к чужим традициям, тем самым осуществляя антидемократическую функцию.
33 Cunningham F. Democracy and Socialism: Philosophical Aporiae // Philosophy and Social Criticism. 1990. Vol. 16.' 4. P. 273.
34 Rorty R. Solidarity or Objectivity? // Post-Analytic Philosophy / Ed. by John Rajchmann and Cornel West: N.Y.: Columbia University Press, 1985. P. 11—12.
35 Maclntyre A. Whose Justice? Which Rationality? Notre-Dame: University of Notre-Dame Press, 1988. P. 361.
36 Walzer M. The Company of Critics: Social Criticism and Political Commitment in the 20* Century. N.Y.: Basic Books, 1988.
186
Основной, определяющей чертой современного либерализма (как уже было показано выше) является утверждение приоритета права по отношению к благу. Иными словами, соображения права и справедливости призваны играть более важную роль по сравнению с общественной пользой, что гарантирует для индивида собственную власть над своими мыслями и действиями без вмешательства извне. Это предполагает право индивида на свободное развитие собственной идентичности, а также участие в демократическом процессе в качестве автономного гражданина.
Если принципы права, по Роулсу, являются продуктом выбора в «исходной позиции», то концепции блага избираются индивидуально в реальном мире. Но именно в этом содержится существенное различие. Хотя и то, и другое определяется выбором, гипотетические условия «исходной позиции» предполагают, что реальные люди не имеют никакого отношения к праву. В сущности, реальный выбор начинается лишь тогда, когда снята «вуаль неведения». Иное дело — благо. Здесь каждый человек может сделать выбор самостоятельно, планировать свою жизнь, даже формулировать собственную философскую концепцию, поскольку единой и обязательной для всех нет. Именно этот смысл Ро-улс вкладывает в приоритет права над благом, причем как в моральном, так и в эпистемологическом отношении.
Блага, в отличие от телеологической теории, у Роулса отнюдь не универсальны и не присущи индивидам внутренне, априорно. Речь, в сущности, идет о группе благ, которые могут быть полезными как для реализации индивидуальных целей, так и о частичной реализации общей цели, о желательных для всех благах, находящихся под прямым контролем социальных структур общества. Иными словами, принципы справедливости в условиях современной демократии, выведенные независимо от каких-либо моральных, религиозных или философских теорий, детерминируют в своих рамках определенные концепции блага.
Но то, каким образом Роулс защищает это положение, вызвало резкую критику, особенно со стороны приверженцев коммунитаристского подхода. Как мы увидим это ниже, по их мнению, подобный приоритет права над благом вообще не может существовать, поскольку предполагает весьма специфический тип общества с совершенно определенными институтами. Как пишет, например, Чарльз Тэйлор,
«основная ошибка атомистического индивидуализма заключается в том, что он, будучи неспособным дать оценку степени, до которой свободный индивид со своими собственными целями и стремлениями будет защищать свое справедливое вознаграждение, сам оказывается возможным только в определенном типе цивилизации; требуется длительный период развития определенных институтов и практики правления закона, правил уважения равенства, обычаев совместных обсуждений, общей
187
ассоциации, культурной эволюции и т.д. для того, чтобы создать современного индивида»37.
А коль скоро признано, что наличие прав и концепция справедливости не существуют априорно и независимо от специфических форм политической ассоциации, то, по мнению этих критиков, не может быть и абсолютного приоритета права над благом. Они противопоставляют роулсовской трактовке приоритета справедливости и индивидуальных прав идею общего блага, построенного на основе разделяемых моральных ценностей.
Коммунитаристы выступили против обоснования приоритета права по отношению к благу через моральное действие, а также против эпистемологических утверждений в отношении порядка морального знания. Ч.Тэйлор пишет, например, что мы не можем разрешить вопросы права или справедливости, встав на нейтральную позицию по отношению к благам, ценным для людей. Вместо этого следует погрузиться в дебри «языка качественных противоположностей» для того, чтобы сделать неизбежный, хотя и весьма трудный выбор среди разнообразных благ38. М.Уолцер, в свою очередь, полагает, что любые аргументы в отношении прав и распределительных принципов должны принимать во внимание разделяемый смысл различных социальных благ. Права же, по его мнению, не могут быть определены до блага, поскольку природа и сфера действия распределительных принципов будут варьироваться по отношению к социальным благам39.
Главный аргумент Сэндела сводится к тому, что либерализм вообще основывается на целой серии ошибочных метафизических и метаэтиче-ских взглядов. К их числу он причисляет убеждение, что справедливость абсолютна и универсальна; что люди могут узнать друг друга настолько хорошо, чтобы иметь разделяемые цели; что самоидентификация человека происходит вне зависимости от социальных целей. А коль скоро предварительные условия ошибочны, неверен и вывод либерализма о превосходстве права над благом.
В самом общем виде сэнделовская аргументация может быть сведена к следующим положениям:
во-первых, признать политику, основывающуюся на принципе прав, значит верить, что справедливость должна обладать абсолютным приоритетом над всеми другими конкретными целями;
во-вторых, признать приоритет справедливости над концепцией блага, значить верить, что идентификация человека может быть осуществ-
37 Taylor С. Philosophy and the Human Sciences // Philosophical Papers. 1985. Vol. 2. P. 309.
38 Taylor С The Diversity of Goods // Utilitarianism and Beyond / Ed. by A.Sen and B.Williams. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1982. P. 132.
39 Walzer M. Spheres of Justice. N.Y.: Basic Books, 1983. P. 15.
188
лена до определения блага (в противном случае концепция блага каждого человека войдет в общую концепцию блага);
в-третьих, поскольку идентификация происходит на основе концепции блага, справедливость не может обладать приоритетом. Из этих рассуждений он делает однозначный вывод: следовательно, нельзя поверить в адекватность политики, основывающейся на правах человека.
В сущности, каждый из этих аргументов может быть оспорен. Политика прав может быть признана не потому, что справедливость имеет приоритет перед благом, а поскольку стремление к благу требует, чтобы общество защищало права своих членов. Справедливость может быть приоритетной по отношению к благу отнюдь не потому, что члены общества априорно индивидуалистичны, а поскольку это самый правильный путь распределения блага между гражданами, которые отнюдь не обязательно должны соглашаться с общей концепцией блага. Наконец, неверно и утверждение, что человеческая идентичность определяется концепцией блага. Этот процесс неизмеримо сложнее. Конечно, общество, традиции, культура, уровень развития цивилизации и т.д. оказывают важное влияние на формирование личности. Но нельзя сбрасывать со счетов и определенные генетические предрасположенности и, наконец, что наиболее важно, собственную волю человека. Человек — не запрограммированный робот, это личность, вносящая собственное творчество в жизнь общества. Но даже если бы мы вдруг смогли убедить себя и других, что именно представление о благе идентифицирует человека, то вполне логичным было бы заключить, что справедливость должна войти в качестве важнейшего ингредиента в эту концепцию блага. Поэтому с аргументацией Сэндела в этом вопросе никак нельзя согласиться.
Кроме того, Сэндел стремится доказать, что, несмотря на очевидное стремление Роулса дистанцироваться от кантовской метафизики, ему это так и не удалось сделать. Виной тому — роулсовская приверженность деонтологическому подходу. Сэндел также видит ошибку в утверждении Роулса, что справедливость есть главная добродетель социальных институтов, то есть он не соглашается с самим предположением, что моральные нормы могут быть применимы к социальным институтам. Еще один недостаток он видит в
«метаэтическом утверждении, что основания справедливости должны
быть независимы от всех социальных и исторических случайностей, не
будучи при этом трансцендентальными»40.
При этом Сэндел опирается на суждение Роулса о том, что
40 Sandel M. Op. cit. P. 16—17.
189
«идеал личности, воплощенный в принципах справедливости, является архимедовой точкой для оценки основополагающей структуры общест-
Смысл разногласий между либералами и коммунитаристами весьма прозрачен. Либералы утверждают приоритет права над благом на том основании, что не существует бесспорной концепции блага, признаваемой всеми гражданами в качестве общей основы общественного сотрудничества. Коммунитаристы, напротив, полагают, что попытка определения принципов справедливости без признания разнообразия благ и принципов распределения — не что иное, как самообман.
Однако все здесь не столь однозначно. При ближайшем рассмотрении, избавленном от полемического накала, видно, что позиции спорящих носят во многом компромиссный характер. Дело в том, что и либералы соглашаются, что права предполагают некоторое положение о благе. Роулс, например, неоднократно упоминает, что определение прав опирается на «узкую» теорию блага, включающую минимально необходимые положения о природе общественного сотрудничества. Коммунитаристы в свою очередь весьма высоко ценят либеральные права как идеал и атрибутивную черту демократического общества прежде всего потому, что эти права обладают приоритетом в силу их фундаментальной роли в гарантировании равной способности индивидов формировать и следовать своей собственной концепции блага и, тем самым, определять общественную идентичность в рамках взаимно определенных и признанных ограничений.