Файл: Короленко Ц. П., Дмитриева Н. В., Шпикс Т. А. Психическое здоровье xxi века психические отклонения в постмодернистском обществе.pdf

какой-то ритуал (или ритуалы), содержание которого не сообщается окружающим, а носит интимный характер персональной тайны.
Постоянно присутствующая в психике структура ритуалов объективно приводит к относительно частому повторению различных вариантов внутреннего “ухода” и определенных стереотипных поведенческих реакций. В процессе интроекции (введения) ритуалов в психику возможна их интернализация (усвоение), при этом они становятся элементом психической структуры. Подобная динамика часто сопровождается трансформацией содержания ритуалов, приобретением ими нового смыслового значения. Наиболее типичным для этого процесса становится появление в психическом содержании ритуала нового магического компонента, наряду с уже имеющимся защитным компонентом. В результате выполнение ритуала уже не столько защищает его обладателя от нежелательных мыслей и/или эмоций, сколько выполняет функцию магической протекции от физической угрозы, болезни, несчастного случая, неудачи, поражения.
Степень представленности отдельных составляющих в общей структуре ритуалов отражает степень вовлеченности в процесс бессознательной сферы.
Чем большую долю участия в психологическом содержании ритуала имеет магический компонент, тем в большей степени задействовано влияние бессознательного.
Магическая «окраска» ритуалов обычно клинически неблагоприятна и свидетельствует о риске развития эндогенного нарушения психотического уровня.
ОКППО является повреждающей дисфункцией, которая значительно чаще встречается в постсовременной культуре, чем диагностируется. Очевидно, в связи с этим можно говорить о скрытой
90

эпидемии данного нарушения. Лица с ОКППО, несмотря на наличие критического отношения к собственной дисфункции (многие из них субъективно воспринимают свои переживания и привычки как иррациональные и стыдятся их раскрытия), не обращаются за помощью к профессионалам. Над ними постоянно давлеет выделяемая психоаналитиками структура наблюдающего эго, выполняющего функцию безличностно оценивающего со стороны образования. Таким образом, ОКППО является в значительной степени эго-дистонной структурой, то есть структурой, не сливающейся с эго, а чужеродной по отношению к нему.
Естественно, что в отличие от клинической классической формы обсессивно-компульсивного расстройства в варианте ОКППО эго- дистонность менее выражена.
В то же время следует учитывать, что лица с ОКППО во многих случаях лишают себя возможности достижения успеха в сфере желаемых и потенциально доступных положительных результатов профессиональной самореализации. Так, например, они часто довольствуются мало оплачиваемой, не престижной работой, лишенной возможности реальных дальнейших продвижений.
Социологический анализ показывает, что особенности постмодернистского общества неоднозначно влияют на риск формирования ОКППО. С одной стороны, характерный для постмодернизма непрерывный поток быстро происходящих изменений несомненно вступает в противоречие со стилем жизни, формирующимся как следствие данного нарушения. С другой, – сохраняющееся влияние бюрократических структур со все усложняющимися громоздкими системами планирования, отчетности, постоянного, зачастую необоснованного и
91

обременительного многоуровневого контроля создает тепличные условия для задействованных в этой системе лиц с ОКППО.
В постмодернистском обществе функционирует значительно большее количество лиц с ОКППО, чем пациентов с официальным диагнозом обсессивно-компульсивного расстройства. В выраженной клинически классической форме обсессивно-компульсивное расстройство диагностируется у 0, 2 % популяции (Ratey, Johnson,
1998).
Лица с
ОКППО, являясь составным элементом бюрократических учреждений, оказываются основой процветания различных аддиктивных организаций. Аддиктивные организации объективно значительно тормозят прогрессивное социальное развитие производства, образования, медицины, науки, культуры и др.
Особенно отрицательно сказывается воздействие аддиктивности во всем, что непосредственно связано с творчеством. Аддиктивный компонент организации создает психологический климат, препятствующий реализации творческих подходов, ломке принятых стереотипов, видению новых возможностей и перспектив, возникновению инсайтов.
В аддиктивных организациях работают индивидуальные аддикты, которые на фоне уже сформированного ранее исходного сочетания индивидуальных аддиктивных механизмов с признаками
ОКППО воспринимают организационную аддиктивность как благодатную почву и, в свою очередь, активно способствуют усилению социальных аддиктивных механизмов.
Психологические особенности лиц с ОКППО совпадают с основными принципами функционирования аддиктивной организации. Их объединяет невнимание к человеческому фактору,
92

игнорирование эмпатии и сопереживания, формализм, инструментальный стиль отношений, эмоциональное дистанцирование, отчужденность, ориентация на количественные показатели, постоянный мелочный контроль в отношении себя и других людей. Объединяющими моментами являются также закрытость, стремление производить впечатление отсутствия сколько-нибудь значительных проблем, создавать и искусственно поддерживать в глазах окружающих свой положительный имидж.
В имеющейся по проблеме литературе встречаются данные анализа влияния семейных факторов на формирование ОКППО.
Levenkron (1992) в этом контексте специально выделяет роль зависимости, доверия, способности к проявлению достаточно тонких оттенков эмоциональных реакций, чувств, входящих в спектр нежности. По мнению автора, нормальное развитие этих психических образований предотвращает возникновение рассматриваемой повреждающей дисфункции.
Если ребенок рождается в тревожной семье, у родителей, пребывающих в состоянии постоянного стресса, у него отсутствует уверенность в способности родителей позаботиться о нем. Такой ребенок переживает чувства опасности, неуверенности и недоверия.
На фоне имеющейся недостаточности он выбирает вариант минимизации своих потребностей в родительской заботе, обусловленный страхом столкновения с отрицательной реакцией родителей.
Родитель становится для ребенка исключительно символом зависимости. Levenkron полагает, что на бессознательном уровне ребенок воспринимает силу родителей как связанную с его (ребенка) минимальной потребностью в заботе. Эта психологическая связка
93

обратной зависимости фиксируется в психике. По мере развития процесса формируются отношения, в которых дети оказываются в ситуации необходимости возложения на себя ответственности за выполнение не свойственных их возрасту взрослых функций, например, функций посредничества и/или советчика в отношениях между родителями. В результате возникает неадекватное, кратковременное повышение самооценки ребенка. Однако, в длительной перспективе такая ответственность воспринимается как все более обременяющая, что приводит к развитию стойких негативных эмоциональных комплексов. Ребенок чувствует, что положительное родительское отношение к нему связано только с его способностью удовлетворять желания взрослых. Это блокирует нормальное психобиологическое развитие и задерживает формирование спаянной (когезивной) идентичности.
Отец в таких семьях воспринимается матерью как человек отстраненный, эмоционально недоступный, интересующийся исключительно вне семейными, производственными проблемами и контактами с другими людьми. У отца отсутствует глубокое взаимопонимание с матерью, общение между супругами носит поверхностный формальный характер. Отец устраняется от необходимой для ребенка поддержки, не выполняет многих обещаний, ограничиваясь формальными ссылками на чрезвычайную занятость, загруженность делами, работой, ответственностью.
Причины эмоциональной недоступности и дистанцированности родителей в условиях постсовременной культуры могут быть обусловлены и объективными факторами: загруженностью событиями, необходимостью постоянно “быть на высоте” предъявляемых требований, приспосабливаться к нарастающему
94

темпу изменений, преимущественной настроенностью на достижение успеха.
Одной из ключевых особенностей постсовременного общества является феномен покидания. Покинутыми оказываются дети, не получающие достаточного родительского внимания. Покинутыми чувствуют себя супруги, потерявшие радость эмоционального общения.
Лицам с ОКППО свойственна низкая самооценка, связанная с невыполнением родителями психобиологических требований, способствующих стимуляции формирования детской идентичности.
Родители редко хвалят детей, мало говорят об их положительных чертах, что крайне необходимо для становления идентичности ребенка. Вместо этого ребенка часто обзывают, награждая терминами
“глупый”, “упрямый”, “невнимательный,” “тупой” и др.
Такие эпитеты и негативные характеристики усваиваются ребенком, интроецируются его психикой и интернализуются в ней.
Отрицательное влияние на этот процесс оказывают недостаток внимания к ребенку, безразличие к его достижениям, отсутствие достаточного психобиологически необходимого зрительного контакта, пренебрежение привязанностями, хобби ребенка, его привычками, опасениями и страхами.
Постоянная недостаточность внимания к ребенку, урывочное общение “на ходу”, отсутствие эмоциональной поддержки приводят к формированию комплекса неполноценности, чувства своей незначимости, никчемности, безинтересности, невозможности представить интерес для других при сколько-нибудь длительном контакте.
95

Для лиц с ОКППО характерна низкая самооценка, сочетающаяся с задержкой развития способности к тонким эмоциональным переживаниям. Спектр эмоциональных переживаний обеднен, большинство чувств вытесняется в бессознательную сферу и так и не реализуется в течение жизни, что приводит к блокированию их развития, невозможности совершенствования, «шлифовки», приобретения адаптивных нюансов и навыков.
Взрослые индивидуумы с ОКППО чувствуют внутреннюю пустоту, оценивая себя примерно так: “я чувствую себя никем”, “у меня такое ощущение, как будто внутри меня пустота, в которой никого нет”,
“когда я пытаюсь думать о себе, у меня возникает чувство омертвения, как будто во мне нет ничего живого”.
Низкая самооценка препятствует полноценному общению из-за страха критических замечаний, отвержения. Самоизоляция становится психологической защитой. Эти лица на бессознательном уровне ограждают себя от неформального контакта, дружеских отношений, взаимной симпатии, любви. Они создают психологический барьер возникновению привязанности к кому-либо, так как боятся неизбежного, с их точки зрения, покидания и связанных с ним тяжелых переживаний.
Ригидность, холодность, отстраненность, уход от “встречи” с негативными переживаниями создают у лиц с ОКППО почву для возникновения неожиданных эмоциональных взрывов, агрессии, совершения насильственных действий с аффектом ярости. На роль в таких проявлениях сверхконтроля, проявляющегося у этих лиц в повседневной жизни, указывают, в частности, авторы, занимающиеся судебно-психиатрическими аспектами убийств
96

“яростного типа” (Meloy, 1992; Cartwright, 2002; Hyatt-Williams, 1998 и др.).
Satten et.al. (1960) при описании индивидуумов, совершающих внезапные убийства, используют личностные характеристики, свойственные ОКППО: рациональность, ригидность, когезивность, наличие сильного контроля над поведенческими актами.
Совершаемые на этом фоне преступления носят необъяснимый, бессмысленный характер.
Hyatt-Williams (1998) обращает внимание на то, что у лиц с подобными психологическими особенностями выявляется ограниченная переносимость любых аффективных состояний, в особенности гнева, который может внезапно полностью овладевать ими. В то же время обычное выражение эмоций всегда крайне затруднено, следствием чего является преимущественно формальные отношения с другими. Типично также избегание потенциально конфликтных ситуаций.
При неспособности к сопереживанию, лица с ОКППО могут участвовать в совершении антигуманных активностей различного и даже преступного характера. Если последние санкционированы непосредственными начальниками, или вышестоящими представителями власти, индивидуумы с ОКППО так объясняют причины своих действий: “Я только выполнял приказ”, “У меня не было никаких чувств личной неприязни к репрессированным”,“Я просто подписывал/подписывала соответствующие бумаги”. Так выглядят декларации попыток самооправдания в случаях привлечения данной категории лиц к юридической или моральной ответственности.
97

В заключение следует отметить, что ОКППО является элементом, присутствующим в психике так называемых
“байстандеров” (bystanders) – лиц, со стороны наблюдающих за различными негативными процессами и событиями, включающими преступные действия по разным, например, политическим мотивам, занимающих позицию невмешательства или конформного пассивного одобрения.
Пограничная повреждающая психическая организация
Современная Россия характеризуется, как уже отмечалось, одновременной представленностью в популяции трех культурных структур – традиционной, современной и постсовременной.
Традиционная культура сохраняется в наиболее выраженном варианте в сельской местности, небольших городах и поселках, отдаленных от метрополий и промышленных центров. Современная и особенно постсовременная культура является прерогативой больших городов и метрополий.
Исторически сложившееся очень быстрое вытеснение традиционной культуры в ее советском варианте современной и постсовременной культурой вызвало аккультуризационный шок у большого количества людей, относящихся к различным социальным группам.
В психике значительного числа людей, даже успешных и социально приспособленных, воспринявших постсовременную культуру положительно и усвоивших ее подходы, элементы старой традиционной культуры остаются вытесненными в бессознательную сферу. Медленно и постепенно они приобретают архаичный характер, оказывая постоянное влияние на психический статус, эмоции,
98

мышление и деятельность, находясь в противоречии с содержаниями психики, свойственными постсовременной культуре.
Подобная ситуация неизбежно вызывает хроническое эмоциональное напряжение и психофизический стресс.
Интернализация (усвоение) проявлений постсовременной культуры часто носит поверхностный характер и не интегрируется с другими составляющими личности. Взаимосвязь этих двух факторов: влияния рудиментов традиционной культуры и недостаточно интернализованной постсовременной культуры происходит во многих случаях на фоне исходной диффузной идентичности и объективно не только блокирует формирование более спаянной идентичности, но и усугубляет ее фрагментизацию
В результате происходит насыщение современной популяции лицами с признаками диффузной идентичности, типичной для пограничных состояний. Некоторые из них обнаруживают набор симптомов, зарегистрированных как критерии диагностики пограничного личностного расстройства (ПГР), согласно DSM-IV-
TR. Количество таких лиц стремительно нарастает. Однако, значительное большинство не “собирает” достаточного количества признаков, требуемых для диагностики ПГР.
Более того, диагностирумые у них признаки проявляются в мягкой форме, в течение длительных периодов времени компенсируются зрелыми психологическими защитами в виде сублимации, интеллектуализации, идентификации, и задействуются обычно только в стрессовых ситуациях.
Тем не менее, эти лица часто испытывают необъясняемое никакими причинами состояние психического дискомфорта, обнаруживают наличие “низкого уровня страха” (по Bauman, 2002);
99