Файл: Лекция 1 "Предварительное понятие истории философии".pdf

58 ления о нем - некоторое конкретное, различенное единство мышления и бытия.
Критерием истины, т.е. мерой этого соответствия выступает, с точки зрения стоиков, не простое представление или мнение, а только то представление предмета, с кото- рым согласно наше мышление - то мышление, которое оценивает представление предмета и может судить, истинен представляемый нами предмет или нет.
В этом определении содержится, несомненно, момент истины. Действительно, ни представление предмета не может быть критерием истинности себя самого, ни пред- мет представления не может быть критерием истинности представления. Наши пред- ставления о предметах изменчивы, а предметы сами о себе судить не могут. Крите- рием истинности представления предмета может быть лишь то, что может судить, оставаясь в отношении к иному неизменным, тождественным себе самому. Таково только наше мышление - наш мыслящий дух. (“Когда меня не будет среди вас, дух приведет вас к истине”, - говорил Христос. Без принципов Сократа, Платона, Ари- стотеля и стоиков христианство не могло бы возникнуть).
Итак, судящим и свидетельствующим об истине представлений является наше мыш- ление. Дело мышления состоит в том, что оно из себя самого дает предмету свое одобрение или неодобрение, признает или не признает предмет представления соот- ветствующим своим всеобщим определениям. При этом само одобрение или неодоб- рение есть высказывание этого соответствия предмета мышлению, или суждение как таковое. Слово “суждение” недаром происходит от слова “судить”: мыслящий дух сам судит все и всему выносит последний, не подлежащий обжалованию приговор. В этом страшном суде мыслящего духа над любым предметом представления, согласно стоикам, содержится и сказывается истина, состоящая в соответствии предмета мышлению. Если предмет не соответствует тождественному себе мышлению, то тем хуже для предмета, ибо, хотя он и есть, он неистинен, ибо он неистинен для духа!
Этот взгляд на истину выступает основой известной стойкости и безмятежности стоических мудрецов в самых ужасных условиях жизни - болезнях, невзгодах, поли- тических кризисах общества и т.п. С ним связана необычайная привлекательность стоической морали, учащей человека всегда сохранять спокойствие и, не поддаваясь безумию мира и собственных страстей, слушать голос только своего мыслящего духа
- голос совести и доброй воли (читайте об этом в “Беседах” Эпиктета, “Размышлени- ях” Марка Аврелия или в “Мифе о Сизифе” выдающегося писателя и стоика ХХ века
Альбера Камю). Достижение атараксии, т.е. состояния безмятежности сами стоики считали целью всей своей философии.
Но это уже этический вывод, так сказать, плод стоического принципа, - принципа, который только и имеет собственно философский интерес. В этом основном опреде- лении стоицизма содержится и его собственная граница - та ограниченность их принципа, которую сразу подметили критики стоиков. В чем состоит эта ограничен- ность? В том же, в чем и истинность принципа стоицизма, ибо действительные не- достатки великих философских учений неотделимы от их достоинств.
Смотрите: если истина, согласно стоикам, содержится не в мышлении самом по себе, а только в мышлении, находящемся в отношении к существующему независимо от него предмету, то какое же содержание принадлежит самому этому мышлению? Ни- какое? Но в этом случае мышление не могло бы быть судящим, свидетельствующим об истине. Содержание, принадлежащее самому мышлению, есть. Но, поскольку мышление берется стоиками только как рассуждающее мышление, т.е. как рассудок,

59 мыслящий о внешнем для него предмете представления, собственным содержани- ем мышления оказывается только его форма абстрактного тождества с собой. Эта тождественная себе форма и есть единственное содержание, принадлежащее рассу- дочному мышлению.
Чем бы ни был предмет представления - городом Римом, цепями рабства, букашкой, человеком или Богом, мышление, отталкиваясь от него, уходит в себя - в формальное тождество с собой. В этом уходе оно открывает тождество или нетождество предмета представления себе самому, признает или не признает предмет представления истин- ным предметом - таким, каким он должен быть. Но, спрашивается, с помощью чего мышление находит это соответствие или несоответствие? Исключительно с помо- щью трех т.н. законов формальной логики. Если предмет не противоречит формаль- ному тождеству моего мышления с собой (моим убеждениям, т.е. принципам, кото- рыми я не могу поступиться), то соответствие есть, а если противоречит, значит, есть несоответствие - и третьего не дано. Или - или!
Критерий истины у стоиков оказывается, таким образом, формально-логическим, т.е. внешним предмету и, стало быть, самому мышлению в его многообразном содержа- нии, критерием. Иначе и быть не могло, поскольку само предмет у стоиков есть все- гда внешний рассуждающему мышлению предмет представления - и только. Отсюда ясно, почему стоики придавали такое огромное значение разработке формальной ло- гики - логики рассудочного мышления, не противоречащего себе и предмету пред- ставления. Один Хрисипп, опираясь на формально-логические работы Аристотеля и его последователей, написал около 300 логических работ! Но все эти логические раз- работки (в том числе риторические, посвященные правильным фигурам речи, и диа- лектические, посвященные правилам ведения беседы, правилам постановки вопросов и нахождения ответов на них) не избавили стоиков от одного каверзного вопроса их оппонентов: если наше мышление находится во внешнем отношении к предмету представления и истина есть только соответствие этого предмета мышлению, то по- чему именно мышление есть критерий истинности предметов представления, а не что-то иное? Ведь знакомство с этими предметами начинается с их ощущений! Не есть ли ощущение критерий истины? С обоснованием этой позиции выступил глав- ный противник стоиков - Эпикур.
Эпикур
Доктрина Эпикура (342 - 271 до Р.Х.) проста настолько, что, пожалуй, в философии не может быть ничего более простого. О том, какова эта простота, судите сами.
Согласно Эпикуру, раз все наши знания начинаются с ощущений, то судить о вещах и даже о природе вещей следует так, чтобы наши мысли ни в чем не расходились с чувственными восприятиями - с тем, что мы видим, слышим и т.п., то есть с тем, что мы всякий раз наблюдаем, с чем ежедневно сталкиваемся в опыте. Эпикур без коле- баний помещает представления в нас, а вещи - вне нас и оказывается перед необхо- димостью объяснить, во-первых, каким способом образы вещей входят в нас извне и, во-вторых, как в нас возникают представления о том, чего мы не ощущаем, т.е. о со- кровенном? Чтобы ответить на эти вопросы, Эпикур и создает свое учение - во всем согласующуюся с чувственной достоверностью картину мира. Вот она.
Прежде всего Эпикур устанавливает, что ничто не происходит из небытия (иначе все происходило бы из всего) и не исчезает в ничто (иначе все давно погибло бы). По-

60 этому мир всегда был и будет таким, каков он есть - ведь помимо него нет ничего, что могло бы войти в него и произвести хоть какое-то изменение.
Мир, далее, состоит из тел и пустого пространства, в котором тела двигаются. О том, что есть тела, свидетельствуют ощущения, а о том, что есть пустота, свидетельствует наблюдаемое движение тел. Кроме тел и пустоты нет ничего действующего или дей- ствительного, ибо ничего другого нельзя представить себе на основе ощущений.
Из тел одни - соединения, другие - те, из чего состоят эти соединения. Эти несостав- ные тела неделимы, почему и называются атомами.
Мир безграничен по количеству тел и величине пустоты, ибо если бы пустота была бесконечной, а число тел - конечным, все тела давно разлетелись бы, а если бы пус- тота была конечной, то бесконечные по числу тела не имели бы, где им остановиться и поместиться. Кроме того, если бы мир был конечным, то его крайняя точка была бы откуда-нибудь видна.
Далее Эпикур утверждает, что атомы, из которых образованы сложные тела, необъ- ятны по числу своих форм, ибо невозможно, чтобы такое множество различий в сложных телах, какое мы наблюдаем, могло образоваться из ограниченного числа форм. При этом не нужно, чтобы число форм атомов было бесконечным. При усло- вии бесконечного числа атомов в каждой форме достаточно необъятного числа их форм.
Атомы движутся непрерывно в течение вечности и, отталкиваясь друг от друга, при- тягиваются один к другому, временно образуя сложные тела. Начала этому нет, по- тому что есть только атомы и пустота.
От сложных тел постоянно отделяются тончайшие невидимые оболочки из особенно быстро движущихся атомов. Эти очертания сложных тел и есть их образы, благодаря которым мы их чувствуем. Истечение образов сохраняет их положение и порядок на долгое время, хотя иногда приходит в беспорядок.
В нас есть то, что может воспринимать эти истечения, испарения от вещей - душа.
Эпикур утверждает, что душа есть состоящее из тончайших атомов тело, очень по- хожее на ветер с какой-то примесью теплоты. Она рассеяна по всему нашему орга- низму и есть главная причина чувства. При этом душа не могла бы чувствовать, если бы не была прикрыта остальным организмом. Ведь если атомы, составляющие душу, удалятся из организма, он становится бесчувственным, но если душа - в организме, мы не прекратим чувствовать, даже если утратим какую-то его часть. Если же орга- низм в целом умирает, то душа рассеивается и уже ничего более не чувствует, ибо кроме пустоты нет ничего бестелесного, а пустота не может действовать или испы- тывать действие. Поэтому те, кто утверждают, что душа бестелесна, говорят вздор, - заключает Эпикур.
Из ощущений наша душа формирует представления о том, что мы ощутили. На осно- ве представлений, посредством мышления, она вырабатывает свои мнения о сокро- венном, скрытом от чувств, невидимом (например, об атомах как невидимых элемен- тарных телах, составляющих тела видимые).
Однако, кроме познания природы вещей, мышление, по Эпикуру, имеет еще и гораз- до более высокую, практическую цель - помочь человеку избавиться от страхов лю- бого рода (например, в вопросе о смерти - может ли она повредить нам, или о богах - могут ли они сделать нам что-нибудь) и достичь состояния покоя, безмятежности или атараксии. Главное средство достижения этого состояния счастья или блаженства

61
Эпикур видит в философии, которой следует заниматься всю жизнь - и в юности, и в старости, ибо для здоровья души никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым.
Мы видим, что хотя Эпикур объявляет критерием истины ощущение, мышление у него, как у всякого эмпирика, не только не отсутствует, но и играет важнейшую роль
- как в теоретической, так и в практической области. Это первая и последняя непо- следовательность, которой грешит Эпикур - создатель, пожалуй, самой привлека- тельной и простой версии материализма. И хотя стоики и эпикурейцы постоянно бо- ролись между собой, заметьте: в каждой из этих противоположных и по видимости взаимоисключающих доктрин содержится в скрытом виде признание принципа дру- гой. Как стоики черпают содержание своей рассудочной мысли из чувственной об- ласти и требуют, чтобы мышление всегда имело независимо от него сущий предмет, так и Эпикур помещает за областью ощущаемого атомы, которые можно знать толь- ко при помощи мышления.
Обоим этим противоположным - односторонним, а потому и предполагающим друг друга - принципам противостоял античный скептицизм, третья форма поздней ан- тичной философии самосознания.
Лекция 13 (окончание)
Скептики
Основателем скептицизма был Пиррон из Элиды (ок.360-270 до Р.Х.), учившийся у последователя Демокрита Анаксарха и учивший узкий круг друзей, прозванных пир- рониками. Где-то в начале нашей эры угасшее было скептическое учение возобновил критянин Энезидем. Из произведений скептиков до нас дошли только две работы на греческом языке врача Секста Эмпирика, жившего в середине II века н.э. - “Три кни- ги пирроновых положений”, излагающие все скептическое учение, и одиннадцать книг “Против математиков”, т.е. против ученых вообще, где Секст излагает скепти- ческие возражения против того, что скептики называют догматизмом.
Скептицизм обычно трактуют как учение о сомнении во всем, причем сомнение оз- начает лишь нерешительность, шаткое недоумение, колебание в своих мыслях. На- против, согласно Сексту, начало и причина скепсиса (“скепсис” по-гречески означает осматривание вокруг, т.е. рассмотрение того, о чем идет речь) лежит в надежде на невозмутимость, спокойствие духа, атараксию. Скептики поэтому отнюдь не сомне- ваются. Поскольку любому рассудочному положению можно противопоставить дру- гое, равносильное ему по доказательности, скептики советуют вообще воздержаться от любых утверждений, т.е. догм и спокойно жить, ничего категорически не утвер- ждая, но и не отрицая. “Догма” по-гречески значит “положение”, “утверждение”,
“учение”. Догматики верят в существование своих догм (в то, что есть то, о чем они говорят), а когда оказывается, что есть и противоположное, огорчаются. Скептик же никогда не утверждает догматически “есть” или “не есть”, а осторожно говорит:
“может быть, есть, а, может быть, и нет” и всегда сохраняет спокойствие. Кредо скептика - жизнь без догм, ибо все они равноценны.
На каком же моменте истины основывается скептический образ мыслей? На том, что, исходя из явлений или ощущаемого, о мыслимом или сущности явлений действи- тельно можно сделать два противоположных, но равно обоснованных утверждения, которые, таким образом, сами себя отрицают, уничтожают. Осознание этого отрыва-

62 ет дорогу к воздержанию от суждений вообще (т.н. “эпохэ”) и, далее, к атараксии - к полной невозмутимости покоящегося, ни о чем не судящего духа. “Не судите, да не судимы будете!” - эта максима, несомненно, скептического происхождения, как и во- прос Понтия Пилата: “Что есть истина?”. Скептики, безусловно, правы в этом своем положении, и в осознании этого пункта состоит вклад античного скептицизма в исто- рию философии и образования. Кто не осознает этого, тому еще рано судить о науках вообще и тем более - о философии.
Свой принцип скептики подтверждают пятнадцатью “тропами” - пятнадцатью осно- ваниями воздержания от суждений, которые излагает Секст. Первые десять тропов, сформулированные еще Пирроном, сводятся к одному тропу относительности всего, т.е. относительности судящего (все люди разные, у них разные убеждения, обычаи и традиции), подлежащего суждению (вещи находятся в отношении друг к другу по величине, положению, составу и т.п.) и относительности того и другого (цикута, на- пример, отравляет одних и безвредна для других). Из этой относительности скепти- ки, в отличие от софистов, заключают: раз все относительно, следует воздерживаться от суждений о том, каково оно само по себе (утверждать, например, что есть людей нельзя, что этот предмет - велик, что цикута ядовита и т.п.). Нельзя утверждать даже, что человек есть мера или не мера всех вещей! Эти тропы направлены, как видим, против обыденного, наивного сознания, непосредственно принимающего и выдаю- щего за истину свою догму.
Последние пять тропов менее древнего происхождения. Они направлены уже против образованного, искушенного в науках сознания.
Первый троп указывает на расхождение философов во мнениях (например, по вопро- су об определении первоначала). Отсюда скептики правильно заключают, что догма- тически принимать никакое учение нельзя.
Второй троп указывает на уход в бесконечность при рассудочном обосновании лю- бого положения (то, что обосновывает суждение, должно быть, вы свою очередь, обосновано и т.д. до бесконечности). Поэтому следует воздерживаться от согласия с любым суждением как недостаточно обоснованным.
Третий троп - “о гипотезе”. Он гласит: когда догматики видят, что они отброшены в бесконечную цепь доказательств, они выставляют что-либо как принцип, который они уже не доказывают, а просто принимают без всякого доказательства как аксиому или, точнее, гипотезу. Но с тем же правом (вернее, с тем же отсутствием права) мож- но без доказательства выдвинуть и противоположную гипотезу.
Троп о круге в доказательстве указывает на то, что, не желая уходить в бесконеч- ность или опираться на гипотезы, догматики обосновывают определенное суждение тем, что этим суждением обосновывается - отсылают, как говорится, от Понтия к
Пилату. Так, стоики основывают свои суждения о видимом на рассудочном мышле- нии, а оно со всеми своими формальными “законами”, в свою очередь, опирается на то, что видимо.
Последний троп об относительности мыслимых определений на примере рассмотре- ния отношения причины и действия хорошо иллюстрирует скептическую манеру рассуждать. “Есть ли причина чего-нибудь?” - спрашивает скептик и отвечает: веро- ятно есть, ибо как иначе происходило бы все, если не по какой-то причине. Но если бы не было причины, все происходило бы из всего, как придется (лошади могли бы рождаться от мышей и т.п.). Кроме того, говорящий, что нет причины, сам себя оп-