Файл: Первая. Общетеоретические вопросы праздника как социальноэстетического феномена.docx
ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 08.11.2023
Просмотров: 654
Скачиваний: 2
СОДЕРЖАНИЕ
{9} Часть перваяОбщетеоретические вопросы праздника как социально-эстетического феномена
I. Постановка проблемы. О понятии праздника
II. Проблема праздника в научной литературе XIX – XX вв.Краткий обзор общих концепций праздника
III. Праздник и общение. К вопросу о социальной сущности праздника
IV. «Праздничное время», «праздничное мироощущение» и «праздничная свобода»
{133} V. Праздник и искусство. К вопросу о специфике праздничного выразительно-игрового поведения
{178} Часть втораяПраздник и революция
I. Празднества Великой Французской революции 1789 – 1793 гг.
II. Праздничность социалистической революции как понятие марксистско-ленинской эстетики
III. Октябрьская революция и зарождение советского массового празднества
IV. Ранний советский массовый праздник. Его праздничность, функции и обрядово-зрелищные формы
V. Эстетические противоречия раннего советского массового праздника
Праздничное мироощущение афинян, как можно предполагать, учитывая сложный, многосоставный характер их празднества, было очень объемным и включало в себя все эмоциональные оттенки, на какие только способен человек, отвергший обыденщину, свободный в человеческом и гражданском смысле. Необычайно просветляющий характер праздничное мироощущение афинян приобретало под воздействием именно драматических состязаний. В театре афиняне видели особое искусство. Сценическое отображение жизни в формах самой жизни здесь не могло бы иметь успеха. Афинские зрители были бы разочарованы, если бы со сцены им стали показывать то, что они видели вокруг себя изо дня в день. Театр в их представлении должен был возвышаться над повседневной жизнью, и не просто людей, а самых лучших, самых прекраснейших и мужественных людей должна была изображать трагедия.
Было бы неправильным видеть только отражение быта и в другом жанре античной драматургии — античной комедии V в. до н. э. Ее целью была прежде всего насмешка над повседневным бытом, но не отдельных людей, а всей афинской общины, афинского государства. Это была политическая комедия. Используя приемы гротеска, авторы ее смело откликались на самые животрепещущие и острые проблемы общественной и политической жизни Афин. На афинских подмостках зрители могли видеть нечто такое, чего почти никогда не доводилось потом смотреть в театрах зрителям позднейших эпох. Перед глазами афинских граждан в нарочито карикатурном обличье представали наиболее влиятельные деятели, от которых, казалось бы, зависела не только судьба отдельных людей, но и судьбы всех афинских граждан и их государства. И, чтобы у зрителей не могло возникнуть никаких сомнений в том, кого они перед собой видят, деятели эти назывались на сцене своими собственными именами, а изображавшие их актеры выступали в масках с чертами портретного сходства. Могли {95} афинские граждане на той же сцене увидеть и злую карикатуру на самих себя. В комедии Аристофана «Народ» демос, к примеру, был представлен в образе выжившего из ума старца, которым помыкают его слуги — пронырливые и бессовестные проходимцы.
Драматические состязания готовились специально к празднику и исполнялись только один раз, вызывая глубокие эстетические переживания, размышления или гомерический хохот. Примечательно, что никто из жителей Афин, по крайней мере свободнорожденных, не был обделен такого рода праздничностью. По закону, проведенному при Перикле, малосостоятельные афинские граждане получали в дни праздника пособие из государственной казны специально на посещение театра — так называемый теорикон (зрелищные деньги).
Три дня находились афиняне и все те, кто приезжал на Великие Дионисии, в театре. Драматическое искусство, как один из главных компонентов этого праздника, обогащал афинян новыми представлениями и идеями. Тем самым оно, как и весь праздник, воспитывало и просвещало народ самым простым и, если так можно сказать, приятным способом — посредством доставляемых в избытке эстетических наслаждений. Несмотря на кажущуюся исключительную условность (стихи, а не проза, маски, миф и т. п.), этот театр был доступен пониманию всех. Выделившись в самостоятельный вид искусства, он все еще сохранял некоторую связь с породившими его религиозно-обрядовыми традициями. Театральное действие поэтому в какой-то мере еще носило черты своеобразного богослужения. Оно, следовательно, могло порождать в душах священный религиозный трепет и благоговение. Такое же состояние вызывали акты жертвоприношений и всевозможные чествования Диониса, в которых, однако, еще не было того аскетизма, что принесли с собой и с фанатической последовательностью стали культивировать поздние религии. Античное праздничное богослужение, выливавшееся в формы театральных представлений, торжественных культовых процедур с жертвоприношениями, в формы красочных процессий, включавших в себя весь народ, в формы карнавальных шествий, хороводов ряженых и веселых гулянок, в целом было жизнерадостным.
{96} Укажем еще на одну характерную особенность афинского праздника, о которой говорит Каллистов. В заключительный день Великих Дионисий после награждения победителей драматических представлений созывалось народное собрание. Целью его было подвести итоги праздника, выслушать и рассмотреть все жалобы по поводу его проведения, если таковые поступали. Участвуя в собрании, свободнорожденные граждане воспроизводили еще раз в памяти все дни праздника и подытоживали свои впечатления. Отдавалось должное и афинской государственной администрации, если она показала себя с лучшей стороны, и, наоборот, выносили в ее адрес порицания, если она того заслуживала.
Народным собранием, проходившим в том же театре Диониса, и заканчивались Великие Дионисии. На следующий день деловая сутолока снова накатывалась на Афины, но праздник не забывался. О нем напоминали новые экспонаты на улице Треножников и надписи на каменных стелах, увековечившие имена победителей в честь бога плодоносящей и возрождающей каждый год природы, а также в честь афинского государства и его граждан, в честь их свободы.
Античные праздники, в частности Великие Дионисии, — один из немногих примеров в истории, когда праздничность выступала в своем истинном содержании, будучи антитезой праздности и в то же время подчиняясь исключительно принципу удовольствия. Это было целостное праздничное мироощущение, вмещавшее в себя все проявления здорового духа и здоровой чувственности и отражавшее античную точку зрения на жизнь и культуру, охарактеризованную Марксом следующим образом: «У древних… богатство не выступает как цель производства… Исследуется всегда вопрос: какой способ собственности обеспечивает государству наилучших граждан?.. Вот почему кажется, что древнее воззрение, согласно которому человек, как бы он ни был ограничен в национальном, религиозном, политическом отношении, все же всегда выступает как цель производства, куда возвышеннее, если сопоставить его с современным (т. е. капиталистическим, буржуазным. — А. М.) миром, где производство выступает как цель человека, а богатство как цель производства… Поэтому младенческий древний мир представляется, с одной стороны, чем-то {97} более возвышенным, нежели современный. С другой же стороны, древний мир действительно возвышеннее современного во всем том, в чем стремятся найти законченный образ, форму и заранее установленное ограничение. Он дает удовлетворение, которое человек получает, находясь на ограниченной точке зрения, тогда как современное не дает удовлетворения; там же, где оно выступает самоудовлетворенным, оно — пóшло»96.
Столь же возвышенным было и праздничное мироощущение древних греков, воплощавшее с исчерпывающей полнотой то, что можно назвать неинструментальным воззрением на жизнь и праздничную культуру, что ставит труд, работы на подобающее им место и видит в них не высшую цель существования, а только одно из средств реализации человека, имеющее второстепенное значение по сравнению с возможностями самодеятельного творчества в сфере досуга. Оно было возможно потому, что само государство заботилось о его поддержании, ибо было заинтересовано в воспитании для себя «наилучших граждан», каковыми могли быть лишь гармонически развитые люди. Этим целям и служила античная праздничность, органично связанная с гражданской деятельностью и выливавшаяся в формы нравственно-религиозной, художественной и спортивно-физической активности. В этой многосторонности, способствующей реальному проявлению всех наличных творческих дарований человека, и следует усматривать источник возвышенного праздничного мироощущения, даруемого свободнорожденным афинянам их праздниками.
Эволюция праздничности. «Карнавальный смех» и «карнавальное мироощущение»
Совершенно иными — по сравнению с греческими — выглядят древнеримские праздники, обозначившие начало исторического оскудения праздничной культуры. Здесь праздники предстают уже не ареной духовного и физического совершенствования человека, а зрелищем, разделившим участников праздничного торжества на тех, кто активно его разыгрывает, и тех, кто его лишь созерцает {98} со стороны. В силу этого они утрачивают тот гражданский и культуросозидающий смысл, которым были наделены в античной Греции. На древнеримских празднествах, особенно в императорский период, лежит фальшивый, внешний лоск и помпезность, сочетающиеся с грубым натурализмом, а их праздничность вырождается в откровенную праздность. И эта метаморфоза не случайна. Римская империя держалась на военной силе, и устраиваемые здесь триумфальные шествия, гладиаторские бои, навмахии, или сражения на воде, вполне соответствовали господствовавшему в этом обществе духу милитаризма, имея целью, с одной стороны, воспитание солдатской храбрости, а с другой — поддержание императорской власти путем демонстрации ее военной мощи и материальных богатств, щедро расточаемых толпам паразитирующих люмпен-пролетариев. Цель эта имела осознанный характер, о чем свидетельствуют сохранившиеся суждения римских государственных деятелей. Так, например, Цицерон, Сенека и ряд других знатных римлян хотя и не одобряли кровавые гладиаторские зрелища, тем не менее разделяли всеобщее мнение на тот счет, что они отвечают нормам воспитания такой «гармоничной» личности, как римский легионер-завоеватель. Писатель Плиний Младший расточал императору Траяну всевозможные похвалы за зрелища, «не расслабляющие души людей». А один из римских правителей, Аврелиан, говорил: «Предавайтесь увеселениям, занимайтесь зрелищами. Пусть нас занимают общественные нужды, а вас — развлечения»97.
Так из привилегии свободного народа, чем были праздники в античной Греции, стало в условиях императорского Рима, раздираемого классовой борьбой между паразитирующей бюрократической верхушкой и нищими люмпен-пролетариями, исчезать подлинное содержание, вырождаясь в право лишь на грубую утеху и зрелища, с которым правители считались даже после победы христианства и всячески его поощряли, чтобы снискать расположение толпы и заодно отвлечь ее от участия в гражданских делах.