Файл: Первая. Общетеоретические вопросы праздника как социальноэстетического феномена.docx

Официально-праздничная торжественность

«Официальный праздник» («торжество»), как правило, устраивается или организуется государством. Этот тип праздника подвластен произволу: он может быть отменен со сменой режима. «Торжество» всегда организуется для данной определенной цели. В его основе лежит обычно какое-то историческое событие прошлого значения. Праздничность в этом случае должна целиком ориентироваться на такое событие: жить им, радоваться ему, вспоминать его, заново осмысливать его как основу, на которой зиждется настоящее, искать ему место в будущем и т. д. Какие же типологические признаки или свойства характеризуют праздничную настроенность, {105} когда она по необходимости вынуждена заниматься лишь тем, чтобы содействовать самоутверждению прошедшего события в настоящем и будущем? Больнов по этому поводу замечает: «Здесь ощущение тяжелого и обременительного находится в сочетании с ощущением необычной приподнятости и ответственности»¹⁰⁴. Это общее впечатление о праздничной настроенности данного типа далее подробно им конкретизируется, в результате чего складывается достаточно детальная характеристика того внутреннего состояния, которое определяет содержание официального праздника. Сошлемся на наиболее примечательные типологические признаки официального праздника, отмеченные Больновом.

Состояние человека, пребывающего в атмосфере официального праздника, есть состояние особой напряженности. Человек не чувствует себя здесь раскованным. Его состояние и поведение совершенно лишены непринужденности, как если бы над ним тяготело нечто, что имело одну цель — принизить все его свободные жизненные проявления. В обстановке такого праздника замирает смех. Нарочитая серьезность официального торжества не терпит смеха, ибо стоит ему только прорваться, как сразу же разрушится вся атмосфера этой чрезмерно нагнетаемой серьезности. «Смех и эта праздничность несовместимы», — говорит Больнов о праздничной настроенности, соответствующей буржуазному официальному торжеству. «Можно подумать, — не без остроумия замечает он в этой связи, — что в атмосфере этой напряженной праздничности постоянно происходит ожидание чего-то такого, что обязательно нарушит ее, и совершится тот самый известный шаг от величественного к смешному»

---

¹⁰⁵.

К признакам праздничной настроенности этого типа относится все то, что можно назвать проявлением сдержанности, но претенциозно оформленной. В ситуации официального торжества, замечает Больнов, «отваживаются только на шепот, чтобы не нарушить торжественности часа»¹⁰⁶. Предельная сдержанность прочитывается здесь во всем — в каждом жесте и в каждом, даже незначительном, действии. Все проходит медленно, в размеренном {106} темпе. Однако не всякое медленное движение устраивает официальное торжество. Так, усталое или медлительное шествие не соответствует критериям этого типа праздника.

Торжественно-праздничная поступь не является целеустремленным движением, преследующим какую-то практическую цель. Вместе с тем его нельзя назвать и выразительным движением. Для этого ему не хватает непосредственности, идущей изнутри. Согласно Больнову, торжественно-праздничное движение есть искусственно оформленное, стилизованное движение. Оно достигается предварительной тренировкой, так как в обстановке официального праздника нельзя полагаться на свободную импровизацию. Но каким бы «оттренированным», «выношенным» или «выдержанным» ни было официальное торжественно-праздничное движение, оно тем не менее никогда не становится «легким». Его специфическое свойство — «всепроникающая тяжесть», как если бы оно постоянно пребывало под грузом особого значения.

В характеристике «официально-торжественного» движения, предлагаемой Больновом, есть удивительно саркастические определения. Так, например, он пишет: «Здесь не бегают, не спешат, не просто ходят, не бредут, не плетутся, а шагают… сознательно, прямо, с поднятой головой… Маршировать — это означает, что ты осознаешь все значение этого действия, но также и понимаешь, что на тебя смотрят… При этом внимание направлено… не на состояние эмоций, а на выполнение строевых предписаний»¹⁰⁷.

Буржуазный официальный праздник имеет также свой торжественный («официально-риторический») язык, свой особый голос, свою особую музыку, свои излюбленные цвета и краски и предпочитает все

---

, что «роскошно». О каждом из этих элементов «официального праздника» более или менее подробно говорит Больнов. Но здесь уже нет необходимости воспроизводить все эти подробности. Поэтому ограничимся теми общими выводами, которые философ делает в связи с предпринятой им попыткой истолковать буржуазный официальный праздник с точки зрения присущей ему настроенности.

{107} Больнов определенно Дает понять, что весь богатейший арсенал средств воздействия этого праздника направлен на то, чтобы из праздничности изгнать все непосредственно человеческое. Он утвердительно говорит о том, что демократические формы жизни не соответствуют требованиям официального праздника. Наконец, указывает на одно характерное условие, способствующее гипертрофии именно такого рода праздничности: «Торжественность возможна только тогда, когда жизнь прочно основана на своих порядках, и все решаемое заранее решено. Где начинается истинное действие, где отсутствуют решения, там уже не существует торжественности»¹⁰⁸.

---

Праздничная настроенность домашнего праздника

Торжественно-праздничной настроенности резко противостоит настроение домашнего праздника. В характеристике этого типа праздничной настроенности Больнов не жалеет красок. Между тем ясно, что здесь мы имеем дело с одним из проявлений крайности, в которую вынуждена впадать праздничность как таковая в условиях буржуазных отношений. Поэтому все, что говорит Больнов о домашнем празднике, следует принимать с такого рода оговоркой.

Современный буржуазный домашний праздник, свидетельствует Больнов, также стремится максимально красочно обставить себя. Но все его украшения отличаются от роскоши официального праздника. Его задача сводится к тому, чтобы напряженности, чрезмерной серьезности и гнетущей тяжести официального праздника противопоставить некое настроение легкости и раскованности. Поэтому смех, замирающий во время официального праздника, здесь возвращается на свое место, заполняя собой всю интимную атмосферу домашнего праздника. Этот тип праздника ослабляет сдержанность и представляет все права непосредственности. Последняя проявляется решительно во всем — в речах, жестах и движениях. Но характеризуя непосредственность домашнего праздника, Больнов отличает ее от той непосредственности, которая присуща трезвой естественности повседневного {108} существования. Освобожденность домашнего праздника, замечает он, «проявляется в каждом отдельном движении, и если мы противопоставляли повседневной ходьбе торжественное марширование, то здесь формы движения наиболее точно можно определить категорией легкого парения. Наиболее отчетливо это проявляется в танце»¹⁰⁹.

Основу официального праздника составляет какое-то событие, выделенное из ряда других событий исторической жизни. Этот тип праздника ориентируется собственно на историю государства. Домашний праздник решительно отбрасывает такую историю за пределы своих стен: «Во время праздника (домашнего. — А. М.) человек оставляет как бы позади себя всю сферу исторического… Человек находится в состоянии бездумной непосредственности и наслаждается чистой жизнью в ее высшем проявлении. Сама жизнь возвышается до праздника»¹¹⁰.

Далее Больнов обращается к отдельным компонентам домашнего праздника и выясняет тот вклад, который вносится каждым компонентом в его содержание. Так, говоря о «трапезе», которой открывается домашний праздник, он замечает, что она издавна обладает коллективно-образующей функцией. Трапеза устраняет всякую враждебность. Кроме того, с ней связывается идея изобилия. Поэтому домашний праздник предполагает изысканный «стол», который устраивается для гостей. Этот праздник, естественно, не может обходиться без напитков. Они придают трапезе характер «пиршества». Вино повышает ощущение праздничной настроенности, способствует тому, что «отдельная личность как бы растворяется в коллективном целом… ощущает себя в согласии не только с другими людьми, но и с самим собой. Но, растворяясь в самом себе, человек… пребывает в сознании ответственности не только за самого себя, но и за коллектив, а поэтому счастлив»

---

¹¹¹.

Домашний праздник, по мнению Больнова, до сих пор сохраняет воспитательное значение. Он устраняет отчуждение, {109} ненависть, замкнутость. Порождаемая им праздничная настроенность есть настроенность «единства» по преимуществу. Даже «возлюбленные не могут рассчитывать на уединенность во время праздника»¹¹².

Серьезным и значительным компонентом домашнего праздника является словесное общение. Это — «свободно текущая, без определенных целей, беседа-игра, которая заводит в такие глубины, куда человек в трезвой повседневной жизни не решается даже заглянуть»¹¹³.

Наконец, последний компонент домашнего праздника — «танец», в котором, как считает Больнов, праздничность находит свое чистое выражение. Объясняется это тем, что «танцевальное движение… находит цель в себе самом и не имеет отношения к цели, лежащей вне его»¹¹⁴. Оно к тому же «не является торжественно-праздничным, заранее разработанным движением… В танцевальном движении отсутствует гнетущая тяжесть торжественного движения»¹¹⁵. Больнов характеризует танцевальное движение с помощью понятия «парение» или «скольжение», что не означает сведения этого движения к художественно-выразительному танцу-движению. Последнее имеет какую-то цель, в то время как танцевально-праздничное движение абсолютно подчинено игре, а следовательно, не знает никакой цели — внешней по отношению к себе¹¹⁶. «В танце человек возвращается назад к природе и снова принимает участие в ее законах»¹¹⁷.

Нам удалось изложить только часть наблюдений Больнова над домашним праздником и тем праздничным настроением, которое он вызывает. Но и того, что здесь представлено, вероятно, достаточно, чтобы сделать такой общий вывод: по-видимому, только современный буржуазный домашний праздник все еще сохраняет в себе формально исконную природу праздника как такового, о чем свидетельствуют такие его элементы, как гостеприимство, изобилие, свободное общение, игры, ряжение, веселый смех, шутки, танцы и т. п. Вместе с тем очевидно, {110} что праздничность и здесь имеет ущербный характер, ибо оторвана от коллективного исторического опыта, превращена в собственность маленькой группы людей и воплощает их частную свободу и частные идеалы.

Праздник и идеал. О понятии «праздничная свобода»

Краткий историко-теоретический анализ праздничного мироощущения, или праздничности, подвел нас к необходимости решить еще один общий вопрос праздника как социально-художественного явления. Им является причастность праздника к идеалу совершенных человеческих отношений. В решении этого вопроса скрыт критерий подлинности или, наоборот, мнимости праздника и его праздничности, который мы, забегая вперед, назовем «праздничной свободой».

---