Добавлен: 09.11.2023
Просмотров: 269
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
64
вие юридически подготовленных чиновников. На конкретных примерах он показывает, что «современная генерация отечествен- ной бюрократии воспроизводит ее худшие исторические черты: взяточничество, казнокрадство, некомпетентность» (35, с. 112).
В ходе судебной реформы 60-х годов XIX в. группа образо- ванных правоведов, воспитанных отечественной высшей школой, сформированная для подготовки реформы, указала на отсутствие правовой традиции в России и добилась дозволения использовать западные принципы и модели. Согласно ее предложениям, «неза- висимая судебная система ставилась под контроль профессио- нальных юристов; вводился состязательный судебный процесс; предусматривалась устная процедура судебного разбирательства; создавалась коллегия адвокатов; вводился суд присяжных, что, по мнению реформаторов, было принципиально важно для воспита- ния населения в уважении к закону и институтам правосудия.
Коллегия присяжных особенно полезна в отсталой стране, где не- вежественное население было отчуждено от правосудия» (35, с. 128–129).
Уроки той давней реформы важны и сегодня. Идея подчине- ния государственной власти нормам права в условиях авторитар- ной власти не могла получить развития. Формирование и распро- странение правосознания ограничилось в лучшем случае узким кругом городского населения, для многомиллионной крестьянской массы право оставалось «культурной фикцией». Отказ от полити- ческой модернизации, по мнению С.А. Магарила, с которым нель- зя не согласиться, обусловил историческое опоздание с введением представительных институтов власти и стал значимым фактором распада Российской империи. «Ставя себя над законом, любая власть теряет доверие и уважение граждан и, тем самым, подрыва- ет собственную легитимность» (35, с. 133).
Как показал в своем исследовании путей выхода России из феодализма в XIX в. Г.Х. Попов, самодержавно-бюрократический характер крестьянской и последующих административной и су- дебной реформ 60-х годов XIX в. объясняется не только мощью бюрократического аппарата и интересами самодержавия, но и пас- сивностью и непониманием со стороны общества и, прежде всего, крестьянской массы. «Массы были настолько далеки от активной борьбы за свои политические права, что даже не осознавали потребность в этих правах, не увязывали их со своими материаль- ными интересами». Тогда царизму удалось надолго задержать рост политического сознания, и «не последнюю роль в этом сыграла
65
“демократия”, введенная по приказу сверху, контролируемая чи- новниками, принудительно навязанная массе крестьян. Эта “учи- ненная” казенная демократия явилась лучшим противоядием от демократии подлинной, усиливая отвращение у крестьян и к “вы- борам”, и к своим “избранным” руководителям» (56, с. 229). В ре- зультате проведенный вариант реформы отвечал прежде всего ин- тересам всего гигантского чиновничьего аппарата царской России.
Для нас важно то обстоятельство, что ситуация удивительным об- разом повторилась спустя почти полтора века: «Этот принцип – сохранить аппарат – стал одним из главных… в номенклатурных реформах Б.Н. Ельцина» (56, с. 242). Очевидно, что этот след от- сталой правовой и политической культуры способен и далее при- давать соответствующую окраску любым реформам, если не приложить усилия к его ликвидации.
Проявлениями неразвитой правовой культуры могут быть правовой нигилизм, правовая неграмотность и, конечно, корруп- ция. Очевидно, что нарушения прав человека, незащищенность прав собственности, неразвитость правовых механизмов соблюде- ния контрактов и другие негативные проявления, которые сегодня рассматриваются как слабости институциональной структуры ры- ночной экономики, связаны с отсутствием общей правовой куль- туры. Очевидно также, что правовая культура воспитывается, при- том как и в других сферах воспитания, – примером.
И такой пример должен исходить, прежде всего, от государ- ства. В наших условиях это зачастую должно означать изменение поведения самого государства. Государство, защищающее только свою собственность и собственность лиц, составляющих его бю- рократическую и финансовую верхушку, не может считаться пол- ноценным. Функция государства состоит в защите всякой собст- венности, института собственности, в противном случае оно оказывается паразитическим и, следовательно, непрочным.
Развитие правового сознания и правовой культуры составля- ет задачу правового воспитания и правового обучения. Согласно определению, правовое воспитание – это целенаправленная дея- тельность по передаче правовой культуры, правового опыта, пра- вовых идеалов и механизмов разрешения конфликтов в обществе от одного поколения к другому. Важнейшее значение в деле по- вышения правовой культуры общества придается правовому обу- чению, информированию населения, ознакомлению с образцами и идеалами, опытом и традициями стран с высокой правовой куль- турой.
66
2.2. Политическая культура
Политическая культура, как и другие элементы культуры, определяет поведение людей в соответствующей сфере жизни. Она выражается, в частности, в том, что «одинаковые по форме соци- ально-политические институты, будь то президентство, партии или выборы, действуют по-разному в разных странах», и это зависит от «социально-политических традиций и политического созна- ния… В самом широком плане это понятие характеризует систему политических убеждений, мнений, ценностей, преобладающих в обществе в определенный период времени» (32, с.
360–361).
Способы принятия политических решений на всех уровнях
(проведения избирательных кампаний, формирования правитель- ства) несут зачастую ярко выраженный отпечаток той или иной исторической социально-культурной среды, например авторитар- ной политической культуры или культуры парламентской демо- кратии.
Формирование политической культуры – длительный, слож- ный, инерционный, а нередко и весьма болезненный процесс.
История России представляет яркий пример. На протяжении дли- тельного исторического периода складывалась «жесткая тотали- тарная государственная модель управления и соответствующая ей политическая культура. И сейчас эта культура еще во многом оп- ределяет традиции и стереотипы сознания и поведения граждан
России» (32, с. 370).
Истоки этой политической культуры относятся к довольно древним временам Средневековья и сложившимся тогда взаимо- отношениям институтов власти и общества. Интересное объясне- ние этого явления дает А. Тойнби, согласно которому причина различий в политической культуре между западным христианским обществом и восточным православно-христианским обществом, имевшим единые корни в лице эллинской цивилизации, лежит в области взаимоотношения монархии и церкви.
На Западе ни Карлу Великому, ни последующим императо- рам, согласно Тойнби, к счастью для европейской культуры, не удалось то, что удалось византийцу Льву III, – объединить разроз- ненные части империи в единое целое и создать универсальное государство, и эта «счастливая неудача» способствовала социаль- ному вызову и ответному импульсу к последующему развитию.
При этом папа и император были долгое время практически равно- значными фигурами, то поддерживая друг друга, то противодейст-
67
вуя друг другу. В итоге абсолютизм западный никогда, даже в своих наивысших точках, не достигал масштабов абсолютизма восточного. На Востоке же возникла централизованная деспотия, не имевшая противовеса и приведшая к «идолизации» института власти, всеобщему преклонению перед ним. Восточные императо- ры, по выражению Тойнби, «превратили Церковь в министерство, а Вселенского патриарха – в своего рода помощника министра по церковным делам… Результатом явились остановка и выхолащи- вание стремления к разнообразию и эластичности, эксперименти- рованию и творчеству в жизни православного христианства» (77, с. 405).
Любопытно и поучительно то, как эта традиция продолжа- лась на Руси, воспринявшей от Византии вместе с православным христианством и эту политическую культуру. Здесь цари, считав- шие себя преемниками византийской монархии как центра право- славия, стремились следовать примеру императоров, что вполне удалось Ивану Грозному, учинившему расправу над митрополи- том Филиппом. В последующем XVII в. небольшое «выступление» патриарха Никона было успешно подавлено царем Алексеем, а
Петр I вообще ликвидировал институт патриаршества и подчинил церковь светской власти. Новое время также не принесло с собой свойственные ему новые формы сдержек и противовесов в виде демократических институтов.
Однако обожествленный институт верховной власти требует аппарата, без поддержки которого он не может существовать и который все более разрастается, обзаводится новыми структурами и становится все менее способным выполнять общественно полез- ные функции. Возникает неэффективная бюрократия, которая сто- ит за троном, а нередко и перед ним, превращаясь в рассадник коррупции, в корпорацию, заботящуюся лишь о собственных ин- тересах. А это уже иное качество, определяющее неэффективность и нежизнеспособность всей системы.
В этом ряду проблем находится и низкая политическая ак- тивность населения. Согласно современным обследованиям, 60% респондентов либо безразличны к политике, либо проявляют к ней слабый интерес. Это, по мнению исследователей, является следст- вием как культурных особенностей российского общества, так и результатом политики правительства. К тому же более половины россиян склонны к одобрению политического авторитаризма. Эти результаты, по мнению исследователей, неблагоприятны как с точки зрения проведения реформ и политических преобразований
68
в России, так и с точки зрения возрастания инновационности и эффективности хозяйствования (33, с. 320, 324)
11
. Без установки на политическую активность не может быть гражданского общества и демократии, и большинству граждан предстоит пройти серьезный путь к желанию и умению принимать политические решения.
К тому же, не следует забывать, как отмечают Н.М. Лебедева и
А.Н. Татарко, что «у российского народа безразличие к политике периодически перемежается всплеском недовольства ею (револю- ционной активностью)» (33, с. 320).
Реформа русского государственного устройства после свер- жения самодержавия почти сразу свелась к диктатуре, совершенно минуя парламентские формы, и до сих пор реальный парламента- ризм не утвержден. Макс Вебер при анализе Первой русской рево- люции и появления конституции в ее результате отмечал, что не- парламентский характер обновленной русской монархии (он назвал ее псевдоконституционной) был зафиксирован в самой конституции. М. Вебер считал это врожденным пороком нового российского порядка. При этом «…крупный капитал и банки были единственной стороной, помимо самого чиновничества, кто был заинтересован в господстве бюрократии под прикрытием псевдо- конституционализма, при условии, что им дадут возможность бес- контрольно делать деньги…» (5, с. 9, 70).
А в 1917 г. это вылилось уже в прямую диктатуру, полно- стью преодолеть наследие которой не удалось даже сегодняшней демократии. «Официально даруются свободы, а затем, когда ими хотят воспользоваться, оказывается, что эти свободы – иллюзия.
Эта неискренность должна неизбежно приводить к повторяющим- ся конфликтам и возбуждать угрюмую ненависть, создавая ситуа- цию, бесконечно более опасную, чем унизительные, но открытые репрессии в прошлом. Именно это, похоже, и происходит с
“конституцией”, которую, хотя и в двусмысленных выражениях, обещал Манифест 17 октября [1905 года]» (5, с. 62).
11
«Чрезмерные полномочия и привилегии власти, – пишут Н.М. Лебедева и А.Н. Татарко, – признак традиционных патриархальных обществ, которые не показывают высоких экономических результатов. В них, как правило, не привет- ствуется личная инициатива, самостоятельность, предприимчивость, Слабо раз- вита ответственность, зато сильно выражена привычка во всем опираться на власть и все на нее сваливать в случае провала. Перечисленное тормозит эконо- мическое развитие» (33, с. 352).
69
Революция 1917 г. явилась в определенном смысле точкой возврата к подобному традиционному типу отношений, к своего рода «феодализму нового типа». В частности, наблюдатели опре- деляют российскую политико-правовую традицию как «произвол власти», «неограниченную власть лидера», отсутствие народного представительства и т.д., а в результате отсутствие институтов и институциональной системы (55, с. 158, 161, 162). Но и нынешний политический режим характеризуют такие вполне традиционные элементы, как «доминирование бюрократии… крайне слабо выра- женное разделение властей, практическое отсутствие местного са- моуправления… и совершенно неразвитая система партий», «со- хранение государственного патернализма во взаимоотношениях власти и общества»… и роли государства «как главного инициато- ра и двигателя реформ и инноваций», что, конечно, не означает остановку, состояние завершенности «политического транзита»
России (78, с. 18–19).
Эти системные институциональные характеристики накла- дывают свой отпечаток на всякие попытки экономического ре- формирования, «ускорения» или «модернизации». Общество зави- сит от власти и боится власти и собственной беспомощности, подтачивая прочность общественного устройства, а другая его часть тяготеет к хаосу, питающему теневую экономику и прямой криминал, власть зависит от общества и боится неизбежных в этих условиях неуправляемости и недовольства, но, стремясь к кон- центрации и усилению, возбуждает его, также не способствуя ус- тойчивости.
Между тем история показывает, что наступление политиче- ской реакции и сопровождающий ее отказ или торможение инсти- туциональных изменений и адаптации культуры ведут к замедле- нию экономического развития, а подчас и к упадку, напротив, демократические реформы ведут к высвобождению творческого потенциала и ускорению развития. В истории России иллюстра- цией служат тусклый период правления Николая I, наступивший как реакция после пикового всплеска 1825 г. и завершившийся по- ражением в Крымской войне, и реформы Александра II (1861 и последующие годы), а также первый этап Русской революции
(1905), за которыми следовали периоды роста (индустриализация и высокие темпы роста в период между Первой и Второй мировыми войнами были достигнуты преимущественно неэкономическими методами, на основе мобилизационной модели). Те же процессы характерны для стран, прошедших аналогичный «догоняющий»