Файл: Экономического роста.pdf

46
Многие из характерных элементов хозяйственного уклада
(тяга к уравнительному распределению, передельная община) воз- никли как следствие природно-географических факторов, «много- вековой адаптации населения к природной русской бедности, к
“запрограммированной” в этих северных широтах скудости веще- ственной субстанции» (54, с. 48), на что указывал В.О. Ключев- ский и многие российские историки.
«Мировоззрение и мировосприятие русских определились сельским укладом жизни, натуральным аграрным хозяйством и присущим ему консерватизмом, неизменным циклом трудовой и праздничной жизни, которые регулировались обычаями, нравами, сменой времен года. На характер русского народа и его менталитет наложили отпечаток… огромная протяженность территории при отсутствии естественно-природных границ, её ограждающих, не- скончаемость пространства, малая плотность населения» (44, с. 15–16).
Истоки российской культуры представляют собой сложный исторический сплав самых различных направлений и элементов, определяющих подчас ее противоречивость. А.В. Мурунова и
В.П. Кожевников причисляют сюда языческое наследие, право- славно-византийскую традицию, азиатское влияние и советскую культуру. Обращается внимание на роль религиозного сознания, а в нем – сильное присутствие языческого наследия. «Коммунизм был воплощением русской богоборческой стихии в ХХ в. Древ- нейшие верования, отражая исконные человеческие запросы, во- шли в плоть русской культуры и православия. Примером тому служит тоталитаризм ХХ в. с его апофеозом язычества: культом вождя, идолопоклонничеством, непослушанием рассудку, подав- лением сомнений слепой верой» (44, с. 45–46). Прошло немного времени, и мы наблюдаем новые проявления этого традиционного менталитета.
Среди отечественных исследователей распространено мне- ние, что «если по М. Веберу европейский капитализм – порожде- ние протестантской этики, то характер русской цивилизации опре- деляется православной идеей» (44, с. 56). Хорошо это или плохо – фундаментальный вопрос, требующий глубокого исследования.
Одно несомненно, что это обстоятельство наложило существен- ный отпечаток на особенности исторически сложившихся типов экономических отношений и поведения экономических субъектов.
Русский человек, как писал И.А. Ильин, не справляется хо- зяйственно с бременем природной щедрости, с этим соблазном

47
бесхозяйственности, беспечности и лени. Природно-климатиче- ские условия породили замедленность реакции, трудное переклю- чение с одного вида деятельности на другой (и в то же время жесткую необходимость такого переключения, задаваемую сменой времен года), отношение к природным ресурсам как ничейным.
И.А. Ильин говорит о русском человеке, что чужое ему не запретно. Подобное представление крестьян о праве собственно- сти вело даже к оправданию воровства (44, с. 42)
4
. М. Гельванов- ский выделяет и такие специфические черты социального мента- литета России, как особая укорененность нерыночного мышления, безразличие к социальному расточительству, порожденному люм- пенизацией населения (насильственным лишением его реальной собственности), огромная инерционность хозяйственного потен- циала и его экстенсивный характер (10, с. 104).
Для Руси исторически были характерны натуральное хозяй- ство, концентрация торговли в ограниченном числе центров, силь- ная зависимость от природной стихии, экономическая слабость производителя, фактическое длительное отсутствие права собст- венности. В отличие от Запада здесь не было развитого средневе- кового городского хозяйства, цеховой организации производства, экономически самостоятельного горожанина, сильного «третьего сословия». В этом видятся истоки русской модели, основанной на традиционных ценностях крестьянской общины, противопостав- ляемой западной индивидуалистической модели экономического поведения. Вопрос о земле всегда был важнейшим фактором соци- ально-экономической и политической истории страны. В связи с этим трудно переоценить тот факт, что исторически земля никогда не находилась в собственности тех, кто на ней работал. Закон о крестьянском землевладении, открывший юридическую возмож- ность покидать общину и работать на собственных участках земли
(отрубах), был принят только в 1910 г. (Столыпинская реформа).
Это обстоятельство не могло не сказаться на отношении к собст- венности вообще, его влияние ощущается и по сей день, хотя про- является оно не в отсутствии предпринимательского подхода и энергии отдельных энтузиастов фермерского хозяйства, а скорее в общем отношении к нему, однако, очевидно, довольно быстро преодолевается при наличии действительной защиты прав собст- венности и реальных плодов такого подхода.
4
Об этом прекрасно написал И.И. Янжул в работе «Экономическое значе- ние честности» (87).

48
Как отмечают А.В. Мурунова и В.П. Кожевников, необхо- димость постоянной колонизации, экстенсивное земледелие кон- сервировали сохранение примитивного уровня земледельческой культуры. Низкая урожайность и продуктивность вели к низкому объему прибавочного продукта, что вынуждало господствующий класс создавать жесткие рычаги государственного механизма, направленные на его изъятие, особый тип государственности. От- сюда идут традиции деспотической власти самодержавия, истоки режима крепостного права в России, суровость которого не имела аналога в мире (44, с. 49).
«Различные административные губернские власти будут стараться сохранить свое превосходство над судебной властью; если у этих властей нет своего независимого мнения, зато у них есть мнение масс чиновников, которые не избираются, а назнача- ются правительством и связаны с его интересами посредством вы- годы от вознаграждений, т.е. взятки, которую они получают свер- ху, или посредством выгоды от хищений, т.е. взятки, которую они получают снизу» (27, с. 82). Эти слова написаны почти полтора века назад и описывают ситуацию после знаменитой судебной ре- формы 60-х годов XIX в. В XIX в. одной из важнейших идей рус- ской демократической общественности была мысль о гибельном влиянии бюрократического императорского чиновничества, о его противостоянии народу как главному противоречию социальной действительности России. Удивительно, насколько устойчиво это противоречие, пережившее даже большевистскую революцию и сталинские чистки и продолжающее окрашивать нашу сегодняш- нюю действительность. Даже в сегодняшнем законодательстве
(например, позволяющем изъятие собственности ввиду государст- венных нужд без адекватной компенсации, не говоря о поведении представителей чиновничества и бизнеса) видятся отголоски этого наследия.
Исторически, пишет С.А. Магарил, мздоимство на Руси ухо- дит корнями в многовековую практику «кормлении от дел», что было важным и вполне легальным источником доходов чиновни- чества. Компании по борьбе с проявлениями коррупции периоди- чески повторялись, однако все усилия по ее подавлению «вплоть до настоящего времени к успеху не привели. Взяточничество и некомпетентность массового чиновничества неизменно воспроиз- водятся в новых поколениях» (35, с. 115–116). Такая устойчивость традиции позволяет говорить о сформированной длительной исто- рией своеобразной «коррупционной культуре». Значит, борьба с

49
коррупцией упирается в конечном счете в длительный и трудный процесс уничтожения этой культуры.
Авторитарная власть и крепостное право, будучи порожде- ниями определенного типа социальной динамики, послужили фак- торами, оказавшими влияние и на развитие, и на формирование культуры и менталитета, которые никак нельзя причислить к по- ложительным. Что касается новой истории, то приведем лишь од- но высказывание: «Самая трудолюбивая часть народа положи- тельно искоренялась» (письмо В.Г. Короленко А.М. Горькому от
10.08.1921. Цит. по: 67, с. 33). Большевистский период командной экономики не изменил многие черты сформировавшейся экономи- ческой и политической культуры, но дал яркие примеры эксплуа- тации ее худших черт. Таким образом, «наша культурная отста- лость, вполне очевидная в дореволюционной России, была усугублена при советской власти и в ходе рыночных реформ» (88, с. 98).
С. Роузфилд в книге, посвященной эволюции экономики
России на протяжении 90 лет, рассматривает различные экономи- ческие системы, сменившиеся за этот период (военный комму- низм, НЭП, «командный коммунизм» и «реформенный ком- мунизм»), как продолжение и вариации имеющей глубокие корни и уникально российской культурной, социоэкономической и поли- тической системы. Это наследство определяет коренные отличия природы и функционирования российской экономики от рыночной экономики западного типа. В чем же особенности этой системы, согласно С. Роузфилду? Она противоположна ценностям индиви- дуализма, частной собственности, правам человека и законности.
Это традиционная система, основанная на подчиненности автокра- тическому правлению. Здесь нет гражданского общества или суве- ренитета народа, но есть правитель, награждающий собствен- ностью за службу или отнимающей ее по своей прихоти, а закон – лишь инструмент контроля в руках правителя и его слуг. Эти су- щественные черты пережили и определили итоги всех революций и реформ, придали экономической системе России по сути антиза- падный характер, сохраняющийся до настоящего времени несмот- ря на западную либеральную риторику (175).
Это, безусловно, крайняя точка зрения, воспринятая во мно- гом от старых советологов и все еще бытующая на Западе, хотя и подвергаемая критике. Так, корректная постановка проблемы мог- ла бы состоять не в сравнении авторитаризма с рыночной систе- мой свободного предпринимательства, а в исследовании роли го-

50
сударства в современной экономике. Р. Эриксон, рецензируя ука- занную книгу, отмечает ее тенденциозность, недостаточность тща- тельного исторического исследования и слабости аргументации
(111, с. 714).
Подобные взгляды, несомненно, будут преодолены, что, од- нако, не устраняет возможности одновременного учета некоторых объективно существующих факторов и явлений, относящихся к исследуемой сфере. Сама действительность опровергает, напри- мер, утверждения об отторжении идей индивидуализма и частной собственности. Напротив, они зачастую проявляются даже в ги- пертрофированных формах. Однако нет нужды доказывать опре- деленную отсталость в ряде областей. Значимость наследия прошлого и траектории развития общественных институтов не- сомненна. Это наследие накладывало и продолжает накладывать определенные ограничения на политические решения и траекто- рию будущего социально-экономического развития и поэтому тре- бует изучения.
Очевидно, что среди элементов и черт любой культуры можно выделить как нейтральные по отношению к экономике, так и имеющие положительное или отрицательное влияние, или по крайней мере играющие ту или иную роль в конкретных обстоя- тельствах. Очевидно, что в этом ключе следует понимать и
М. Вебера и его последователей. Однако такой анализ не входит здесь в нашу задачу, в том числе в отношении России, хотя именно эта область является предметом полемики и заслуживает особого исторического рассмотрения (см., например: 7; 14).
Сегодня можно выделить две линии отношения к истории
России. Одна – «квазипатриотическая» («у нас все не так, как на
Западе, но ничуть не хуже и даже во многом лучше»). Представи- телям этого направления невыносима сама мысль о том, что Рос- сия просто отстала (от Запада) в силу объективных причин. Они хотят доказать исключительную вину большевистского экспери- мента, забывая о том, что к революции Россию привели бессилие власти и острейшие социально-экономические противоречия, ко- торые она оказалась неспособной разрешить и после прихода к власти большевиков.
Другая линия – критическая и, на наш взгляд, истинно пат- риотическая и единственно продуктивная
5
. Отсталость надо пре-
5
Это линия Чаадаева, Герцена, Салтыкова-Щедрина, а также Соловьёва,
Ключевского. Здесь можно перечислить едва ли не всех представителей русской

51
одолевать, а не скрывать или пытаться выдать ее за самобытность.
Надо видеть недостатки и критиковать их и одновременно выде- лять и развивать положительные элементы и ростки будущего, именно в этом и состоит истинная любовь к родине. Противопо- ложная позиция, образцы которой еще можно видеть в литературе
(14), представляется неконструктивной либо заказной
6
Такой дифференцированный подход оправдан тем, что если в одних компонентах социокультурной среды можно наблюдать относительное отставание, то в других – обратную ситуацию. Так, данные «World values survey» (194), относящиеся к странам
Центральной и Восточной Европы, включая Россию, показывают наличие в них даже более позитивного отношения к технологии, науке и труду, чем в странах ЕС. Отсюда делается вывод о том, что эти личностные ценностные установки не являются здесь препятст- вием для развития экономики знания, напротив, они способствуют социальным преобразованиям, ведущим в этом направлении (180).
Следует отметить, что Россия еще в Средние века, безуслов- но, была торговой и промышленной нацией с развитыми товарно- денежными отношениями, здесь речь идет лишь о факторах, влияющих на развитие, которые лежат в сфере культуры. Тем не менее можно указать, что в отношении российской культуры, ко- торая, естественно, волнует нас прежде всего, находится немало высказываний, в том числе весьма резких, принадлежащих, что не удивительно, самим деятелям культуры
7
литературы, за исключением тех, кто служил по иным ведомствам. Однако и тер- минология имеет значение. С. Соловьёв, посвятивший не одну страницу сравни- тельному анализу исторических путей России и Западной Европы, писал: «Зако- ны развития одни и те же и здесь и там; разница происходит от более или менее благоприятных условий, ускоряющих или замедляющих развитие. …Внутренней слабости, и потому отсталости мы предполагать не можем, но когда обратимся к условиям внешним, то видим чрезвычайную разницу, бросающуюся в глаза не- благоприятность условий на нашей стороне, что вполне объясняет задержку раз- вития» (68, с. 132, 135).
6
В подтверждение приведем мнение Е.Г. Ясина, который отмечает, что признание различий в менталитете, в характере и уровне культуры «может вы- литься в пассивный вывод: да, мы такие, у нас такой менталитет, от судьбы не уйдешь. Если граждане определенных стран, определенных культур хотят жить лучше, причем у себя на родине, они должны понимать, что именно обусловлива- ет их отставание, можно ли его преодолеть, какие именно институты и элементы культуры надо менять, какие усилия и от кого для этого требуются» (88, с. 13).
7
Например, черты недоверия, мошенничества в российском менталитете, хорошо просматривающиеся в первичных экономических отношениях, были