ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.12.2023
Просмотров: 919
Скачиваний: 3
ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
должно брать в его простой, ненаполненной непосредственности, следовательно, как бытие, как то, что совершенно пусто. (Пусто Ничто, т. к. есть нечто неопределенное, т. е. Ничто и пуст в себе и для себя потенциально сущий Дух. Но как он вне тела становится абсолютным знанием, который в себе построил идеальный, т. е. разумный мир, то решает и отчуждает его в материальную природу! Это ни что иное, как Чудо! Но чудом является Философ Владимир Сергеевич, как и Природа, которую он сотворил! – Ф.)
Если кто-то выведенный из терпения рассматриванием абстрактного начала скажет, что нужно начинать не с начала, а прямо с самой сути, то [мы на это ответим], что суть эта не что иное, как указанное пустое бытие, ибо, что такое суть, это должно выясниться именно только в ходе самой науки и не может предполагаться известным до нее.
Какую бы иную форму мы ни брали, чтобы получить другое начало, нежели пустое бытие, это другое начало все равно будет страдать указанным недостатком. Тем, кто остается недовольным этим началом, мы предлагаем самим взяться за решение этой задачи: пусть попробуют начинать как-нибудь иначе, чтобы при этом избежать этих недостатков.
Но нельзя совсем не упомянуть об оригинальном начале философии, приобретшем большую известность в новейшее время, о начале с "Я".
Оно получилось отчасти на основании того соображения, что из первого истинного (А что есть первое истинное? Для обыденного сознания первое истинное есть вне его природа и он сам есть её творение, то на основе органов чувств он познает мир вещей, а таланты от БОГа познают то, что в действительности есть. То это не есть первичное истинное! Первично истинное есть вечно сущее чистое знание в форме абсолютной Идеи, т.е. понятия о предыстории, истории становления и истории человека присущая Я Философу. – Ф.) должно быть выведено все дальнейшее, и отчасти вследствие потребности, чтобы первое истинное было чем-то известным и, больше того, чем-то непосредственно достоверным. Это начало не есть в общем случайное представление, такое представление, которое у одного субъекта может носить один характер, а у другого субъекта – другой. Ибо «я», это непосредственное самосознание, само представляется ближайшим образом отчасти чем-то непосредственным, отчасти чем-то в гораздо более высоком смысле известным, чем какое-либо другое представление. Все другое (Все ученые и философы до Философа. – Ф.)
известное, хотя и принадлежит к «я», есть, однако, еще некое отличное от него и, следовательно, сразу же случайное содержание; «я» же, напротив, есть простая достоверность самого себя. (В Философе все сущее познало себя абсолютно истинно!)
Но «я» вообще есть вместе с тем также и некое конкретное или, скорее, «я» есть наиконкретнейшее, есть сознание себя, как бесконечно многообразного мира. Для того, чтобы «я» было началом и основанием философии, требуется отделение этого конкретного, требуется тот абсолютный акт, которым «я» очищается от самого себя и вступает в свое сознание как абстрактное «я». Но теперь оказывается, что это чистое «я» не есть ни некое непосредственное, ни то знакомое, обычное «я» нашего сознания, из которого, как нам говорили, непосредственно и для каждого человека должна исходить наука. (У Гегеля конкретное Я не может быть абстрактным Я, т. е. чистым знанием самим по себе, т. е. вне тала, то поэтому Я конкретного человека не может быть началом и основанием философии. Сам Гегель не есть Абсолютный Дух, а только его пророк. – Ф.) Указанный акт был бы, собственно говоря, не чем иным, как возвышением на точку зрения чистого знания, на которой исчезает различие между субъективным и объективным.! Но ввиду требования, чтобы это возвышение носило столь непосредственный характер, оно есть лишь некий субъективный постулат. (т.е. желание человека, которое в принципе не осуществимое по Гегелю. – Ф.) Для того, чтобы этот постулат явил себя истинным требованием, следовало бы раньше показать и изобразить поступательное движение конкретного «я» в нем же самом, (т.е. как потенциальный чистый, т. е. бессознательный Ум в теле становиться с помощью Евы (мать- дочь) в абсолютно чистый разум Философа в истории духовного становления. – Ф.) по его собственной необходимости, движение от непосредственного сознания до чистого знания. Без этого объективного движения чистое знание, также и в том случав, когда его определяют, как интеллектуальное созерцание, представляется произвольной точкой зрения или даже одним из эмпирических состояний сознания, относительно которого важно решить, не обстоит ли дело так,
что один человек преднаходит или может вызывать его в себе, а другой – нет. (т.е. философам от рождения присуще от века чистое знание, а все остальные его лишены, то для них быть объективными Богами, т. е. творцами идеологии и тем более научной философии не дано! То они есть не только бессознательные, т. к. не знают то, что в действительности абсолютно истинно есть, а то, что они знают есть ложь, т.к. эти знания марксизма-ленинизма, которые отражали в прошлом общественное бытие уже умерло, то знания превратились в заблуждения, (Истина рождается как ересь, а умирает как заблуждения) а тем самым они есть неразумные люди, но есть творцы неразумного общественного бытия, но будут при этом доказывать, что научная «Философия чистого разума» есть ересь, а Философ сумасшедший! – Ф.) Но поскольку это чистое «я» должно быть существенным чистым знанием, чистое же знание не имеется в индивидуальном сознании непосредственно, а полагается в нем только абсолютным актом самовозвышения, (т.е. есть якобы дар БОГа, но почему БОГ, т. е. вечно сущее чистое знание дает его от века Филону Александрийскому творцу религиозной идеологии или Карлу Марксу творцу пролетарской идеологии и наконец Философу творцу научной «Философии чистого разума»? Потому что Они есть БОГи от века!) то как раз теряется то преимущество, которое, как утверждают, возникает из этого начала философии, а именно, это начало перестает быть чем-то всецело всем знакомым, тем, что каждый непосредственно находит в себе и что он может сделать исходным пунктом дальнейших размышлений; указанное чистое «я» есть в его абстрактной сущности скорее нечто, незнакомое обычному сознанию, нечто такое, чего оно не преднаходит в себе. Тем самым скорее появляется невыгода иллюзии, получается, что речь идет якобы о чем-то знакомом, о «я» эмпирического самосознания, между тем как на самом деле речь идет о чем-то далеком этому сознанию. Определение чистого знания как «я» заставляет непрерывно вспоминать о «субъективном» «я», об ограниченностях которого мы должны забыть, и сохраняет представление, будто положения и отношения, которые получаются в дальнейшем развитии «я», имеют место в обычном сознании и могут быть преднайдены там, так как ведь оно и есть то, относительно чего их высказывают.
(Научное знание как будто есть результат мышления, но мыслят только философы, а ученые ищут и находят такое опытное знание, которое как будто объясняют сущность данного явления. Эдвид Пауэлл Хаббл (1889 - 1953) в 1929 году открыл явление расширяющейся Вселенной. Почему Вселенная расширяется? Фред Хойл (1915 - 2001) английский астроном и космолог в 1949 году объяснил его Большим взрывов по аналогии с взрывом гранаты или бомбы, то взрывается Ничто физиков в форме сингулярности, т. е. состояния Вселенной в определённый момент времени в прошлом, когда плотность энергии (материи) и кривизна пространства-времени были очень велики — порядка планковских значений.) Это смешение порождает вместо непосредственной ясности скорее лишь еще более кричащую путаницу и полную дезориентировку:, а уж в умах людей внестоящих оно вызвало грубейшие недоразумения. Что же касается, далее, вообще субъективной определенности «я», то это правда, что чистое знание освобождает «я» от связанного с ним ограниченного смысла, согласно которому оно находит в некотором объекте свою непреодолимую противоположность. Но как раз по этой же причине было бы по меньшей мере излишне сохранять еще эту субъективную позицию и определение чистой сущности как «я». (т.е. Я конкретного человека быть абсолютно чистым разумом не дано!) Но следует прибавить, что это определение не только влечет за собою вышеуказанную мешающую двусмысленность, но, как оказывается при ближайшем рассмотрении, оно действительно остается субъективным «я». Действительное развитие той науки, которое исходит из «я», показывает, что объект имеет и сохраняет в ней определение чего-то постоянно остающегося некиим другим для «я», что, следовательно, «я», из которого в ней исходят, не есть чистое знание, поистине преодолевшее противоположность сознания, а еще находится в плену у явления. При этом мы должны сделать еще то существенное замечание, что если бы в себе «я» и могло быть определено как чистое знание или интеллектуальное созерцание и можно было бы утверждать, что оно есть начало, то ведь наука имеет дело не с тем, что имеется в себе или внутренно, а с существованием внутреннего в мышлении и с тем определенным характером (Bestimmtheit), который носит такое внутреннее в этом существовании
. Но то, что в начале науки имеется от интеллектуального созерцания или – если предмет последнего получает название вечного, божественного, абсолютного – то, что в начале науки имеется от вечного и абсолютного, не может быть чем-либо иным, как первым, непосредственным, простым определением. Какое бы мы ему ни дали более богатое название, чем то содержание, которое мы выражаем голым «бытием», во внимание все же может быть принято такого рода абсолютное только таковым, каковым оно вступает в мыслительное знание и в словесное выражение этого знания. «Интеллектуальное созерцание» означает, правда, крутое отстранение опосредствования и доказывающей, внешней рефлексии. Но то большее, чем простая непосредственность, которое подразумевается под этим выражением, есть нечто конкретное, нечто, содержащее в себе разные определения. Однако высказывание и изображение такого конкретного есть, как мы уже указали выше, некое опосредствующее движение, начинающее с одного из определений и переходящее к другому определению, хотя последнее также и возвращается к первому; это – движение, которое вместе с тем не должно быть произвольным или ассерторическим. Поэтому в таком изображении начинают не с самого конкретного, а движение имеет своим исходным пунктом лишь простое непосредственное. И кроме того, если делают началом конкретное, то недостает доказательства, в котором нуждается соединение содержащихся в конкретном определений. Следовательно, если в выражении «абсолютное» или «вечное» или «бог» (а бесспорнейшее право имел бы бог, чтобы начинали именно с него), если в созерцании их или мысли о них имеется больше содержания, чем в чистом бытии, то нужно, чтобы содержащееся в них вступило в знание мыслительное, а не представляющее; как бы ни было богато заключающееся в них содержание, все же определение, которое первым вступает в область знания, есть некое простое; ибо лишь в простом нет ничего более, кроме чистого начала; только непосредственное просто, ибо лишь в непосредственном нет еще перехода от одного к другому. Стало быть, что бы ни высказывали о бытии или чтобы ни содержалось в более богатых формах нашего представления об абсолютном или боге, это все же в начале – лишь пустое слово и имеется лишь бытие. Это простое, не имеющее никакого дальнейшего значения, это пустое есть, стало быть, безусловно начало философии
Если кто-то выведенный из терпения рассматриванием абстрактного начала скажет, что нужно начинать не с начала, а прямо с самой сути, то [мы на это ответим], что суть эта не что иное, как указанное пустое бытие, ибо, что такое суть, это должно выясниться именно только в ходе самой науки и не может предполагаться известным до нее.
Какую бы иную форму мы ни брали, чтобы получить другое начало, нежели пустое бытие, это другое начало все равно будет страдать указанным недостатком. Тем, кто остается недовольным этим началом, мы предлагаем самим взяться за решение этой задачи: пусть попробуют начинать как-нибудь иначе, чтобы при этом избежать этих недостатков.
Но нельзя совсем не упомянуть об оригинальном начале философии, приобретшем большую известность в новейшее время, о начале с "Я".
Оно получилось отчасти на основании того соображения, что из первого истинного (А что есть первое истинное? Для обыденного сознания первое истинное есть вне его природа и он сам есть её творение, то на основе органов чувств он познает мир вещей, а таланты от БОГа познают то, что в действительности есть. То это не есть первичное истинное! Первично истинное есть вечно сущее чистое знание в форме абсолютной Идеи, т.е. понятия о предыстории, истории становления и истории человека присущая Я Философу. – Ф.) должно быть выведено все дальнейшее, и отчасти вследствие потребности, чтобы первое истинное было чем-то известным и, больше того, чем-то непосредственно достоверным. Это начало не есть в общем случайное представление, такое представление, которое у одного субъекта может носить один характер, а у другого субъекта – другой. Ибо «я», это непосредственное самосознание, само представляется ближайшим образом отчасти чем-то непосредственным, отчасти чем-то в гораздо более высоком смысле известным, чем какое-либо другое представление. Все другое (Все ученые и философы до Философа. – Ф.)
известное, хотя и принадлежит к «я», есть, однако, еще некое отличное от него и, следовательно, сразу же случайное содержание; «я» же, напротив, есть простая достоверность самого себя. (В Философе все сущее познало себя абсолютно истинно!)
Но «я» вообще есть вместе с тем также и некое конкретное или, скорее, «я» есть наиконкретнейшее, есть сознание себя, как бесконечно многообразного мира. Для того, чтобы «я» было началом и основанием философии, требуется отделение этого конкретного, требуется тот абсолютный акт, которым «я» очищается от самого себя и вступает в свое сознание как абстрактное «я». Но теперь оказывается, что это чистое «я» не есть ни некое непосредственное, ни то знакомое, обычное «я» нашего сознания, из которого, как нам говорили, непосредственно и для каждого человека должна исходить наука. (У Гегеля конкретное Я не может быть абстрактным Я, т. е. чистым знанием самим по себе, т. е. вне тала, то поэтому Я конкретного человека не может быть началом и основанием философии. Сам Гегель не есть Абсолютный Дух, а только его пророк. – Ф.) Указанный акт был бы, собственно говоря, не чем иным, как возвышением на точку зрения чистого знания, на которой исчезает различие между субъективным и объективным.! Но ввиду требования, чтобы это возвышение носило столь непосредственный характер, оно есть лишь некий субъективный постулат. (т.е. желание человека, которое в принципе не осуществимое по Гегелю. – Ф.) Для того, чтобы этот постулат явил себя истинным требованием, следовало бы раньше показать и изобразить поступательное движение конкретного «я» в нем же самом, (т.е. как потенциальный чистый, т. е. бессознательный Ум в теле становиться с помощью Евы (мать- дочь) в абсолютно чистый разум Философа в истории духовного становления. – Ф.) по его собственной необходимости, движение от непосредственного сознания до чистого знания. Без этого объективного движения чистое знание, также и в том случав, когда его определяют, как интеллектуальное созерцание, представляется произвольной точкой зрения или даже одним из эмпирических состояний сознания, относительно которого важно решить, не обстоит ли дело так,
что один человек преднаходит или может вызывать его в себе, а другой – нет. (т.е. философам от рождения присуще от века чистое знание, а все остальные его лишены, то для них быть объективными Богами, т. е. творцами идеологии и тем более научной философии не дано! То они есть не только бессознательные, т. к. не знают то, что в действительности абсолютно истинно есть, а то, что они знают есть ложь, т.к. эти знания марксизма-ленинизма, которые отражали в прошлом общественное бытие уже умерло, то знания превратились в заблуждения, (Истина рождается как ересь, а умирает как заблуждения) а тем самым они есть неразумные люди, но есть творцы неразумного общественного бытия, но будут при этом доказывать, что научная «Философия чистого разума» есть ересь, а Философ сумасшедший! – Ф.) Но поскольку это чистое «я» должно быть существенным чистым знанием, чистое же знание не имеется в индивидуальном сознании непосредственно, а полагается в нем только абсолютным актом самовозвышения, (т.е. есть якобы дар БОГа, но почему БОГ, т. е. вечно сущее чистое знание дает его от века Филону Александрийскому творцу религиозной идеологии или Карлу Марксу творцу пролетарской идеологии и наконец Философу творцу научной «Философии чистого разума»? Потому что Они есть БОГи от века!) то как раз теряется то преимущество, которое, как утверждают, возникает из этого начала философии, а именно, это начало перестает быть чем-то всецело всем знакомым, тем, что каждый непосредственно находит в себе и что он может сделать исходным пунктом дальнейших размышлений; указанное чистое «я» есть в его абстрактной сущности скорее нечто, незнакомое обычному сознанию, нечто такое, чего оно не преднаходит в себе. Тем самым скорее появляется невыгода иллюзии, получается, что речь идет якобы о чем-то знакомом, о «я» эмпирического самосознания, между тем как на самом деле речь идет о чем-то далеком этому сознанию. Определение чистого знания как «я» заставляет непрерывно вспоминать о «субъективном» «я», об ограниченностях которого мы должны забыть, и сохраняет представление, будто положения и отношения, которые получаются в дальнейшем развитии «я», имеют место в обычном сознании и могут быть преднайдены там, так как ведь оно и есть то, относительно чего их высказывают.
(Научное знание как будто есть результат мышления, но мыслят только философы, а ученые ищут и находят такое опытное знание, которое как будто объясняют сущность данного явления. Эдвид Пауэлл Хаббл (1889 - 1953) в 1929 году открыл явление расширяющейся Вселенной. Почему Вселенная расширяется? Фред Хойл (1915 - 2001) английский астроном и космолог в 1949 году объяснил его Большим взрывов по аналогии с взрывом гранаты или бомбы, то взрывается Ничто физиков в форме сингулярности, т. е. состояния Вселенной в определённый момент времени в прошлом, когда плотность энергии (материи) и кривизна пространства-времени были очень велики — порядка планковских значений.) Это смешение порождает вместо непосредственной ясности скорее лишь еще более кричащую путаницу и полную дезориентировку:, а уж в умах людей внестоящих оно вызвало грубейшие недоразумения. Что же касается, далее, вообще субъективной определенности «я», то это правда, что чистое знание освобождает «я» от связанного с ним ограниченного смысла, согласно которому оно находит в некотором объекте свою непреодолимую противоположность. Но как раз по этой же причине было бы по меньшей мере излишне сохранять еще эту субъективную позицию и определение чистой сущности как «я». (т.е. Я конкретного человека быть абсолютно чистым разумом не дано!) Но следует прибавить, что это определение не только влечет за собою вышеуказанную мешающую двусмысленность, но, как оказывается при ближайшем рассмотрении, оно действительно остается субъективным «я». Действительное развитие той науки, которое исходит из «я», показывает, что объект имеет и сохраняет в ней определение чего-то постоянно остающегося некиим другим для «я», что, следовательно, «я», из которого в ней исходят, не есть чистое знание, поистине преодолевшее противоположность сознания, а еще находится в плену у явления. При этом мы должны сделать еще то существенное замечание, что если бы в себе «я» и могло быть определено как чистое знание или интеллектуальное созерцание и можно было бы утверждать, что оно есть начало, то ведь наука имеет дело не с тем, что имеется в себе или внутренно, а с существованием внутреннего в мышлении и с тем определенным характером (Bestimmtheit), который носит такое внутреннее в этом существовании
. Но то, что в начале науки имеется от интеллектуального созерцания или – если предмет последнего получает название вечного, божественного, абсолютного – то, что в начале науки имеется от вечного и абсолютного, не может быть чем-либо иным, как первым, непосредственным, простым определением. Какое бы мы ему ни дали более богатое название, чем то содержание, которое мы выражаем голым «бытием», во внимание все же может быть принято такого рода абсолютное только таковым, каковым оно вступает в мыслительное знание и в словесное выражение этого знания. «Интеллектуальное созерцание» означает, правда, крутое отстранение опосредствования и доказывающей, внешней рефлексии. Но то большее, чем простая непосредственность, которое подразумевается под этим выражением, есть нечто конкретное, нечто, содержащее в себе разные определения. Однако высказывание и изображение такого конкретного есть, как мы уже указали выше, некое опосредствующее движение, начинающее с одного из определений и переходящее к другому определению, хотя последнее также и возвращается к первому; это – движение, которое вместе с тем не должно быть произвольным или ассерторическим. Поэтому в таком изображении начинают не с самого конкретного, а движение имеет своим исходным пунктом лишь простое непосредственное. И кроме того, если делают началом конкретное, то недостает доказательства, в котором нуждается соединение содержащихся в конкретном определений. Следовательно, если в выражении «абсолютное» или «вечное» или «бог» (а бесспорнейшее право имел бы бог, чтобы начинали именно с него), если в созерцании их или мысли о них имеется больше содержания, чем в чистом бытии, то нужно, чтобы содержащееся в них вступило в знание мыслительное, а не представляющее; как бы ни было богато заключающееся в них содержание, все же определение, которое первым вступает в область знания, есть некое простое; ибо лишь в простом нет ничего более, кроме чистого начала; только непосредственное просто, ибо лишь в непосредственном нет еще перехода от одного к другому. Стало быть, что бы ни высказывали о бытии или чтобы ни содержалось в более богатых формах нашего представления об абсолютном или боге, это все же в начале – лишь пустое слово и имеется лишь бытие. Это простое, не имеющее никакого дальнейшего значения, это пустое есть, стало быть, безусловно начало философии