Файл: Анна Лёвенхаупт ЦзинГриб на краю света. Овозможности жизни на.pdf

кэ и подтолкнул японских разработчиков запахов к со- зданию искусственного запаха мацутакэ. Теперь мож- но купить картофельные чипсы и суп мисо быстрого приготовления с запахом мацутакэ. Я пробовала и то,
и другое, по краям языка возникает смутное воспоми- нание о мацутакэ, но это ничто по сравнению с насто- ящим грибом. Тем не менее многие японцы знают ма- цутакэ только в таком виде – или в замороженном, в рисе или пицце с мацутакэ. И они не понимают, с чего такой сыр-бор, и скептически снисходительно смотрят на тех, кто все болтает и болтает о мацутакэ. Да не бывает еды, чтобы уж так вкусно пахла.
Японским любителям мацутакэ известно о таком отношении, и они упорствуют в своем энтузиазме. За- пах мацутакэ, говорят они, напоминает им о прошлом,
какого молодежь и не знала никогда, им же хуже. Ма- цутакэ, говорят они, пахнет деревенской жизнью, дет- ством, поездками к бабушке с дедушкой, где можно побегать за стрекозами. Он напоминает просторные сосновые боры, ныне вытесненные или умирающие.
В этом запахе соединяется множество мелких воспо- минаний. Одна женщина сказала, что ей он напоми- нает бумажные перегородки между комнатами, в де- ревне: ее бабушка меняла бумагу каждый Новый год и на будущий год заворачивала в старую свежие гри- бы. Проще были те времена – прежде чем природа

пришла в упадок и стала ядовитой.
Ностальгию можно применять с толком. Так гово- рил Макото Огава, старый госслужащий от мацутакэ- ведения, из Киото. Когда мы познакомились, он толь- ко-только вышел в отставку. Более того, он выкинул из своего кабинета все, в том числе книги и научные статьи. Однако сам остался ходячей библиотекой на- уки и истории мацутакэ. Выход на пенсию облегчил ему разговоры о его страсти. Наука о мацутакэ, объ- яснил он, всегда подразумевала заботу и о людях, и о природе. Он мечтал доказать людям, как уход за лесами мацутакэ может оживить связи между горо- дом и селом: горожанам вновь станет интересна сель- ская жизнь, а у селян будет ценный продукт на прода- жу. Меж тем, хотя исследования мацутакэ можно фи- нансировать благодаря экономическому воодушевле- нию, более широкой науке тоже будет польза, особен- но для понимания отношений всего живого в меня- ющихся экологических условиях. Если ностальгия –
часть такого проекта, тем лучше. Это и его, Огавы, но- стальгия. Он сводил нашу исследовательскую группу посмотреть на то, что когда-то было благоденствую- щим лесом мацутакэ, за старым храмом. Ныне холм был испятнан высаженными хвойными и зарос вечно- зелеными лиственными, умирающих сосен осталось совсем немного. Мы не нашли ни одного мацутакэ. А

когда-то, вспоминал Огава, на этом холме ступить бы- ло некуда – кругом грибы. Как и Прустовы мадленки,
мацутакэ источают благоуханье temps perdu
65
Доктор Огава упивается ностальгией с немалой иронией и смехом. Мы стояли под дождем посреди храмового леса без мацутакэ, и он объяснял нам ко- рейское происхождение японского отношения к этим грибам. Прежде чем вы тоже узнаете эту историю,
имейте в виду: между японскими националистами и корейцами пробежала не одна кошка. Доктору Ога- ве напоминать нам, что японскую цивилизацию зача- ла корейская знать, – настоящее усилие, противоре- чащее чаяниям японца. Кроме того, цивилизация, по словам Огавы, – не вся сплошь благо. Задолго до то- го, как корейцы добрались до центральной Японии,
рассказал доктор Огава, они вырубили все леса на постройку храмов и для растопки кузнечных печей. У
себя на родине они разбили просторные сосновые бо- ры, где мацутакэ росли задолго до того, как такие леса возникли в Японии. Когда в VIII веке корейцы рассе- лились по Японии, они вырубили здесь леса. От этой порубки выросли сосновые боры, а с ними – и мацута- кэ. Корейцы нюхали мацутакэ – и думали о доме. Пер- вая ностальгия, первая любовь к мацутакэ. Именно от тоски по Корее новая японская аристократия воспе-
65
Здесь: утраченное время (фр.). – Примеч. пер.

ла ныне знаменитый запах осени, сказал нам доктор
Огава. Неудивительно, что японцы за рубежом с ума сходят по мацутакэ, добавил он. А закончил потешной историей об одном американском японце – сборщике мацутакэ, с которым они познакомились в Орегоне –
тот порадовался исследовательской работе доктора на жуткой смеси японского и английского: «Мы, япон- цы, чокнутые на мацутакэ!»
Истории доктора Огавы меня тронули – они опреде- лили ностальгию, однако прояснили и еще одно: ма- цутакэ растет лишь в лесах с серьезным вмешатель- ством человека. Мацутакэ и красная сосна сотрудни- чают в центральной Японии – и растут исключитель- но там, где люди произвели значительную вырубку.
Так и есть: по всему миру мацутакэ связаны с самы- ми неблагополучными лесами – местами, где ледни- ки, вулканы, песчаные дюны или дела человеческие устранили все прочие деревья и даже органическую почву. Равнины, выстланные пемзой, по которым я гу- ляла в центральном Орегоне, – в некотором смысле типичные земли, которые мацутакэ умеет обживать:
земли, на которых большинство растений и других грибов не может зацепиться. Над такими вот обеднен- ными местами нависает неопределенность соприкос- новения. Какой первопроходец-росток отыскал сюда путь и как смог выжить? Даже самые живучие побе-

ги не смогли бы уцелеть, если бы не напарник в ви- де столь же упорного гриба, который способен тянуть из каменистой почвы питательные вещества. (Какой листок? Какой гриб?) Неопределенность грибного ро- ста тоже имеет значение. Натолкнулась ли грибни- ца на корни восприимчивого дерева? Поменялась ли почва или потенциальный состав питания? Благодаря неопределенности своего роста гриб исследует мест- ности.
Соприкосновения возможны и с людьми. Позабо- тятся ли они, сами того не ведая, о грибе, когда рубят лес и собирают зеленые удобрения? Или же привне- сут враждебные растения, ввезут экзотические бо- лезни или замостят территорию под пригородную за- стройку? Люди в таких местностях играют свою роль.
И к тому же люди (как и грибы, и деревья), чтобы выдержать испытание соприкосновением, привносят с собой собственные истории. Эти истории (и люд- ские, и нет) никогда не запрограммированы, как у ро- ботов, это скорее сгущение в неопределенном здесь- и-сейчас: постижимое для нас прошлое, говорил фи- лософ Вальтер Беньямин, есть «воспоминание, как оно вспыхивает в момент опасности»
66
. Мы отыгрыва-
66
Walter Benjamin, On the concept of history, Gesammelten Schriften,
пер. на англ. Dennis Redmond (Frankfurt: Suhrkamp Verlag, 1974), sec. 6,
1:2. [Здесь и далее рус. пер. С. Ромашко, «О понятии истории», Новое

ем историю, пишет Беньямин, как «тигриный прыжок в прошлое»
67
. Методолог науки Хелен Веррэн предла- гает другой образ. У австралийской народности йолн- гу, рассказывает она, воспоминание о сновидениях предков сгущается в апогее ритуала испытания в на- стоящем, когда в центр круга сказителей мечут копье.
Бросок копья соединяет прошлое и здесь-и-сейчас
68
Благодаря обонянию нам всем знаком полет того ко- пья, прыжок того тигра: прошлое, которые мы привно- сим с собой в соприкосновение, сгущено в запахе. За- пах детских поездок к дедушкам и бабушкам – сгуще- ние большой части японской истории, не просто жиз- ненная сила сельского бытия в середине ХХ века, но и вырубка леса в XIX-м, случившаяся еще раньше и литературное обозрение, 2000, № 46. – Примеч. пер.]
67
Benjamin, On the concept of history Gesammelten Schriften. Sec. 14.
Он сравнивает здесь моду и революцию: и то, и другое, чтобы иметь дело с настоящим, обращается к прошлому.
68
Веррэн, личная переписка, 2010. Веррэн развивает понятие «здесь- и-сейчас» во многих своих работах, посвященных йолнгу, напр.: «Зна- ние йолнгу – вторжение Сновидения в обыденное. Сновидение привно- сится в здесь-и-сейчас выполнением определенных действий в опре- деленное время определенными людьми… Знание может быть исклю- чительно воплощенным Сновидением, привнесением в жизнь здесь- и-сейчас элементов другого пространства» (Веррэн цитировала Кэро- лайн Джозефс: «Молчание – путь знания в йолнгу и других сказитель- ствах австралийских коренных жителей», в: Negotiating the Sacred II,
eds. Elizabeth Coleman, Maria Fernandez-Dias. P. 173–190 [Canberra: ANU
Press, 2008]. P. 181).

оголившая местности, а также урбанизация и забро- шенность лесов, что произошли следом.
Некоторые японцы унюхивают ностальгию в лесах,
сотворенных людским вмешательством, но это, ко- нечно, не единственное чувство, с каким люди при- ходят в эти дикие места. Еще раз обратимся к за- паху мацутакэ. Пора сообщить вам, что большин- ство людей европейского происхождение его не выно- сит. Норвежец дал евразийской разновидности науч- ное название Tricholoma nauseosum, трих тошнотвор- ный. (Недавно систематики сделали исключение из обычных правил прецедентарности и разрешили пе- реименовать этот гриб, из уважения к вкусам япон- цев, в Tricholoma matsutake.) Американцы европей- ского происхождения в основном тоже не в восторге от запаха Tricholoma magnivelare с Тихоокеанского се- веро-запада. «Плесень», «скипидар», «ил», говорят о нем белые сборщики, если попросить их описать за- пах. Не один и не двое поминали в разговоре против- ный запах гниющих грибов. Кое-кто слышал об опре- делении этого запаха, которое дал калифорнийский миколог Дэвид Эрора: «Провоцирующий компромисс между Red Hots и грязными носками»
69
. Не то чтобы
69
David Arora, Mushrooms demystified (Berkeley: Ten Speed Press,
1986). P. 191. [Red Hots – жевательные конфеты с острым вкусом кори- цы. – Примеч. пер.]

это хотелось есть. Когда белые сборщики в Орегоне готовят грибы, они их либо маринуют, либо коптят. Та- кая готовка скрывает запах, и гриб делается безли- ким.
Неудивительно, быть может, что американские уче- ные исследовали запах мацутакэ, чтобы разобрать- ся, кого он отталкивает (слизней), а японские разби- рались, кого он привлекает (некоторых летучих насе- комых)
70
. «Тот же» ли это запах, если люди так по-раз- ному откликаются на встречу с ним? Распространяет- ся ли этот вопрос на слизней и гнус в той же мере,
что и на людей? А если носы – как в моем случае –
меняются? А что если гриб тоже способен в таких со- прикосновениях меняться?
Мацутакэ в Орегоне сожительствуют со многими деревьями. Орегонские грибники умеют отличать де- ревья, с которым вместе рос тот или иной гриб, – от- части по форме и размеру, но отчасти и по запаху.
Эта тема всплыла как-то раз, когда я разглядывала не на шутку вонючие мацутакэ, предложенные на прода- жу. Сборщик объяснил, что нашел эти грибы под од-
70
William F. Wood, Charles K. Lefevre, «Changing volatile compounds from mycelium and sporocarp of American matsutake mushroom,
Tricholoma magnivelare», Biochemical Systematics and Ecology, 35 (2007).
P. 634–636. Я не обнаружила японских исследований, но мне о них рас- сказывал доктор Огава. Были ли те же самые вещества во всех случаях выделены как главные составляющие запаха, мне не известно.

ноцветной пихтой, а это для мацутакэ хозяин необыч- ный. Лесорубы, сказал он, называют эту пихту ссаной
– из-за противного запаха, который источает срублен- ное дерево. Грибы пахли так же скверно, как раненое дерево. На мой нюх, они вообще не пахли как мацу- такэ. Но не был ли этот запах результатом сочетания мацутакэ-пихта, возникшим в их соприкосновении?
В подобных неопределенностях есть любопытный клубок «натура-культура». Разные способы нюхать и разные качества запаха взаимно переплетены. Ка- жется невозможным описать запах мацутакэ, не об- ращаясь к культурным и природным историям, сплав- ленным в нем. Любая попытка внести определен- ность и распутать этот клубок, скорее всего, обречена на неудачу: неопределенный опыт соприкосновения,
прыжок тигра в историю. Что еще есть запах?
Запах мацутакэ объединяет и путает память и ис- торию – и не только у людей. Он соединяет мно- гие способы бытия в нагруженный чувствами узел, со своим самостоятельным воздействием. Он возникает при соприкосновении и являет нам историю-в-сотво- рении. Принюхайтесь.