Файл: Анна Лёвенхаупт ЦзинГриб на краю света. Овозможности жизни на.pdf

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 05.12.2023

Просмотров: 397

Скачиваний: 5

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.
рубку» – практику, оправданную тем, что зрелые де- ревья быстрее заменяются быстрорастущим молод- няком. Сплошную вырубку, или «одновозрастный под- ход», ввели для того, чтобы превозмочь неэффектив- ность такой выборочной лесозаготовки. Однако вы- саженные в результате подобной научно-промышлен- ной деятельности деревья оказались по части при- были не столь привлекательны. Там, где коренные американцы выжиганием поддерживали рост лучших видов деревьев, «правильные» виды растить было трудно. Ели и скрученные сосны росли там, где ко- гда-то царили величественные желтые сосны. И вот цены на древесину с Тихоокеанского северо-запада рухнули. У лесозаготовительных компаний не оста- лось возможности запросто выбирать себе деревья на рубку, и они стали искать деревья подешевле,
в других местах. Без политического престижа и де- нег большого лесозаготовительного бизнеса Лесная служба в регионе утратила финансирование, и даль- нейшая поддержка подобных плантациям лесов ста- ла недоступной по стоимости. Защитники окружаю- щей среды отправились в суды, требуя более жест- кой консервационной политики. Их обвиняли в крахе лесозаготовительной промышленности, но компаний
– и почти всех больших деревьев – в регионе уже не
осталось
58
Когда я в 2004-м оказалась на востоке Каскадных гор, ель и скрученная сосна уже заняли значительную часть тех мест, где когда-то были сплошь посадки жел- той сосны. И хотя знаки вдоль дороги все еще гласили
«Промышленные посадки», промышленность тут во- образить удавалось с трудом. Пейзаж был сплошь за- росли скрученной сосны и ели, а они слишком мелкие для большей части лесозаготовителей и недостаточ- но живописны для туризма. Однако в местной эконо- мике возникло нечто новое: мацутакэ. Исследовате- ли из Лесной службы в 1990-е обнаружили, что годо- вая коммерческая выручка от грибов была по крайней мере не меньше, чем от древесины
59
. Мацутакэ под- толкнули развитие немасштабируемой лесной эконо- мики на руинах масштабируемого промышленного ле- соводства.
Трудность мышления с учетом прекарности – по-
58
Подробнее о том, что именно пошло не так, см.: Langston, Forest dreams. О восточных Каскадных горах см.: Mike Znerold, A new integrated forest resource plan for ponderosa pine forests on the Deschutes National
Forest, доклад на семинаре Министерства природных ресурсов Онта- рио, Tools for Site Specific Silviculture in Northwestern Ontario, Thunder
Bay, Ontario, April 18–20, 1989.
59
Susan Alexander, David Pilz, Nancy Weber, Ed Brown, Victoria
Rockwell, Mushrooms, trees, and money: Value estimates of commercial mushrooms and timber in the Pacific Northwest, Environmental
Management, 30, № 1 (2002). P. 129–141.

нимать, как проекты, ориентированные на масшта- бируемость, преобразовали местность и общество,
но одновременно видеть, где масштабируемость бес- сильна – и где возникают не поддающиеся масшта- бированию экологические и экономические отноше- ния. Важнее всего обратить внимание на судьбу мас- штабируемости и немасштабируемости. Однако бы- ло бы громадной ошибкой считать, что масштабиру- емость – плохо, а немасштабируемость – хорошо.
Немасштабируемые проекты могут быть в той же ме- ре ужасными по своим результатам, как и масшта- бируемые. Бесконтрольная порубка уничтожает лес быстрее, чем научное лесоводство. Главное разли- чие между масштабируемыми и немасштабируемы- ми проектами – не нравственность поведения, а боль- шее разнообразие последних, поскольку они не при- способлены к расширению. Немасштабируемые про- екты могут быть кошмарными или благотворным –
любыми.
Новый бум немасштабируемости не означает, что масштабируемость вытеснена совсем. В эпоху неоли- берального переобустройства масштабируемость все более сводится к технической задаче, нежели к на- родной мобилизации, при которой гражданам, прави- тельствам и корпорациям нужно работать совмест- но. Как изложено в главе 4, соединение масштаби-
руемого учета и немасштабируемых трудовых отно- шений все более принимается как модель капитали- стического накопления. Производству не обязательно быть масштабируемым, пока элиты в состоянии упо- рядочивать бухгалтерский учет. Можно ли не упускать из виду постоянное главенство масштабируемых про- ектов и при этом погружаться в разнообразие и такти- ки прекарности?
Вторая часть этой книги отслеживает взаимодей- ствие между масштабируемыми и немасштабируемы- ми формами капитализма, где масштабируемый учет позволяет управлять немасштабируемым трудом и природными ресурсами. В таком «утилизационном»
капитализме (salvage capitalism) каналы снабжения организуют процесс передачи, в котором соразмерны
– для капитала – самые разнообразные формы труда и природы. Третья часть возвращает нас в леса мацу- такэ как на антиплантации, где возможности для жиз- ни создаются преобразующими соприкосновениями.
Центральное место занимает примесное многообра- зие экологических отношений.
Но сначала сделаем вылазку в неопределенность
– к ключевой черте ассамбляжей, за которой я наблю- даю. Пока что я определяла ассамбляжи в отношении их негативных черт: их составляющие имеют приме- си и потому неустойчивы, их нельзя масштабировать

равномерно. Тем не менее ассамбляжи определяют- ся силой того, что они в себе собирают, – в той же мере, в какой они определяются всегда возможным распадом. Ассамбляжи творят историю. Это сочета- ние неизъяснимости и присутствия явно прослежива- ется в запахе – еще одном даре грибов.


Интерлюдия
Обоняние
Какой листок? Какой гриб?
– Перевод Джона Кейджа классического
стихотворения Басё
Какова история запаха? Не этнография обоняния, а именно история самого запаха, вплывающего в нозд- ри людей и животных – и даже встроенного в кор- ни растений и мембраны почвенных бактерий? Запах
втягивает нас в неразбериху воспоминаний и возмож- ностей.
Мацутакэ ведет за собой не меня одну – много ко- го еще. Движимые запахом, на диких пространствах по всему западному полушарию их ищут и люди, и животные. Олени предпочитают мацутакэ другим гри- бам. Медведи переворачивают бревна и роют кана- вы в поисках этого гриба. А некоторые орегонские грибники рассказывали мне о лосях с окровавленны- ми рылами – они выковыривали грибы из зазубрен- ной пемзы. Запах, говорили они, ведет лося прямиком от одного грибного места к другому. Но что есть обо- няние, кроме особенной разновидности химической восприимчивости? В этом смысле деревья тоже за- тронуты запахом мацутакэ, они впускают его в себя через корни. Как и к трюфелям, к мацутакэ тянет ле- тающих насекомых – они кружат над местами подзем- ных скоплений гриба. А вот слизни, другие грибы и многие виды почвенных бактерий этот запах не выно- сят и держатся от него подальше.
Запах неуловим. Оказываемое им действие нас изумляет. Мы почти не знаем, как передать запах сло- вами, даже когда отклик наш силен и однозначен. Лю- ди дышат и нюхают в одном и том же вдохе, и описать запах почти так же трудно, как описать воздух. Но за- пах, в отличие от воздуха, есть знак присутствия дру-
гого, и на это мы откликаемся. Отклик всегда ведет нас к чему-нибудь новому: мы больше не сами свои –
или по крайней мере не те же, что были прежде: это мы в соприкосновении с другим. Соприкосновения по своей природе неопределенны: они преображают нас непредсказуемо. Может ли запах, эта сбивающая с толку смесь неуловимости и однозначности, быть по- лезным проводником в неопределенности соприкос- новения?
В человеческой любви к грибам у неопреде- ленности богатое наследие. Американский компози- тор Джон Кейдж сочинил несколько кратких музы- кальных фрагментов под названием «Неопределен- ность», многие посвящены встречам с грибами
60
. По
Кейджу, походы по грибы в лес требуют особенной разновидности внимания: внимания к встрече здесь- и-сейчас, со всеми ее случайностями и сюрпризами.
Музыка Кейджа – вся об этом «вечно ином» здесь- и-сейчас, которое он противопоставляет устойчивой
«одинаковости» классической композиции: он писал музыку так, чтобы дать аудитории слушать в равной мере и окружающие звуки, и сочиненные. В одной его знаменитой композиции, «4’33’’», нет вообще никакой музыки, аудитория вынуждена просто слушать. Вни-
60
См.: www.lcdf.org/indeterminacy/. Концертное исполнение:
www.youtube.com/watch?v=AJMekwS6b9U

мание Кейджа к слушанию того, как все возникает, на- учило его ценить неопределенность. Цитата из Кей- джа, с которой я начала эту главу, – его перевод хай- ку японского поэта XVII века Мацуо Басё, «Мацутакэ я сирану ки но ха но хэбари цуку», перевод которого мне попадался такой: «Мацутакэ; к нему прилип / ли- сток неведомого дерева»
61
. Кейдж решил, что неопре- деленность соприкосновения в таких переводах вы- ражена недостаточно отчетливо. Поначалу он оста- новился на варианте «То, что неведомо, свело вме- сте гриб и листок», что хорошо выражает неопреде- ленность встречи. Но погодя подумал, что эта версия слишком надуманная. «Какой листок? Какой гриб?»
тоже ведет нас к той открытости финала, которую
Кейдж так ценил в том, что узнал от грибов
62
Неопределенность, постигнутая благодаря грибам,
столь же важна и для ученых. Миколог Ален Рейнер считает неопределенность роста одной их самых уди- вительных особенностей грибов
63
. Человеческое тело
61
R.H. Blyth, «Mushrooms in Japanese verse», Transactions of the Asiatic
Society of Japan, 3rd ser., 11 (1973). P. 97. [В пер. В. Марковой это стихо- творение выглядит так: «Белый грибок в лесу. / Какой-то лист незнако- мый / К шляпке его прилип». – Примеч. пер.]
62
Рассказ Кейджа об эволюции этого перевода см.: John Cage,
«Mushroom haiku», www.youtube.com/watch?v=XNzVQ8wRCB0 63
Alan Rayner, Degrees of freedom: Living in dynamic boundaries
(London: Imperial College Press, 1997).
обретает определенную форму в начале своей жизни.
Если не считать увечий, мы по сравнению с подрост- ковой формой тела, меняемся незначительно. Допол- нительные конечности мы себе отрастить не можем,
и мозг у нас навеки тот, какой достался. Грибы же,
напротив, растут и меняют форму всю жизнь. Гри- бы знамениты способностью изменяться в зависимо- сти от переживаемых соприкосновений и от окружаю- щих условий. Многие «потенциально бессмертны», то есть умирают от болезней, увечий или недостатка ре- сурсов, но не от старости. Даже этот невеликий факт может обратить наше внимание на то, сколь укорене- ны в нас мысли о знании и бытии, которые считают форму жизни и старость определенными. Мы редко воображаем жизнь вне этих пределов, а когда это слу- чается, нас заносит в магию. Рейнер приглашает нас мыслить с грибами, то есть иначе. Некоторые сторо- ны нашей жизни в большей мере сообразны неопре- деленности грибов, подчеркивает он. Наши обыден- ные привычки повторяют себя, но у них открытый фи- нал, мы откликаемся на возможности и соприкосно- вения. А если наша неопределенная жизнь сводится к очертаниям не тел наших, а движений во времени?
Такая неопределенность расширяет наши представ- ления о человеческой жизни, показывая, как мы ме- няемся благодаря соприкосновениям. И людям, и гри-

бам свойственно меняться в соприкосновении здесь- и-сейчас. Бывает, они даже соприкасаются друг с дру- гом. Как говорится в другом хайку XVII века, «Мацута- кэ / Сорванный кем-то другим / Прямо у меня под но- сом»
64
. Какой человек? Какой гриб?
Запах мацутакэ преобразил меня физически. Впер- вые приготовив их, я испортила вполне приличную за- жарку. Запах валил с ног. Я не смогла это есть: лю- бой овощ пахнул этим же. Я выбросила целую ско- вородку пищи и съела пустой рис. Дальше я уж бы- ла осторожнее и только собирала грибы, но не ела их. И вот однажды я принесла собранную кучку одной японской коллеге, и она была на седьмом небе от сча- стья. За всю свою жизнь она не видала столько мацу- такэ разом. Конечно же, она приготовила ужин. Сна- чала она показала мне, как покрошить грибы руками,
без ножа. Металл ножа меняет запах, сказала она, и,
кроме того, ей мама говорила, что дух гриба этого не любит. Затем она обжарила мацутакэ на раскаленной сковороде, без растительного масла. Масло тоже ме- няет запах гриба, объяснила она. Тем более сливоч- ное, с его-то собственным сильным запахом. Мацута- кэ следует обжаривать всухую или класть в суп – лю-
64
Kyorai Mukai, цит. и пер. в: Blyth, «Mushrooms,» 98. [Мукаи Кёрай
(1651–1704) – японский поэт, ученик и друг Мацуо Басё, также известен как Ракусися. – Примеч. пер.]
бое масло все портит. Она подала обжаренные ма- цутакэ, спрыснутые лаймовым соком. Получилось чу- десно! Запах начал меня восхищать.
В следующие несколько недель у меня поменялось восприятие. Год выдался богатый на мацутакэ, они были везде. Теперь я радовалась и мимолетному ду- новению этого запаха. Я прожила несколько лет на
Борнео, где подобный же опыт получила с дурианом
– восхитительно вонючим тропическим фруктом. Ко- гда мне его подали впервые, я подумала, что меня вы- рвет. Но дуриан в тот год плодоносил хорошо, и вонь была повсюду. Вскоре запах начал приводить меня в восторг, я позабыла, почему он меня так отвращал по- началу. То же и с мацутакэ: я уже и не помнила, что меня в его запахе так донимало. Теперь он пахнул ра- достью.
Не у меня одной такой отклик. Кодзи Уэда держит замечательно опрятную овощную лавку на традици- онном рынке в Киото. Когда наступает сезон мацута- кэ, объяснил он, большинство людей, входящих в лав- ку, приходят не покупать мацутакэ (у Кодзи они доро- гие) – они приходят понюхать. Достаточно зайти в лав- ку – и все, и посетитель уже счастлив, говорит тор- говец. Поэтому он и торгует мацутакэ: из-за удоволь- ствия, которое этот гриб доставляет людям.
Возможно, фактор счастья от обнюхивания мацута-