Файл: Анна Лёвенхаупт ЦзинГриб на краю света. Овозможности жизни на.pdf

нии, а не просто пересчитывать. Однако почти ника- кие американские исследования беженцев с Юго-Во- стока Азии формирование национальных общностей в этом регионе в расчет не принимают. Чтобы воспол- нить этот пробел, позвольте мне развернуто расска- зать одну историю. Несмотря на родоплеменное мно- гообразие сборщиков, я буду называть их яо, равно как и всех нас остальных, все мы немножко яо. Пре- образование через сотрудничество, уродливое или иное, – часть человеческой природы.
Мыслится, что далекие предки общины яо, из кото- рой вышел наш знакомец Као, возникли уже в проти- востоянии другим, в бегах. Уйдя в горы южного Китая,
чтобы спрятаться от императорской власти, они обла- дали императорскими грамотами, освобождавшими их от налогов и трудовой повинности. Сто с неболь- шим лет назад кое-кто из них забрался еще дальше –
в северные горы нынешнего Лаоса, Таиланда и Вьет- нама. Они привнесли свою письменность, основан- ную на китайских иероглифах и применяемую для об- щения с духами
43
. Одновременно и отвержение китай- ской власти, и ее принятие, эта письменность – отчет- ливое выражение примесного многообразия: яо – ки- тайцы и не китайцы. Позднее они выучатся быть лао/
43
Jeffery MacDonald, Transnational aspects of Iu-Mien refugee identity
(New York: Routledge, 1997).

тайцами – и не лао/тайцами, а затем американцами –
и не американцами.
За яо не водится почтения к национальным гра- ницам: общины то и дело перемещались туда-сюда,
особенно под угрозой военного вторжения. (Дядя Као выучил китайский и лао в ходе этих перемещений.) И
все же, несмотря на мобильность, яо – едва ли авто- номное племя, не подконтрольное государству. Йор- лейфюр Йонссон объяснил, как образ жизни яо не раз и не два менялся в зависимости от планов властей. В
первой половине ХХ века, например, яо в Таиланде организовывали свои общины вокруг опиумной тор- говли. Лишь большие, полигинные хозяйства с власт- ными старейшинами во главе могли добиваться опи- умных договоров. В некоторых хозяйствах насчиты- валось до сотни человек. Тайское правительство не регулировало их устройство – последнее сложилось в результате взаимодействий яо с опиумом. В подоб- ных же непланируемых процессах второй половины
ХХ века яо в Таиланде обрели положение «этниче- ской группы» с выраженными обычаями: этому обра- зованию позволила возникнуть тайская политика в от- ношении меньшинств. Меж тем яо сновали по всей лаосско-тайской границе, сторонясь государственной политики и там, и там, пусть она их и определяла как

таковых
44
Те пограничные горы Азии видали много разных на- родностей, и восприимчивость яо развилась во вза- имодействии с этими подвижными группами: все так или иначе имели дело с имперской властью и бун- том, законной и противозаконной торговлей и моби- лизацией конца тысячелетия. Чтобы понять, как яо стали сборщиками мацутакэ, нужно принять во вни- мание их отношения с другой группой, ныне обитаю- щей в орегонских лесах, – хмонгами. Хмонги во мно- гом похожи на яо. Они тоже сбежали из Китая на юг,
они тоже пересекали границы и забирались повыше,
туда, где можно растить опийный мак, они тоже це- нят свои выраженные диалекты и традиции. Милле- наризм середины ХХ века начался с невежественно- го крестьянина, изобретшего совершенно самобыт- ную письменность хмонгов. То было время америка- но-индокитайской войны, и хмонги оказались в гуще событий. Как подчеркивает лингвист Уильям Смолли,
тот увлеченный крестьянин мог увидеть английское,
русское и китайское письмо в военных документах,
оставленных на территориях боевых действий, могли ему попасться и бумаги на лао и тайском
45
. Эта само-
44
Hjorleifur Jonsson, Mien relations: Mountain people and state control in
Thailand (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2005).
45
William Smalley, Chia Koua Vang, Gnia Yee Vang, Mother of writing: The

бытная хмонгская письменность возникла из военной разрухи и, как и яо, – великолепный образ примесного многообразия.
Хмонги гордятся патрилинейной организацией сво- их кланов, и, согласно этнографу Уильяму Геддизу,
кланы сыграли ключевую роль в формировании уда- ленных связей между мужчинами
46
. Клановые отно- шения позволили военным вождям призывать бой- цов вне круга личных знакомых. Это оказалось значи- мым: когда Соединенные Штаты после победы вьет- намских националистов над французами в 1954 го- ду приняли на себя имперский надзор, они получи- ли в наследство преданность вышколенных францу- зами хмонгских солдат. Один из тех солдат стал ге- нералом Вангом Пао, мобилизовавшим хмонгов в Ла- осе для войны на стороне США; он стал, по словам директора ЦРУ Уильяма Колби, «величайшим героем
Вьетнамской войны»
47
. Ванг Пао вербовал на войну не отдельных людей, а целые деревни и кланы. Хо- origin and development of a Hmong messianic script (Chicago: University of
Chicago Press, 1990).
46
William Geddes, Migrants of the mountains: The cultural ecology of the Blue Miao (Hmong Nyua) of Thailand (Oxford: Oxford University Press,
1976).
47
Цит. по: Douglas Martin, Gen. Vang Pao, Laotian who aided U.S., dies at 81, The New York Times, January 8, 2011, www.nytimes.com/2011/01/08/
world/asia/08vangpao.html

тя его заявления о том, что он представляет хмонгов,
скрывали тот факт, что хмонги воевали и на стороне коммунистического движения «Патет Лао», Ванг Пао смог заявить свои усилия как служение и делу хмон- гов, и антикоммунистическим Штатам. Благодаря кон- тролю над опиумным транспортом, целям бомбарди- ровок и заброскам продовольствия от ЦРУ, а также своей харизме, Ванг Пао заслужил невероятную эт- ническую поддержку, объединив «хмонгов»
48
. Лучший пример примесного многообразия едва ли придума- ешь.
В армии Ванга Пао воевали и яо. Кое-кто из них по- шел за хмонгами в лагерь беженцев Бан Винаи, ко- торый помог организовать в Таиланде Ванг Пао, сбе- жав из Лаоса вслед за уходом оттуда Штатов в 1975- м. Но война не наделила яо ощущением этнополити- ческого единства, какое та дала хмонгам. Кто-то из яо сражался на стороне других политических вожаков, в том числе генерала из яо Чао Ла. Кое-кто уехал из
Лаоса в Таиланд задолго до победы коммунистов в
Лаосе. Из собранных Йонссоном устных историй яо
48
Источники этой истории см. в: Alfred McCoy, The politics of heroin: CIA
complicity in the global drug trade (Chicago: Chicago Review Press, 2003);
Jane Hamilton-Merritt, Tragic mountains: The Hmong, the Americans, and the secret war in Laos, 1942–1992 (Indianapolis: Indiana University Press,
1999); Gary Yia Lee, ed., The impact of globalization and transnationalism on the Hmong (St. Paul, MN: Center for Hmong Studies, 2006).

в Штатах вытекает, что частенько воспринимаемые как невинные «региональные» группировки лаосских яо – северные яо, южные яо – это на самом деле разнонаправленные истории насильственного пере- селения, предпринятого Вангом Пао и Чао Ла соответ- ственно
49
. Война, считает Йонссон, формирует этни- ческое самоопределение
50
. Война заставляет людей перемещаться, но при этом и закрепляет их связи с переосмысленными культурами предков. Хмонги по- могли смешению, яо поучаствовали.
В 1980-е яо, перебравшиеся из Лаоса в Таиланд,
включились в программу США по перемещению анти- коммунистов из Юго-Восточной Азии в Штаты, кото- рая должна была позволить им, благодаря статусу бе- женцев, стать гражданами. Беженцы прибыли в США
как раз в тот момент, когда произошло сокращение пособий по безработице; средств к существованию и ассимиляции новоприбывшим предложили немного.
Большинство приехавших из Лаоса и Камбоджи не имели ни денег, ни западного образования, и они взя- лись за работы «под радаром» – вроде сбора мацута- кэ. В орегонских лесах им пригодились навыки, обре- тенные в индокитайских войнах. Воевавшие в джун-
49
Из личной переписки, 2007.
50
Hjorleifur Jonsson, War’s ontogeny: Militias and ethnic boundaries in
Laos and exile, Southeast Asian Studies, 47, № 2 (2009). P. 125–149.

глях редко теряют дорогу – они знают, как выбираться из незнакомых лесов. Тем не менее лес не произвел единой этнической идентичности – ни индокитайской,
ни американской. Повторяя устройство тайских лаге- рей беженцев, яо, хмонги, лао и кхмеры держатся на- особицу. При этом белые орегонцы иногда именуют их всех камбоджийцами или, путая все еще больше,
гонконгами. В среде многочисленных разновидностей предрассудков и отчужденности процветает примес- ное многообразие.
Надеюсь, сейчас вы скажете: «Тоже мне новости!
Да я могу вспомнить кучу подобных примеров – из числа людей и из среды, где живу сам». Согласна:
примесное многообразие – оно всюду. Раз эти исто- рии так распространены и так хорошо известны, вста- ет вопрос: почему мы не применяем их в нашем по- знании мира? Одна из причин в том, что примесное многообразие сложно устроено, а иногда – уродливо и унизительно. Примесное многообразие подразумева- ет выживших в обстоятельствах алчности, насилия и экологического уничтожения. Путаное пространство,
порожденное промышленными лесозаготовками, на- поминает нам о невозвратимых величественных ис- полинах, что были до нас. Выжившие в войне напоми- нают нам о телах, по которым они карабкались – или в которые стреляли, – чтобы добраться до нас. Мы

не понимаем, любить или ненавидеть этих выживших.
Простые нравственные оценки оказываются неумест- ными.
Более того, примесное многообразие не поддается той разновидности «обобщения», какая стала отли- чительной чертой современного знания. Примесное многообразие – не только избирательно, исторично и всегда изменчиво, оно еще и обусловлено отношени- ями. У него нет изолированных составляющих, его со- ставляющие – сотрудничества, основанные на сопри- косновениях. Без изолированных составляющих нет возможности подсчитать недостатки и преимущества
– или функциональность – «никого» из участников.
Здесь нет никаких изолированных индивидуумов или групп, очевидным образом утверждающих в сопри- косновении свои интересы. Без алгоритмов, основан- ных на изолированности, ученым и политикам при- шлось бы узнать много чего о культурной и естествен- ной истории происходящего. На это требуется время,
возможно, чересчур много времени – для тех, кто меч- тает понять целое, решив уравнение. Но кто сможет их этим озаботить? Если поток смутных историй – луч- ший способ объяснить примесное многообразие, по- ра ввести этот поток в наши методы познания. Веро- ятно, как и самим выжившим в войне, нам необходи- мо говорить – и говорить до тех пор, пока мы вместе

с нашими историями о смерти, близости к ней и неза- служенной жизни не окажемся в силах выстоять пе- ред трудностями настоящего. Именно прислушиваясь к какофонии смутных историй, мы, наверное, сможем нащупать самые большие свои надежды на выжива- ние в прекарных, шатких условиях.
Эта книга рассказывает несколько таких историй,
которые привели меня не только в Каскадные горы,
но и на токийские аукционы, в финскую Лапландию и в столовую к ученым, где я так разгорячилась, что разлила чай. Следовать всем этим историям разом в той же мере трудно или – стоит разобраться в них – в той же мере просто, как спеть мадригал, где мелоди- ческая линия каждого певца движется то вместе, то порознь от других. Подобное хитросплетение ритмов являет по-прежнему живую временну́ю альтернативу объединенному прогрессу-времени, которому мы все еще жаждем подчиняться.