Файл: ПСИХОЛОГИЯ КОНФЛИКТА_Гришина.doc

Таким образом, еще раз повторим, что конфликт — это совершенно нормальное явление. Люди должны перестать рассматривать конфликты как аномалию, нечто «неправильное», поскольку, полагая так, они будут требовать послушания от де­тей, повиновения от окружающих и подавлять конфликты в самих себе.

Позитивные функции конфликтов

При обсуждении понимания конфликтов в социальных науках отмечалось, что современная точка зрения исходит из представления о позитивных функциях конф­ликта.

Это легко принимается, когда речь идет о теоретических рассуждениях социоло­гов о процессах, происходящих в социальных системах. Но психолог имеет дело с живыми людьми и видит перед собой страдающего человека, тяжело переживаю­щего жизненные сложности, что эмоционально бывает трудно совместить с рас­суждениями о пользе конфликтов.

Однако и для современной психологии характерно признание двойственной природы конфликта, в том числе и его позитивной роли.

Конфликт — источник развития. Самая главная позитивная функция конф­ликта состоит в том, что, будучи формой противоречия, конфликт является источ­ником развития. Наиболее явное выражение эта функция конфликта, принимаю­щего форму кризиса, нашла в концепции Эриксона. Наряду с ней существует и мно­жество других, более частных приложений общего тезиса о позитивной роли противоречий в развитии индивида. Например, в ряде исследований, основанных на идеях Жана Пиаже и его школы, показано, что социокогнитивные конфликты мо­гут быть источником интеллектуального развития детей. Под социо-когнитивным конфликтом понимается ситуация, когда индивиды имеют разные ответы на одну и ту же проблему и мотивированы на достижение совместного решения. Чем значи­мее этот конфликт для участников ситуации, тем потенциально сильнее его влия­ние на их интеллектуальное развитие (Levine, Resnick, Higgins, 1993). Также обще­признанным можно считать тезис о противоречиях как источнике развития группы, включая и возможные конкурентные процессы. Так, Б. Ф. Ломов считает, что в совместной деятельности «соперничество (сотрудничество) играет роль своеобразного "катализатора" развития способностей» (Ломов, 1984, с. 325). Аналогичную» функцию стимулирования активности и развития конкуренция играет в группе. Принятие этой точки зрения проявилось в том, что в психологический словарь 199Q года впервые был введен термин «конфликт продуктивный» (Психология. Словарь,, 1990).

Конфликт — сигнал к изменению. Из других позитивных функций конфликта наиболее очевидной является сигнальная функция. Обсуждая типы критических ситуаций, Ф. Е. Василюк подчеркивает позитивную роль, «нужность» внутренних конфликтов для жизни: «Они сигнализируют об объективных противоречиях жизненных отношений и дают шанс разрешить их до реального столкновения этих отношений, чреватого пагубными последствиями» (Василюк, 1995, с. 94).

Аналогичную сигнальную функцию конфликты выполняют и в межличностных отношениях. Вернемся к примеру с родителями и ребенком. Если родители воспри­нимают несогласие ребенка, его новые притязания и попытки их обсуждения с ро­дителями исключительно как неповиновение, то они будут бороться с его непослу­шанием, настаивать на своем и тем самым скорее всего ухудшат, а может быть, и разрушат свои отношения с ребенком. Самые острые и болезненные конфликты с подростками возникают в тех семьях, где они с детства находились в атмосфере по­давления. Постепенно накапливающееся напряжение подобно пару, давление ко­торого разрывает плотно закрытый котел.

Конструктивной реакцией будет восприятие происходящего не как неповинове­ния, но как сигнала о необходимости изменений. Возможно, здесь будет уместна аналогия с болью. Боль неприятна, но любой врач скажет, что она выполняет важ­ную и полезную функцию. Боль есть сигнал о том, что в организме что-то не так. Игнорируя или заглушая боль успокоительными таблетками, мы остаемся с болез­нью. Конфликт, подобно боли, выполняет сигнальную функцию, сообщая нам о том, что что-то не в порядке в наших отношениях или в нас самих. И если мы в ответ на этот сигнал пытаемся внести изменения в наше взаимодействие, мы приходим к новому состоянию адаптации в отношениях. Точно так же адекватной реакцией ро­дителей будет приспособление своего поведения, своих требований и ожиданий к новому уровню развития ребенка, его самостоятельности и автономии. Если мы на каждом этапе своих отношений достигаем нового уровня адаптации, это обеспечи­вает сохранение, «выживание» наших отношений.

С. Минухин и Ч. Фишман описывают ситуацию, связанную с уходом взрослых детей из семьи, которую они называют «периодом опустевшего гнезда» и которая часто ассоциируется с депрессией у женщин: «Однако на самом дели супружеская подсистема вновь становится для обоих ее членов важнейшим семейным холоном, хотя при появлении внуков приходится и здесь вырабатывать новые взаимоотноше­ния. Данный период, часто описываемый как период растерянности, может вместо этого стать периодом бурного развития, если супруги и как индивиды, и как пара прибегнут к накопленному опыту, своим мечтам и ожиданиям, чтобы реализовать возможности, ранее недоступные из-за необходимости выполнять свой родительс­кий долг» (Минухин, Фишман, 1998, с. 32-33).

Конфликт — возможность сближения. На психологическом материале мо­гут быть найдены примеры, иллюстрирующие и другие позитивные функции конф­ликта, например «коммуникативно-информационную» и «связующую» (в термино­логии Козера).

В качестве примера я приведу рассказ одной молодой женщины. Она вышла за­муж рано, ей не было еще и девятнадцати лет. Ее избранник был старше ее на не­сколько лет, и, хотя был тоже молод, ей казалось, что он мудрее и опытнее. Возмож­но, именно это привело к тому, что, несмотря на хорошие отношения с ним, она чувствовала в душе какую-то стесненность, ощущала разделявшую их дистанцию. После рождения ребенка их отношения стали ухудшаться и, наконец, подошли к той опасной черте, после которой, возможно, их ждало расставание. Однако произо­шел тот, часто неожиданный прорыв, на который всегда остается надежда. Они ста­ли выяснять свои отношения и в ходе этого откровенного разговора поняли друг друга. Рассказав эту довольно банальную историю, женщина добавила в конце: «Я так рада тому, что этот конфликт тогда был между нами. Потому что с тех пор мы с мужем стали абсолютно близкими друг другу людьми. У меня нет человека ближе него, ни мама, ни мой ребенок, нет, он мой самый близкий человек. Я могу ему все-все сказать, что у меня на душе».

Этот новый уровень отношений между ними она связывает именно с происшед­шим конфликтом. Момент прорыва, когда людям нечего терять, когда они пытают­ся прорваться друг к другу, может стать для них последней возможностью взаимо­понимания. Недаром социологи чикагской школы говорили: «Конфликт — это воз­можность разговора начистоту».

Конфликт - это возможность разрядки напряжения, «оздоровления» отношений. Функция разрядки напряжения, «оздоровления» отношений, которую потенциально содержит в себе конфликт, может целенаправленно использоваться в педагогической практике. Например, А. С. Макаренко рассматривал конфликт как педагогическое средство влияния на отношения людей. У него есть незакончен­ная работа «О «взрыве» (1949), в которой он указывает, что в коллективе всегда существует целый комплекс различных противоречий «разных степеней конфликт­ности». Выбирая «из общей цепи конфликтных отношений самое яркое, выпираю­щее и убедительное, для всех понятное», Макаренко рекомендует разрешать его методом «взрыва». «Взрывом я называю доведение конфликта до последнего преде­ла, до такого состояния, когда уже нет возможности ни для какой эволюции, ни для какой тяжбы между личностью и обществом, когда ребром поставлен вопрос — или быть членом общества, или уйти из него» (Макаренко, 1958, с. 508). Этот последний предел может выражаться в различных формах, но во всяком случае его главной задачей является ломка неверно сложившихся отношений, на месте которых сiроятся новые отношения и новые понятия. Макаренко проявлял большой инте­рес к явлению «взрыва», хотя и оговаривал при этом, что «взрывной маневр — вещь очень болезненная и педагогически трудная» (там же, с. 510).

Интересно, что тот же прием усиления переживаний для инициирования благо­творного кризиса Р. Мэй считает возможным использовать в психотерапевтичес­кой практике. Он пишет о том, как однажды получил чрезвычайно эмоциональное письмо от молодого человека, который просил его о помощи: «В ответном письме я поставил целью предельно обострить его переживания и вызвать кризис. Я напи­сал, что он привык к своему положению избалованного ребенка, с которым всегда носились, а сейчас в его страданиях нет ничего, кроме жалости к самому себе и полного отсутствия мужества справиться с создавшимся положением. Я специаль­но не оставил никакой лазейки для спасения престижа его "Я"» (Мэй, 1994, с. 99). Мэй считает, судя по ответной реакции, что его цель была достигнута и привела к конструктивным шагам.

Подчеркивание потенциальных позитивных возможностей конфликта не долж­но заставить нас забыть о его вероятной деструктивной роли в жизни личности. Можно считать общепризнанным представление не только о позитивном значении эффективного разрешения и преодоления личностью возникающих внутриличностных кризисов, конфликтов, противоречий, но и о негативном, а то и разруши-тель­ном влиянии, которое может иметь для развития здоровой личности их непреодоле­ние. Мы можем оценивать выход человека из конфликта или кризиса как продук­тивный, если в результате он действительно «освобождается» от породившей его проблемы таким образом, что переживание делает его более зрелым, психологичес­ки адекватным и интегрированным.

Ф. Василюк отмечает, что эмоциональное переживание кризисной ситуации, ка­ким бы сильным оно ни было, само по себе не ведет к ее преодолению. Точно так же анализ ситуации, ее обдумывание приводит лишь к ее лучшему осознанию. Подлин­ная же проблема состоит в созидании нового смысла, в «смыслопорождении», «смыслостроительстве», когда результатом внутренней работы личности по преодолению, проживанию критических жизненных ситуаций становятся изменения в ее внут­реннем субъективном мире — обретение нового смысла, новое ценностное отноше­ние, восстановление душевного равновесия и т. д. (Василюк, 1984).

Напротив, те стратегии, которые, в сущности, являются психологически неэф­фективными, как бы их ни оценивал сам индивид, реально оказываются направлен­ными на ослабление, смягчение остроты переживаемого кризиса и сопровождаю­щих его эмоциональных состояний. Если вспомнить ранее использованную меди­цинскую аналогию, то можно сказать, что в первом случае человек, почувствовав боль, пытается выяснить ее причину и справиться с ней, вылечив болезнь, а во вто­ром случае он просто принимает таблетки, пытаясь заглушить неприятные ощу­щения.

Общая практическая позиция может быть выражена уже приводившимися сло­вами Мэя: «...Нашей задачей является превращение деструктивных конфлик­тов в конструктивные» (Мэй, 1994, с. 30).

Определение понятия конфликта

К наиболее значительной из ряда нерешенных проблем можно, на наш взгляд, отнести трудности, связанные с определением понятия конфликта и его соотнесением с другими, близкими ему понятиями и явлениями психической жизни человека.

Мы уже обращались к вопросу о трудностях определения и самого понятия кон­фликта, и рамок его проблемного поля. Проведенный анализ понимания конфликта и природы этого явления в различных направлениях классической психологии обо­гатил наше представление о психологических конфликтах, но не снял проблемы определения понятия, более того, даже усложнил ее.

Авторы обобщающего издания по проблемам конструктивного управления кон­фликтами (Constructive Conflict Management..., 1994) вынуждены начинать с во­проса об определении. Они отмечают, что существующие определения конфликта делают акцент либо на несовместимости действий (что, как мы видели, свойствен­но ситуационному подходу), либо на воспринимаемом различии интересов или убеждений (что характерно для когнитивистов). Определение конфликта, по их мнению, с которым трудно не согласиться, должно включать в себя и поведенчес­кие, и когнитивные, и аффективные компоненты как присутствующие в любом кон­фликте и значимые для него.

А. Я. Анцупов и А. И. Шипилов в своем обзоре работ по конфликтологической проблематике попытались сопоставить различные определения конфликта в отече­ственной психологии, решая ту же задачу, которую в свое время ставили перед со­бой западные социологи по отношению к социальным конфликтам. Так же, как Макк и Снайдер, они приходят к выводу об отсутствии сложившегося общепризнанного понимания конфликтов.

Авторы проанализировали 52 определения конфликтов, принадлежащих отече­ственным психологам. Определения внутриличностного конфликта опираются на два ключевых понятия: в одних определениях конфликт трактуется как противоре­чие между различными сторонами личности, в других — как столкновение, борьба личностных тенденций. Обобщение определений межличностного конфликта по­зволило выделить следующие его основные свойства, наличие противоречия между интересами, ценностями, целями, мотивами как основа конфликта; противодей­ствие субъектов конфликта; стремление любыми способами нанести максималь­ный ущерб оппоненту, его интересам; негативные эмоции и чувства по отношению друг к другу (Анцупов, Шипилов, 1992). Анализ большинства конкретных опреде­лений демонстрирует либо их уязвимость, либо узость, не удовлетворяющую суще­ствующим разновидностям психологических конфликтов (по меньшей мере, двум его основным разновидностям — внутриличностной и межличностной). А «Психо­терапевтическая энциклопедия» (1998) вообще не включает в круг определяемых понятий такие, как «конфликт», «кризис» или, например, «проблема», столь широ­ко используемые в практической работе.