Файл: Н. Н. Арутюнянц Об авторе этой книги.doc

ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 12.01.2024

Просмотров: 1384

Скачиваний: 2

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.


В развитом виде этот уровень абстракции представлен уже у Гоббса. Сводя все четыре причины Аристотеля к материальной и действующей, он вводит понятие «полной причины» и разворачивает его во временной континуум повторяющихся событий, для которых полная причина образует внутреннее определение: «...слово «причина» подразумевает прошлое, а слово «потенция» – будущее. Поэтому возможность существования действующих и подвергающихся воздействию тел в их совокупности, которую можно было бы назвать целостной, или полной, потенцией, есть то же самое, что целостная причина, ибо и то и другое есть сумма всех акциденций, наличность которых необходима в обоих тел; чтобы

136

действие наступило. Акциденцию, которая производится чем-либо, называют, имея в виду ее отношение к причине, действием, а имея в виду отношение к потенции, – действительностью или актом»103. Целостность, необходимая связь, контакт и образуют схему актуализации: «Подобно тому, как действующая и материальная причины согласно нашему разъяснению являются только частями целостной причины, и только будучи связаны между собой, производят какое-нибудь действие, активная и пассивная возможности являются лишь частями целостной и полной возможности и лишь их соединение порождает актуализацию»104. Такого типа причинность, в которой речь идет, собственно, не о причине-начале античного образца, а о причине-схеме взаимодействия, прячет выбор: она располагается не в области свойств объектов, что позволяло Аристотелю видеть возможность «противоположных определений» по линиям необходимости – исключения выбора, а в области самой этой необходимости. Выбор здесь снят, но снят не через деятельность разумного существа, а через свойства взаимодействующих объектов, через «подбор пар». Отсюда и тот страшный для не знакомых с тонкостями «диалектики больших чисел» поворот мысли, который вынуждает и кибернетиков, и математических лингвистов аплодировать Гоббсу как первому выразителю идей перебора, узуса, отмеченности. «Никакая актуализация невозможна, если нет налицо целостной возможности; так как в целостной потенции соединяется все то, что необходимо для наступления действия, или акта, то при отсутствии ее всегда будет недоставать чего-то, без чего актуализация не может наступить. Действие, таким образом, не наступает, оно
невозможно. Всякое же действие, которое не невозможно, возможно; поэтому всякое возможное событие рано или поздно наступит. Ибо если мы предположим, что оно никогда не наступит, то это будет означать, что никогда не могут соединиться все те условия, наличие которых необходимо для того, чтобы событие могло наступить, т.е. событие невозможно согласно данному нами определению. Но это противоречит предположению»105.

При всем том целостная возможность или полная причина есть гарант достоверности события, неограниченности повтора этого события всякий раз, когда наступают условия актуализации, и именно это обстоятельство заставляет подозревать, что уровень абстракции, на который выводится научное знание, производен от требований ритуала, что как раз этот, а не какой-то другой уровень есть своего рода проекция в область всеобщего тех универсальных требований, которые ритуал от имени фиксированных уровней предлагает любому соискателю-соревнователю. В самом деле, требования неограниченного повтора, достоверности, цикличности, ограниченной полосы отклонений на переходе от объекта к объекту того же предметного класса – требования заведомо ритуальные, без выполнения которых ни один кибернетик не возьмется не то что цивилизации проектировать, но и обыкновенный автомат для производства кнопок откажется автоматизировать. Уникальные вещи ритуалу противопоказаны, это прекрасно видел еще Юм: «Только когда два вида объектов оказываются постоянно соединены друг с другом, мы можем заключить об одном на основании другого, и если бы нам доказали такое действие, которое было бы совершенно единичным и не могло бы быть включено ни в какой известный нам вид, то я не знаю, могли бы мы сделать вообще

137

какое-нибудь заключение или какой-нибудь вывод относительно его причины. Если опыт, наблюдение и аналогия – единственные руководители, которым мы можем вполне разумно следовать при всех заключениях подобного рода, то и действие и причина должны быть сходными и однородными с другими действиями и причинами, которые мы знаем и соединение которых мы во многих случаях наблюдали»106.

С другой стороны, в массиве публикаций, в тех 6 млн. трактатов, монографий, статей, которые накоплены наукой за 300 лет ее существования, мы не обнаруживаем ни одного повтора. Запрет на плагиат здесь абсолютен, за него судят. Повтор столь же противопоказан науке, как и уникальность ритуалу, и, например, редактор, который из номера в номер стал бы публиковать одну и ту же статью на том основании, что она ему понравилась, выглядел бы ничуть не меньшей загадкой природы, чем автомат по продаже газированной воды, который время от времени баловал бы жаждущих то скрепкой, то дыроколом, то еще каким-нибудь канцтоваром.



Таким образом, уровень публикации прочерчивает какую-то удивительно четкую и ясную грань между двумя мирами. По одну сторону от этой грани располагается мир определенности и снятого выбора: ближе к грани–прикладные науки, а за ними ритуал с его господством повторов. А по другую сторону грани лежит какой-то странный «антиритуал», жители которого появляются на границе каждый со своей ни на что не похожей диковиной и укладывают эти диковины в бесконечную цепь различений. Нормы поведения жителей «антиритуала» загадочны и забавны. Каждый старается хоть чем-нибудь не походить на соседа, и если кто вытащит на свет чужую диковину, он тут же становится предметом насмешек и самого сурового порицания со стороны коллег. Произведения собственного искусства они укладывают в форме круга и почему-то считают, что как раз этим кругом все и кончается, а дальше-де простирается «тьма невежества» или «мир открытий».

Любая из таких диковин, почти на каждой из которых написано имя её создателя, суть публикация – двуликий Янус, который к прикладным наукам и ритуалу обращен своей «достоверной» стороной; сама наука называет эту свою сторону принципом экспериментальной проверки, т.е. способностью, при желании, без конца убеждаться, что земля круглая, скорость света постоянная, а вода сплошь Н2О, не делая из этого однако, научного события. Другой стороной статья обращена в «антиритуал», где она демонстрирует совсем другие свойства. Чтобы не заблудиться и не запутаться в этих двух мирах, нам следует раздельно рассмотреть, что происходит в пределах расширяющегося кольца, очерченного 6 или 10 млн. публикаций, где располагается довольно хорошо известный нам мир строгих понятий и порядков, а затем уже попытаться выйти на ту сторону кольца, где, по уверению ученых, лежит «передний край» науки и «невидимые колледжи», говоря словами Синга, «раздвигают границы окружающей нас тьмы невежества».

Практическое ценообразование. Условия жизни по ту и эту сторону кольца публикации настолько различны, что своеобразие характеров, психологических установок ученого и инженера как основных деятелей в чистой (ученый) и прикладной (инженер) областях науки становится заметным даже для неспециалиста. Лоуренс, описывая атмосферу в Лос-Аламосе
138

перед испытательным взрывом, рассказывает: «В работах принимал участие ряд опытных инженеров-практиков, которые смотрели на университетских ученых как на «длинноволосых» чудаков и считали многие их идеи почти безумными... Однако все испарилось в огромном облаке атомной пыли, которое поднялось более чем на двенадцать тысяч метров над пустыней Нью-Мексико. В тот раз один из инженеров, следивших за ходом испытаний из глубокого рва, на расстоянии 16 километров от места взрыва, сказал ученым величайший комплимент, который когда-либо делал «человек практики» «мечтателю». Став свидетелем того, как неземная многоцветная гора, увенчанная грибообразной вершиной, поднималась и расширялась, а мощные раскаты грома отражались эхом от окружающих гор, он, как только вновь обрел дар речи, сказал: «Господи Иисусе, эти длинноволосые совершили чудо!»
107. С прекрасным знанием дела и много злее пишет о том же Сноу. Рассказывая в романе «Новые люди» о стихийном собрании английских атомников после взрыва в Нью-Мексико, Сноу дает характерное для его стиля отступление-размышление: «Меня поразило, что хотя в комнате оказались все ведущие ученые Барфорда, из видных инженеров не пришел почти никто. Мне, внешнему наблюдателю, нужны были годы, чтобы осознать этот раскол в научном мире. Поначалу казалось, что ученые и инженеры должны бы одинаково относиться к жизни. В действительности это не так... Инженеры используют готовое знание, чтобы заставить что-то работать. В девяти случаях из десяти они консерваторы в политике, принимают любой строй, в котором им приходится жить. Интересует их одно: заставить свои машины работать, и совершенно им безразличны эти вечные социальные проблемы... А духовная жизнь ученого подчинена поиску новых истин, и ему трудно бывает остановиться, когда его взгляд падает на общество. Ученые бунтуют, сомневаются, протестуют, мучаются загадками будущего, они не могут отказать себе в удовольствии придать будущему конкретные формы. А инженеры заняты своими делами, от них никакого беспокойства ни в США, ни в России, ни в Германии. Не из инженеров, а из ученых выходят еретики, пророки, мученики и изменники»108. Социолог Ризман («Толпа одиночек», «Культура и социальные характеры»), выделяя типы личности (традиционно-направленная, внутренне-направленная, другими-направленная), относит ученых к типу внутренне-направленных личностей, который возник в античную эпоху, тогда как инженер – продукт современности, другими направленная личность.

В этих различениях и оценках есть, конечно, доля произвола, но есть и моменты, которые заставляют задумываться, не дают отбросить все с порога как чепуху и мелочную предвзятость. Мир и в самом деле выглядит по-разному для тех, кто в пределах кольца, и для тех, кто на самом этом кольце, по ту его сторону. С точки зрения инженерного мышления, в любой заданный момент мир замкнут, ограничен, конечен, определен этим кругом публикаций. И основная «научная» задача такого мира суть оптимизация ритуала при максимальном использовании наличного и зафиксированного этим кругом знания. Эта задача сложна, требует изобретательности, труда, творческих усилий по перебору множества вариантов. И тот факт, что ученые постоянно увеличивают этот


139
круг публикаций, меняют исходные условия задачи и делают её невыполнимой, должен бы, вообще-то говоря, восприниматься инженером по постулату Р.Оппенгеймера: «...новое знание нужно нам как дырка в голове», который он высказал в одну из манхэттенских «запарок» В самом деле, новое знание обесценивает то, что сделано, мешает довести работу до конца и, не говоря уже о необходимости содержать дорогостоящие службы информации, вводит в работу элементы неустранимой неопределенности, которая по подсчетам разрабатывающих оружие американских фирм уже сегодня составляет в среднем на систему 25-30%.

Ясно, что в этих условиях, когда инженеру приходится с опаской поглядывать и на рынок, и на ползущее кольцо публикаций, ему трудно бывает примириться, признать нормой «подрывную» деятельность ученых, способных в любой момент разрушить и обесценить плоды его многолетних усилий. И хотя делается это не по злому умыслу, а скорее, как и многое в науке, по принципу Канта: «Ведь человеческий разум столь склонен к созиданию, что уже много раз он возводил башню, а потом опять сносил ее, чтобы посмотреть, крепок ли ее фундамент»109, инженеру от этого ничуть не легче.

Можно себе представить, например, чувства тех людей, которые в 1954 г. разработали программу строительства атомных электростанций в Англии, а потом оказались по вине ученых в очень незавидной ситуации. Мэддокс так пишет об этом эпизоде из истории планирования: «Намеченный в Белой книге десять лет тому назад план «Программа строительства атомных электростанций» следовал, казалось, всем правилам прогнозирования. Возможность производства электроэнергии и больших количествах с помощью атомных установок, как и безопасность такого производства, были показаны самым доказательным образом. Более того, как и предполагалось планом, стоимость строительства атомных электростанций регулярно снижалась за этот период, и КВт электроэнергии, произведенный на современной атомной электростанции обходится сегодня вдвое дешевле, чем на первой атомной станции. И хотя если уж говорить точно, сбылись далеко не все надежды на возможность значительного удешевления строительства атомных электростанций за счет их технического совершенствования, придет, видимо, со временем и это. Удар был нанесен с другой стороны: произошло совершенно неожиданное удешевление строительства электростанций обычного типа и скачок был настолько значительным, что для Англии так и не оправдались предсказания о том, что электроэнергия атомных станций способна будет конкурировать по дешевизне с электроэнергией обычных станций. Вопрос теперь состоит в том, какое решение должно быть принято относительно характера и масштаба программы строительства атомных электростанций в Англии»