Файл: Микросоциология семьи М.,1998.doc

Интересен в связи с этим пример демографии, где взаимное влия­ние процессов рождаемости и смертности на демографическую струк­туру по полу, возрасту и семейному состоянию нашло отражение в разработке целого ряда математико-статистических показателей и мо­делей, особенно моделей режима воспроизводства населения. Многие коэффициенты рождаемости определяются под воздействием структу­ры населения, и демографы ломают голову, как «очистить» измерение интенсивности процессов рождаемости от «искажающих» воздействий структуры. Например, рост общего коэффициента рождаемости может быть связан с увеличением числа браков или снижением возраста ма­тери в момент рождения первенца при неизменной интенсивности рождаемости

Формальная демография, совершенствуя математике-статистичес­кие методы исследования взаимообусловленности переменных демог­рафических процессов и переменных структуры, «выжимает» из инст­рументального подхода все мыслимое и немыслимое, являя со­бой идеал для позитивистски ориентированных социологов.

Скрупулезно оттачивая свои измерительные инструменты, форма­листы-демографы ограничивают демографию описанием взаимосвязей между структурными и динамическими переменными и поэтому обре­чены заимствовать объяснения корреляций между индексами динами­ки и структуры населения лишь из здравого смысла. Если, по их при­знаниям, условность демографических показателей не позволяет точ-

но сказать, снижается рождаемость или повышается, высока или низ­ка разводимость, сколько семье достаточно иметь детей, чтобы счи­тать репродуктивную функцию выполненной, тогда и в самом деле придется для объяснения демографических явлений брать теорию взай­мы или напрокат у собратьев-экономистов, или у биологов, или даже у физиков, любознательно распространяющих законы термодинамики на браки и разводы⁵. Прибегая же к обиходным стереотипам (типа «бра­ки заключаются по любви», «алкоголизм — причина разводов», »рож­даемость снижается из-за ухудшения условий жизни», «многодетность — признак бескультурья»), формалисты-демографы подменяют научное изучение человеческого поведения фольклорным.

Разумеется, дело не в отдельных демографах. Здесь поучительный урок: нельзя в социальной науке, даже самой «точной» (т. е. наиболее математически оснащенной), вывести за пределы ее предмета все, что не фиксируется статистическим учетом и переписями населения. Нельзя вынести за скобки «строгой научности» все предметно — либо в числовой форме — неосязаемое и именуемое социальным действием или поведением (и их элементами). Нельзя ограничить изложение де­мографических сюжетов и предмета демографии в социальных науках — социологии, психологии, истории — одними описаниями «объективных фактов»: рождений, браков, разводов, смертей, распределения людей по полу, возрасту и др.

Реальность этих житейских событий вовсе не «самоочевидна». Подобные «факты» — итог обыденной типизации, осуществленной в соответствии со здравым смыслом и принятой на веру формальными демографами в качестве «объективной реальности», т. е. такой, где демографические явления представляют собой «как всем известно» то, что они есть «на самом деле». А есть обычно всего-навсего личный опыт семейного жития-бытия, который подспудно диктует каждому повседневные интерпретации «причин» снижения числа детей, повсед­невную классификацию (типизацию, категоризацию) окружающего мира по внешне осязаемым фактам рождений, браков и т. д. Возника­ет задача — исследовать работу самого здравого смысла по конструи­рованию общежитейских интерпретаций демографической реальнос-

⁸ См уже ставшие историческими примеры «вторжения» физиков в соци­ологию семьи и демографию. Литературная газета. 1976. № 37. Статья На­ана Г. «Он, она и второй закон термодинамики»; см. также упоминание о «де­мографических» прогнозах астрономов Ф, Хойла и др. в книге Салливана У «Мы не одни». М., 1967. С. 335. Любопытно, что Ф. Хойл, игнорируя науч­ные данные о распространении контрацепции и абортов, предрекает челове­честву еще 5000 лет мучений от «перенаселенности», пока люди не научатся подавлять свой «инстинкт размножения».

20

ти, которые на поверку оказываются скрытыми, латентными обосно­ваниями лишь личного опыта.

На это в свое время обратил внимание английский социолог- фе­номенолог Д. Уолш: «Обычно характеристики явлений, исследуемых демографией (возрастная структура, размер семьи, миграция, числен­ность населения), представляются так, будто это строго объективные данные. Однако анализ показывает, что и для их объяснения необхо­дима интерпретация связанных с ними социальных значений»⁹. Други­ми словами, мало включить в анализ человеческое поведение, ведущее к внешним результатам, фиксируемым статистикой. Современная методология требует учесть и «внутренние» результаты: изменение мнений, мотивов, установок, ценностных ориентации, причем не толь­ко в инструментальном аспекте достижения цели или удовлетворения потребности.

Было бы неверно ограничивать микрообъект исследования семьи лишь структурой и динамикой ее жизненного цикла, межличностных отношений, семейного поведения, поскольку поведенческие регулято­ры — мотивы и установки — нельзя рассматривать только как части механизма, как шестеренки технологии по производству действий. Пример с формальной демографией показал недостаточность рассмот­рения демографических явлений изолированно от контекста познания, как бы существующих независимо, «объективно», «реально», т. е. яко­бы в отрыве от представлений о них, в том числе представлений обще­житейского толка. Важно не упустить из поля зрения при изучении такого микрообъекта, как семья, внеинструментальный аспект семей­ной жизнедеятельности, обыденные интерпретации семейной реаль­ности.

В связи с этим английский социолог феноменологической ориен­тации Д. Силвермен пишет, что задача социологии «состоит в поисках обыденных, рутинных форм интерпретации и деятельности, в которых воплощается «обычная семья», «типичная» семейная жизнь для самих ее участников, и в выяснении того, каким образом эти схемы интер­претации... основываются на их (участников) собственных представ­лениях о социальной структуре»¹⁰.

В расшифровке, понимании обыденных значений или интерпре­таций членами семьи их семейного поведения, собственно, и зак­лючается социально-символический аспект микросоциологии семьи, не отменяющий, а дополняющий инструментальный подход. Рас­шифровка или установление, анализ общежитейских объяснений сте-

Новые направления в социологической теории. С. 103. 'Там же. С. 36,

21

реотипных семейных ситуаций составляет основную задачу феноме­нологического подхода. При этом нет специальной ориентации на поиск причин действий, нет также стремления выявить неискрен­ность или обманный характер этих интерпретаций — важно понять их самих по себе, т. е. каков социально-символический смысл, при­даваемый участниками семейного взаимодействия своим поступкам и намерениям.

Рассмотрим пример феноменологического анализа стереотипа в случае бездетности. Расхожая трактовка «синдрома старой девы» при­писывает бездетность лишь женскому полу, вопреки статистическим данным о равной вероятности бесплодия обоих полов. Стереотипом «старой девы» лишь одинокие женщины наделяются привязанностью к кошкам и собакам в качестве компенсации отсутствующей любви или секса. Кстати, эта иллюзия здравого смысла возведена в ранг теорети­ческого объяснения психоанализом, утверждающим, будто любовь одиноких людей к домашним животным является сублимацией неудов­летворенной сексуальной потребности.

В этом стереотипе все ложно: любовь к собачкам и кошечкам при­суща не только одиноким людям, но и семейным; привязанность к животным замешает не отсутствие секса, а отсутствие детей в семьях, причем не из-за сексуальной недееспособности и не из-за бесплодия всех видов либо смерти детей, а по причине элиминирования любви к детям, исторического исчезновения (ослабления и угасания) челове­ческой потребности в нескольких детях. Обзаведение домашними жи­вотными в современных городах есть следствие распространения ма­лодетности (прежде всего — однодетности) семьи, а также опустоше­ния семейных «гнезд» — отделения взрослеющих детей от родителей, т. е. следствие нуклеаризации семьи.

Данный стереотип ложен и с точки зрения инструментального объяснения причин распространения в городах домашних животных, тем не менее, он интересен социологу как факт мира символических значений. Если феминисты возмущаются этим стереотипом как «ос­корбляющим» тендерную честь женщин, а члены общества охраны животных негодуют из-за «неуважения» к чистоте их помыслов, то социолог исследует стереотип как обыденную трактовку сложившего­ся малодетного образа жизни горожан. В стереотипе законсервирован существующий образ мыслей, «заморожены» общепринятые значения привычного мира, быта. Сегодня здравый смысл продолжает связывать привязанность к собакам с одинокостью, с изоляцией от сексуальной практики или неспособностью к ней. Следовательно, в общественной психологии остается мощным по своему влиянию на повседневность определение деторождения как следствия проявления сексуального

22

инстинкта. Иначе говоря, «сексуальность» по-прежнему остается «при­чиной рождаемости».

Укоренелость стереотипа в массовом «сознании» показывает, что его символика выполняет определенную экзистенциальную (важную для самого существования, выживания) функцию, способствует интег­рации людей в разного рода социокультурные общности. Однако экзи-стенциально-интегративная функция стереотипа, раскрывающая сохра­нение значимости его смыслового содержания в сменяющих друг дру­га поколениях, не тождественна тем пружинам действий, что обнару­живаются в рамках инструментального подхода. Секс не является «при­чиной» высокой или низкой рождаемости, рождения того или иного числа детей в семье.

Апелляция к сексуальности не заменяет инструментального дей­ствия потребности в детях как подлинной причины уменьшения чис­ла детей в семье — она служит иной цели. Ссылка на стереотип «сек­суального инстинкта» активизирует понятный для большинства язык обсуждения какой-либо проблемы, делает каждого участником дис­куссии, обеспечивает эффект его присутствия, вовлеченности в об­щее дело. Функционирование стереотипов не изолирует индивида от остальных, не делает его посторонним или немым свидетелем. Зна­комство со стереотипами обеспечивает каждому сопричастность с другими, соединенность отдельного Я с общим МЫ. Отсюда следует ожидать, что символика стереотипных трактовок будет использоваться в качестве точки отсчета во всех ситуациях, где возникает задача ин­струментального определения причин поведения, особенно массового поведения.

Таковы истоки широкого распространения инстинктивизма в ис­толковании стремлений к рождению детей, живучести мифологичес­ких представлений о «естественной природе» человеческих побужде­ний к «размножению», к рождаемости, понимаемой как «расположение», и т. п. Предрассудок о физиологическом стремлении — через сексуаль­ное влечение — к рождению сколь угодно большого числа детей под­крепляется смежными стереотипами, полный перечень которых и пред­стоит выявить феноменологической или «понимающей» социологии семьи. Популярность представлений об «инстинкте размножения» среди представителей естествознания, особенно среди биологов, гово­рит о силе проникновения инстинктивистских стереотипов здравого смысла в общественное мнение. Более того, функционирование «на­учно-популярных слухов» о тенденциях рождаемости, размере семьи и численности населения имеет место и среди социальных ученых. Даже у специалистов — социологов и демографов семьи можно встретить расхожие трактовки семейных коллизий, заимствованные из обыден-

23

ных интерпретаций рождаемости и подкрепленные личной практикой

малодетной жизни

Поэтому столь настоятельно стоит задача по включению данной сферы в предмет микросоциологии семьи. Требуется систематическое, а не эпизодическое исследование социально-символического мира се­мейной жизни; необходим феноменологический анализ повседневных значений, используемых членами семьи и проникающих в научные интерпретации современных тенденций брачного, репродуктивного, социализационного поведения; изменений семейного цикла жизни. Феноменологическое изучение семьи только начинается, впереди — масса исследовательской работы по составлению перечня или реестра всех встречающихся в семьях общежитейских трактовок типичных ситуаций проблемного и рутинного характера (относящихся к заклю­чению брака, разводу, смерти, рождению детей, прерыванию и предуп­реждению беременности, усыновлению, адюльтеру и т. д. и т п.).