Файл: Микросоциология семьи М.,1998.doc

30

Рост популярности слова «терапия» говорит не просто о модном увлечении медициной, а о качественном изменении общественной атмосферы, отражающейся и на научных исследованиях. Сосредото­ченность на «семейной терапии», на медицинских аспектах брачно-семейных отношений отдаляет понимание межличностных процессов в семье от широкого социального контекста. Все это ведет к деполи­тизации проблем семьи и принимаемых в связи с этим решений, к смещению интереса с семейной политики, изменяющей положение семьи среди других социальных институтов, на интерес к манипулиро­ванию «внутренними изменениями», межличностными взаимодействи­ями в семье с помощью социальной работы разного рода¹⁷.

Схема «общество — семья», при которой семья выступает в двух ипостасях социального института и малой социальной группы, в слу­чае смещения исследовательских акцентов с семейного МЫ на отдель­ное Я превращается в схему «общество-индивид, диада, неполная се­мья». Растворение семейного в индивидуальном, разумеется, обуслов­лено историческим ослаблением посреднической роли семьи¹⁵. Одна­ко важно отметить с точки зрения методологической, что при фокуси­ровке на индивиде и его семейном окружении появляется риск поте­рять определенность предмета социологии семьи.

Социологический подход к семье реализуется, когда удается через посредничество семьи проследить, как индивиды мотивируются к удов­летворению потребностей общества и как одновременно государство становится восприимчивым к запросам личности. При обоюдной заин­тересованности личности в семье и детях, а также общества и государ­ства в укреплении института семьи достигается взаимная респонсивность (отзывчивость) личности и общества. Предполагается, что социологичес­кие данные на макроуровне отношений семьи с государством и другими социальными институтами, свидетельствующие о подчиненном положе­нии семьи среди институтов, об ущемлении ее нужд и интересов, должны коррелировать с данными о невыполнении семьей социетальных функ­ций по рождению, содержанию и воспитанию новых поколений.

На микрогрупповом уровне семьи следует ожидать проявления ее макроинституционального неблагополучия с помощью социологичес­ких данных о сокращении полноты и длительности жизненного цик­ла, о деформации семейных взаимоотношений и о том, что семья и дети перестают быть объектом удовлетворения потребностей инди­вида. Эмпирические данные о снижении личной ценности брака и родства, среднедетного родительства (3-4 детей в семье) показывают

ⁱ⁷ Morgan D. H. J. The Family, Politics and Social Theory. London, 1985. P. 34. ^IS См. подробнее об этом. Антонов А. И. Социология рождаемости. М., 1984 С. 211.

31

появление других, более значимых, чем семья, посредников, ведущих к взаимной респонсивности личности и общества. Отсутствие таких посредников, впрочем, как и самой этой респонсивности, говорит о том, что взаимная невосприимчивость индивидов и государства при прочих равных условиях обусловлена крахом ценности семьи, детей и родительства.

Конечно, трактовка предмета социологии семьи сквозь призму соотношения интересов семьи с противоборствующими интересами личности и общества (соотношения, изменяющегося по своей силе в разные эпохи и в разных типах общественных систем) может вызвать возражения. Однако вышеизложенная версия¹⁹ конструктивна, т. к. позволяет заняться понятийно-концептуальным аппаратом, соединя­ющим микроисследование с макроисследованием семьи. Четкая опре­деленность макро- и микрообъектов изучения семьи позволяет избе­жать подмены институционального исследования семьи групповым, а семейно-группового — индивидно-агрегатным.

Чтобы навести методологический мост между уровнями исследо­вания семьи, недостаточно создания познавательных средств, отсле­живающих на общенациональном уровне результаты семейного пове­дения и на микросоциальном уровне фиксирующих воздействия обще­ства на жизненные ситуации семьи, их восприятие и оценку. Крайне важно придерживаться определения семьи как малой группы с прису­щими ей свойствами, не сводимыми к свойствам индивидов или пар. Если считать, как и Ян Щепаньский и многие социальные психологи, группой лишь такую, которая характеризуется определенной насыщен­ностью взаимных контактов, наблюдающихся начиная с трех человек²⁰ (в паре всегда всего одна интеракиия), тогда нельзя будет удовлетво­риться дефинициями семьи, прокламируемыми некоторыми экономи­стами, включающими в нее домохозяйства одиночек. Также неприем­лемы дефиниции семьи, где два индивида, — один из которых зависим от другого и в социальном и в экономическом смысле (например, мать с ребенком), считаются минимальной границей семьи. Таков подход американского социолога Д. Попеное³¹, который стремится выделить (после краха расширенной семьи в ее преемнице — нуклеарной семье) минимальный остаток, разрушение которого, в свою очередь, позво­ляет говорить уже и об упадке нуклеарной семьи. Подобные попытки могут предприниматься и далее, по мере обострения институциональ-

¹⁹ Антонов А. И., Медков В. М. Социология семьи. М., 1996. С. 34 ²⁰Щепаньский Я Элементарные понятия социологии. М., 1969. С. 118. ²¹ Попеное Д. Упадок американской семьи (1960—1990): обзор и оцен­ка. Вестник Московского университета. Серия 18. Социология и политоло­гия. № 3. 1996. С. 61, 65.

32

ного кризиса семьи, т. е. невыполнения ее специфических функций. Массовое распространение однодетности, рост разводимое™ и паде­ние брачности ведут к преобладанию осколочных форм семьи над ос­новной формой нуклеарной однодетной семьи. Об этом можно точно судить по числу нуклеарных позиций: если их меньше трех (отец — муж, мать — жена, ребенок — сын или дочь), то это означает крах нуклеар­ной семьи. Отсюда следует ожидать в дальнейшем поиска новых, смяг­ченных критериев определения семьи во имя ее «спасения», объявле­ния семьями тех «осколков», которые состоят из двух нуклеарных позиций.

Методологическое требование четкого проведения различий меж­ду макрообъектом и микрообъектом исследования позволяет избежать отождествления семьи как института с семьей как малой группой, а также с индивидами или парными формированиями индивидов, оста­ющихся после распада полной семьи. Может возникнуть вопрос, а до­статочно ли микросоциологию отличать лишь по объекту и не следует ли иметь в виду уровень обобщения анализа? Что, если микросоцио­логия семьи всего лишь описание данных исследования, тогда как мак­росоциология дает объяснение?

По мнению Г. М. Андреевой, тут правилен ответ «нет», даже если связывать микроисследование с объяснением фактов, а макроиссле­дование с объяснением законов. Объяснение фактов — результатов выборочных исследований требует апелляции к законам, установления места социологического факта в рамках той или иной теории, имею­щей дело с социологическими законами, раскрываемыми на уровне макрообъектов. Научное объяснение есть процесс перехода от объяс­нения фактов к объяснению закона. Включение социального факта в систему социологического знания не может быть осуществлено без его интерпретации на основе теории. Описание фактов дает лишь эмпири­ческие обобщения, нуждающиеся в теоретическом объяснении. Раз­личение макро- и микросоциологии по уровню объекта предполагает и иерархию соответствующих методов познания. Переход от микрообъ­екта исследования к макрообъекту «в конечном счете соответствует переходу от объяснения, построенного на основе эмпирического обоб­щения, к объяснению в рамках теории»-².

Андреева Г М. Указ. соч. С. 13.

33

1.4. Социологическое измерение фамилистических феноменов

Иногда макро- и микроисследования различают по преимуще­ственному использованию количественных либо качественных ме­тодов. Однако в социологии и демографии семьи в последнее время количественный и качественный подходы противопоставляются друг другу в ином смысле. Массовая однодетность семьи активизирует принцип «лучше меньше, да лучше» по отношению к количеству и качеству детей в семье. Обиходная теория утверждает «железный закон» одномыслия: «лучше один ребенок, но лев, чем дюжина зай­чат». Или: «побеждают не числом, а умением». Эта модель поведе­ния, конвенционально исходящая из улучшения «качества» при со­кращении «количества» и наоборот, как «самоочевидная» включа­ется в научные концепции, например, социализации детей. Там она уже может служить основой изучения уровня интеллекта детей для того, чтобы успешно «самоподтвердиться» в эмпирических данных, т. к. IQ детей из бедных многодетных семей, как правило, оказыва­ется несколько ниже, чем коэффициент интеллекта детей, растущих в более состоятельных, но малодетных семьях. В такого рода иссле­дованиях обычно нет сопоставления интеллектуальных способнос­тей детей из семей с одинаковым числом детей, а также из разнодет­ных семей, но выравненных по уровню благополучия. Здесь вновь проявляется не «злой умысел» ученых, а влияние обыденной интер­претации, принятие «обычной семьи» (согласуемой с личным опы­том малодетности) на основе представления о доступности окружа­ющего мира познанию. Семейная реальность, с включенным в нее заранее положением об интеллектуальном превосходстве единствен­ных детей, мыслится как не зависящая от процесса изучения, тогда как для социологической феноменологии само это житейское вос­приятие кажется проблемой. Семейный мир конструируется как «объективно» заданный, в т. ч. с удивительным свойством «повыше­ния качества детей при уменьшении их количества». Это обыденное рассуждение конвенционально (в согласии с собой и с другими) ис­пользуется учеными в терминах «анализа операциональных данных» (статистических и любых иных). По словам специалиста в области феноменологии А. Сикурела, оно неизбежно порождает «круг само­обоснования», возникающий из-за того, что «применяемая нами для описания мира интерпретация с необходимостью подтверждает наш способ видения мира»²³.

²³ Новые направления в социологической теории. С. 38.