Файл: ПОНЯТИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА.doc

Проф. Бассиони рассуждает следующим образом: «Агрессия по своей природе составляет угрозу миру и безопасности, но не все акты агрессии фактически угрожают миру и безопасности человечества. Одновременно геноцид и преступления против человечности потрясают совесть человечества, но определенные случаи таких действий, возможно, не угрожают миру и безопасности. <...> Военные преступления время от времени могут угрожать миру и безопасности; однако их совершение – только обстоятельство ухудшения уже разрушенных мира и безопасности, потому что они совершаются во время вооруженного конфликта международного или немеждународного характера. Кроме того, степень, до которой военные преступления потрясают совесть человечества, может зависеть от контекста их возникновения и количественной и качественной природы совершенных преступлений»[13]. В то же время – и это следует особенно подчеркнуть – в современной доктрине международного права понятия «международный порядок» и «фундаментальные права человека» ни в коей мере не могут быть противопоставлены. Скорее, уважение к фундаментальным правам человека расценивается и как одна из важнейших составляющих мирового порядка, и как условие его соблюдения. «Злодеяния Второй мировой войны и послевоенное признание прав человека в ряду основополагающих принципов международного сообщества, – пишет американский исследователь Нихэл Бхута, – открыли путь к признанию широкомасштабных и серьезных посягательств на жизнь и физическую неприкосновенность в качестве угрозы международному сообществу»[14]. Совет Безопасности ООН в своей Резолюции об учреждении Международного трибунала по бывшей Югославии прямо охарактеризовал «вопиющие нарушения гуманитарного права», в частности, «убийства, массовое, организованное и систематическое задержание и изнасилование женщин и практику «этнической чистки» как «угрозу для международного мира и безопасности»[15].

В историческом решении МТБЮ по промежуточной апелляции Тадича указано, что предметная юрисдикция данного Трибунала, включающая военные преступления, преступления против человечности и геноцид, распространяется на преступления, которые «не затрагивают интересы только одного какого-либо государства, но потрясают совесть человечества»[16]. В обосновании этого Апелляционная камера, в частности, процитировала Решение Высшего Военного Трибунала Италии, в соответствии с которым «эти нормы из-за их огромного этического и морального содержания имеют не территориальный, но универсальный характер. <…> Солидарность наций, нацеленная на как можно большее облегчение ужасов войны, вызвала потребность создания правил, которые не признают границ, наказывая преступников везде, где они только могут находиться». В деле Эйхмана Верховный Суд Израиля подчеркнул, что международные преступления «составляют действия, которые вредят жизненным международным интересам, основам и безопасности международного сообщества и нарушают моральные ценности и гуманитарные принципы, содержащиеся в системах уголовного права, принятых цивилизованными нациями. <…> Такие преступления влекут за собой индивидуальную уголовную ответственность, ибо они бросают вызов основам международного сообщества и оскорбляют совесть цивилизованных наций. <…> Эти преступления суть международные преступления, в предотвращении которых заинтересованы все нации мира»[17]. Апелляционный и Кассационный суды Франции в деле бывшего шефа лионского гестапо Клауса Барбье указали, что «преступления против человечности не только подпадают под действие <…> внутригосударственного уголовного права, но и регулируются международным уголовным правом, которому понятия границ и норм о выдаче, вытекающих из них, абсолютно чужды»[18].

Вильям Шабас отмечает, что после Нюрнберга и принятия в 1948 г. Конвенции о предотвращении и наказании преступления геноцида, стала весьма распространенной идея о том, что данные преступления являются «международными» в силу свойственного им ужаса, а не потому, что их преследование требует международных усилий. Иными словами, согласно американским судьям,  «эти немногие преступления осуждены столь универсально, что лица, их совершающие, являются врагами всех людей. Поэтому любая нация, на территории которой находятся преступники, может наказывать их согласно своему закону, применимому к таким преступлениям»[19]. «Но это объяснение, – пишет проф. Шабас – имеет свои недостатки. Преступления типа убийства, изнасилования, сексуального злоупотребления детьми также «универсально осуждены», но не существует никакой тенденции, направленной на придание им статуса международных преступлений. <…> Есть  другое объяснение того, почему геноцид, преступления против человечности и военные преступления требуют международной криминализации: как правило, они совершаются государствами или, точнее, людьми, которые находятся в положении лидеров или руководителей этих государств. Поэтому такие преступления обычно избегают судебного преследования национальными судами, которые в обычном случае осуществляли бы по ним юрисдикцию. Другие преступления, которые «универсально осуждены» <…>, не требуют признания их международными потому, что государство, [обычно] осуществляющее юрисдикцию, почти неизменно желает преследовать их по суду»[20].

Шериф Бассиони также обращает внимание на решающее значение элемента явного или неявного участия государства в совершении международного преступления, «независимо от того, проявляется ли оно в действии или в упущении»[21].

Сходные мысли высказывает и Антонио Кассезе, обосновывая, почему дефиниция международных преступлений не включает в себя незаконный оборот наркотических и психотропных веществ, незаконную торговлю оружием, контрабанду ядерных и других потенциально опасных материалов или отмывание денег: «С одной стороны, этот широкий диапазон преступлений предусмотрен лишь в международных договорах и решениях международных организаций, но не в обычном праве. С другой стороны, такие преступления обычно совершают частные лица или преступные организации, и государства борются против них, зачастую официально объединяя свои усилия. Другими словами, эти преступления, как правило, совершаются против государства. Они обычно не совершаются при участии государств, а если и совершаются государственными агентами, то чаще всего действующими в личных интересах. Данные деяния национальное законодательство обычно расценивает как общеуголовные преступления».

В другом месте тот же автор подчеркивает: «Достоинства и недостатки уголовного преследования нарушений законов войны (и, более широко, международных преступлений) национальными судами должны быть оценены в свете фундаментального различия, отмеченного крупным голландским юристом-международником Бертом Рёлингом, между «индивидуальной» и «системной» преступностью. Первая охватывает преступления, совершенные комбатантами по их собственной инициативе и из «эгоистичных» побуждений <...>. Последняя относится к преступлениям, совершаемым в крупных масштабах, в основном для поддержания военных усилий, по требованию или по крайней мере при поддержке или терпимости правительственных структур (убийство гражданских лиц с целью терроризировать [гражданское население], отказ в пощаде, использование запрещенного оружия, пытки захваченных противников с целью получения информации и т.д.). Обычно «индивидуальная преступность» подавляется национальными властями (армейские командиры не любят этот тип недостойного поведения, так как это отрицательно сказывается на моральном духе армии и настраивает против нее вражеское население). В отличие от этого «системная преступность» подавляется только международными трибуналами или национальной юрисдикцией противника. Есть, конечно, исключения, типа дела Келли –типичного примера «системной преступности» (Рёлинг), возбужденное властями США под давлением американского и иностранного общественного мнения. Но в целом преследование «индивидуальной преступности» наблюдается более часто, чем преследование «системной преступности» по той простой причине, что последнее влечет оценку и осуждение всей правительственной системы, недостойного поведения самых высоких властных сановников»[22].

Таким образом, элемент государственного участия является важным аспектом при оценке опасности деяния, образующего международное преступление, и определяет необходимость противодействия таким преступлениям со стороны международного сообщества как такового.

Наконец, еще одной характеристикой международных преступлений является их не просто межгосударственная, а подлинно международная криминализация. Это означает, что правила, нарушение которых образует международные преступления, носят характер норм обычного международного права, либо, если эти правила содержатся в договорах, участниками которых не является подавляющее большинство государств, правовые принципы, лежащие в их основе, также являются частью обычного международного права или способствуют их активному становлению. Именно таким образом Генеральный Секретарь ООН и Судьи Международных трибуналов по Югославии и Руанде охарактеризовали нормы Дополнительных протоколов I и II к Женевским конвенциям[23].

На основе сказанного можно выделить основные признаки дефиниции международного преступления. Такие преступления:

&‐ совершаются физическими лицами;

– являются грубыми нарушениями общепризнанных норм международного права (то есть либо обычных норм, либо договорных норм, в основе которых лежат принципы, являющиеся частью обычного права), обязательных как для государств, так и для физических лиц, и нацеленных на защиту фундаментальных прав личности и (или) мирового правопорядка;

– влекут за собой индивидуальную уголовную ответственность по международному праву;

– как правило, прямо или косвенно поддерживаются государством либо совершаются при попустительстве или неспособности государства подавить данные преступления, что затрудняет или делает практически невозможным их уголовное преследование судами этого государства.

Последний признак является факультативным: он не составляет юридического элемента (квалифицирующего признака) всех международных преступлений. Однако в подавляющем большинстве случаев такое участие фактически присутствует. Именно это обстоятельство определяет необходимость преследования таких преступлений не только отдельными государствами, но международным сообществом в целом.

3.2. Правовые последствия признания деяния международным преступлением

Однако лучше всего природу рассматриваемых преступлений демонстрируют даже не их общие признаки, а те правовые последствия, которые проистекают из объявления того или иного деяния международным преступлением. Эти последствия еще ярче подчеркивают отличие международных преступлений от общеуголовных преступлений, предусмотренных во внутригосударственном праве.

Можно выделить шесть наиболее значимых последствий.

1) Международные преступления наказываются как таковые вне зависимости от того, наказуемы ли они по внутригосударственному праву (см. подробно раздел 5.2).

2) Международные преступления могут преследоваться судами, которые при обычных обстоятельствах не обладали бы по ним юрисдикцией[24]. Это означает, что лица, предположительно ответственные за такие преступления, в принципе могут быть преданы суду и наказаны любым государством, независимо от любой территориальной связи с преступлением, независимо от гражданства преступника или жертвы и независимо от того, затрагивает ли данное преступление безопасность или национальные интересы данного государства. Другими словами, судебное преследование может быть осуществлено судом даже при отсутствии традиционных оснований для юрисдикции (см. подробно раздел 4.1). Кроме того, государства либо непосредственно, либо через свое участие в международных организациях могут расследовать международные преступления и осуществлять судебное преследование подозреваемых, учреждая для этого международные или смешанные (гибридные) суды (см. подробно раздел 4.2.1)[25]. Две эти формы компетенции судов по международным преступлениям обобщенно именуются «международной юрисдикцией». В первом случае, когда преследование осуществляет иностранный суд, обычно используется более узкий термин «универсальная юрисдикция» (подробно см. раздел 4.2.3).

3) Суд может наделяться временной юрисдикцией по международным преступлениям, совершенным до учреждения этого суда[26]. Разумеется, это правило ограничено лишь случаями, когда такие преступления уже были криминализированы в международном праве на момент их совершения, что гарантирует соблюдение принципа неретроактивности закона (см. выше, раздел ).

4) Международные преступления смягчают традиционные нормы, касающиеся иммунитета глав государств и иных высших должностных лиц от судебного преследования[27]. Это означает, что если лицо, совершившее такое преступление, действовало de jure в официальном качестве как высокий государственный чиновник или de facto как представитель государства, от имени которого было совершено запрещенное деяние, на такое лицо не распространяется неприкосновенность от гражданской или уголовной юрисдикции иностранных государств и компетентных международных судов. Исключение составляют действующие главы государств, министры иностранных дел и дипломатические представители, которые пользуются неприкосновенностью от юрисдикции иностранных судов до тех пор, пока не покинут данный пост[28] (подробно см. раздел 5.4).

5) По крайней мере к ряду классов международных преступлений: геноциду, преступлениям против человечности, пыткам и военным преступлениям – не могут применяться сроки давности[29] (подробно см. раздел 5.6).

6) Акты амнистии в отношении международных преступлений, принятые властями государства, гражданами которого являются предполагаемые преступники или на территории которого были совершены предполагаемые преступления, не связывают суды других государств и международные суды[30] (подробно см. раздел 5.5).

3.3. Классификация международных преступлений

Становление понятия международного уголовного преступления – продукт развития международного права главным образом в XX веке, хотя его корни можно найти в и более ранних исторических эпохах. Поскольку отдельные классы международных преступлений были признаны таковыми не сразу, удобнее всего рассмотреть их появление и развитие в исторической ретроспективе.

Важнейшей особенностью международных преступлений следует считать их принципиальную подсудность суду любого государства, которое желает и имеет возможность осуществить в их отношении уголовное преследование. Это отличает их от обычных преступлений, преследование которых тесно связано с доктриной государственного суверенитета. Традиционно исключением являлось пиратство: пираты рассматривались как враги всего человеческого рода (hostes humani generis), и любое государство, захватившее пирата, могло судить его своим судом вне зависимости от подданства преступника и его жертв[31]. Однако, в соответствии с современной доктриной международного уголовного права, пиратство уже не может считаться международным преступлением «в чистом виде»: обычно оно не совершается при участии государств и поэтому не требует международной криминализации.

Шесть перечисленных ниже классов международных преступлений безусловно считаются таковыми в обычным международным праве. Они разделяются на две подгруппы. Первая  охватывает так называемые «основные преступления», которые, как принято полагать, включают самые отвратительные злодеяния: военные преступления, преступления против человечности и геноцид. Вторая подгруппа включает в себя агрессию, пытки (как самостоятельное международное преступление, отличное от пыток как одной из форм военных преступлений и преступлений против человечности) и международный, финансируемый государством либо поддерживаемый государством терроризм (также самостоятельное преступление, отличное от терроризма как формы военного преступления и преступления против человечности). В настоящее время три эти преступления по различным причинам не подпадают под юрисдикцию ни одного из международных судов[32]. Как будет показано ниже (см. главу 18), актуальностью для настоящего исследования обладают лишь сведения о преступлениях «основной» категории. Поэтому на них мы остановимся подробнее. Об остальных мы упомянем лишь в общих чертах.

3.3.1 Возникновение и развитие доктрины военного преступления

По времени становления наиболее ранним классом международных преступлений в современном значении этого термина  являются военные преступления, или как они именуются более традиционно, «нарушения законов и обычаев войны». Становление дефиниции военных преступлений неразрывно связано с развитием «права войны», точнее, той его отрасли, которая впоследствии получила название «международного гуманитарного права». Еще в древности и в средние века нарушение некоторых обычных или кодифицированных правил «благородства» в отношении вышедшего из строя противника, вражеского мирного населения, а также вероломство, подлежали, как минимум, общественному осуждению. Иногда такие нарушения влекли ответственность по внутреннему праву. Так, в указе, опубликованном в 1386 году королем Англии Ричардом II, устанавливалась ответственность за поведение при проведении военных действий, и под страхом смерти были запрещены насилие над женщинами и невооруженными священниками, сжигание домов и осквернение церквей.