Файл: ПОНЯТИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА.doc

При установлении субъективной стороны преступления существенную роль может играть такая категория, как знание. Знание как элемент формы вины может иметь два разных значения.

Во-первых, если норма международного права, запрещающая определенное поведение, предусматривает те или иные специфические факты или обстоятельства, то знание означает понимание лицом того, что эти факты или обстоятельства действительно существуют. В таком случае знание является частью намерения как формы вины. Например, статья 85(3)(е) Дополнительного протокола I перечисляет среди серьезных нарушений (которые должны совершаться «умышленно» и являться «причиной смерти или серьезного телесного повреждения или ущерба здоровью») «совершение нападения на лицо, когда известно [или, в другом переводе «в знании»], что оно прекратило принимать участие в военных действиях». Также статья 7(1) Римского Статута предусматривает, что под преступлением против человечности подразумеваются перечисленные в ней действия, «когда они совершаются в рамках широкомасштабного или систематического нападения на любых гражданских лиц, со знанием о таком нападении». Здесь знание означает понимание обвиняемым необходимых обстоятельств: в первом случае того, что лицо прекратило принимать участие в военных действиях, во втором — что имеет место факт нападений на гражданских лиц, и что действия обвиняемого являются частью этого нападения.

Также и международные нормы ответственности вышестоящего должностного лица (командира) требуют простого знания обстоятельств, а именно знания командиром факта, что его подчиненные совершили международные преступления (когда он не предпринимает необходимых мер для пресечения этих преступлений)[15].

Во-вторых, если норма международного права касается результатов запрещенного поведения, то знание означает, что лицо (1) понимало, что его действия наиболее вероятно вызовут такой результат, и тем не менее (2) приняло на себя высокий риск того, что этот результат все-таки наступит. Такой вид знания образует форму вины в виде безрассудства (см. раздел ). Например, статья 85(3)(b) Дополнительного протокола I рассматривает как серьезное нарушение «совершение нападения неизбирательного характера, затрагивающее гражданское население или гражданские объекты, когда известно [в знании], что такое нападение явится причиной чрезмерных потерь жизни, ранений среди гражданских лиц или причинит ущерб гражданским объектам».

Наконец, ст. 30(3) Римского Статута предусматривает обе изложенные выше версии понятия «знание»[16].

Знание может быть фактическим или конструктивным (оценочным). Под фактическим знанием понимается, что лицо действительно было осведомлено о соответствующих фактах или обстоятельствах. Под конструктивным (оценочным) знанием подразумевается, что лицо в рассматриваемом контексте должно было знать (имело основание знать) о соответствующих фактах или обстоятельствах. Более подробно концепция «конструктивного знания» рассмотрена нами ниже в связи с доктриной ответственности вышестоящего должностного лица (см. раздел).

6.3.3. Цель

Категория цели часто используется в международном уголовном праве, во-первых, при рассмотрении преступлений специального намерения (см. раздел ), во-вторых, при рассмотрении преступлений, совершенных организованной группой лиц (объединенное преступное предприятие, см. раздел ). Таким образом, цель может составлять форму субъективного элемента в рамках намерения.

Под целью подразумевается предполагаемый эффект, которого определенными действиями намеревается достичь обвияемый. Так, например, в соответствии со статьей 1 Конвенции против пыток под пыткой понимается умышленное причинение сильной боли или страдания, с целью «получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера». Такая цель именуется специальной или запрещенной целью[17].

Часто различаются «первичная цель» и «конечная цель» преступления. Под первичной целью обычно понимают тот непосредственный результат, которого хочет достичь преступник для того, чтобы через него приблизить достижение конечной цели. Так, генерал Станислав Галич был признан МТБЮ виновным в нарушении законов и обычаев войны и преступлениях против человечности в связи с тем, что он «содействовал кампании незаконных насильственных действий против гражданских лиц <...>, и имел намерение проведения этой кампании с первичной целью распространять террор среди гражданского населения Сараево»[18].

<...>

В случае различения первичной и конечной цели последняя не обязательно должна быть преступной. Так, в деле Мартича МТБЮ признал, что «первичной целью» объединенного преступного предприятия было насильственное удаление с территории Республики Сербска несербского населения[19]. В то же время конечной политической целью, ради которой и осуществлялось незаконное перемещение несербского населения, являлось создание «объединенной сербской области» как «этнически сербской территории»[20]. Судьи пришли к выводу, что «цель объединения с другими этнически подобными областями» сама по себе не является преступной. Однако там, «где создание объединенной территории предполагается осуществить через совершение преступлений, предусмотренных Уставом, этого достаточно, чтобы составить цель уголовного преступления»[21]. В описанном случае «первичная цель» фактически является незаконным средством для достижения конечной легитимной цели. В таких ситуациях утверждение философов-моралистов о том, что «цель не оправдывает средства» находит и свое бесспорное юридическое подтверждение.

6.3.4. Мотив

Мотив – еще один аспект субъективного элемента состава преступления. Хотя, как подчеркивает Вильям Шабас, большинство правовых систем не называют мотив элементом уголовной ответственности[22], он может иметь важное значение для установления вины или невиновности, а также при определении наказания. Российское уголовное право называет мотив факультативным признаком субъективной стороны преступления и определяет его как «побуждение к деятельности, связанное с удовлетворением потребностей»[23]. Установление мотива может играть решающую роль при определении вины по преступлениям «специального намерения».

6.3.5. Специальное намерение

Специальное намерение (англ. special intent, лат. dolus specialis) требуется для специфических классов преступлений: преступлений против человечности в виде преследования, преступления геноцида и преступления терроризма (как военного преступления и преступления против человечности, так и как самостоятельного класса международных преступлений). Установление специального намерения обязательно, когда норма международного права в дополнение к требованию намерения вызвать определенный результат требует также, чтобы субъект преследовал определенную цель, которая простирается вне границ этого непосредственного результата. При этом фактическое достижение данной цели не обязательно.

Для преступления геноцида таким специальным намерением, в соответствии со ст. II Конвенции о геноциде, является намерение «уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую». Таким образом, массовое убийство евреев или мусульман можно назвать геноцидом, только если присутствует это специальное намерение, независимо от того, достигнута ли поставленная цель.

Также и в преступлении преследования необходимо, чтобы вдобавок к совершению «основного» преступления (убийства, пытки, изнасилования, высылки и т.п.) присутствовало дискриминационное намерение, а именно предвзятое отношение к определенной национальной, этнической, расовой, политической или другой группе, которым и мотивировано совершение конкретных бесчеловечных действий в отношении членов этой группы. Наконец, в различных видах преступления терроризма преступник должен не просто совершать те или иные акты насилия, но выполнять их с целью терроризировать гражданских лиц (даже если фактически эта цель не достигается).

6.3.6. Безрассудство

Безрассудство (англ. recklessness, лат. dolus eventualis) – психическое состояние субъекта преступления, при котором он предвидит, что его действие, вероятно, приведет к незаконным последствиям, и тем не менее производит такое действие, осознанно принимая на себя риск наступления этих последствий. При этом субъект преступления не обязательно желает наступления результата. Форма вины в этом случае менее тяжкая, чем при намерении[24].

Анализируя внутригосударственное право, Антонио Кассезе обращает внимание на Уголовный кодекс Нью-Йорка, который дает следующее определение безрассудства: «Человек действует опрометчиво относительно результата или обстоятельства, описанного в соответствии с нормой, определяющей преступление, когда он знает и сознательно игнорирует существенный и незаконный риск того, что такой результат наступит или что такое обстоятельство существует. Риск должен иметь такую природу и степень, когда игнорируется грубое отклонение от стандарта поведения, о котором разумный человек в данной ситуации должен отдавать себе отчет»[25].

В российском уголовном праве понятию безрассудства практически соответствует термин «косвенный умысел», описание которого содержится в ч. 3 ст. 25 Уголовного кодекса Российской Федерации: «преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично».

Как уже говорилось выше, случаи безрассудства явно предусмотрены в некоторых международных нормах, в частности, в нормах, устанавливающих ответственность командира (или иного начальника) за преступления, совершенные его подчиненными, когда он сознательно игнорировал информацию, которая ясно указывала, что его подчиненные собирались совершить или совершили международные преступления (подробно см. ниже, раздел).

Кроме того, безрассудство может быть формой вины в преступлении, совершенном группой лиц в соответствии с общей целью, планом или проектом (объединенное преступное предприятие). Как установила Апелляционная камера МТБЮ, в этих случаях для наступления вины требуется, чтобы «(i) было обозримо, что такое преступление могло было быть совершено одним или несколькими членами группы и (ii) обвиняемый охотно принял на себя этот риск»[26].

6.3.7. Преступная халатность

Грубая или преступная халатность (англ. gross or culpable negligence, лат. culpa gravis) – форма вины, возникающая, когда (1) от лица ожидается или требуется следование определенным стандартам поведения или принятие определенных мер предосторожности, и (2) такое лицо знает о риске наступления вреда, но принимает его на себя, поскольку полагает, что такой вред не наступит вследствие шагов, которые оно предприняло или предпримет. Отличие преступной халатности от безрассудства заключается в том, что в последнем случае субъект преступления рискует вне зависимости от любых шагов, которые он, вероятно, предпринял, чтобы предотвратить возможный риск. Из этого следует, что в случае преступной халатности степень вины менее значительна, чем в случае безрассудства[27].

Очевидно, что значение термина «преступная халатность» полностью совпадает со значением термина «легкомыслие», как оно определено в российском уголовном законодательстве: преступление признается совершенным по легкомыслию, «если лицо, его совершившее, предвидело наступление общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий».[28] Однако, учитывая чрезвычайно серьезный характер международных преступлений, не всякое преступное деяние, совершенное с данной формой вины против защищенного международным правом лица, может быть признанно таковым. Требуется, чтобы ценности, на которые в результате халатности было совершено посягательство, являлись фундаментальными, а вызванный этим посягательством вред – серьезен[29].

Преступная халатность — стандарт вины, предусмотренный для случаев ответственности командиров, когда такой командир не знал, но «должен был знать», что его подчиненные собираются совершить, совершают или совершили международные преступления (так называемое «конструктивное знание», см. раздел). В этом случае начальник обязан был быть осведомлен о таких преступлениях, проверяя всю необходимую информацию, которая могла бы указать ему на возможность преступлений, и контролировать действия и поведение подчиненных. Если он игнорирует данный стандарт поведения, он действует с крайней небрежностью и, соответственно, несет за нее ответственность[30].

6.4. Контекстуальный элемент

В отличие от общеуголовных преступлений, некоторые составы международных преступлений в дополнение к объективной и субъективной стороне требуют еще и наличия определенных контекстуальных обстоятельств. Прямо упоминаемые в «Элементах преступлений» Международного Уголовного Суда[31], они являются обязательным квалифицирующим признаком определенных классов международных преступлений. Таким образом, контекстуальные обстоятельства необходимо считать отдельным элементом состава преступления.

Под «контекстуальными обстоятельствами» подразумевается, что преступление совершается в определенном контексте.

Для дефиниции военного преступления таким обязательным контекстом выступает вооруженный конфликт: преступное деяние должно совершаться в ходе вооруженного конфликта и быть с ним тесно связанным.

Для преступлений против человечности контекстом является массовое или систематическое нападение на гражданское население: преступное деяние должно быть частью этого нападения или само, в силу своей масштабности, образовывать такое нападение.

В преступлении геноцида преступное деяние с умыслом уничтожить полностью или частично конкретную национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую, должно совершаться (по крайней мере в целях Римского Статута) «в контексте явной линии аналогичного поведения, направленного против этой группы», или являться поведением, «которое само по себе может привести к такому уничтожению»[32].

Из сказанного видно, что в ряде случаев именно от контекстуального элемента зависит, к какому классу международных преступлений будет отнесено то или иное «первичное» преступное деяние (например, убийство).

Требование контекстуального элемента накладывает свой отпечаток и на субъективный элемент преступления: исполнитель преступления должен осознавать, что его деяния совершаются в указанном контексте или (и) являются частью этого контекста. Этот вид mens rea иногда именуют «умозаключительным элементом».

Подробнее вопросы, связанные с контекстуальным элементом и сопряженным с ним требованием к субъективной стороне преступления, будут рассмотрены нами в разделах, посвященных конкретным видам преступлений (см. ниже, главы