Файл: ПОНЯТИЕ И СТАНОВЛЕНИЕ МЕЖДУНАРОДНОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА.doc

В соответствии со статьей 15-бис, также включенной в Римский статут данной Резолюцией, Суд может осуществлять юрисдикцию только в отношении преступлений агрессии, совершенных один год спустя с момента ратификации или принятия настоящих поправок тридцатью государствами-участниками. Кроме того, данная статья содержит еще несколько «фильтров», которые должны быть пройдены для возбуждения Прокурором дела.

3.3.5 Пытка, как самостоятельное международное преступление

Применение пытки не только является одним из составов военного преступления (когда они совершаются в контексте вооруженного конфликта) и преступления против человечности (когда они являются частью массового или систематического нападения на гражданское население), но и образуют сейчас самостоятельное (дискретное) международное преступление. Его кримин ализация в обычном международном праве стала возможной после принятия в 1984 году Конвенции против пыток и появления обширного национального и международного прецедентного права по данному вопросу. В настоящее время под пыткой в международном праве понимается

«любое действие, которым какому-либо лицу умышленно причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, чтобы получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое совершило оно или третье лицо или в совершении которого оно подозревается, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом или иным лицом, выступающим в официальном качестве, или по их подстрекательству или с их ведома или молчаливого согласия. В это определение не включаются боль или страдания, которые возникают лишь в результате законных санкций, неотделимы от этих санкций или вызываются ими случайно»[76].

3.3.6 Международный терроризм

Следует признать, что вопрос о том, существует ли дискретное международное преступление терроризма, до сих пор остается дискуссионным. Терроризирование гражданского населения является отдельным составом военного преступления. Для того, чтобы акт терроризма был признан  военным преступлением, должна быть установлена связь между террористическим актом и международным либо внутренним вооруженным конфликтом. Терроризм также может составить преступление против человечности, проявляясь в виде истребления, пыток, изнасилований, преследования или «других бесчеловечных актов», если он является частью широкомасштабного или систематического нападения на гражданское население[77], либо если единственный теракт имеет экстраординарные масштабы, будучи направленным против значительного числа жертв. Существует мнение, что государства так и не согласовали определение терроризма как отдельного преступления в международном праве. Однако авторы склонны согласиться с Антонио Кассезе, который убедительно показывает, что в обычном международном праве определение преступления  терроризма существует[78]. Об этом говорит обширная практика государств, значительное количество международных соглашений в области борьбы с терроризмом и прецедентное право.

Авторитетное определение терроризма содержится в Международной конвенции о борьбе с финансированием терроризма от 9 декабря 1999 г. Это:

«любое <...> деяние, направленное на то, чтобы вызвать смерть какого-либо гражданского лица или любого другого лица, не принимающего активного участия в военных действиях в ситуации вооруженного конфликта, или причинить ему тяжкое телесное повреждение, когда цель такого деяния в силу его характера или контекста заключается в том, чтобы запугать население или заставить правительство или международную организацию совершить какое-либо действие или воздержаться от его совершения».

Данное определение ясно исключает из понятия терроризма нападения, направленные против комбатантов противника, когда они являются законной военной целью. Это особенно важно подчеркнуть, т.к. российские суды в контексте вооруженного конфликта на Северном Кавказе часто признают актами терроризма нападения боевиков на воинские колонны, блокпосты, сотрудников полиции, минирование военных объектов и т.п.

Кроме того, существенной особенностью субъективной стороны преступления терроризма является деперсонификация жертвы: преступник выбирает объект преступления не из-за личных качеств конкретного человека или группы людей. Для него важно лишь то, что причиняя жертвам страдание или смерть, он достигает или приближает достижение своей политической, идеологической или религиозной цели. «В глазах преступника жертва – просто анонимный и удобоупотребимый инструмент» для ее достижения. Эта черта до некоторой степени сближает терроризм с такими преступлениями, как геноцид и преступление против человечности в виде преследования[79].

Кассезе выделяет три основных элемента преступления терроризма:

(i) Действия должны составлять уголовное преступление в соответствии с большинством национальных юридических систем (например, нападение, убийство, похищение, захват заложников, вымогательство, бомбежка, пытки, поджог и т.д.); (ii) они должны быть нацелены на распространение террора (то есть страха и запугивания) через насильственные действия или угрозы таких действий, направленных против государства, общества или специфических групп людей; (iii) они должны быть политически или идеологически мотивированы, то есть не преследовать просто частные интересы[80].

Терроризм составляет отдельное (дискретное) международное преступление, если удовлетворены еще три обязательных элемента. Во-первых, эффект террористических актов не должен быть ограничен лишь территорией одного государства; он распространяется за государственные границы. Это касается людей и средств, задействованных для осуществления насильственных действий. Во-вторых, террористические акты должны совершаться в условиях поддержки, согласия или терпимости со стороны того государства, где расположена террористическая организация, или третьего государства. «Элемент государственного поощрения, государственной терпимости или даже государственных уступок из-за неспособности уничтожить террористическую организацию представляется крайне важным для отнесения данного преступления к разряду международных, – указывает Кассезе. – Именно в этих условиях терроризм перестает быть преступной деятельностью, против которой государства могут бороться при помощи двухстороннего или многостороннего сотрудничества, и становится (и это – третий элемент) объектом обеспокоенности всего международного сообщества и угрозой миру»[81]. Именно так Совет Безопасности ООН в своей Резолюции 1368 (2001) расценил террористическую атаку на США 11 сентября 2001 года[82].

3.4 Взаимосвязь между различными классами международных преступлений и степень их тяжести

По своей природе международные преступления как деяния, затрагивающие интересы всего международного сообщества и угрожающие международному правопорядку, являются более опасными и, соответственно, более тяжкими, чем обычные уголовные преступления, предусмотренные национальными правовыми системами (о последствиях этого положения в связи с принципом верховенства международного права над национальным см. раздел 5.2).

Международные преступления из числа основных традиционно ранжируются по степени тяжести. Геноцид как «преступление преступлений» считается самым тяжким преступлением. Далее идут преступления против человечности и военные преступления, причем ничто не говорит о более тяжком характере первых по сравнению со вторыми: их соотношение в большей степени вопрос факта, а не права[83]. Как справедливо отметила Комиссия международного права ООН, «степень тяжести преступления определяется обстоятельствами, при которых оно было совершено, и чувствами, побудившими исполнителя к действию»[84].

Особенностью дефиниции международных преступлений является то обстоятельство, что одно и то же деяние может одновременно образовывать составы различных классов международных преступлений. Такая ситуация в теории уголовного права именуется «идеальной совокупностью преступлений». Например, убийство гражданских лиц, совершенное военнослужащим во время вооруженного конфликта, образует состав военного преступления в виде убийства. Если данное деяние не являлось отдельным бесчеловечным актом, а было совершено в контексте массового или систематического нападения на гражданское население, оно должно быть также квалифицировано как преступление против человечности в виде убийства. Наконец, если это убийство было вдобавок совершено с намерением уничтожить, полностью или частично, национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую, то это же самое действие образует состав преступления геноцида в виде убийства.

Международные суды часто сталкивались с подобными ситуациями и должны были дать им правовую оценку в связи с коллизией,  именуемой в уголовном праве «проблемой множественности преступлений». Эта проблема возникает в связи с запретом двойного преследования лица за одно и то же деяние (non bis in idem). В таких ситуациях суды должны квалифицировать действия обвиняемого в соответствии с «принципом специфичности», то есть по тому составу преступления, который содержит более специфические элементы, не поглощаемые элементами других составов[85]. Из этого следует, что в приведенном примере данное убийство должно быть квалифицировано как геноцид. Фактически это означает квалификацию деяния по более тяжкому составу преступления. Однако в обвинительном акте не запрещается вменять данные составы как альтернативные, что является обычной практикой Специальных трибуналов ООН. При этом суд «должен определить, какое из обвинений может быть сохранено [в приговоре], основываясь на имеющихся доказательствах»[86].

Существуют другие, гораздо более сложные ситуации множественности преступлений, в которых необходимо проводить различие между «идеальной», «мнимой» и «реальной» совокупностью. Они разрешаются судами с применением различных специфических тестов. На русском языке читатель может ознакомиться с подробным рассмотрением данного вопроса, обратившись к главе IV книги Н.Г. Михайлова «Международный трибунал по бывшей Югославии: компетенция, источники права, основные принципы деятельности»[87]. На английском языке вопрос детально рассмотрен в целом ряде публикаций, в том числе главе 11 «Международного уголовного права» Антонио Кассезе[88].

3.5 Криминализация международных преступлений в национальном уголовном законодательстве

Специальная криминализация международных преступлений во внутреннем уголовном законодательстве государств началась сразу после окончания Второй мировой войны в связи с необходимостью преследования нацистских преступников.

Описывая процесс этой криминализации, российский ученый Вячеслав Додонов показывает, что первыми национальными правовыми актами в рассматриваемой области стали Ордонанс Временного правительства Франции «О преследовании военных преступлений» от 28 августа 1944 г., Закон Израиля о преступлении геноцида 1950 года, Закон СССР о защите мира от 12 марта 1951 года, Закон Нидерландов об уголовном праве военного времени 1952 года, Закон Дании о наказании геноцида 1955 года, а также Уголовный кодекс Эфиопии 1957 года, разработанный лучшими европейскими специалистами и впервые включивший целый ряд составов международных преступлений[89]. К этому списку необходимо добавить также Закон Китая от 24 октября 1946 «О Суде над военными преступниками» и Закон Герцогства Люксембург «О наказании военных преступлений» от 2 августа 1947 г[90].

Однако в целом, как справедливо указывает В. Додонов, этот процесс до поры носил фрагментарный, несистемный характер. «Положение стало коренным образом меняться в начале 1990-х годов в связи с общим повышением внимания мирового сообщества к таким проблемам, как защита прав человека и преследование виновных в совершении международных преступлений. Создание международных трибуналов для рассмотрения дел, связанных с событиями в бывшей Югославии и Руанде, учреждение Международного уголовного суда, наметившееся практическое применение принципа универсальной юрисдикции и широкое обновление уголовных законодательств в связи с социально-политическими преобразованиями способствовали тому, что законодатели всерьез занялись имплементацией норм международного уголовного права в национальных уголовных кодексах и законах. Поскольку закрепленный в Статуте МУС каталог международных преступлений далеко не полон, ряд стран в ходе его имплементации включили в свое законодательство дополнительные составы преступлений или сделали отсылки к иным актам международного гуманитарного права (Новая Зеландия)»[91].

Германия, Нидерланды и Португалия издали специальные законы о международных преступлениях, исключив соответствующие составы из «обычных» уголовных кодексов. Другие страны включили составы международных преступлений либо в существующие уголовные кодексы путем внесения соответствующих поправок (Бельгия, Грузия, Испания, Коста-Рика, Финляндия), либо во вновь принятые УК (Австралия, Литва, Мали, Румыния, Словакия, Федерация Боснии и Герцеговины, Черногория)[92]. Ряд стран СНГ также включили в свое уголовное законодательство нормы, предусматривающие ответственность за международные преступления. Помимо названной выше Грузии, особый интерес в этом отношении представляют УК Белоруси, Азербайджана, Армении, Таджикистана, Казахстана и др.

С кодификацией международных преступлений в российском законодательстве дело обстоит не лучшим образом. Неполнота и фрагментарность УК РФ в этом отношении очевидна. Глава 34 Уголовного кодекса Российской Федерации предусматривает уголовную ответственность за ряд преступлений «против мира и безопасности человечества». Так, статья 353 предусматривает ответственность за планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны, статья 354 – публичные призывы к развязыванию агрессивной войны, статья 356 – применение запрещенных средств и методов ведения войны, статья 357 – геноцид, статья 360 – нападения на лиц и учреждения, которые пользуются международной защитой.

Статья 356, посвященная запрещенным средствам и методам ведения войны, по существу носит бланкетный характер, так как содержит ссылку на международные договоры Российской Федерации. Перечень конкретных деяний, составляющих уголовно наказуемые нарушения международного гуманитарного права, конкретизированы теперь в пунктах 9 и 14 «Наставления по международному гуманитарному праву для Вооруженных Сил Российской Федерации» (от 8 августа 2001 г.) безотносительно типа вооруженного конфликта[93]. Преступления, перечисленные в остальных статьях главы 34 УК РФ (разработка, производство, накопление, приобретение или сбыт оружия массового поражения; экоцид; наемничество), не являются международными в строгом значении и иногда описываются в юридической литературе как «преступления международного характера». По обычному международному праву они не влекут за собой международной юрисдикции и иных последствий, вытекающих из признания преступления международным (см. выше, раздел 3.5).

Терроризм предусмотрен в российском уголовном законодательстве только как обычное преступление (ст. 205-206 УК РФ). Пытка упоминается лишь в статье 302 УК РФ (принуждение к даче показаний), но не как самостоятельное преступление, а как отягчающее обстоятельство одного из внутригосударственных преступлений против правосудия. Преступления против человечности не криминализированы российским уголовным законодательством вообще.