Файл: И. Т. Касавиндоктор филос наук, чл корр. Ран б. Г. Юдин.pdf

87
нетическое разнообразие. Мутации и рекомбинации генов, скрещи- вание и т.п. приводят к накоплению в популяциях скрытого резерва наследственной изменчивости, причем этот резерв генетической информации возникает безотносительно к ее будущему адаптивному значению в данной среде. Соответственно, в процессе эволюции ор- ганизмы иногда приобретают признаки, качественно отличающиеся от исходных, но которые потенциально, в перспективе дают им воз- можность освоить новую функцию. Конечно, организм не может приобрести новую для себя функцию до появления соответствующих морфологических структур — например, летать, если у него нет кры- льев. Следовательно, такая структура должна сформироваться у него заранее. Другими словами, организм уже должен обладать морфо- логической структурой, которая в результате предшествующего по- ложительного отбора в некоторой среде применительно к некоторой функции достигла такого состояния, что оказалась способной выпол- нять новую функцию, относительно которой она ранее не подвергалась отбору. Такие структуры в эволюционной биологии обычно называют преадаптивными.
Характерным примером преадаптивных морфологических структур может служить появление примитивных легких у некоторых древних кистеперых рыб, которые давали им возможность обитать в водоемах с низким содержанием кислорода. У этих рыб получили также развитие мускулистые грудные плавники, благодаря которым они могли временно покидать водную среду для того, чтобы покинуть пересыхающие водоемы или спастись от хищников. Этот новый тип поведения кистеперых рыб скорее всего дал им важные адаптивные преимущества и обеспечил их выживание. Но одновременно он привел в действие ряд новых мощных факторов отбора, давление которых сти- мулировали быструю эволюцию и специализацию преадаптированных структур — легких и конечностей, — необходимых для поддержания жизни и передвижения в воздушной среде.
Итак, концепция преадаптации позволяет объяснить, каким об- разом в изменяющейся среде могут взаимодействовать механизмы эволюции и адаптации. В силу универсальности законов биологи- ческой эволюции эта концепция применима к эволюции любых морфологических структур живых организмов, в том числе и к эво- люции морфологии мозга (т.е. к нейроэволюции). Поскольку ней- роэволюция тесно взаимосвязана с когнитивной эволюцией, которая является результатом действия механизмов естественного отбора по когнитивным функциям, то концепция преадаптации, по-видимому, может быть распространена также и на эволюцию когнитивных систем

88
организмов, на эволюцию их когнитивных способностей. Соответ- ственно, мы можем предположить, что в результате предшествующего положительного отбора по когнитивным функциям могут возникать и развиваться преадаптивные когнитивные структуры (когнитив- ные программы, метапрограммы и их комплексы), которые могут достигнуть такого эволюционного уровня и состояния, когда они оказываются способными выполнять принципиально новые когни- тивные функции, относительно которых они прежде не подвергались естественному отбору. Модель когнитивной преадаптации, таким образом, позволяет объяснить накопление потенциального генети- ческого ресурса для будущей когнитивной эволюции. Она хорошо согласуется с наличием взаимосвязей между работой генов развития и возникающими в когнитивной системе организмов проблемами, ведущими к снижению их приспособленности. Убедительным при- мером формирования в когнитивной системе преадаптивных структур могут служить рудименты перцептивного сознания у некоторых видов высших антропоидов (прежде всего шимпанзе), а также их весьма уди- вительные когнитивные способности к символьной коммуникации и знаково-символическому мышлению.
Приматологам, исследующим образ жизни высших антропоидов, уже довольно давно удалось обнаружить, что популяции шимпанзе, живущие в естественных условиях в заповеднике Гомбе Стрим (Тан- зания), обладают хорошо выраженной и довольно развитой коммуни- кативной системой, которая использует звуковые символы, мимику, позы и жесты. О потенциальных когнитивных способностях отдельных особей шимпанзе к символьной коммуникации позволили судить также результаты многочисленных попыток общения с ними с по- мощью специально сконструированного для этих целей языка жестов
(наподобие жестового языка глухонемых — армсленга). Оказалось, что они в состоянии овладеть словарем из приблизительно 200 слов и про- стейшими грамматическими конструкциями. В экспериментальных условиях шимпанзе успешно общались с приматологами, проявляя удивительные лингвистические способности в изобретении новых слов и простых предложений (например, «Огурец — это зеленый банан»,
«Лебедь — плавающая птица» и т.д.). Специально проведенные экс- перименты позволили также выявить наличие у шимпанзе рудиментов перцептивного сознания (самосознания) — в ограниченных пределах они могут распознавать и отличать перцептивный (визуальный) образ
«Я» от образа «не-Я». Однако приматологи до сих не располагают на- дежными данными о том, используют ли шимпанзе эту свою преадап- тивную когнитивную способность к самосознанию для управления высшими когнитивными функциями.

89
До недавнего времени приматологи полагали, что в естественных условиях когнитивные способности шимпанзе к символьной ком- муникации остаются невостребованными, поскольку язык жестов и звуковые символы используются этими приматами главным образом лишь для выражения эмоций, желаний и обозначения действий. Од- нако новейшие исследования, казалось бы, сугубо инстинктивных
«вокальных» данных карликовых шимпанзе (бонобо) убедительно показали, что в естественных условиях они все же используют упо- рядоченные последовательности звуковых символов для обозначе- ния смысла перцептивных образов, репрезентирующих конкретные объекты. Предъявляя отдельным особям бонобо компьютерные изо- бражения различных объектов, относящихся к их среде обитания, экспериментаторы были крайне удивлены, когда оказалось, что от- дельные записанные на магнитофон сочетания звуковых символов, с помощью которых популяция этого подвида шимпанзе общались в естественных условиях, они уверенно отождествляли с конкретными картинками. Конечно, перечень перцептивных образов, смысл кото- рых популяции шимпанзе-бонобо способны обозначать звуковыми символами, невелик. Соответствующие им объекты скорее всего имеют для выживания этого подвида шимпанзе особую значимость — либо в качестве лакомства (например, виноград, банан, апельсин), либо как источник смертельной опасности (змеи, хищные птицы, леопард).
Благодаря усилиям экспериментаторов недавно были даже зафикси- рованы единичные случаи адекватного понимания отдельными осо- бями шимпанзе-бонобо простейших фраз человеческой речи, а также успешного их общения между собой на специально сконструированном искусственном языке жестов.
Выдающиеся способности шимпанзе в символьной коммуни- кации, видимо, сопряжены с более высоким уровнем их знаково- символического мышления. Исследователям удалось обнаружить, что для решение некоторых задач они весьма успешно прибегают к услугам простейших аналитических мыслительных стратегий. Шимпанзе, например, могут собирать свои орудия охоты из частей и легко рас- познают объекты по таким признакам, как форма и цвет. Кроме того, оказалось, что их можно научить считать, поскольку (как и некоторые другие животные, особенно птицы) они в состоянии зафиксировать количество предъявленных им объектов (но не более восьми), а также осуществить ограниченное число последовательных действий.
Исследования анатомического строения мозга высших приматов дают основания полагать, что асимметрия височных долей левого и правого полушарий (кроме, естественно, человека) присуща толь-

90
ко шимпанзе — определенная часть левой доли у них более развита.
Это свидетельствует о наличии уже сформировавшихся в мозге этих антропоидов преадаптивных морфологических структур, ответствен- ных за знаково-символическое мышление. В то же время экспери- ментальные данные показывают, что поражения височных долей неокортекса у шимпанзе не приводят к нарушению вокализации, к каким-либо фатальным изменениям в репертуаре криков и звуков, которые, по-видимому, управляются главным образом их лимбиче- ской системой. Но в отличие от символьной коммуникации шимпанзе человеческая речь управляется неокортексом — это перемещение ло- кализованного центра управления звуковым языком соответствовало важному эволюционному переходу к тесной интеграции когнитивных программ, управляющих мышлением и речью, и к обучению общению.
Зачатки латерализации высших когнитивных функций у шимпанзе, их удивительная способность к символьной коммуникации, включающей, видимо, даже какие-то простейшие элементы звукового языка, а также к усвоению языка жестов и общению с человеком указывают лишь на начальные стадии этого эволюционного перехода.
Конечно, знаково-символическое мышление шимпанзе не вы- ходит за пределы весьма рудиментарного уровня, и его кооперация с доминирующим перцептивным мышлением не дает значительных результатов, как это имеет место у гоминид. Эксперименты прима- тологов убедительно показывают, что перцептивные образы и пред- ставления шимпанзе репрезентируют только конкретные объекты
(или ситуации). Их мышление, видимо, также не «подпитывается» низкоуровневыми когнитивными программами, обеспечивающими генерацию более абстрактных перцептивных репрезентаций и символь- ное кодирование их смысла. Они сталкиваются с непреодолимым для себя трудностями, если приматологи ставят перед ними задачи, пред- полагающие распространение результатов перцептивного научения на какую-то новую область. Так, например, несмотря на многочислен- ные попытки обучить шимпанзе различать сенсорные модальности, они оказываются не в состоянии использовать уже имеющееся у них представление о свойствах яркого и тусклого света для того, чтобы распознать различия между громким и тихим звуками.
Перцептивное мышление шимпанзе и других высших антро- поидов, видимо, также в принципе не способно выявить скрытую, лежащую за пределами их сенсорного поля когнитивную информа- цию, если ее адекватный смысл не может быть выявлен благодаря действиям, манипулированию с предметами или извлечен из прошлого опыта. Всякий раз отсутствие элементарных знаний, касающихся,

91
например, статики и кинематики, оказывалось фатальной причиной неудачных попыток животных решить задачу, которая предполагала на- личие адекватного понимания соответствующих условий. В то же время накопление подобного рода знаний наталкивается на ограниченные возможности долговременной эпизодической памяти человекообраз- ных обезьян. В особенности это касается запоминания сложных пове- денческих сценариев, состоящих из большого числа последовательных движений, которые для своего целостного понимания требуют симво- лизации временной последовательности, т.е. использования знаково- символических форм репрезентации мысли — чисел, схем, слов и т.д.
Таким образом, дальнейшая эволюция знаково-символического мыш- ления, кроме всего прочего, предполагала также и соответствующие эволюционные изменения в когнитивных структурах, ответственных за работу кратковременной и долговременной памяти.
4.2.3. Человеческое знаково-символическое (логико-вербальное) мышление
Анализ экспериментальных данных, касающихся высших ког- нитивных способностей шимпанзе, — наших ближайших из ныне живущих филогенетических родственников — дает дополнительные основания полагать, что интеллектуальное превосходство гоминид, и в особенности современного Homo sapiens sapiens, — это, в основном, результат эволюции вербальной коммуникации и естественного языка, превратившегося в инструмент знаково-символического мышления.
Это также и результат эволюции перцептивного сознания, его «до- страивания» когнитивными структурами, которые постепенно об- рели функции центрального контроля речи, знаково-символического мышления и интегрированных с ними высших когнитивных функций.
И, наконец, это также и результат совместной эволюции тесно взаимо- действующих и взаимодополнительных мыслительных систем правого и левого полушарий.
По-видимому, символьная коммуникационная система давала древним гоминидам большие адаптивные преимущества. Не ис- ключено, что это было связано с радикальным изменением их об- раза жизни — переходом от собирательства и охоты на мелкую дичь к охоте на средних, а затем и крупных животных. Успешный охотничий промысел в условиях саванны, конечно же, требовал координации действий членов сообществ, управления этими действиями. Систе- матическая охота способствовала развитию высших когнитивных функций, включая элементы сознательного управления, его распро-