ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 01.05.2024
Просмотров: 288
Скачиваний: 1
Тургеневский Рудин — это, конечно, не Бакунин. Толстовская Наташа Ростова, разумеется, не Танечка и не Сонечка Берс. Но если бы Тургенев, работая над романом «Рудин», не держал в своем воображении реальный и неповторимый облик Бакунина, если бы Толстой, создавая образ Наташи, не представлял себе хотя бы временами Танечку или Сонечку Берс, с их индивидуальными, живыми чертами, то и Рудин у Тургенева, и Наташа Ростова у Толстого не стали бы такими живыми, волнующими, такими удивительно реальными. Не надо преувеличивать значение прототипа в литературном творчестве, но можно с полной уверенностью сказать, что прототип помогает художественно воспроизвести живую правду человеческого характера.
И. Е. Репин писал: «Будучи реалистом по своей природе, я обогнал натуру до рабства...». Это — признание живописца. Писатель-реалист, в силу особенностей того искусства, которому он служит, так сказать не мог бы. Он не может быть верным натуре до конца, тем более не может быть ее «рабом». И все-таки натура важна и писателю. Важен не только «натуральный», живой человек — прототип, но и всякая натуральная человеческая частность, деталь. Она способна оживить, сделать до конца достоверным мир, сотворенный писателем по законам его искусства.
Можно привести очень характерный пример из романа Толстого «Воскресение» — историю казни революционеров Лозинского и Розовского, которую рассказывает народоволец Крыльцов. История эта производит сильное художественное впечатление, а основана она на строго документальном материале. Толстой узнал о ней из записок политического заключенного, который сидел в киевской тюрьме и познакомился там с Лозинским и Розовским. Среди прочего в записках приводится такая деталь: когда 18-летнего Розовского должны были вести на казнь, он напоминает своим тюремщикам о лечебном чае, который ему прописал доктор: «Я нездоров, я выпью еще грудного чаю».
Эту деталь не выдумаешь. Она из жизни, она предельно натуральна. И по черновикам Толстого очень заметно, как он дорожил этой деталью. Текст истории Толстой переделывал трижды, и кардинально. В результате от той истории, которая известна по запискам политического заключенного, почти ничего не осталось. Но эта деталь сохранилась. Очевидно, она не просто потрясла Толстого и запомнилась ему,— она, по своей неподдельной трагической жизненности, послужила для него одним из главных творческих импульсов. Она помогла и писателю и читателю ощутить эту историю как нечто страшно близкое, не только понять, но и глубоко пережить ее эмоционально.
Говоря о прототипах и о жизненной основе художественных образов, не будем забывать, что одним из главных прототипов — «универсальным прототипом» — является для всякого писателя оп сам. Писатель всегда, вольно или невольно, пропускает своих героев через себя, через свою душу, через свой индивидуальный и неповторимый опыт. «Творить — то значит над собой нелицемерный суд держать», — говорил Ибсен. Он имел при этом в виду всякое творчество, даже самое «объективное» — эпическое.
Едва ли не в каждом герое художественного произведения заключена частица самого автора. Если это герой, который отнюдь не безусловно близок и дорог писателю, то он стремится максимально понять ею, поставить себя на его место, войти в его образ мыслей и чувствований. И с этим тоже связана удивительная жизненность героя, его художественная убедительность.
Работа писателя над образом героя означает в равной мере стремление к конкретизации и индивидуализации, стремление придать персонажу все черты живого человека — и вместе с тем тенденцию к отвлечению, к выражению через конкретный образ общей мысли. То есть создание образа человека в искусстве — это всегда и процесс художественной типизации. «У истинного таланта,— писал В. Г. Белинский,— каждое лицо — тип, и каждый тип для читателя есть знакомый незнакомец».
В этом афористически остром определении понятия «тип» выражено самое главное. Незнакомец — значит новый для читателя герой, человеческая неповторимость, без которой в образе нет и не может быть ощущения жизни. Знакомый — т. е. выражающий черты, которые встречаются не в одной только, человечески неповторимой личности, а во многих людях, несущий в себе родовые признаки.
Принцип типизации, понятый в таком смысле, по существу, характерен для всякого подлинного искусства и для любого его направления — не только для реалистических произведений, но и для произведений классицистских, романтических и т.д. Со сменой направлений меняется характер типизации, соотношение в образе индивидуального и общего, но как основа, как принцип типизация всегда есть. Она есть и в поэзии, и в искусстве театра, и в живописи, и в скульптуре. Даже сугубо портретная живопись или скульптура всегда заключает в себе, наряду с выражением индивидуального, мысль общего значения. Вспомним, к примеру, замечательный скульптурный портрет академика И. П. Павлова работы Сергея Конёнкова. В этом художественном образе воплощена не только неповторимая индивидуальность Ивана Петровича Павлова, но и высокое благородство истинного ученого и истинной науки.
Творческий процесс, в частности работа художника над созданием скульптурного портрета, во многом и сводится к стремлению выразить типическое — выразить в индивидуальном образе мысль общего значения.
Р.М. Рильке рассказывал, как Огюст Роден создавал свое прославленное скульптурное изображение Бальзака. Приведу это описание в качество иллюстрации к сказанному выше: «Роден постиг Бальзака до глубины его существа... Год за годом жил он весь в этом образе. Он посетил родину Бальзака, пейзажи Турени, постоянно возникающие в его книгах; он читал его письма, изучал имеющиеся портреты; и он вновь и вновь проходил через его творения — па всех запутанных, перекрещивающихся путях этих творений встречали его бальзаковские люди, целые семьи и поколения,— мир, все еще, казалось, верящий в бытие своего творца, созерцающий его, живущий благодаря ему. Роден видел: вся эта тысяча персонажей, что бы они ни делали, все-таки полностью занята тем, кто их создал. Как на множестве лиц в зрительном зале можно, должно быть, прочитать драму, исполняемую па сцене, так он искал во всех этих лицах того, кто не умер для них. Как Бальзак, он верил в реальность этого мира и сумел на время подчиниться ему. Роден жил, словно и его создал Бальзак,— он затерялся в толпе его персонажей. Так накапливались лучшие материалы. Все остальное оказалось куда менее красноречивым. Дагерротипы не предлагали ничего нового — лишь самые общие отправные точки. Лицо, представленное на них, было знакомо со школьной скамьи. Лишь один дагерротип, принадлежащий Стефану Малларме, запечатлевший Бальзака без сюртука, в подтяжках, отличался большей характерностью. Пришлось призвать на помощь записки современников: высказывания Теофиля Готье, заметки Гонкуров, великолепное ламартиновское описание внешности Бальзака...
...Медленно росло видение Родена от формы к форме. И наконец он узрел его. Он узрел крупный шагающий образ, вся тяжесть которого терялась в каскаде облачения. В крепкую шею уперлись волосы, в волосы откинулось лицо, созерцающее, опьяненное созерцанием, все в пене творчества, лицо стихии. Это был Бальзак в плодородии своего избытка, родоначальник, расточитель судеб. Это был человек, чьи глаза не нуждались в предметах,— будь мир пуст, его взоры оборудовали бы его. Это был тот, кого обогатили легендарные серебряные рудники, тот, кого осчастливила иностранка. Это было само творчество, принявшее облик Бальзака, чтобы воплотиться... Таким Роден в миг невероятного обобщения и трагического преувеличения увидел своего Бальзака, и таким он сделал его».
Глава четвертая
Метафорическое и метонимическое мышление в искусстве
Когда мы говорим об образной основе искусства, мы должны ясно помнить, что образ — это не только конечный результат творчества. С образами связан весь процесс творчества. С ними связано художественное видение мира.
Обратимся еще раз к знакомым нам словам Белинского: «Искусство есть... мышление в образах». Именно само мышление творца, художника является образным, а не абстрактным.
Художник — поэт, живописец или деятель иного рода искусства — видит и осмысляет все не совсем так, как обычный человек, человек не художественного склада. Художнику свойственна конкретность, тонкость и живость восприятия, зоркость глаза, эмоциональная, внутренняя точность оценки. Художник не только творит живой мир — он и видит мир ярко и живо. Он видит мир в его чувственной осязаемости и неповторимости, и при этом всегда по-своему.
Интересно, что живое и конкретное, т. е. образное, видение мира органически присуще детям. Дети в силу живой непосредственности своего взгляда, свежести восприятия являются в известном смысле готовыми художниками. Недаром так хороши бывают детские рисунки.
Авторы этих рисунков совсем не обязательно становятся живописцами. Больше того, с годами очень многие люди теряют свежесть восприятия, и тогда не может спасти никакая профессиональная выучка. Живое, непосредственное, «свое» восприятие мира — непременная составная часть художественного дарования.
Внучка Сергея Рахманинова Софья Волконская в раннем детстве сочинила такие стихи:
Вся радость ушла из сердца старика,
И он лег и умер.
Рахманинова поразили и пленили эти стихи, и он написал к ним музыку. Стихи в самом деле неожиданные и прекрасные в своей непосредственной образности. Для маленького поэта жизнь — это радость; человек стареет — это значит, что в нем убывает и радость, и жизнь; и вот когда радости не остается совсем, человеку приходит время умереть... Девочка не просто «сочиняла» стихи: она образно, художественно мыслила, и потому мыслила глубоко.
Читая эти внешне незамысловатые строчки, мы и сами неожиданно для себя ярко осознаем, что жизнь без радости невозможна, не нужна человеку. Так маленький художник и в нас пробудил способность к художественному мышлению. Такая способность нужна воспринимающему произведение искусства, пожалуй, не меньше, чем творцу. Но творец, художник играет роль первооткрывателя, художественное мышление требует от пего собственного горения, собственной остроты восприятия и постоянной самоотдачи. А мы лишь откликаемся па его творческие открытия — когда они находят отзвук в нашей душе.