Файл: ПСИХОЛОГИЯ КОНФЛИКТА_Гришина.doc

Другим вариантом методической процедуры экспериментального изучения кон­фликтов является создание реальных конфликтных ситуаций между участниками эксперимента в лабораторных условиях. Эта процедура также легла в основу целой серии исследований Дойча. Разработанная им схема предполагала участие под­ставного испытуемого («сообщника» экспериментатора), который должен был со­вместно с другим испытуемым (испытуемыми) выполнить некоторое задание. Оно представляло собой совместную деятельность или игру, в ходе которой игроки мог­ли действовать более или менее жестко по отношению друг к другу, «работая» на себя и свой выигрыш (и соответственно проигрыш партнера), или выбирать коопе­ративные стратегии, учитывающие интересы другой стороны.

По условиям эксперимента, в ответ на непосредственное поведение «наивного» испытуемого (подлинного участника эксперимента) «подставной» использует стра­тегии поведения, предписанные экспериментатором. При этом фиксируется, как «наивный» испытуемый реагирует на его действия, а также на смену стратегий. Дойч считал, что кооперативное поведение может быть стимулировано следующи­ми возможными стратегиями поведения партнера: стратегия «кнута и пряника», когда в ответ на кооперативные проявления также реализуются кооперативные действия, а в ответ на любые некооперативные проявления испытуемого «сообщ­ник» контратакует, угрожает, проявляет агрессию; стратегия позитивного проти­вопоставления, когда в ответ на «атаки» испытуемого «сообщник» применяет толь­ко оборонительные действия; стратегия «подставь другую щеку», требовавшая от «подставного» исключительно позитивных реакций на все действия партнера, де­монстрируя при этом готовность к кооперативному взаимодействию и даже в ответ на «нападение» сохраняя альтруистическую ориентацию. Наконец, еще одна стра­тегия получила название «исправившийся грешник» и предполагала смену страте­гий: сначала «сообщник» экспериментатора действует в агрессивной и жесткой манере, после чего меняет свое поведение на одну из трех вышеупомянутых страте­гий, стимулирующих кооперацию.

Подобная методическая схема позволяет устанавливать зависимость выбора стратегии поведения не только от «ответа» партнера, смены стратегий его поведе­ния, последовательности их использования, но и от его особенностей («подстав­ным» может быть человек любого пола, возраста и т. д.), специфики конкретных игровых заданий и т. д. Эксперименты Дойча имели определенное преимущество перед другими лабораторными играми, поскольку он создавал действительный, ре­альный конфликт между живыми людьми, который можно было наблюдать и доста­точно строго описывать.

Для лабораторного моделирования реальных конфликтных ситуаций могут ис­пользоваться и другие разнообразные приемы. Так, в отечественной психологии было выполнено довольно много исследований с помощью гомеостатических аппа­ратурных методик. Конкретные приемы создания конфликтной ситуации могут быть различными. Как правило, при этом исходное предположение состоит в том, что возникновение несоответствия между ожидаемым результатом (решение зада­чи) и фактическим положением может рассматриваться как конфликтная ситуация. Группе работающих на гомеостате могут предъявляться нерешаемые задачи или за­дачи повышенной сложности, в их совместную деятельность могут вноситься разно­образные помехи (либо за счет подставного участника, либо с помощью техничес­ких приемов). Благодаря этим исследованиям выявляются в основном особенности индивидуального и группового реагирования на противоречия в совместной дея­тельности (см., например, Васильев, Новиков, 1969).

Экспериментальная процедура, предложенная В. А. Лефевром, предлагает од­ному испытуемому выполнение задания, работа над которым невольно вносит по­мехи в деятельность другого испытуемого. В основе процедуры — взаимозависи­мость деятельности, требующая контактов и переговоров между испытуемыми. Ав­торский вариант методики может быть использован при работе с детьми. В соответ­ствии с заданием на половине поля испытуемого рисунок («рожица») должен иметь согласованный характер. Поскольку, добиваясь желаемого результата, испытуе­мый «мешает» другому, им приходится вступить в переговоры, допустимые услови­ями эксперимента (наряду с обращением к экспериментатору, уточнением правил эксперимента и т. д.). На основе наблюдения можно судить о том, какие способы поведения для решения возникшей проблемы использует ребенок — разъяснение, агрессия, уступки, напористость и доминирование и т. д. (Тесты, эксперименты, иг­ровые процедуры для изучения конфликта, 1990).

Все упомянутые методические процедуры (в том числе и эксперименты Дойча), и их результаты основаны на исходном предположении, что если экспериментато­ры создают в лаборатории конфликтную (или кооперативную) ситуацию, то испы­туемые так ее и воспринимают. Значит, результаты изучения поведения в лабора­торной ситуации с заданными условиями могут экстраполироваться на ситуацию реального взаимодействия. Простой вопрос, могущий поставить под сомнение мно­гие результаты лабораторного экспериментирования, сводится к следующему: по­чему, ставя человека в те или иные условия, мы вправе предполагать, что он их именно так и воспринимает, т. е. рассматривает предлагаемые обстоятельства как конфликтные или кооперативные?

Дойч не сомневался в своей правоте: «Я достаточно дерзок, чтобы верить, что лабораторные исследования конфликтов способны улучшить наше понимание со­циальной динамики войны, мира и социальной справедливости. От малых групп до целых народов социальные процессы выглядят одинаково. Поэтому социальные психологи, изучающие конфликты, находятся примерно в том же самом положе­нии, что и астрономы. Мы не можем ставить настоящие эксперименты с широко­масштабными социальными событиями. Но мы можем уловить концептуальное сходство между большим и малым, как астрономы — между планетами и яблоком Ньютона. Экспериментируя с социальными ситуациями в лабораторном масштабе, мы можем, таким образом, понимать и предсказывать полномасштабные соци­альные процессы и влиять на них. Вот почему игры, в которые в нашей лаборатории играют испытуемые, способны расширить наше понимание войны, мира и социаль­ной справедливости» (Майерс, 1997, с. 636).

Однако сегодня лабораторные «изучения незнакомых друг с другом студентов, симулирующих кооперацию и конкуренцию», как об этом иронически пишут А. Силларс и Дж. Вейсберг (Sillars, Weisberg, 1987, p. 140), не столь популярны, как прежде. Социальные психологи, изучающие поведение человека в искусствен­но моделируемых ситуациях, подвергались обоснованной критике за вольное пред­положение, что испытуемый «определяет» ситуацию именно так, как этого ждет от него экспериментатор. По мнению их оппонентов, на самом деле в лаборатории со­здается своя «субкультура» ситуации с присущими ей правилами, ролями, концеп­тами и целями (Argyle, Furnham, Graham, 1981, p. 26). Похоже, также остались в прошлом процедуры типа «дилеммы заключенного», подвергшиеся жестокой кри­тике за несоразмерность «формата» игры драме реальных человеческих конфлик­тов. Использование игровых процедур, подобных описанным выше, сегодня чаще преследует обучающие, чем научные цели.

Эксперименты с провоцированием конфликтов в естественных условиях

Попытки экспериментального изучения конфликтов могут осуществляться и с помощью создания конфликтных ситуаций в естественных условиях человеческого взаимодействия.

Наиболее известный пример такого рода экспериментирования — это, конечно, серия исследований Шерифа, о которых уже говорилось в предыдущих главах. Напомним общую схему эксперимента Шерифа. В .летнем лагере группа незнакомых между собой мальчиков подросткового возраста (в разных экспериментах от 11 до 14 лет) делилась на две подгруппы, в каждой из которых шла своя жизнь. Отдыхая, ш рая, занимаясь хозяйственными делами, мальчики сдружились между собой, об­разовав две сплоченные группы. После того как у них сформировалось сильное чув­ство групповой принадлежности, началась следующая, решающая стадия экспери­мента. Между группами создавалась конкурентная ситуация, например проводи­лись разные соревнования со строгим соперничеством, в результате которого одна из групп объявлялась победительницей, а другая — проигравшей. На этой стадии и был зафиксирован тот результат, который предполагался основной гипотезой Ше­рифа: объективная конкурентная ситуация, в которой оказывались группы, вызыва­ла конфликт между ними. Как уже отмечалось, исследовательская процедура Ше­рифа была воспроизведена в ряде других экспериментов.

Понятно, однако, что экспериментальные исследования такого рода единичны как в силу сложности самой процедуры и ее организации, так и по понятным этичес­ким соображениям. Гораздо чаще для создания конфликта в реальных условиях ис­пользуется прием создания так называемого «конфликта мнений», который в раз­личных модификациях сводится к тому, что давление подставной группы идет враз­рез с собственным мнением человека. Экспериментальная процедура «конфликта мнений» оказалась плодотворной схемой для изучения как личностных особеннос­тей, так и для развития представлений о группах и групповых явлениях.

Создавать конфликтные ситуации в реальных условиях не так уж сложно. На­пример, Р. Бэрон и Д. Ричардсон в связи с исследованием агрессии приводят такие примеры провоцирования конфликтов для изучения реагирования людей, как со­здание искусственных помех в движении водителей или введение в естественную ситуацию взаимодействия подставного лица (ассистента экспериментатора), кото­рый пытается пройти куда-то без очереди или грубо толкает других при входе в транспорт и т. д. Правда, авторы оговариваются, что использование подобных при­емов требует особой осторожности и сопряжено с понятными этическими пробле­мами (Бэрон, Ричардсон, 1997). В отечественной практике также можно привести пример исследования, провоцировавшего конфликт: автор обращался с претензия­ми (как он сам отмечает, только обоснованными по этическим соображениям) в сфере общественного питания или торговли. Предметом изучения в данном случае были от­ветные реакции, демонстрируемые представителями этих организаций (контробви­нение — 88 % случаев, ссылка на оправдывающие обстоятельства — 83 %, ссылка на надуманные обстоятельства — 71 % и т. д). Всего автор наблюдал 24 спровоци­рованные им ситуации (Никифоров, 1986). Для исследователя конфликтов такие эксперименты и их результаты представляют известный интерес, однако они опи­сывают ситуации случайного, кратковременного взаимодействия людей, релевант­ные, например, для наблюдения за проявлениями агрессии, но не вполне адекват­ные изучению конфликтного взаимодействия. Хотя они вроде бы и моделируют кратковременные интерперсональные конфронтации, но реальное пространство человеческих конфликтных взаимоотношений сопряжено с долговременными от­ношениями людей, их взаимодействием дома и на работе, с друзьями и близкими. И вот тут попытка искусственного создания конфликтов действительно наталкивает­ся на серьезные этические возражения.

Подводя тоги описания экспериментального изучения конфликтов, можно ска­зать, что ученые проявили немало изобретательности в создании процедур экспе­риментального исследования конфликта как в лабораторных, так и в естественных условиях человеческого взаимодействия. Можно дискутировать относительно ре­левантности тех или иных процедур, правомерности их применения, природы опи­сываемых явлений, точности измерений и т. д Очевидно, однако, что полученные с помощью этих методов результаты стали существенным вкладом в изучение кон­фликтов и описание конфликтной феноменологии. Но экспериментальные исследо­вания были и остаются скорее уделом академической науки. С тех пор, как конф­ликтологи обратились к практическим вопросам регулирования конфликтов, воз­никла задача поиска средств и методов изучения реальных проблем людей и пере­живаемых ими конфликтов.

Изучение специфических форм социального взаимодействия как моделей конфликта

Действительно, каким образом исследователь может изучать реальные конф­ликты между людьми? Конфликты в семье и в школе,

на работе и между друзьями скрыты от глаз посторонних. Психолог, работающий в организации, консультант по семейным и любым другим проблемам отношений соприкасается с конфликтом, как правило, уже на стадии попыток его регулирования, если к нему обращаются уча­стники конфликта или иные заинтересованные лица. В этом случае психолог вы­нужден прибегать к ретроспективному анализу, обсуждая происшедшее в интер­претациях его участников. С их прямым взаимодействием мы сталкиваемся, если выполняем функции посредника или присутствуем при выяснении отношений меж­ду участниками, при переговорах или обсуждении ситуации. Очевидно, что в этих случаях мы имеем дело лишь с частью конфликта. Нельзя также не считаться и с возможным искажающим влиянием присутствия третьих лиц на коммуникацию и ₍ поведение участников конфликта. Таким образом, попытки изучения реальных кон­фликтов между людьми требуют немалой изобретательности.

Путь, которым пошли некоторые исследователи, — использовать для изучения конфликтов особые, специфические ситуации взаимодействия людей, которые, по их мнению, естественным образом моделируют конфликт, что позволяет рассматривать происходящее в этих ситуациях как конфликтное взаимодействие.

В первую очередь (по хронологическим основаниям) здесь надо упомянуть работу П. М. Ершова, обобщенную им в монографии «Режиссура как практическая пси­хология» (Ершов, 1972). Он исходит из того, что конфликт является основой драма­тического спектакля, отражающего динамику его возникновения, развития и раз- . решения, а материалом режиссерского искусства является борьба (которую мы бы назвали конфликтным взаимодействием). Ершов описывает механизмы возникно­вения конфликтов, их отдельные разновидности, особенности поведения людей в конфликтном взаимодействии и другие аспекты. В предисловии к монографии Ершова известный психолог П.В. Симонов пишет: « В отличие от наблюдателя реальных жизнен­ных конфликтов, режиссер обладает уникальной возможностью изменять различные стороны вза­имодействия, в том числе изменять их последова- тельно, избирательно, изолированно от других или путем возможных комбинаций...Моделиро­вание борьбы на сцене становится инструментом постижения законов и качеств взаимодействия между людьми» (Ершов, 1972, с.12).