Файл: ПСИХОЛОГИЯ КОНФЛИКТА_Гришина.doc

Одной из ведущих форм бессознательного ухода человека от проблем и необхо­димости их решения является вытеснение.

Вытеснение — это одно из главных понятий психоанализа, который определяет его как «защитный механизм психики, благодаря которому из сознания изгоняются неприемлемые для сознательного Я (Эго) переживания — влечения и импульсы, а также их производные — эмоции, воспоминания и др.»; «активное неосознаваемое действие, процесс и "защитный механизм", обеспечивающие вымещение из созна­ния в бессознательное какого-либо содержания и/или недопущение неосознаваемого влечения до осознания» (Психоанализ. Популярная энциклопедия, 1988, с 123-124.). Место вытеснения (подавления, репрессии) среди других защитных механизмов личности не определено окончательно. Сам Фрейд придавал вытеснению особен­ное значение («Учение о вытеснении — фундамент, на котором зиждется все зда­ние психоанализа, — составляет существеннейшую часть его»), позволявшее рас­сматривать его как главный и универсальный психический механизм. Однако се­годня специалисты склонны считать, что вытесне-ние начинает действовать тогда, когда не «срабатывают» другие механизмы защиты, например проекция, реактив­ное образование и т. д. (Психоанализ, 1998, с. 124).

Вытесненное стремится вернуться в сознание, поэтому Я (Эго) затрачивает уси­лия на поддержание вытеснения. По Фрейду, сущест-вует первичное вытеснение, которое и удаляет из сознания в бессознательное нежелательные мысли, пережи­вания, воспоминания и т. д., и вторичное вытеснение, которое обеспечивает удер­жание вытесненного в бессознательном.

Из других ведущих защитных механизмов личности, описанных психоанализом и широко используемых современной практической психологией, необходимо от­метить рационализацию — «один из защитных механизмов личности, обеспечива­ющий блокировку осознания истинных мыслей, чувств и мотивов деятельности че­ловека и формулировку более приемлемых для личности объяснений ее поведения; бессознательное стремление индивида к рациональному обоснованию и объясне­нию своих идей и поведения даже в тех случаях, когда они иррациональны» (Овча­ренко, 1994, с. 210).

В психоанализе описаны не только отдельные механизмы защиты психики, но и более сложные поведенческие формы «ухода», например, такое явление, как «бег­ство в болезнь». Фрейд рассматривал его как спо­соб регрессивного реагирования на неудовлетво­рительную ситуацию. Современная психология и психиатрия склонны трактовать «бегство в бо­лезнь» преимущественно как одну из форм реак­ций человека на неблагоприятную психотравмирующую ситуацию, что выражается в попытках избежать конфликта посредством развития каких-либо болезненных симптомов(Психоанализ, 1998, с. 60). Хорни пишет о стремлении невротика к «компромисс­ным решениям», которые «менее удовлетворительны, чем решения нормального человека, и достигаются дорогой ценой для личности в целом», потому-то их часто на­певают «невротическими решениями» (Хорни, 1993, с. 23).

Все описанные выше явления относятся к формам ухода от столкновения с про­блемой, от необходимости ее решения, причем ухода бессознательного. Обратим внимание на то, что хотя мы разделили такие виды реакций человека на возникаю­щие у него проблемы, как уход (избегание конфликта) и подавление в виде «борь­бы», в психоанализе они рассматриваются вместе, а понятия «вытеснение» и «по­давление» фактически используются как синонимичные, что делает невозможной (в рамках психоаналитической традиции) — дифференциацию этих явлений (что, впрочем, не означает их тождества).

В отличие от психоанализа бихевиористская традиция, как известно, не интере­совалась внутренними переживаниями человека, в ней практически не нашли отра­жения рассматриваемые нами проблемы. А вот в когнитивистских исследованиях, в частности в теориях когнитивного соответствия, можно увидеть описания «внут­ренней работы» по «уходу» от конфликта.

Механизмом этого ухода является переинтерпретация возникшей проблемы та­ким образом, что она не воспринимается как конфликт, требующий решения.

Применительно к внутриличностным конфликтам в качестве иллюстрации это­го механизма можно сослаться на феноменологию явления когнитивного диссонан­са, описанного Фестингером. Оказываясь в ситуации когнитивного конфликта, вы­званного столкнове-нием несовместимых когниций, человек может переинтерпре­тировать их таким образом, что они не кажутся ему несовместимыми («курить вред­но» — «да я практически и не курю, так, балуюсь, можно сказать»; «курение помогает мне справляться с напряжением и перегрузками, так что для меня оно даже, пожа­луй, и полезно»).

Описанию когнитивной логики интерперсональных отношений посвящена тео­рия структурного баланса Ф. Хайдера. Сталкиваясь с противоречиями в своих представлениях об отношениях с другими людьми, их поведении, отношении к нему и т.д., человек испытывает дискомфорт и стремится каким-то образом преодолеть это противоречие. Напомним, что Хайдер описывает несколько возможных меха­низмов этого преодоления, основанных на переинтерпретации возникших рассо­гласований. Можно изменить отношение к человеку, который совершил поступок, несовместимый с дружбой, можно изменить отношение к самому поступку, можно, наконец, снять с человека ответственность за этот поступок. Мать, сталкивающая­ся с недопустимой грубостью сына-подростка, должна как-то реагировать на проис­ходящее, но если она не знает, что делать, ей придется признать свое бессилие в этой ситуации. Матери не хочется чувствовать свою беспомощность, и она говорит себе: «Какой он стал нервный, он слишком переутомляется, скорее бы каникулы, ему просто надо отдохнуть», что означает: «Он не виноват, он хороший мальчик, это просто нервы».

Безусловно, далеко не всегда переинтерпретация означает стремление челове­ка уйти от своих проблем. Она может иметь вполне рациональный характер, свя­занный, например, с пересмотром своего отношения к ситуации, ее действительной значимости для него.

Конфликтологи считают уход от конфликта рациональным, если есть основание предполагать, что дальнейшее развитие событий будет благоприятным для участ­ника конфликтной ситуации, либо принеся ему успех без особых усилий, либо, улучшив расстановку сил в его пользу, предоставит ему более выгодные возможно­сти для решения ситуации.

В интерперсональном взаимодействии уход от конфликта может быть реализо­ван в двух основных стратегиях поведения. Одна из них — это собственно уход, избегание ситуации, проявляющееся в игнорировании проблемы, ее «откладыва­нии», нежелании вступать во взаимодействие с партнером по поводу возникших разногласий, а то и просто в ограничении контактов с ним. Другой вариант — это стратегия уступчивости, когда человек решает возникшую проблему за счет отказа от собственных интересов, своей позиции и идет навстречу интересам партнера. Такой выбор также можно считать рациональным, если предмет разногласий оце­нивается не столь высоко, чтобы вступать из-за него в «борьбу» или переговоры с партнером, во всяком случае, ущерб, который может быть нанесен в этом случае отношениям этих людей, кажется уступающему более существенным. Однако уступ­чивость, за которой стоит неспособность или нежелание решать свои проблемы, не может считаться оправданной. Психологов особенно интересует уступчивость не как разовый способ решения проблемы, связанный с особенностями конкретной ситуации, но как постоянный стиль поведения. Например, одним из деструктивных следствий «жертвенного» поведения становится то, что человек, избирающий для себя подобный стиль взаимодействия с близкими, вольно и невольно продуцирует у них чувство вины, осложняющее их взаимоотношения и нередко принимающее де­структивные формы. Если мать часто говорит о «жертвах», приносимых ребенку, «предъявляет ему счет», то тем самым она может вызвать у него чувство вины, про­тив которого он может начать со временем протестовать. Ребенку трудно постоян­но жить с этим ощущением, и он начинает думать: «Я ее об этом не просил, это она сама сделала, она сама в этом виновата!», и обращает свою агрессию против матери. С. Минухин и Ч. Фишман приводят прекрасный пример разрушительных форм взаимодействия в семье, где все — мать, отец и их дочь Марта — стремятся избе­жать конфликтов, а родители нередко решают проблемы своих отношений за счет дочери.

Отец. Когда я чувствую, что назревает ссора, когда жена начинает злиться или я начинаю злиться — только она злится сильнее, чем я, и заводится все больше и больше, пока я не почувствую, что лучше мне остановиться, — тог­да я просто встаю и либо ухожу из дома, либо иду в другую комнату, лишь бы это прекратилось.

Минухин. И это помогает?

Отец. Помогает, только она потом злится на меня еще день или два. Она со мной не разговаривает.

Мать. Мы дошли до того, что ты не разговариваешь со мной целый месяц, и я отвечаю тем же.

Минухин (Марте). И что тогда делаешь ты?

М а р т а (смеясь). Ну, я ухожу в свой собственный мир. Там безопаснее и спо­койнее.

Минухин. Это значит, что мама в своем углу, папа в своем углу и ты уходишь в свой угол? Прекрасная семейка! И как вы из такого положения выходите? Ты не пытаешься поговорить с мамой или папой или попробовать их поми­рить?

М а р т а. Конечно, пытаюсь, только это очень неприятно. Они друг с другом не разговаривают, а потом мне начинает казаться, что я сделала что-то не то, потому что мать иногда может, сама того не замечая, рявкнуть на меня из-за чего-нибудь. Я начинаю думать, что я такого сделала, и решаю помалкивать, просто ухожу в свой собственный мир, чтобы не беспокоиться, как бы они снова меня не оттолкнули, не рявкнули на меня. Отец. Марта, я на тебя не рявкаю.

М а р т а. Ты — нет, а мама рявкает. Но отец всегда со мной разговаривает. Вро­де как: «Ну, если твоя мать не хочет разговаривать, что ж, и прекрасно». Го­ворит что-нибудь в этом роде, и все. Но тогда я чувствую себя виноватой, потому что должна бы что-то сделать. Я живу с ними в одном доме и должна стараться, чтобы им жилось лучше. Понимаете, я должна заставить их разго­варивать друг с другом и жить хорошо. Минухин. И тебе это удается? Марта. Нет. Тогда я наказываю себя за это и начинаю объедаться (Минухин,

Фишман, 1998, с. 238-239).

В данном случае разрушительная сила ухода членов семьи от существующих меж­ду ними проблем проявляется более всего в болезненном состоянии дочери. П. Пэпп вообще считает случай, когда родители «переводят свой конфликт в другое русло через посредство ребенка, у которого развивается симптом», очень распространенным в терапевтической практике (там же, с. 245). Однако в той или иной мере все участни­ки дисфункционального общения страдают от нежелания признать свои трудности и работать с ними.

К. Абульханова-Славская, говоря о неспособности человека разрешать жизнен­ные противоречия, пишет об уходе в более широком смысле: «Уход личности прояв­ляется в самых разнообразных формах: уход из семьи, в другую профессию, в другую возрастную группу и т. д. Однако этот феномен при разнообразии его жизненных форм является симптомом того, что личность хочет избежать трудностей. Любая фор­ма ухода, как правило, связана с противоречивой ситуацией, в которой оказалась лич­ность, с ее неспособностью продуктивно разрешать противоречия или их длительно выдерживать» (Абульханова-Славская, 1991, с. 53-54).

Поскольку все дальнейшее изложение будет посвящено конфликтному взаимо­действию и разрешению конфликтов, мы больше не будем возвращаться к проблеме ухода от конфликтного взаимодействия, завершить рассмотрение которой необхо­димо обращением к факторам, детерминирующим этот способ реагирования на кон­фликты.

Когда речь идет об основаниях той или иной формы поведения, мы сталкиваемся с традиционной для психологии множественностью интерпретаций, вытекающей из теоретических расхождений между представителями различных направлений. Для психоанализа «уход» человека от болезненных переживаний закономерен, по­тому что так устроена его психика. Для психологов, ориентированных на бихевиоризм, стойкий паттерн поведения является результатом научения. Экспериментальные исследования делают акцент на индивидуальных различиях в выборе ак­тивного или пассивного реагирования на стрессовые воздействия.

Важно, однако, на наш взгляд, дополнить эти обычные объяснения рассмотрени­ем проблемы в более широком социокультурном контексте.

Представляется, что устойчивые тенденции в неконструктивном выборе страте­гии ухода от конфликта могут быть связаны с явлением, которое хорошо известно специалистам по конфликтам. Отечественный исследователь Б. И. Хасан назвал его «конфликтофобией». Оно связано с присущими обыденному сознанию негативны­ми установками по отношению к конфликтам, за которыми стоит страх перед их возможным разрушительным влиянием, из-за чего конфликт воспринимается чело­веком как опасность, угроза собственному благополучию, отношениям с людьми, своей репутации и т. д. «Конфликтофобия» проявляется в сильном эмоциональном реагировании на конфликтные ситуации, стремлении поскорее «избавиться» от кон­фликта, например, с помощью подавления, избегания, ухода от конфликтов.

Истоки «конфликтофобии» могут корениться, конечно, и в глубинной природе человека, в его потребности в защищенности, в позитивных связях с людьми (по Фромму), нарушение которых порождает чувство одиночества, беспомощности и т. д. Поэтому люди стремятся поддерживать хорошие отношения дома и на рабо­те, не любят осложнять отношения и плохо переносят межличностные трудности. «Стремление к взаимной близости сохраняется у каждого человека с детства и на протяжении всей жизни; и нет ни одного человека, который бы не боялся его поте­рять» (Fromm-Reichmann, 1959; цит. по: Лабиринты одиночества, с. 67). Вместе с тем негативные установки в отношении конфликтов могут в немалой степени уси­ливаться социокультурными факторами.