Файл: Туркин. Драматургия кино.doc

В ином положении оказались либретто (балетные) и сценарии (commedia dell'arte, «малых форм» и др.). Они не вошли в литературу ни в качестве драматических произведений, поскольку в них отсутствовал литера­турно разработанный диалог, ни в качестве хотя бы новелл или сказок для театра, поскольку они не удов­летворяли требованиям, которые предъявляются к ли­тературным произведениям, предназначенным для чте­ния. Они были всегда только внутренними документами театра, рабочими схемами-эскизами сценических спек­таклей, обретавшими полноту содержания и художе­ственной выразительности только в работе над спек­таклем, в творчестве исполнителей спектакля (поста­новщика-режиссера и актеров).

Это бытование либретто и сценариев в замкнутом и узком кругу «театрального производства» приводило к тому, что из мастеров изящной литературы и драматур­гии находилось мало желающих работать для театра в ка­честве либреттиста или сценариста.

В то же время в театрах пантомимы и балета или имп­ровизации (commedia dell'arte) предпочитали обходиться без поэта, писателя, профессионала-драматурга. Такие

театры создавали своих авторов в большинстве случаев из своей профессиональной среды (директора трупп, ре­жиссеры, актеры). Эти обычно безвестные авторы либ­ретто и сценариев не претендовали ни на оригиналь­ность своих сюжетов, ни на литературность изложения. Они писали для театра, а не для печати и чтения. Сюже­ты широко заимствовались ими из литературы или теат­ральных пьес.

Таким образом, условия производственного бытова­ния театральных либретто и сценариев как творческих документов специального назначения, как схем-планов для немого театра (пантомимы, балеты) или для театра импровизации, определяли их литературную судьбу, от­личную от судьбы разговорных пьес, бытующих в литера­турном ряду в качестве произведений драматической поэзии. Театральный сценарий как форма драматургии связан с исчезнувшими формами театра (commedia dell'arte) и сейчас сохранился на очень узком и специфи­ческом участке сценического искусства — в театре бале­та. Театром почти безраздельно овладела драматическая поэзия; и драматический (разговорный) театр, ставящий литературные пьесы, занимает господствующее положе­ние среди других театральных жанров.

Однако если в наше время сценарий как особый вид драматургии имеет весьма ограниченную сферу примене­ния в театре, то он обрел новую жизнь и новые возмож­ности развития в кинематографе.

Сценарий немого фильма

Если пьесы без диалога, описывающие только внешнее (зрительно воспринимаемое) сценическое дей-^ ствие, назывались в театре сценариями, то вполне есте­ственно, что пьесы для кино — искусства немого, панто-¹ мимного — тоже получили название сценариев.

Вот как выглядел сценарий одной из первых русских кинокартин — «Стенька Разин», показанной в первый раз публике 15 октября 1908 года (курсивом набраны надпи­си, появляющиеся на экране):

СЦЕНАРИУС* «СТЕНЬКИ РАЗИНА» (Понизовая вольница)

До открытия картины в течение нескольких минут должна слышаться песня <Вниз по матушке по Волге». (Ноты будут приложены к фильму)

Картина 1-я

Две большие и несколько малых лодок плывут по реке. В большой лодке на первом плане Степан Ра­зин, три есаула, персидская княжна и разбойники. На остальных лодках плывут все разбойники.

Картина 2-я

Разгул Стеньки Разина на Волге

Историческая местность. Река, лес, на поляне рас­положилась ватага Стеньки Разина. Расставлены тре­ноги с подвешенными котлами, разложен огонь, кру­гом разбросано оружие: ножи, ружья, кистени; здесь же валяется одежда, ковры, стоят бочки с вином.

Разбойники стоят, сидят, лежат, пьют вино из ков­шей. Вдалеке видны дозорные. Разин и княжна сидят под деревом на богато разукрашенных высоких сту­льях. Разин долго целует княжну. Все разбойники держат в руках стопы с вином, низко кланяются ата­ману, снимают шапки, крича «ура», подносят вино Разину и княжне.

Все пьют. Атаман бросает кубок на траву и приказы­вает разбойникам петь. Все собираются в круг и поют «Вниз по матушке по Волге». Во время пения атаман и княжна сидят задумавшись. Разин просит княжну плясать, и по приказу Разина разбойники устилают землю персид­ским ковром; разбойники собираются в круг, впереди му­зыканты с бубнами, жалейками, трензелями, дудками; княжна с бубном в руках пляшет национальный танец.

При пляске все разбойники кричат «ура», хлопа­ют в ладоши, а по окончании пляски есаул подает

'Неправильная латинская форма слова. Правиль­ная — сценариум.

княжне и атаману по стопке вина; все пьют, атаман благодарит княжну и целует ее.

Выходят плясуны, музыка играет «русскую», не­сколько разбойников пляшут, некоторые падают в из­неможении от пляски, комически дергая ногами. Все смеются.

Затем опять все поют. Разин, шатаясь, целует княжну. В это время есаул и несколько разбойников указывают на княжну и грозят ей кулаком.

Картина 3-я

Заговор разбойников против княжны

Другая местность. Лес; в кругу стоят разбойники. Все в возбужденном состоянии, грозят кулаками, вы­нимают ножи и кинжалы. В центре круга есаул Шелуда говорит разбойникам. Все в ответ кричат: «Смерть изменнице!» Вдалеке показывается Разин и княжна. Разбойники грозят ей кулаками.

На экране появляется надпись:

«Товарищи! Блажит наш атаман. Где видано, чтобы атаман удалых молодцов якшался с бабами. Он дело забы­вает. Нам следует спешить на тихий вольный Дон. Нас окружает войско государево. Погибли мы. А он гуляет по неделям с княжною-басурманкою. Придумал я, товарищи, се­годня же не будет этой чаровницы. Нам надо напоить до­пьяна атамана, тогда он сделается зверем и ревность в нем проснется, а я в это время атаману поднесу письмо. Смерть изменнице!»

Все с искаженными лицами потрясают оружием, кричат: «Смерть изменнице!»

Картина 4-я

Ревность заговорила

«Меня ли любишь одного, княжна, а, может быть, дру­жочек сердечный есть на родине?»

Ночь. Разин с княжной у берегов Волги. Разин в припадке ревности бросается к княжне.

Из-за камней смотрят разбойники на них, хотят кинуться на нее, но есаул останавливает.

Действие происходит при лунном освещении. (Эта картина окрашена виражем.)

Картина 5-я

Мщение удалось: «Выпей, атаман-батюшка, Степан Тимофеевич, за удалую понизовую вольницу, за весь народ честной, выпей с нами, мы все пьем за твое здоровье». Обстановка и местность такие, что и во второй карти­не. Хмельной Разин сидит с княжной, часто обнимает ее, но она неохотно принимает его ласки. Есаул Шелу-да подает Разину большой ковш вина. Все низко кланя­ются, просят выпить. Разин пьет, и все благодарят его.

Второй есаул подает еще ковш вина атаману и княжне, прося выпить княжну. Разин, шатаясь, вста­ет, пьет вино, хочет поцеловать княжну, но она вы­рывается и бросает наземь кубок с вином.

Третий есаул подает атаману еще ковш вина, объясняя, что все хотят пить за его здравие.

Разин шатается, он уже пьян, и пьет вино. Все разбойники низко кланяются, бросают шапки вверх, кричат «ура». В это время княжна сидит у дерева, низко опустив голову, и плачет. Разин подходит к раз­бойникам, кричит: «Еще вина!» Все пьют.

Атаман пьяный, шатаясь, подходит к княжне, бе­рет ее грубо за руку, спрашивает, почему она груст­на, не весела, не пьет с ними. Княжна молчит, опус­тив голову. Разин отходит от нее в сильном раздра­жении и, подойдя к есаулу, кладет ему руку на плечо, спрашивая: почему княжна не весела, не пьет с ними, отталкивает его.

Есаул ему отвечает, а затем достает из кармана письмо и подает атаману. Разин несколько раз пере­читывает письмо и приходит в бешенство.

ПИСЬМО

«Мой милый принц Гассан, мне так тяжко жить в тяжелой неволе, мне надоело быть в этом диком разгуле, я плачу, вспоминая о тебе, моей милой родине, садах душис­тых наших. Прости и не забудь меня.

Твоя до гроба несчастная княжна».

Стенька, шатаясь, подбегает к княжне, показывает ей письмо, дергая ее за руки. Княжна падает на коле­ни, клянется, что никому не писала. Но атаман ей не верит, хочет заколоть ее кинжалом, но останавливает­ся, хлопает в ладоши и приказывает собираться. Раз­бойники садятся в лодки, атаман тащит туда княжну.

Картина 6-я

«Смерть княжне. Волга-матушка! Ты меня поила, корми­ла, на своих волнах укачивала - прими мой дорогой подарок».

На тех же лодках все плывут по реке и поют «Вниз по матушке по Волге». Разин берет на руки княжну, высоко поднимает ее и кидает в воду. Есаул и несколько разбойников стреляют в княжну из пис­толетов.

На других лодках видно движение разбойников. Все кричат «ура». Бросают вверх шапки, радуются. Княжна скрывается в волнах.

Фильм, снятый по этому сценарию, имел всего 200 ме­тров (меньше, чем одна часть современного полномет­ражного фильма). Каждая отдельная картина-кадр (1-я, 2-я и т.д.) снималась в одной декорации и с одной точки, с входами и уходами действующих лиц, с перемещением массы, групп и отдельных персонажей здесь же, на глазах у зрителя, совсем как в театре. На каждую отдельную кар­тину-кадр в среднем пришлось по 30 метров.

Не приходится говорить о идейном содержании это­го сценария: образ Разина здесь искажен и опошлен до неузнаваемости. Но помимо этого ранний русский кино­сценарий не блещет и литературными достоинствами. Его построение наивно и грубо схематично. Но если от­решиться от художественной оценки первых пьес для экрана и сосредоточить свое внимание на технике их по­строения и записи, то станет в полной мере очевидно, что подобно театральным сценариям, они представляют собой описание внешнего (только уже не сценического, а экранного) действия с разделением его на сцены-карти­ны применительно к условиям постановки на экране.

Таким образом, наименование их сценариями, по аналогии со сценариями театральными, оказывается вполне оправ­данным.о первые годы существования кино оригинальные кинопьесы были редкостью. В основе киносценариев лежало обыычно какое-либо произведение повествовательной лите-

ры, театральная пьеса, историческое предание или

^ст популярной песни (например, сценарий «Стеньки

Разина» сделан по тексту известной песни о Степане Ра­зине: «Из-за острова на стрежень, на простор речной волны...»). Дело обстояло примерно так лее, как когда-то с сюжетами для сценариев commedia dell'arte.

И так же, как в сценариях commedia dell'arte, от кино­сценария не требовалось ни разработанного диалога, ни подробной деталировки действия, — это додумывалось и доделывалось уже при постановке кинокартины в поряд­ке режиссерской и актерской импровизации. Некий «профессор итальянской кинематографии», Гальтьеро Фабри, в опубликованных им «Правилах составления сце­нариев» (1913) писал: «Не сочиняй диалогов, — актер сам их сочинит, — положись на него. Довольствуйся только

самыми краткими указаниями... Отложи разработку мелких деталей в сценарии до дня съемки».

Первоначально, в «те детские годы кино, когда, по вы­ражению Жюля Ромэна, его наивные продукты, его лепе­чущая техника поистине были не способны навести кого-либо на какие-нибудь мысли», особенной нужды в квали­фицированном сценаристе-драматурге кинопроизводство не ощущало. При несложной технике составления поста­новочного плана-проекта (т. е. сценария) эту задачу лег­че и быстрее всего выполняли люди с производства, у ко­торых перед автором со стороны почти всегда было ре­шающее преимущество: знание экрана (как делать) и знание спроса (что делать, чтобы иметь успех на рынке). Главное, чем могли быть полезны авторы со стороны — это поставка кинофабрике «сырья» для сценариев в виде обычно кратких либретто, сырых и сюжетно еще не раз­работанных тем или же предложений киноинсцениро-вать то или иное литературное произведение.

Однако в условиях быстрого количественного и каче­ственного роста художественной кинопродукции, стиму­лируемого все более усиливающейся конкуренцией меж­ду отдельными кинопредприятиями, кустарные методы изготовления сценариев «домашними средствами» оказы­вались для кинофабрик все менее и менее пригодными. Если на первых порах они могли обходиться голыми «иде­ями» и короткими либретто, которые потом легко и бы-

стро превращались в сценарии своими людьми, «мастера­ми на все руки», то очень скоро заявил о себе усиленный спрос на профессионально разработанные кинодраматур­гические произведения и на авторов, готовых и способ­ных писать для кино. Прежний анонимный сценарист из своих, фабричных людей уже не удовлетворял запросам производства. Необходим был профессиональный ав­тор — не только поставщик тем («темач»), но сценарист-драматург, умеющий разрабатывать сценарии на основе своих собственных, заимствованных или предложенных ему сюжетов.