ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.01.2020
Просмотров: 4117
Скачиваний: 17
Морено считал, что равенство в группе - это основа взаимодействия. Люди как бы приводятся к одному - наивысшему - общему знаменателю.
- Кто из вас здесь впервые? - обратилась я к собравшимся в гостиной. Кроме Анны руки подняли еще четыре человека. Разговоры за обедом с двумя-тремя собеседниками свое дело сделали: некоторые почувствовали себя более или менее комфортно и были готовы к общему разговору. Но кое-кому было по- прежнему не по себе.
- Ну и как вам тут?
Ответы были самые разные.
- Я боялась, что не смогу переключиться с отдыха на пляжах Португалии на работу, боялась, что буду не слишком внимательна, - я решила подать пример откровенного признания, надеясь, что ему последуют остальные.
- Я боялся, что не смогу быть до конца откровенным, слишком уж личные у меня проблемы, - отозвался один из участников.
- А у меня проблема с работой. Утром от подушки оторваться невмоготу, - раздался еще один голос.
- А я продолжаю ходить на работу, с которой давно хочу уйти, - откликнулся другой.
- А я вообще не могу понять, в чем моя проблема - то ли работа не по душе, то ли это просто одиночество. Полнейшее. У меня ощущение, что я с ума схожу: мечусь туда-сюда, дом-работа, работа дом; три часа в дороге, три четверти рабочего времени перед компьютером; людей не вижу, поговорить не с кем; дома тоже никого, - в глазах говорившего появились слезы. - Единственное время, когда я чувствовал, что живу - это когда стихи писал. Так теперь и писать не могу. Со мной покончено, - он тряхнул головой и уставился в пол.
Анна внимательно наблюдала за происходящим, потом тоже подняла руку, когда я спросила, кто еще испытывает тревогу. Оглядевшись, она увидела еще несколько поднятых рук. Она была не одна.
- Вас беспокоит, что Ваши проблемы тоже слишком личные? - напрямик спросила я Анну. Она кивнула. Ее лицо постепенно приобретало краски, она уже не чувствовала себя столь одинокой в незнакомом обществе. Заговорила девушка из Дании.
- Боюсь за свой английский. Не то что я на нем не говорю, говорить-то я могу, но вдруг что-то не пойму или буду слишком долго соображать?
Она специально приехала из Дании, чтобы принять участие в работе нашей группы.
- Язык - моя вечная проблема, - подхватил мужчина из Норвегии. - Особенно, когда я провожу здесь сессии по психодраме. Обычно меня хорошо понимают, но я постоянно паникую.
- Да, ясык - больсая проблема, - согласилась психиатр из Югославии. - Сказите сто -нибудь - я пойму. Но когда говорю сама..., - она расхохоталась, и следом рассмеялись остальные. Ей явно полегчало, когда она поняла, что не у нее одной проблемы с языком.
- Мой педагог - Зерка Морено, - заговорила я, - в таких случаях обычно отвечал: "Ваш английский гораздо лучше моего датского, норвежского и сербохорватского". Группа заулыбалась. У Анны, конечно, проблем хватало, но, глядя на нее, я поняла, что сейчас она думает, что хоть с языком у нее все в порядке.
- Сейчас для нас с вами не важно, - продолжала я, - насколько хорошо вы знакомы с психотерапией и психодрамой. Гораздо важнее, что вы хорошо знаете свою собственную жизнь. В ней вы эксперты.
Мы принялись составлять план работы на неделю, и обстановка окончательно разрядилась. Мы составили расписания и возможные отклонения от него. Мы запланировали чаепитие с девонширскими булочками с кремом, осмотр окрестностей и просмотр видеозаписей из нашей коллекции. Я хотела показать Анне запись телепередачи, которую подготовила вместе с кинорежиссером Мидж Маккензи в мае 1989 года по работам Алисы Миллер. Всего мы подготовили четыре передачи. Над той, которую я хотела показать Анне, работали десять актеров и два сценариста. Передача была сделана на документальной основе: это были психодрамы на материале детского опыта актеров. На базе этого материала были написаны три пьесы об эмоциональном и физическом насилии над детьми. Я хотела, чтобы Анна обязательно посмотрела эту запись, но уже после того, как она получит поддержку группы. Я также хотела, чтобы она посмотрела отрывок из интервью Р.Д.Лэнга, где он говорит о насилии над детьми. Но всему - свое время.
Сессия закончилась, и я пригласила всех на кухню выпить по чашке чая, кофе или горячего шоколада. Анна тихо спросила:
- А можно мой муж тоже выпьет чашку шоколада, когда заедет за мной? Он обожает горячий шоколад. Вы не против?
Несколько человек ответили, что будут рады познакомиться с Джоном.
- Возможно, он откажется, - заметила Анна. - Он очень стеснительный.
- Для него может быть важно увидеть, что мы за люди, - сказала я Анне, когда мы отошли к камину. Наш старый сельский дом производил впечатление: огромная кухня, пол выложен голубой плиткой лет эдак триста назад - все это раздвигало границы времени, все это существовало задолго до возникновения тех проблем, которые стали темой нашего разговора.
Джон вошел, сел у камина и посадил Анну на колени.
- Она прекрасно работала в группе, - ободрила я Джона.
Анна сияла.
- Здесь очень хорошо, - обратилась она к мужу. - Скорей бы наступило завтра. Всем спокойной ночи.
И они скрылись в темноте. Им еще предстояло провести 35 минут в дороге.
Джон завез Анну на следующее утро по дороге на работу, ровно в 6.30.
- Как будто и не уходила, - с этими словами Анна вошла в дом. - Знаете, Марша, мне, конечно, страшно, но я собираюсь прорваться. Вчера вечером мне дважды было хорошо, - Анне не терпелось поделиться впечатлениями. - Во-первых, мне было очень приятно, что все захотели, чтобы Джон остался и выпил шоколад. Для меня это было очень важно. А во-вторых, Фил меня приобнял и погладил по плечу.
На вчерашней сессии Фил рассказал, что на Севере ему доводилось работать с женщинами, подвергавшимися сексуальному насилию. Анна выразительно посмотрела на меня в этот момент. Ее взгляд как бы говорил: "Почему мы не встретились раньше? Я даже не подозревала, что такие люди существуют." Анне было важно узнать, что сексуальные насилия случаются - и их последствия лечатся. Сам факт, что в группе есть человек, который занимается таким лечением профессионально, уже ее обнадеживал.
- Когда он меня обнял, он сказал: "Такое случается. Но все обойдется!" Это был первый раз, когда меня обнимал не Джон.
Ее успокоило, что незнакомый человек, к тому же занимавшийся последствиями сексуальных насилий, смог до нее дотронуться. Это как бы доказывало, что она не бесчувственна - физически и эмоционально.
В 6.30. на кухне был только Джордж. Другие участники группы пока не еще пришли. Мы втроем выпили по чашке чаю. Я показала им морские раковины, которые привезла из Португалии, и, оставив их эти раковины разглядывать, ушла переодеваться. Анна могла воочию убедиться, что просыпание, умывание, переодевание и приготовление завтрака - неотъемлемая часть нашей повседневной жизни. Мне показалось, что Джордж ей понравился. Это был тот самый специалист по компьютерам и поэт, который мотался туда-сюда на работу по три часа в день. Он был неразговорчив, погружен в себя, тревожен. Он решал, как жить дальше. В его обществе Анна не испытывала страха, и они оба занялись приготовлением завтрака.
В силу перенесенного в детстве насилия Анне было трудно общаться с мужчинами. Накануне вечером ее муж говорил мне о том, что для Анны очень важно получать тепло и поддержку не только от него:
- Я ведь единственный человек, с которым она разговаривает, и единственный, кто может до нее дотронуться.
Он смотрел мне прямо в глаза, будто умоляя разделить с ним этот груз. Я надеялась, что удастся выполнить его горячее желание и излечить от боли его любимую Анну. Они напоминали двух лебедей - любящих, преданных, верных. Но у одного лебедя было сломано крыло. И как мог он, Джон, помочь ей, не имея ни знаний, ни поддержки! Одной любви и преданности мало, чтобы сломанное крыло срослось.
В то первое утро группа собралась в нашем "театре". Раньше это был амбар, который мы приспособили под театр: дубовые перекрытия остались, а стены мы выкрасили в белый цвет, на пол постелили ковровые покрытия. Часть комнаты занимала сцена, а сверху был еще балкон. На сцене разыгрывались ситуации из повседневной жизни, а балкон был предназначен для "представителей власти" - богов, учителей, родителей. На балкон также поднимались, когда надо было отыграть гнев или агрессию: замечено, что людям нередко легче выразить эти чувства, если они находятся на возвышении (чисто пространственном) по отношению к аудитории.
Я поставила перед группой пустой стул. - Представьте себе, что на этом стуле сидите вы сами. Обратитесь сами к себе и расскажите, что вы рассчитываете получить за эту неделю - на что надеетесь, чего хотите достичь, каких результатов ожидаете. Поговорите сами с собой.
Один за другим участники группы подходили и разговаривали с пустым стулом. Это один из сотен способов, которые применяются для "разогрева" группы, для того, чтобы повысить ее креативность и определить рамки предстоящей недельной работы.
Анна смело обратилась к пустому стулу:
- Тебя много раз насиловали.
Я гордилась ею: у нее хватило мужества сразу сказать правду. Я видела, каких сил ей стоит собраться духом и продолжать:
- Сколько еще ты собираешься жить с грузом этих воспоминаний? Тебе пора освободиться. Эти люди здесь выслушают тебя.
Она испуганно замолчала и вернулась на место. "А ведь она знает, когда нужно остановиться, - подумала я. - Она умеет не нарушать свои собственные границы, следовательно, она понимает, что именно хочет получить от меня, и в этом я могу на нее положиться". Я осталась довольна ее первым эмоциональным выступлением на группе.
После того, как все присутствующие, включая нас с Кеном, поговорили с пустым стулом, мы выделили общие группы проблем. Те, у кого были неприятности по работе, посетовали, что работа их не удовлетворяет. Те, у кого возникали проблемы в отношениях, беспокоились, можно ли их наладить. Те, кто подвергался сексуальному насилию (а таких в группе было трое), говорили о муках и душевной боли, об опустошенности, которую испытывают с тех пор. Еще одна женщина говорила о своей умирающей матери. Она хотела прояснить для себя природу тех негативных чувств, которые испытывает к матери, чтобы освободиться от них и от чистого сердца проявлять нежность и заботу. Ее мать умирала от дегенеративного легочного процесса, с каждым днем ей становилось все хуже и хуже, и дочь не хотела омрачить обидами их последние совместные часы в этом мире. В таких случаях психодрама очень помогает отделить прошлое от будущего. Эта проблема впрямую затрагивала и Анну: совсем недавно умерла ее свекровь, а за несколько месяцев до этого у отца случился инфаркт. Как это все скажется на ней? Как ей быть? Эти вопросы молнией пронеслись у нее в голове. События выстраивались в последовательность.
- Я рада, что пришла сюда, - сказала Анна во время ланча. - Это именно то, что мне нужно.
Она ориентировалась на собственные ощущения и знание себя больше, чем на советы посторонних, и видела, что именно за это я ее уважаю.
Первым протагонистом стал мужчина, у которого были трудности с общением, с построением правильных отношений.
Морено любил повторять: "Психодрама - это терапия отношений. Ибо психика не здесь (указывая на голову), она проявляется между людьми. Мои отношения с Вами (обращаясь к одному из присутствующих) отличаются от ваших отношений с ним".
Морено не упускал ни единой возможности воспользоваться своим любимым методом "здесь и теперь". Однажды, работая с девушкой, у которой были проблемы с ее молодым человеком, Морено внезапно предложил: "Позвони ему. Прямо сейчас. А мы пока подождем. И скажи ему все, что ты только что говорила нам. Посмотри, может он согласится".
Морено работал так, будто никаких других дел и интересов, кроме проблем нашей группы, у него не было. Времени он не жалел. А это и есть основа процесса психотерапии - неподдельный интерес к каждому и любознательность.
Анна прекрасно провела первый день и чувствовала себя в полной безопасности. В 10 часов приехал Джон. У него явно отлегло от сердца, когда он увидел, что она жива и здорова. Должно быть, ему нередко приходилось за нее волноваться. Они уехали довольные, радуясь тому, что снова вместе.
За пятнадцать лет существования в Холвелле нашего Центра психо- и социодрамы у нас было всего три случая, когда люди не оставались на ночь. В результате происходили сбои в работе, и мы все - и пациенты и терапевты - всегда сожалели об этом. Но не сейчас. Сейчас это было единственно правильное решение: Анне необходима была ее собственная постель и защита мужа.
"Выбрось сценарий и поступай, как требует данный момент, - советовал Морено. - Вчерашний день - не указ для сегодняшнего".
Во вторник утром Анна рассказывала, как прекрасно она выспалась:
- Давненько у меня не получалось так крепко спать.
Она приняла ванну, но вытираться уже не было сил, поэтому ей помог муж. Потом он пошел вскипятить ей чай, но когда вернулся, она уже спала. И не просыпалась до самого утра.
- Раньше я не могла уснуть, не обняв его, а вчера заснула сама, - с гордостью сообщила Анна. - и сегодня утром, когда он предложил подвезти меня к самому дому, я сказала, чтобы он остановился у ворот, и сама дошла в темноте до двери. Держу пари, он теперь весь день только и будет думать, как это я шла одна по тропинке через темный сад.
Она выглядела слегка взбудораженной.
- Что-нибудь не так? - спросила я.
- Мне кажется мою сессию надо провести сегодня, я не могу больше ждать.
Нас сидело несколько человек. Кто-то держал Анну за руку, остальные слушали.
- Думаю, вы вполне справились бы сегодня, ободрила я Анну. - Но чем больше вы узнаете о жизни других людей, тем лучше сможете разобраться в своей жизни.
Я старалась удержать ее. Ей было рановато погружаться в пучину своих чувств. А может быть, я сама была не вполне готова:
- Мне бы хотелось, чтобы вы еще послушали других и поиграли роли в их жизненных драмах. Вам нужно привыкнуть к сцене.
Мне не хотелось, чтобы ее захлестнули эмоции, и в то же время надо было дать ей возможность поддержку группы.
Анна вздрогнула:
- Не знаю, могу ли я ждать.
Она напоминала ребенка, которому не терпится в туалет.
- Сможете! У меня двадцатилетний опыт работы - я знаю, что говорю. Анна неохотно согласилась. Следующим протагонистом была женщина по имени Клэр. У нее было что-то общее с Анной: она хотела понять, почему мужчины так грубы и враждебны. Грубость ей виделась и в их слишком громких голосах, и в волосатых телах. Ее это пугало и эмоционально, и сексуально. Она пыталась понять, не подвергалась ли она сексуальному насилию в детстве. У нее сохранились неясные детские воспоминания, как она лежит на черно-белом кафельном полу где-то под школьной лестницей, а так же воспоминание о тяжелых мужских ботинках, которые надвигаются на нее, и ей страшно.