ВУЗ: Не указан
Категория: Не указан
Дисциплина: Не указана
Добавлен: 05.01.2020
Просмотров: 4092
Скачиваний: 17
Каждую неделю психодрама что-то привносит в жизнь заключенных трех отделений; продолжительность еженедельной психодраматической сессии составляет два часа, длительность цикла - 12 недель. Все сессии проводит психодраматист, иногда - при помощи женщины-ассистента из другого отделения. Эти ассистентки не обучаются психодраме специально, но их присутствие очень ценно, если на роль вспомогательного лица требуется женщина. В начале каждого двенадцатинедельного цикла члены группы проходят азы обучения техникам исполнения ролей вспомогательных лиц и дублирования, которые позже им пригодятся для участия в психодраме.
Желающие участвовать в психодраматических сессиях должны рассказать о своем намерении малой группе. В течение трех месяцев администрация может обсуждать с заключенным возможность его участия в психодраме, составляющего часть лечебной программы. Перед началом двенадцатинедельного цикла этот заключенный беседует с психодраматистом, и во время этой беседы они выясняют проблемы, над которыми собираются работать. После этого они заключают контракт, в котором оговаривается, что новый участник обязан посещать группу в течение всех двенадцати недель, так как она является закрытой.
Каждую неделю после сессии члены психодраматической группы рассказывают о своих впечатлениях на малой группе и всему сообществу; психодраматист делится своими впечатлениями с неинформированной частью администрации и гражданскими служащими в присутствии терапевта отделения. Плюс ко всему, протокол сессии заносится в книгу регистрации ежедневных событий и происшествий, поэтому дежурный персонал имеет полную информацию о том, что происходило на сессии.
Клиентская группа
Большинство из нас питает отвращение к преступлениям и не представляют себе, как можно причинить боль и страдания другому. Мы не в состоянии понять, как такое вообще может случиться, а бульварная пресса пестрит статьями с заголовками: “Животное”, “Зверь”, “Дьявол” и т.п., - которые только распаляют нашу ненависть.
Многие из обитателей Гриндона, подобно Джону, - несчастные, одинокие, попавшие в беду люди. То, что произошло в прошлом, зачастую более губительно для них, чем совершенное преступление. Очень многих людейв детстве били, унижали, бросали - по крайней мере, один из родителей, а иногда и оба. Мы приходим в ужас, узнавая про преступные кровосмесительные связи, невероятную жестокость, про детей, которым жгли руки на электрической плите, заставляли есть свои испражнения или всевозможными способами удовлетворять сексуальные желания отца или матери. Можно услышать множество рассказов о незнакомцах, которые использовали детскую незащищенность, или о детях, превратившихся в беспомощных свидетелей ужасных преступлений своих родителей или в объект для вымещения их ненависти. Теперь это взрослые люди с заниженной самооценкой, у них нет опыта доверительных отношений, но есть сильная злость за перенесенные лишения и намерения наверстать упущенное. “Стремление относиться к окружающим так, как когда-то относились к нам, составляет суть человеческой природы (Bowlby 1988: 91). Пытаясь самоутвердиться, эти пострадавшие от насилия люди переносят негативные чувства со своих родителей на окружающих, которых находят слабее себя.
Вдобавок к совершенным преступлениям некоторые заключенные бьют своих жен, издеваются над собственными детьми или даже вовсе их бросают. Как только их отношениям начинает что-то угрожать, возникают какие-то неприятности на работе или финансовые трудности, их ответ повторяет типичную реакцию на стрессовую ситуацию: Папа и Мама ссорятся; Папа бьет Маму; злость вымещается на ребенке, и Папа идет пить или просто уходит из дома. Никакой другой модели у них нет.
Теория приспособления
Работа Джона Боулби, посвященная “теории эмоциональных связей” и ее клиническому применению (Bowlby 1988), подтверждает то, что обнаружила я, работая с этими проблемами в качестве психодраматиста. Более того, эта работа создала некоторые теоретические предпосылки, которые помогли мне понять, что происходит с оказавшимися в Гриндоне людьми.
Боулби считает, что целая гамма детских переживаний и все формы эмоциональных связей, которые человек усваивает с детства, впоследствии становятся ключевыми в его развитии. “Ранний опыт в любом случае оказывает на человека решающее влияние, вне зависимости от того, ожидает он впоследствии найти лучшее отношение или нет; это влияние определяет также уровень компетентности, необходимый ему для того, чтобы начать любые взаимоприемлемые отношения”(Bowlby 1979: 104). Только через взаимообогащающие отношения и повторяющиеся взаимодействия с окружающими развивается здоровая личность.
Исследования, посвященные проверке теории Боулби, показали, что многие люди, которые чувствуют тревогу и не ощущают себя в безопасности, а также демонстрируют признаки зависимости, незрелости и низкого самосознания, - люди, у которых было трудное и неблагополучное детство, до сих пор отзывающееся сильной обидой, - обычно переносят эту обиду с родителей, вымещая ее на другом, слабом человеке (Henderson 1974). По мнению Боулби, весьма вероятно, что такая личность, будет ощущать сильную бессознательную тоску по любви и заботе, которая может проявляться в аномальном поведении, провоцирующем проявление заботы и внимания со стороны других людей: например, в симуляции попыток самоубийства или конверсионных симптомах (Bowlby 1979).
Точка зрения, в соответствии с которой пренебрежение к себе имеет определенную связь с преступными наклонностями, очень популярна в криминологии (Cohen 1955; Hewit 1970; Kaplin 1975). Наличие связи между низкой самооценкой, с одной стороны, и враждебностью и агрессией - с другой, подтверждается в целом ряде источников (Green and Murray 1973). Розенбаум и де Чармс (Rosenbaum and de Charms 1960) рассматривают низкую самооценку не только в связи с мягкой, скрытной или самоуничижающейся личностью, но и с личностью, проявляющей прямо противоположный тип поведения: агрессивный, довлеющий и нахальный.
Стремясь понять причины тяжких семейных преступлений, Боулби видит зависимость между тревожностью и гневом, связанным с риском потери близких отношений. Существует три типа таких отношений: отношения с родителями, с ребенком и с сексуальным партнером. “Прекращение каждого из них сопровождается сильным эмоциональным потрясением... Вся эмоциональная жизнь человека и самые глубокие чувства определяются состоянием его долговременных отношений, связанных с чувством долга и определенными обязательствами” (Bowlby 1988: 80). Выражение гнева рассматривается автором как функциональное поведение, цель которого состоит в поддержании жизненно важных долговременных отношений. Преступление, которое совершается во время семейного скандала, Боулби считает поведенческим проявлением искаженной и преувеличенной тоски по вниманию и заботе.
В результате изучения особенностей личностного развития детей, испытавших физическое и психологическое насилие, Мартин Родехеффер, которого цитирует Боулби (Martin Rodeheffer in Boulby 1988), определил, что они были депрессивными, пассивными и закрытыми, но вместе с тем, раздраженными и агрессивными. Наблюдения Боулби над маленькими детьми, испытавшими истязания и насилие, однозначно показали, в каком раннем возрасте устанавливаются соответствующие паттерны поведения. Он пишет: “Значительное количество отвергавшихся и испытавших дурное обращение детей, вырастая, продолжают цикл семейного насилия - в ответ на различные ситуации они постоянно воспроизводят тот же самый тип поведения, который у них развился в период раннего детства” (Bowlby 1988 :92).
Д ж о н
Психодраматическая работа Джона может служить хорошим подтверждением теоретических взглядов Боулби и результатов других исследований в этой области.
Как только Джон перешел от сцены монолога у постели умершей матери к сцене воспроизведения своего преступления, он признался группе, что совершенно не соображал, что делал. “Полиция хорошо знала, что я могу подраться, что-нибудь прихватить с прилавка, деньги у кого-то отнять, но женщину изнасиловать... Нет, такого они про меня сказать не могли. И сам я бы никогда не сказал про себя такого.
В ночь, когда совершилось преступление, он выписался из госпиталя, куда попал после попытки самоубийства, когда вскрыл себе вены и едва не потерял руку. У него на руке был наклеен пластырь. Восстанавливая связанные с преступлением события, Джон схватил свою жертву, которую играла женщина-ассистент.
Джон: Я не понимаю, что со мной происходит. Я не знаю, как это получилось. Простите меня.
Жертва рыдает, лежа на полу.
Джон: Я начинаю соображать, что сделал ей больно. Я, наверное, ее очень унизил. Минут десять мы вместе стояли и плакали. Я плакал даже больше, чем она. Я стал понимать, что я наделал.
Директор: Не надо ничего говорить, покажите, как все происходило.
Джон и вспомогательное “я” стоят и плачут. Все его действия “там и тогда” эмоционально переживаются “здесь и теперь”.
Джон: Я ведь не бил тебя, правда?
Вместо того, чтобы прервать излияния Джона и обменяться ролями, вспомогательное “я” отрицательно качает головой.
Джон: Каждый раз, когда я начинаю думать о том, что наделал, мне хочется взять стакан и раздавить его в кулаке. Я хочу потерять эту руку, чтобы доктор не смог ее спасти. Наверное, я рехнулся, я хочу, чтобы меня разорвало на части. Я ненавижу себя за то, что я с тобой сделал. Единственный человек, которому я хотел отомстить, была моя мать. Один Бог знает, что было у меня в голове той ночью. Я ничего не понимаю.
После этого нападения он бродил две недели, пьянствуя и ночуя на газонах в парках. При помощи нескольких стоек, которые находились в комнате, мы сооружаем “в парке” символические кусты и просим Джона побродить какое-то время, а затем, когда сочтет нужным, прилечь под кустом. При этом предупреждаем, чтобы он проговаривал свои мысли вслух.
Джон: Я пытаюсь найти повод, чтобы как-то себя оправдать, но не нахожу. Я считаю во всем виноватой свою мать. Не знаю, слышит ли она меня. Не понимаю, за что я обидел эту женщину. Я не могу себе простить... Что я наделал... Когда я ее изнасиловал, то поступил хуже, чем со мной поступала мать. Мне кажется, теперь это стало до меня доходить.
Джон встает, принимается бродить по комнате, останавливается, затем снова бродит и снова останавливается.
Джон: Я хочу научиться доверять людям и любить людей, хочу быть с ними рядом, потому что очень приятно успокоить того, кто находится рядом, просто сказать ему: “У тебя все в порядке” или “Я люблю тебя” и еще что-нибудь в таком духе. Это было бы очень здорово.
Психодрама в Гриндоне
Психодрама в Гриндоне опирается на результаты самого доступного исследования. Они свидетельствуют о том, что антиобщественное поведение часто является следствием низкой самооценки, недостаточной уверенности в себе и оказывается бессознательным переносом выражения гнева и обиды за детские унижения с объектов внутреннего мира человека на его окружение.
Психодраматическое действие позволяет заключенному исследовать влияние своих отношений с родителями в раннем детстве на свои теперешние отношения и поведение с эмоционально значимыми людьми. По Боулби, в данном случае коррекционной работой может считаться наиболее честный способ возвращения человека к детским переживаниям (Bowlby 1979). C точки зрения психодрамы это означает возвращение заключенного к первичной травме, которая является главным источником его страданий: “там и тогда” превращается в “здесь и теперь”, тем самым давая человеку возможность вступить в контакт с вытесненными или подавленными чувствами. В психодраматической реальности человек получает возможность выразить свои негативные эмоции, направив их на их “реальный” источник. Это помогает ему осознать, как произошел перенос этих эмоций и объектов своего внутреннего мира на окружающих. А в свое время, вместо того чтобы разбираться со своими чувствами к матери, с переживаниями своего нелегкого детства и ощущением собственной неадекватности, Джон изнасиловал женщину.
Директор подхватывает последнюю фразу Джона: “Моя мать была единственным человеком, кому я хотел сделать больно”. Джон уже увидел связь между своими недавними поступками и своими чувствами в прошлом. Директор помогает Джону построить сцену, где он находит мать в ванной, истекающей кровью из порезов, которые она сама себе нанесла. Тогда он не сказал ей ничего, а просто закрыл дверь. Позже она сама спустилась вниз, чтобы вызвать скорую помощь. Но сейчас его попросили высказать ей все, что не было сказано тогда.
Джон: Я часто хотел, чтобы ты умерла. Иногда я думаю, что если бы я позволил тебе умереть, я был бы намного лучше, чем сейчас. Я тебя ненавижу (Здесь возникает длинная пауза, во время которой Джон смотрит в глаза своей беспомощной матери.) Зачем ты меня била?
В этот ключевой момент было очень важно совершить обмен ролями с матерью, чтобы Джон мог продолжать свои обвинения, не теряя надежды понять, почему она с ним так поступала и что в это время чувствовала. Совершая обмен ролями со значимыми людьми (в их число может входить и сама жертва), заключенный учится смотреть на события глазами других, проясняя для себя полную картину взаимоотношений. В это время он может изменить свое отношение к действительности.
Мама (в роли которой сейчас выступает Джон): Ты напоминаешь мне твоего отца, и поэтому я хотела сделать тебе больно. Ты всегда защищаешь своего отца и всем говоришь, какая я плохая.
Джон (роль которого играет другой заключенный): Но ведь я любил отца. Почему же ты не любила меня?
Мама: Мне кажется, я тебя ненавидела. Я ненавидела тебя так же, как и твоего отца. Ты - вылитый отец, такой же грубый, самовлюбленный и недалекий.
Джон: Ты не лучше. Ты пьянствовала, не обращала на детей внимания. Ты ничего для нас не сделала.
Мама: Это сущая правда, я на вас не давила. Если бы я стала смотреть за детьми, ты убежал бы из дома.
Директор просит вспомогательное “я” снова принять роль матери, прекрасно понимая, как важно для Джона высказать вслух то, о чем он до сих пор не говорил никогда в жизни. (Вспомним, что мать Джона умерла, когда он находился в тюрьме.)
Директор: Вы никогда не говорили об этом раньше?
Джон: Нет.
Директор (чувствуя, что сейчас происходит у Джона в душе и помогая ему, старается как можно точнее выразить словами его переживания): И хотя прошло уже 6 лет с тех, как она умерла, эти чувства по-прежнему сжигают вас изнутри?
Джон: Да, вы правы.
Действие начинается. Женщину, играющую роль вспомогательного “я”, просят произнести вслух все, что сказал Джон из роли своей матери.
Мама: Я не могу бросить пить. Ты что, не видишь, как мне тяжело. У меня девять детей на руках.
Джон (опять из своей роли): Но ведь ты ничего и не делала. Ты даже не хотела пойти в туалет, а просто ходила в ведро и говорила: “Пойди вылей, а потом вымой”.
Мама: Пойди вылей, а потом вымой.
Подхватив ключевую фразу, которую обронил Джон, вспомогательное “я” ввела в происходившее между ними взаимодействие отношение “здесь и теперь”. Джон стал кричать, выражая свой гнев.
Джон: Я тебя ненавижу, ненавижу! Нужно было дать тебе помереть. Ты продолжала это делать на глазах у детей. Ты раскрыла мне глаза на свою болезнь. Ты изнасиловала меня.
Один из участников, заключенный, подал знак, что он хочет продублировать.
Дубль: На самом деле ты мне не мать.
Джон (подхватывая слова дубля): Нет, ты мне не мать.
Дубль: И мне больнее всего, что ты меня не любишь.
После этой фразы дубля Джон останавливается, как вкопаный. Дубль помогает Джону достичь самой глубокой точки в его отношении к матери. Джон борется со слезами.
Джон: Это правда. Мне больнее всего, что ты меня не любишь. Я считаю, что каждая мать должна любить своего сына. (Поворачиваясь к директору и выходя из своей роли): Она мне так навредила.