ВУЗ: Не указан

Категория: Не указан

Дисциплина: Не указана

Добавлен: 17.05.2024

Просмотров: 986

Скачиваний: 1

ВНИМАНИЕ! Если данный файл нарушает Ваши авторские права, то обязательно сообщите нам.

СОДЕРЖАНИЕ

Антонен Арто

Антонен Арто, его театр и его двойник

Кровяной Фонтан1

Самурай, или Драма чувства1 Действие I

Действие II

Действие IV

Манифесты Театра «Альфред Жарри» Театр «Альфред Жарри»1

Театр «Альфред Жарри». Год первый. Сезон 1926-1927годов

Программа сезона 1926-1927годов.

Манифест театра, который не успел родиться

Театр «Альфред Жарри». Сезон 1928года1

Театр «Альфред Жарри»1

Театр «Альфред Жарри» в 1930году1

План постановки «Сонаты призраков» Стриндберга1

Философский камень1

Театр и его Двойник

Театр Серафена

Театр и его Двойник

Театр и культура1

Театр и чума20

Режиссура и метафизика45

Алхимический театр67

О Балийском театре76

* * *

Восточный театр и западный театр93

Пора покончить с шедеврами96

Театр и Жестокость111

Театр Жестокости (Первый Манифест)117

Письма о Жестокости137 Письмо первое 138

Письмо второе141

Письмо третье143

Письма о языке144 Письмо первое146

Письмо второе148

Письмо третье

Письмо четвертое

Театр Жестокости (Второй Манифест)158

1.Относительно содержания,

2.Относительно формы

Чувственный атлетизм165

Два замечания179

I.Братья Маркс180

II.«Вокруг матери» Драматическое действие Жан-Луи Барро183

Театр Серафена1

Три лекции, прочитанные в Университете Мехико

Сюрреализм и революция1

Человек против судьбы1

Театр и боги1

Приложение

Мартин Эсслин. Арто (Главы из книги) Пределы языка

Театр Арто —теория и практика

Больше дьяволов, чем может вместить необъятный ад

Иррационализм,агрессия, революция

Мераб Мамардашвили. Метафизика Арто

Комментарий

Кровяной фонтан

Самурай, или драма чувства

Манифесты театра «альфред жарри»

Театр «Альфред Жарри»

Театр «Альфред Жарри». Год первый. Сезон 1926-1927 годов

Манифест театра, который не успел родиться

Театр «Альфред Жарри». Сезон 1928 года

Театр «Альфред Жарри»

Театр «Альфред Жарри» в 1930 году

План постановки «сонаты призраков» стриндберга

Философский камень

Театр и его двойник

Театр и культура (Предисловие)

Театр и чума

Режиссура и метафизика

Алхимический театр

О Балийском театре

Восточный театр и западный театр

Пора покончить с шедеврами

Театр и Жестокость

Театр Жестокости (Первый Манифест)

Письма о Жестокости

Письма о языке

Театр Жестокости (Второй Манифест)

Чувственный атлетизм

Два замечания

Театр серафена

Три лекции, прочитанные в университете мехико

Сюрреализм и революция

Человек против судьбы

Театр и боги

Мартин Эсслин арто

Пределы языка

Театр Арто —теория и практика

Больше дьяволов, чем может вместить ад

Иррационализм, агрессия, революция

Мераб Мамардашвили метафизика арто

Содержание

Антонен Арто/ Театр и его Двойник

Издательство «symposium» в серии избранной литературно-философской критики и эссеистики

Томас Стернз элиот

Готовится к изданию издательство «symposium»

Октавио пас

Издательство «symposium»

Итало кальвино

По коммерческим вопросам, а также по вопросам оптовой торговли обращаться:

Боги, дремлющие в Музеях: бог Огня со свой куриль­ницей, похожей на треножник Инквизиции; Тлалок12, один из многочисленных богов Воды, у стены зеленовато­го гранита; Божественная Мать Вод, Божественная Мать Цветов; застывшее сонное выражение лица Божества Вод в наряде из зеленой яшмы, угадываемое в потоках льющейся воды; восторженный, счастливый, источаю­щий аромат лик Божественной Матери Цветов, где кру­жат свой хоровод солнечные блики; этот мир вынужден­ного рабства, где камень оживает, если получает нужный удар; мир органической цивилизации, в котором жизнен­ные силы выходят из состояния покоя,— этот человече­ский мир внутри нас участвует в пляске богов, без огляд­ки, не поворачиваясь назад, не боясь, как мы, превратить­ся в рыхлый соляной столп 13.

[101]

В Мексике — речь идет о Мексике — искусства нет, и каждый предмет имеет смысл. Мир там пребывает в со­стоянии вечной экзальтации.

Подлинная культура противопоставляет нашей пас­сивной и незаинтересованной (desinteressee) концепции искусства свою концепцию, магическую и безудержно эгоистическую, то есть заинтересованную (interessee)14. Мексиканцы улавливают Манас, силу, дремлющую во всякой форме, но не высвобождающуюся при созерцании форм как таковых, она выходит наружу только в резуль­тате магического отождествления себя с этими форма­ми15. И древние Тотемы могут ускорить установление контактов.

Страшно, когда все вокруг старается нас усыпить, устремив на нас свой пристальный осмысленный взгляд и страшась, что мы проснемся, поводя вокруг сонными глазами, не понимая, зачем они нам даны, и погружая взор внутрь.

Так появляется на свет странная идея незаинтересо­ванного действия (action desinteressee), но это все-таки идея действия, властно побеждающая соблазн покоя16.

Всякий истинный образ отбрасывает свою тень, по­вторяющую его очертания, но как только художник, тво­ря образ, начинает думать, что он должен выпустить тень на волю, иначе ее существование лишит его покоя,— в тот самый момент искусство гибнет.

Как всякая магическая культура, выразившаяся в со­ответствующих иероглифах, истинный театр тоже отбра­сывает свою тень. Только в театре, единственном из всех языков и всех искусств, живут тени, разорвавшие свои границы и, можно сказать, не терпевшие их с самого на­чала.

Наша окаменевшая концепция театра под стать ока­меневшей концепции культуры, не признающей тени, и куда бы ни устремлялся наш дух, он наталкивается только на пустоту, тогда как пространство заполнено це­ликом17.


[102]

Но истинный театр, как театр движения, владеет жи­выми инструментами и постоянно возбуждает тень, где всегда перевешивает жизнь. Актер никогда дважды не по­вторяет один и тот же жест. Он жестикулирует, движет­ся и, конечно, грубо обходится с внешними формами, но, разрушая их, он обнаруживает под их оболочкой то, что долговечней формы и способно воспроизводить ее 18.

Театр использует все языки: язык жеста, звука, слова, огня, крика,— не укладываясь ни в один из них; он рож­дается как раз в тот миг, когда наш дух испытывает по­требность в языке, чтобы выразить себя вовне.

Замыкание театра на каком-то одном языке, будь то написанный текст, музыка, свет или шум, предвещает его скорую гибель, так как выбор определенного языка гово­рит о сложившейся привычке к легкости его применения; всякое ограничение языка приводит к его омертвению.

Перед театром, как и перед культурой, стоит задача назвать тень по имени и научиться управлять ею. Театр не замыкается на определенном языке и на определенных формах, он действительно готовит рождение новых те­ней, вокруг которых выстраивается истинное зрелище жизни.

Убить язык, чтобы прикоснуться к жизни,— значит создать или воссоздать театр. Главное, не считать, что та­кое действие священно, то есть неприкосновенно, но его не может совершить кто угодно, для этого нужна особая подготовка.

Все это помогает отбросить привычные для человека границы и бесконечно раздвинуть пределы того, что при­нято называть реальностью.

Надо верить, что театр может вернуть нам смысл жиз­ни, преобразив его; тогда человек станет бесстрашным владыкой того, что еще не существует, и поможет ему об­рести существование. И все, что не появилось на свет, может еще появиться, лишь бы мы не успокоились на роли простых регистрирующих устройств.

Поэтому, когда мы произносим слово «жизнь», надо понимать, что речь идет не о той жизни, которую узнают

[103]

по внешней стороне событий, а о том робком, мечущемся огне, с которым не соприкасаются отдельные формы. И если есть еще в наше время что-то сатанинское и воис­тину окаянное, так это пристрастие задержаться — по праву художника — на форме, вместо того чтобы, как осужденные на костер, благословить свое пожарище19.


Театр и чума20

Архивы маленького городка Кальяри, в Сардинии, хра­нят свидетельство об одном удивительном историческом факте.

Однажды ночью, в конце апреля или в начале мая 1720 года, дней за двенадцать до появления в Марселе судна «Святой Антоний», что совпало с поразительным всплеском эпидемии чумы, воспоминания о которой за­хлестнули впоследствии городскую хронику, Сен-Реми, вице-король Сардинии, став, видимо, более чувствитель­ным к опасному вирусу благодаря своим необременитель­ным монаршим обязанностям, увидел крайне встрево­живший его сон: он увидел себя зараженным чумой и увидел, как чума пожирает его маленькое королевство.

Под воздействием эпидемии границы общества размы­ваются. Порядок рушится. Он видит всевозможные нару­шения нравственности, всевозможные надломы психики. Он слышит слабый голос своих жизненных соков, пора­женных болезнью, на грани распада; со страшной скорос­тью теряя влагу, они становятся тяжелыми и постепенно обугливаются. Значит, уже поздно заклинать зло? Но и сломленный, уничтоженный, органически превратив­шийся в прах и обгоревший до мозга костей, он знает, что во сне не умирают, что воля тут играет свою роль, вплоть до абсурда, вплоть до отрицания возможного, вплоть до

[105]

какого-то преображения лжи, из которой вновь рождает­ся истина.

Он просыпается. Какие бы ни ползли слухи о чуме, ка­кие бы миазмы ни шли с Востока, он найдет в себе силы остановить их.

Корабль «Святой Антоний», месяц назад отбывший из Бейрута, просит разрешения войти в порт на разгрузку. Вот тут-то вице-король и отдает безумный приказ, пока­завшийся народу и окружавшей его свите бредовым, аб­сурдным, глупым и деспотическим. Сию же минуту он по­сылает к кораблю, в котором видит носителя заразы, лод­ку с лоцманом и несколькими моряками передать приказ «Святому Антонию» немедленно развернуться и на всех парусах уходить от города — в противном случае угрожа­ет потопить его, пустив в ход пушки. Война против чумы. Монарх шел к ней прямой дорогой.

Здесь надо отметить высокую силу, с которой этот сон повлиял на него. Несмотря на издевки толпы и недоверие свиты вице-король настаивает на исполнении своего жес­токого приказа, перешагнув ради этого не только через право народов, но и через самое обычное уважение к че­ловеческой жизни, через все национальные и между­народные соглашения, которые перед лицом смерти уже неуместны.


Как бы то ни было, корабль продолжил прежний курс, прошел близ Ливорно и встал на рейд в Марселе, где по­лучил разрешение на разгрузку.

Что стало с чумным грузом, об этом контрольная служба Марселя не сохранила никаких свидетельств. Бо­лее или менее известно, что не все матросы умерли от чумы, а оставшиеся в живых разбрелись по разным краям.

«Святой Антоний» не занес чумы в Марсель. Она там уже была. И как раз на гребне взрыва. Но удалось локали­зовать очаги.

Чума, занесенная «Святым Антонием», была восточ­ной чумой, вирусом восточного происхождения, и с мо-

какого-то преображения лжи, из которой вновь рождает­ся истина.

Он просыпается. Какие бы ни ползли слухи о чуме, ка­кие бы миазмы ни шли с Востока, он найдет в себе силы остановить их.

Корабль «Святой Антоний», месяц назад отбывший из Бейрута, просит разрешения войти в порт на разгрузку. Вот тут-то вице-король и отдает безумный приказ, пока­завшийся народу и окружавшей его свите бредовым, аб­сурдным, глупым и деспотическим. Сию же минуту он по­сылает к кораблю, в котором видит носителя заразы, лод­ку с лоцманом и несколькими моряками передать приказ «Святому Антонию» немедленно развернуться и на всех парусах уходить от города — в противном случае угрожа­ет потопить его, пустив в ход пушки. Война против чумы. Монарх шел к ней прямой дорогой.

Здесь надо отметить высокую силу, с которой этот сон повлиял на него. Несмотря на издевки толпы и недоверие свиты вице-король настаивает на исполнении своего жес­токого приказа, перешагнув ради этого не только через право народов, но и через самое обычное уважение к че­ловеческой жизни, через все национальные и между­народные соглашения, которые перед лицом смерти уже неуместны.

Как бы то ни было, корабль продолжил прежний курс, прошел близ Ливорно и встал на рейд в Марселе, где по­лучил разрешение на разгрузку.

Что стало с чумным грузом, об этом контрольная служба Марселя не сохранила никаких свидетельств. Бо­лее или менее известно, что не все матросы умерли от чумы, а оставшиеся в живых разбрелись по разным краям.

«Святой Антоний» не занес чумы в Марсель. Она там уже была. И как раз на гребне взрыва. Но удалось локали­зовать очаги.

Чума, занесенная «Святым Антонием», была восточ­ной чумой, вирусом восточного происхождения, и с мо-

[106]

мента ее появления в городе отмечается особо свирепый повсеместный пожар эпидемии.


И это наводит на кое-какие мысли. Чума, видимо, активизировала вирус, хотя она могла и сама по себе про­извести столь же ощутимые разрушения, поскольку из всего экипажа только один капитан не заразился ею; но, с другой стороны, новые носители чумы, судя по всему, ни разу не вступали в прямой контакт с прежними, так как те жили в закрытых кварталах.

«Святой Антоний», пройдя на расстоянии слышимого крика от Кальяри, в Сардинии, чумы туда не занес, но вице-король получил во сне определенное знамение, по­тому что нельзя отрицать, что между ним и чумой устано­вилась какая-то пусть тонкая, но ощутимая связь,— слишком легко говорить, что такая болезнь переносится путем простого контакта.

Эта связь Сен-Реми с чумой, достаточно сильная, что­бы вылиться в образах его сновидения, оказывается, однако, не столь сильна, чтобы вызвать в нем признаки болезни21.

Как бы то ни было, город Кальяри, где какое-то время спустя узнали, что корабль, изгнанный из его прибреж­ных вод по деспотической воле государя, пережившего таинственное озарение, имеет отношение к началу вели­кой марсельской эпидемии, сохранил эти сведения в сво­их архивах, и каждый может их там найти.

Чума 1720 года в Марселе оставила нам лишь так на­зываемые клинические описания этого бедствия.

Можно спросить себя: чума, описанная лекарями Марселя, та же, что и чума 1347 года во Флоренции, о которой рассказывает «Декамерон»? История, священ­ные книги и среди них Библия, некоторые старые меди­цинские трактаты описывают различные эпидемии чумы, более подробно останавливаясь на неслыханно деморали­зующем впечатлении, которое эти эпидемии оставили в умах, а не на характеристике самой болезни. Может быть, они были правы. Медицине трудно установить

[107]

существенное различие между вирусом, от которого умер Перикл у Сиракуз22 (если вообще слово «вирус» не явля­ется сокращенным обозначением чего-то иного), и тем вирусом, о котором речь идет в описании чумы у Гиппо­крата23, представленной нам в современных медицинских работах как разновидность ложной чумы. Согласно этим работам настоящей чумой можно считать только чуму, приходящую из Египта, которая зарождается на кладби­щах, размытых при разливе Нила. Библия и Геродот под­тверждают факт молниеносного появления чумы, унес­шей за одну ночь десятую часть ставосьмидесятитысячной ассирийской армии и спасшей, таким образом, египетское царство. Если это верно, то следует считать такое бедствие непосредственным орудием или материа­лизацией разумной силы, тесно связанной с тем, что мы называем предопределением.